Пунктуация жизни

Когда он наконец-то забрал свой багаж и вышел из здания аэропорта, на Москву опустился вечер, а грядущая поездка заранее обещала быть долгой, учитывая то, какие сейчас пробки на дорогах. Закинув его чемодан в багажник, водитель сел в машину и спешно уехал оттуда, где нельзя было стоять всё это время, но чего только ни сделаешь, работая водителем у известного артиста. - В Рассказовку? - спросил мужчина, посмотрев на Диму через зеркало заднего вида. - Нет, - отрицательно помотал головой тот, все ещё сомневаясь и понимая, что пора принимать решение, - Помнишь, куда заезжали неделю назад перед рейсом? - К Пелагее? - неуверенно уточнил он, уже повернувшись к нему лицом. Странно замявшись, Билан утвердительно кивнул и уставился в окно, тяжело выдыхая. Недельный тур благополучно подошёл к концу, и пришло время расставить знаки препинания над i, да и над всем остальным тоже. Их разговор перед его отъездом ни к чему так и не привёл, не считая того, что остаток дня девушка провела в упадническом состоянии, отменив встречу с подругой и оставшись дома. Очередная ссора привела, увы, не к примирению, а к мысли о том, что пора заканчивать всё это, пока не поздно. И несмотря на то, что инициатором этой идеи была именно она, взять и отпустить у неё отчего-то не получалось. Кажется, по этой причине он и уехал тогда от неё прямо в аэропорт, потому что не мог сидеть там до посинения, ведя какие-то непонятные разговоры. И сейчас, вернувшись в столицу, он, в принципе, мог бы поехать домой и договорится с ней о встрече завтра или же в любой другой день, если бы не узнал, что за прошедшую неделю Пелагея успела заболеть и уже третий день лежала дома с температурой, не посещая репетиции и отменяя встречу за встречей. Откуда у него появилась эта информация, история умалчивала, а разглашать источники мужчина не собирался, будучи и так в долгу перед ними за владение такими важными данными. За всю неделю он ни разу ей не написал, как, впрочем, и она, что вполне логично. Но он был морально не готов к разговорам с ней, не зная, как далеко они могут зайти, и опасаясь, что все закончится прямо здесь... в отеле очередного города... и он даже не сможет посмотреть ей в глаза напоследок. Поэтому оба условно ждали его возвращения в Москву, чтобы снова встретиться и к чему-то, наконец, прийти. Попросив водителя закинуть его чемодан домой, Дима вышел из машины, не имея ни малейшего представления ни о том, когда вернётся к себе, ни о том, что будет происходить дальше. Без труда попав в подъезд, он открыл дверь своим ключом, что по-прежнему был у него, как их не такой уж и давний переход на новый уровень отношений. Она специально дала ему этот ключ, сказав, что он может приезжать в любое время и вообще: "Пусть он просто у тебя будет". И он просто у него был, был всегда под рукой, потому что так спокойнее. Но открывать дверь квартиры всё тем же ключом Билан не решился, так как о его возвращении она не знала, да и неизвестно, с кем она и что делает, чтобы он брал и вот так вот внезапно вламывался. Уверенно ткнув пальцем в звонок, он на секунду прикрыл глаза, чувствуя, как внутри всё вот-вот оборвётся и рухнет в пятки. Звук поворачивающегося замка заставил его сжать руку в кулак и набрать полные лёгкие воздуха, а через мгновенье на пороге показалась Светлана Геннадьевна. - Дима? - удивлённо спросила женщина, явно не ожидая его здесь увидеть. - Здрасте, - хмыкнул он и спокойно вошёл в квартиру, пытаясь оценить масштабы Полиной болезни. - Она у себя? - Заснула недавно, - пожала плечами Ханова-старшая, закрывая за ним дверь. - Как она? - стараясь не показывать того, как успел перепугаться за её здоровье, увидев на пороге её маму, спросил он. - Температурит, голова болит, нос заложен, кашляет постоянно... Я думаю, что ОРВИ, но врача она вызывать отказывается, - пояснила она, наблюдая за тем, как он снимает куртку. - Ну, Вы же знаете, что она до последнего будет стоять на своём... Сами бы вызвали, - хмыкнул Дима, скидывая обувь. На дворе была середина октября, отчего количество болеющих обычным ОРВИ значительно увеличилось, как и количество тех, кто ежегодно впал в осеннюю депрессию, настоятельно попросив не трогать их до зимы. Молча пройдя на кухню следом за ней, он уселся на стул возле окна, тут же обратив внимание на часы и обнаружив, что времени уже почти восемь вечера. - Я хотела спросить, что у вас происходит?.. - Не знаю, честное слово... Но мне всё больше и больше кажется, что никаких "нас" скоро не будет. - Ты, может, голодный? Я тут бульон куриный сварила, будешь? Поля всё равно не ест ничего, - предложила Светлана Геннадьевна, потянувшись за поварёшкой. - Да, я бы съел чего-нибудь, а то в самолёте проспал всё на свете, - согласился он, довольно улыбнувшись. - Так ты с самолёта, что ли? - удивилась она, не сразу поняв. - Да, - отозвался мужчина, глядя на то, как