Ненормальный выпускной

- На самом деле я даже не думал, ты превзошёл мои самые смелые ожидания, - заметил Раздолбаев, посмотрев на вокзальные часы. До электрички на Москву оставалось десять минут. - Я-то думал, что ты монашка Иваня, которая против отца-настоятеля слова не скажет. А ты... - Ой, заткнись хоть ненадолго, - раздраженно отмахнулся Ваня. - Я твоих оскорблений уже наслушался. - Зато они мотивировали тебя, друг мой! - с видом мудреца заявил Миша. - Может, теперь настало время поговорить? Он, к облегчению Шани, прекратил переписку минут пять назад. Но теперь почему-то похлопал себя по карману, где лежал телефон. Ну не Алечке же он звонить собрался? Значит, общался он действительно не с ней. - С кем поговорить? - насторожился Ваня, переводя взгляд с друга на Сару. Шмульдина почему-то отвернулась, и это Шаню очень удивило. Сара что-то знает? Знает - и не сказала, не намекнула? - Поговорить... - рассеянно повторил Миша, оборачиваясь, ища кого-то глазами. И в этот момент, как по сценарию, из-за угла билетного киоска появился Николай. Шаня приподняла брови. Ваня мигом стал совершенно белого цвета. Он напряжённо вскочил с лавочки, скрестил на груди руки, враждебно-вопросительно глядя на отца. - Вам, Иваныч, чего надо? - Шмеленкова поторопилась поскорее нарушить молчание. - Ещё не всё мне высказали? Какое-то новое оскорбление придумали? Может, теперь будете звать маргиналкой? Николай вскинул руку, пытаясь остановить поток Шаниных высказываний. - Вы на меня рукой не машите, - усмехнувшись, погрозила пальцем Шаня. - А то я на вас тоже помашу. - Ты и так машешь, - наконец заговорил Николай, делая несколько шагов вперёд и останавливаясь. - И так всегда машешь. Может, и правильно делаешь. - Я что-то в этой жизни делаю правильно? - вздёрнула бровь Шмеленкова. - Этого не может быть. Возьмите слова обратно, иначе скорую вызову, вы перегрелись. - Делаешь, - вздохнув, признал Николай. - Много чего правильно делаешь. Я с твоим существованием смирился уже давно. - Поразительно! Вы не против того, что я живу? - всплеснула руками Шмеленкова. - Вот это хорошо, а то пришлось бы под поезд ложиться, Иваныч же не дал санкции на существование! - Да, иногда ты чрезмерно много говоришь, - досадливо поморщившись, заметил Николай. - И очень сурово испытываешь мою нервную систему. Но сначала я смирился с тем, что ты постоянно находишься в доме и мозолишь глаза. А потом... А потом... Николай вдруг смутился, весь нахмурился и что-то пробурчал сквозь зубы. - Что "потом"? - нетерпеливо переспросила Шаня. - Перестали смиряться? Киллеров наняли? Ваши миллионы ведь позволяют. - Нахлебница! Если бы я хотел кого-то убить, я бы сделал это сам! - оскорбленно гавкнул Николай, вдруг сверкнув глазами. - Зачем тратиться! Не даёшь ты сказать! - он неожиданно повысил голос. - А потом дом без тебя стал казаться пустым! Неполноценным! Потому что ты частью семьи стала! И мне уже не хватает твоей пережаренной яичницы и хамства, потому что это теперь часть нашей жизни! Ясно?! Шаня молча смотрела на него, широко раскрыв глаза. Молчали все. - Пришлось пойти на крайнюю и несправедливую меру, - отдышавшись, как после прыжка с трамплина, продолжил Николай. - Оскорбительную как для тебя, так и для меня, потому что я уже не в том возрасте, чтобы устраивать такую клоунаду. Но сие было необходимо! - Подождите, подождите, - Шаня постепенно отходила от шокирующе трогательного признания Николая, начиная соображать. - То есть, то, что сейчас было... Смоленск и Евлампия... - Да, пришлось устроить этот цирк, - поджав губы, признался Николай. - Пойти на радикальные