Круг

Орихиме настойчиво и упрямо кусает губы — так они будут красными и, как ей кажется, красивыми. Она не пользуется помадой — блески ей не идут. На Орихиме летнее платье и шлепки на ногах. Она бросила колледж и собирается стать хорошей домохозяйкой. Или нет? Круг замкнулся — и теперь она не чувствует страха или сомнений, Орихиме знает — она хотела этого всегда или почти всегда, и верит в то, что всегда знала это. Орихиме умеет верить больше чем сражаться или жить. Она ждет одного человека — но самой себе объясняет это временным помешательством. Так бывает — когда тебе девятнадцать. Ичиго иногда говорит с ней о любви, изредка водит ее в кино и вяло мнет ее груди в темном переулке — по инерции, по привычке. Ему это не нужно — если Орихиме встанет на цыпочки и заглянет в его глаза, она снова увидит запах гари, блеск лунного зампакто и кровь, много крови на бледном полу в Хуэко Мундо. А еще увидит силуэт маленькой шинигами — но Орихиме не смотрит Ичиго в глаза, тоже по привычке. Ей не интересно — интерес, как и любовь, исчез, растворился и рассыпался повсюду, как бусы по полу. Нет больше благоговения и радости, пузырящейся радости, когда человек улыбается тебе просто так. Орихиме положила на алтарь все свои чувства — и теперь она выдохлась и стала пустой, пустой и надменной — не будь ей девятнадцать, напилась бы обязательно. Она снова кусает губы и торопливо заплетает волосы в косу у зеркала — чтобы не мешалась… — Ичиго тут? — спрашивает Садо и аккуратно вытирает ноги о порог. Орихиме кивает и врет самой себе — если Садо будет думать, что тут его лучший друг, и он останется, а ей это сейчас необходимо, пусть они будут тут, пусть будут рядом, пусть дышат ей в лице — если Садо будет уютно в ее обществе, Ичиго тоже однажды поверит в это. Они оба знают, что он пришел сюда не ради Ичиго, а она уже много лет живет не во имя него — знают, но по привычке обманываются. Так удобнее и теплее. Ичиго в ее доме нет — сегодня, быть может, и не будет, но все тут пропитано им — и даже эти двое, одинокие и счастливые. — Он сказал, что придет после университета, — говорит Орихиме, слова гаснут, и Садо входит. Дом пал, примятый его уверенным шагом — так ходят чемпионы, герои, надежды мира. Орихиме предлагает чай, но у Садо мало времени, у него тренировки, бои и победы — и Ичиго еще есть. Он пришел сюда ради Ичиго и ради Орихиме — но на самом деле, только ради самого себя. Он садится у котацу — и Орихиме плотно прикрывает дверь и опускает шторы. У нее так мало времени, чтобы почувствовать себя живой — до следующего визита. — Иноуэ, — говорит Садо, и она как будто просыпается, поднимает голову, глупо и тускло улыбается — ему достаточно. Он смотрит прямо на нее — так никогда не посмотрит на нее Куросаки-кун, но мог бы посмотреть Ичиго, если бы захотел — хотя они оба знают, что не захочет и не посмотрит никогда. Орихиме закрывает глаза, вдыхает свежий и пряный запах его тела, когда он, наклонившись, касается ее ладонью, и замирает. Сердце бьется мимо, вне ее, но Садо-куну не надо объяснять, что она сейчас чувствует — ему достаточно того, что он видит сам. Ичиго смотрел так же на Кучики-сан. И будет смотреть дальше. Вне своих друзей, вне своих жен, любовниц, любимых, детей, вне целого мира у него всегда будет перед глазами невысокий образ одной маленькой шинигами — и никто никогда не отнимет этого у нее. Ни смелость самопожертвования Садо, ни боль любви и одиночества Иноуэ. Но они уже и не хотят этого. Слишком цельные, чтобы разделиться — сотканные только для того, чтобы скрыть прорехи его пустоты. — Не надо? — спросит она, когда он неловко — нет практики — коснется пуговиц ее кофточки, улыбнется глуповато и затихнет. Садо попытается в очередной раз сделать чужую девушку своей, но передумает на половине объятья — зачем? Им и этого будет довольно. На изломе этой странной истории, ни половине пройденного пути, просто так, по инерции Иноуэ станет женой и домохозяйкой, а он останется героем и борцом — потому что так нужно Ичиго, так будет ему спокойней и лучше. Ради рыжих взъерошенных прядей, ради неловкой улыбки, ради надежды — и да будет так. Спасенный однажды рожден, чтобы спасать самому. Спасший однажды рожден, чтобы стать спасенным. Круг, который замкнулся в маленькой комнате, на продавленном диване, где Орихиме сжимает большую сильную ладонь своего друга, а он садится ближе, чтобы положить голову ей на колени.