щедро она наполняет тарелку бульоном, - Хотел увидеть её... Она, кстати, ничего не говорила? - Прорыдала сегодня полночи, а так, не говорила, да и я не спрашивала, - пожала плечами Ханова-старшая, поставив перед ним тарелку и подав ложку. Мысленно закатив глаза и ударившись головой об стенку на такие её слова, он просто отказался как-либо комментировать это, потому что сказать было нечего. Конкретно её маме нечего, чтобы лишний раз не огорчать. - Светлана Геннадьевна, Вы это... может, домой поехали бы? Я останусь с ней, мне надо очень... - неуверенно проговорил Билан, не зная, куда себя деть. - Да я всё понимаю, Дим! Я тебе тогда напишу, что и когда давать, ладно? А то она ж сама не будет и половины принимать, потому что "мерзко и гадко"... - охотно согласилась она, чему он заметно удивился, раньше не замечая с её стороны такого рвения помочь их отношениям. Помочь их отношениям закончиться... - Конечно, - кивнул он, отправляя в рот ещё одну ложку бульона. С трудом представляя, как объяснит ей исчезновение мамы и своё присутствие здесь, он вообще плохо понимал, что будет делать, снова оставшись с ней один на один. Выяснять отношения? В таком состоянии вряд ли. Вести себя, как ни в чем не бывало? Вдвойне вряд ли. Может быть, забить на эту дурацкую затею и уехать, пока не поздно? Зачем ему лишний раз создавать себе всё условия для конечного итога, подвести который ей не составит никакого труда даже в таком состоянии? А ещё он безумно соскучился по ней, в чём убедился, заглянув в спальню после ухода Светланы Геннадьевны. Соскучился и не имел никакого желания ссориться с ней. Он вообще никаких желаний не имел, кроме как обнять её и никуда не отпускать. И дело было вовсе не в том, что на дворе осень, на которую можно свалить этот трудный период в их отношениях, а в том, что период заметно затянулся. Ссоры заметно участились ещё с середины лета, где-то после её двадцать девятого дня рождения, празднование которого закончилось достаточно плодотворно в прямом смысле этого слова. Настолько плодотворно, что последующие три недели она упорно пыталась понять, стоит ли ждать пополнения через девять месяцев, или всё обойдётся. Именно этот момент послужил поводом аж для трёх конфликтов в их отношениях, когда Поля пришла к выводу, что давно готова к созданию семьи, а Дима ещё вроде как "не готов брать на себя ответственность за такое громкое слово, как "семья"". С того дня и начался тот самый "трудный период", который кто-то из них все ещё надеялся пережить, а кто-то заранее знал, что это бесполезно. Бесполезно продолжать отношения, если у вас абсолютно разные планы на жизнь. Бесполезно пытаться убедить друг друга в том, что сейчас всё это закончится, и они непременно начнут двигаться в одном направлении. Он был не готов к такому резкому повороту событий в виде свадьбы и детей, а она начала понимать, что ей уже целых 29 лет, и дальше тянуть просто некуда. По этой причине их плавники рисковали вот-вот разорваться, чего оба, кажется, всё-таки не хотели, но иначе поступить не могли. Услышав тихие шаги и звук открывающейся двери, мужчина подскочил с дивана, где сидел последние сорок минут, что-то листая в телефоне, и вышел из гостиной, сразу заметив знакомый силуэт в конце коридора. - Поль... - тихо позвал он, отчего она вздрогнула, резко обернувшись и, разумеется, испугавшись. - Господи... - испуганно глядя на него, проговорила она, - Когда ты вернулся? - Сегодня и вернулся, - пожал плечами он, посмотрев на часы и увидев, что стрелки уже двадцать минут, как перевалили за двенадцать, - Или уже вчера... - А мама где? - потирая сонные глаза, спросила блондинка. - Домой уехала, - ответил Дима, не зная, как она отреагирует на то, что они остались вдвоём. - Как ты себя чувствуешь? - Нормально, - зевая, отозвалась она, пытаясь понять, что ещё успело произойти во время её сна. - Температуры нет вроде, - констатировал он, приложив руку к её лбу, отчего она невольно пошатнулась назад. - Ты останешься? - спросила Пелагея, а он так и не сумел понять, к чему она клонит. - Как хочешь... Если скажешь уйти, я уйду... - и он подразумевал под этим все смыслы сразу. - Дурак, - горько усмехнулась она, неуверенно взяв его за руку, - Я скучала... И если понять, чего именно она хочет от жизни, у неё получилось, то перейти к действиям ещё нет. Ей всё ещё не хотелось обрывать концы и терять его, потому что отсутствие совместных целей не влияет на отсутствие чувств. В этом и заключалась проблема. Наконец, осуществив то, о чем мечтал последние пару часов, он крепко прижал её к себе, зарываясь носом в её волосы и шумно выдыхая. - Расскажи мне лучше, как ты заболеть умудрилась, - прошептал Билан, кажется, совсем не вовремя, потому что в данный момент ей было вовсе не до рассказов об этой увлекательной неделе. Молча обнимая его, она осознавала то, как много он для неё значит, и совершенно