меры. Дело в том, что нам... Что мне не совсем было понятно, что к тебе испытывает мой сын. Как справедливо заметил... я, мой сын часто допускает, что я или кто-то другой к тебе, так сказать, цепляется. Мне нужно было удостовериться, что у вас всё серьёзно. Вот. - Николай помолчал. - Удостоверился. - Охренеть можно, Иваныч, - фыркнув, покачала головой Шаня. - Я-то решила, что у вас совсем крыша поехала. А вы тут эксперименты проводите. Было и смешно, и очень странно, как будто в программу "Розыгрыш" попала. А ведь по сути так оно и было. Она повернулась к Ване - и даже испугалась. Потому что он был в ещё большей ярости, чем дома. - На старости лет из ума выжил? - тихо спросил он отца, сдвинув брови. - Я попрошу без оскорблений, Иван! - так и взвился Николай. - Уже и так наслушался от тебя сегодня! Собственный сын к чёрту послал! Где это видано! - Кто тебе дал право играть нашими чувствами? - глухим, пугающим голосом поинтересовался Ваня. - Точнее, не одному тебе. Я не верю, что ты настолько неадекватен, что сам всё это шоу придумал. Верно? - холодно спросил он, повернув голову к Раздолбаеву. - Для вашего же блага! - сложив руки, возвестил Николай. - Верно? - металлическим тоном повторил Ваня, глядя в глаза другу. - И ты тоже знала? - шёпотом обратилась Шаня к Саре. - Он мне сказал, пока в лесу гуляли, - наконец-то призналась та, смутившись. - И ты не предупредила? - Ну Шань! - эмоционально воскликнула Шмульдина. - Как бы я предупредила? Тогда ты бы знала, и весь смысл моделировать ситуацию пропал бы. - О Господи Боже, да вы точно одна Сатана! - схватилась за голову Шмеленкова. - Это ж надо было такое провернуть! Ещё и Николая уболтать! Вы как вообще согласились? - она посмотрела на Травкина-старшего. - С трудом, - процедил тот, едва заметно краснея. - Но молодой человек, - он кивнул на Раздолбаева, - был очень убедителен. С рядом доводов и я тоже был согласен. - Значит, автор идеи действительно он, - подытожил Ваня, потому что ответа от Миши так и не дождался. - Понятно. Не ожидал, что вы все способны на такое. Я бы сказал, что это предательство. Но я больше ничего не хочу говорить. Настоятельно прошу тебя пойти отсюда нахер, - с холодной ярости он вскинул взгляд на Разолбаева, - и больше не попадаться мне на глаза. - Погоди, Вань! - вмешалась Шаня. Она, конечно, всё ещё была в шоке, но не могла не признать, что план Разолбаева был по-своему гениален. - Нам с тобой в какой-то степени помогли! - Помогли? - мрачно переспросил Ваня. - А завтра он сломает тебе ноги, чтобы проверить, как я буду о тебе заботиться? Или подожжет дом, чтобы посмотреть, что я буду спасать в первую очередь? В Бога он может играть с кем-то другим. С меня хватит. - Травкин снова повернул голову к Раздолбаеву. - Пошёл вон. Забери свою Бонни* и скройся. Или я за себя не отвечаю. - Может, выслушаешь хотя бы сначала? - спокойно предложил Раздолбаев. - Я не желаю ничего слышать, - в манере отца отчеканил Ваня. - Ни слышать, ни видеть тебя. Уходи, или я сейчас тебе в этом помогу. - Зря ты, - попробовала вмешаться Сарочка, но Ваня посмотрел на неё так, что вступать в диалог как-то расхотелось. - Я сейчас очень стараюсь держать себя в руках и не наговорить ничего хотя бы тебе, - сделав очень глубокий вдох, проговорил он. - Всеми силами себя сдерживаю. Поэтому очень прошу обоих уйти. - Иван! - трагически воскликнул Николай. - Не хочу слушать. Я говорю серьёзно. Осталась последняя капля, а потом вы очень сильно пожалеете. - Ваня пытался говорить спокойно, но Шаня заметила, что руки у него ходят ходуном. А лицо стало настолько белым, будто вот-вот потеряет сознание. С грохотом и звоном на перрон подошла электричка на Москву. Немногочисленные пассажиры всосались в вагоны. - Зачем сдерживаться? - пожал плечами Миша. - Возьми и скажи всё, что хочется. - Мне не только сказать хочется, - сощурился Ваня. - Мы с Шаней тебе кто? Куклы? Живой театр? Ты не наигрался ещё? Продолжения хочется? Я тебе сейчас такое продолжение... Шаня вовремя удержала Ваню, схватив за руку. Иначе он бы точно бросился на друга. - Хорошо. Сделаешь всё, что хочешь, - тяжело вздохнул Раздолбаев, опуская голову. - Выслушай только сначала. Не давать человеку объясниться - последнее дело. - Ты мне про последнее дело что-то говорить будешь?! - сорвавшись, заорал Травкин. Шаня крепче стиснула его руку. - Давай выслушаем, - мягко предложила она. - От нас не убудет. - Ты его слушать станешь?! - взорвался Травкин, попытавшись вырваться. - Как хочешь! Я не намерен... Шаня сжала его локоть так сильно, что у самой заболели руки. И очень внимательно посмотрела Ване в глаза. - Хорошо, - наконец процедил тот. - Только потому, что ты хочешь. Слушаю, - почти с ненавистью бросил он Раздолбаеву, глядя исподлобья. - Ну что я хочу тебе сказать... Да, я понимаю, что ты злишься, тебе кажется, что я лезу в твою жизнь, возможно, даже издеваюсь, - Миша взъерошил волосы. - Знаешь что? Ты эгоцентрик с больным самолюбием! Ваня едва заметно задержал дыхание. - Ладно, плохая тактика переходить на оскорбления, - помолчав, другим тоном сказал Миша. - Попробую объяснить. И замолчал. - Ну давай-давай, мы слушаем, - подогнала его Шаня, опасаясь, что Ваня сейчас вырвется и либо начнёт всех убивать, либо просто уйдёт. Ей казалось, что она начинает понимать смысл всего, что сделал Миша. Более того - возможно, она бы согласилась в подобном участвовать, предложи он ей подтолкнуть к действиям кого-нибудь ещё, нерешительного и не замечающего очевидное. Она сама всячески пыталась свести их с Сарой с упорством истинного шиппера.* Но здесь всё-таки было нечто другое. Не хватало только столкнуть их с Ваней в медвежью яму и посмотреть, закроет ли Ваня Шаню собой. Почему-то Шмеленкова не сомневалась, что Раздолбаев на такое способен. Только медведь был бы дрессированный и без клыков. - Понимаешь, нам всегда кажется, что времени много, - после долгой паузы произнёс Раздолбаев. - Что мы ещё все успеем, и в другой раз как-нибудь навестим родителей, попозже зайдём к другу. Проблема в том, что нам только кажется. Ты никогда не знаешь, что произойдёт дальше. Человек предполагает, а Бог располагает. Как-то так ведь говорят? Ваня хотел что-то сказать. Возможно, потребовать, чтобы Миша побыстрее переходил к сути. Но так и не сказал. - Ты не одеваешь замок на велосипед и оставляешь его у подъезда, уходя домой. Ведь ты живёшь в спокойном районе, последняя кража тут была восемь лет назад, когда пьяный дядя Вася утащил из палатки сухари. А на следующее утро велосипеда уже нет, и ты недоумеваешь, как же так. Вот козлы. Вот только это их козлиное дело, их козлиная жизнь, Ваня, а о своём, о СВОЁМ имуществе не позаботился ты. Раздолбаев ненадолго замолчал, и Шаня заметила, что его слушают даже те, кто стоял на перроне рядом. Не расходятся. - Зачем лишний раз говорить девушке, что любишь её? Это ведь и так очевидно. Да, тебе, возможно. Не ей. Зачем дарить подарки, цветы, зачем встречать и провожать, зачем заступаться, зачем делать хоть что-то? Ведь и так ясно, что ты её любишь. Да? Ты ведь не ушёл от неё. Видимо, твоё пассивное существование рядом с ней должно как-то твою любовь доказывать. А потом она исчезнет из твоей жизни, и с твоей колокольни она же будет и виновата. И ничего страшного, что ты для неё палец о палец не ударял последнее время, что пресловутая бытовуха всё сожрала. Что тебе всегда было важно, чтобы всё было по правилам, а не всё было хорошо. У неё в первую очередь. Шане больше не приходилось сжимать Ванин локоть, он не вырывался. - Ваня, ты же сам мне сказал на выпускном! - Раздолбаев заметно повысил голос, его щеки покраснели. - Когда к Саре пристала эта Шмаля или как её там. Разве имеет значение, кто она? Саре было бы приятно, если бы я вмешался. Ведь что мне дороже - репутация мачо или Сара? А тебе, Ваня, что дороже? Шаня или быть правым? Почему мне ты советы давать умеешь, а сам своим же мыслям следовать - нет? - Я тогда переиначил твою же мысль, которую ты высказывал в Австрии, спасая нас с Шаней, - негромко сказал Ваня. - И я задумался. А ты? А ты, Ваня? - снова повторил Миша, нервно жестикулируя. - Я задумался. Понял, что когда-нибудь может стать слишком поздно. Я всего лишь невинно хвалю чьи-то серёжки и так далее, даже не признавая за Сарой право на возмущение, ведь что я такого сделал. А она в один прекрасный день не выдержит и уйдёт. Да, в своей голове я знаю, что она для меня единственная, а лиц всех этих девушек я даже не запомню. Да. А она об этом знает? Я ей это понять дал? - Миша сам не заметил, что взял потрясённую Сару за руку. - Знаешь, моя мать, она попала в больницу, и ей, возможно, осталось недолго. Я хочу... Хочу познакомить с ней Сару, - Раздолбаев быстро посмотрел на свою девушку. - Никогда никого с ней не знакомил. А теперь, я считаю, пора. Потому что может стать поздно. И знакомить будет не с кем. Но знаешь что? - он снова смотрел на Ваню. - Если моей матери Сара вдруг не понравится, это будут её личные проблемы. Как бы я к матери ни относился, а жизнь моя и выбор мой. И я не променяю счастье на репутацию хорошего человека для кого бы то ни было. Сара с удивлением потёрла глаза и заметила, что плачет. - А ты, Ваня? Ты, возможно, для себя уже понял, что ради Шани готов на многое. Что хотя бы элементарно хочешь провести с ней жизнь. Только Шане ты об этом сказал? Она об этом знала? Она понимала, что ты действительно выбираешь её? Да, я слишком много на себя взял, возможно. Из хороших побуждений, прекрати уже везде видеть насмешников и врагов. Шаня меня, я надеюсь, поняла. - Он посмотрел на Шмеленкову, но та следила за реакцией Вани. - Ты - не знаю. Если я, по твоему мнению, действительно неправ, то прости. Можешь мне всё высказать, наорать, ударить, толкнуть на рельсы. Мне всё равно очень радостно, что теперь Шаня знает, как она для тебя важна. Хоть и таким путём. Со стуком и грохотом от перрона отошла электричка, и стало совсем тихо. Все молчали, как будто застывшие фигуры, лучи солнца в летнем воздухе. - Иваныч... Иваныч! - тихо позвала Шаня. - Вы что? Плачете? - Старею, - гавкнул Николай, раздражённо растирая кожу под глазами. - Глаза не трите, - рассеянно мотнула головой Шаня. - Вредно. - Без тебя знаю, нахлебница, - буркнул тот и отвернулся. - Ополоумели вы все вконец. Но я не знаю, плохо это или хорошо. - Это, Иваныч, жизнь, - отозвалась Шмеленкова и рассмеялась. Все четверо - Шаня, Ваня, Миша и Сара - стояли парами друг напротив друга, пока ещё в молчании, в неловкости. В следующее мгновение тишина между ними должна была рухнуть, треснуть, как стекло аквариума. Шли последние секунды немой сцены. - Лошки! - послышался со стороны деревни громкий крик Розы. Она стремительно приближалась, отталкиваясь от земли обутыми в тапочки ногами. - Ну что там встали, лошки? Что за испанские страсти там у вас? Идите быстрей домой!