не знала, как в таких случаях прекращать отношения. Из общего у них только: пара книг, фильмов, любовь к музыке и друг к другу. И он, конечно, не сказал ей прямо, что не хочет свадьбы, детей и всего прочего... Просто сейчас не самое подходящее для этого время, а она лучше него знала, что в таком случае "подходящее время" не наступит никогда. - Не знаю, - честно призналась Поля, не вдаваясь в подробности. - Есть хочешь? - уточнил он, вспомнив о существовании бульона Светланы Геннадьевны. - Ночь на дворе... какая еда, Дим? - засмеялась она, а он замер на месте, вслушиваясь в её смех и постепенно начиная понимать, что рискует лишиться всего этого. Её ведь уже не будет для него ни через месяц, ни через два, ни уж тем более через год. Их пути разойдутся, и он уже не сможет позвонить ей в час ночи и сказать: "Спускайся, я внизу". Не сможет сидеть с ней у её подъезда в машине или кататься по городу где-то недалеко от её дома, потому что "завтра рано вставать". Придётся учиться заново существовать без неё, но быстро привыкаешь ведь только к хорошему... А что хорошего в одиночестве? И у него был выбор, в котором только дурак мог выбрать "ничего" вместо "всё". Она предложила ему больше, чем просто отношения. Она предложила ему семью, потому что была уверена, что их желания совпадают. Она была абсолютно уверена, что "в случае чего", он будет рад ребёнку, который три месяца назад вполне мог случиться в их жизни. А потом до неё дошло, что ей просто повезло, что беременность не подтвердилась вместе с пятью сделанными тестами. Ей просто повезло, что о его планах на жизнь она узнала раньше, чем о существовании ребёнка внутри себя, потому как жить, удерживая его рядом с собой исключительно им, она бы не смогла, как не смогла бы и отказаться от этого ребёнка. Всё было бы гораздо хуже, а теперь они оба хотя бы имели представление о том, кто к чему стремится в скором будущем. Оставалось только принять то непростое решение, с которым не вышло в прошлый раз, когда он улетал на гастроли, а она не выдержала накалившейся обстановки и разрыдалась сразу же после того, как он ушёл, пообещав, что они обязательно договорят по его возвращению в Москву. А сейчас, когда это долгожданное возвращение произошло, договаривать уже не хотелось, хоть из памяти ничего и не стерлось. Пелагея по-прежнему помнила все его и свои слова, брошенные в каждой их ссоре, но поделать с собой ничего не могла, слишком сильно успев влюбиться в этого человека, а заодно и влюбить его в себя. Жалко, что такой номер не прошёл бы с её желанием создать семью. Она бы не стала пытаться, а он бы не пошёл на такие жертвы. И к чему тогда всё это?.. Странное чувство скорого конца не покидало их обоих. Оба прекрасно знали, что это их крайняя ночь в одной квартире, крайние объятия и последние поцелуи, уже не такие смелые, как раньше, но всё ещё дающие надежду на чудо... А на чудо никто из них уже и не надеялся, точно зная, что им осталось дожить свои отношения до определённой точки и разойтись. Никто никого не пытался удержать или уговорить на что-то, просто потому, что в этом не было смысла. - Может, молока с мёдом принести? - спросил Дима, сидя рядом с ней на кровати и не теряя надежды вылечить её. Это, пожалуй, единственная надежда, которую он не терял. - Чего тебе там мама наговорила, что ты никак не успокоишься? - усмехнулась она, поражаясь тому, как сильно он старается проявлять заботу напоследок. - Она мне целый список оставила, как тебя лечить и в какое время, - гордо заявил он, пытаясь нащупать заветный листок, сложенный вдвое, в кармане джинсов. - Ой, как вы любите из обычной простуды делать целую трагедию, - цокнула Поля, поправив свою подушку и опустившись на неё, продолжила смотреть на него снизу вверх. Свет лампы на тумбочке позволял им достаточно хорошо рассмотреть друг друга в этом полумраке, создавая какую-то свою атмосферу тепла и уюта. Стрелки часов уже успели добраться до единицы, но спать им обоим не хотелось, так как один выспался в самолёте, а вторая занималась этим последние четыре часа. Они словно готовились к чему-то очень важному, специально выспавшись, чтобы растянуть момент прощания подольше. Он не знал, как сказать ей о том, что за прошедшие несколько часов успел принять душ и постелить себе в гостиной на диване. Чёрт с ним, с душем... На диване... Он как бы тонко намекал на то, что боится заразиться и тоже заболеть, ведь никакой другой причины и быть не могло. Он ведь только из добрых побуждений и нежелания слечь с температурой завтра утром постелил себе на диване. Ведь только из-за этого? - Поль, - он начал издалека, чтобы, наконец, пройти этот нелёгкий путь до самого конца и расставить те самые знаки препинания, которые так просила душа. - Я поговорить с тобой хотел... - У меня голова болит, - выдала блондинка, явно применяя эту отмазку не там, где нужно, - Очень сильно!.. Кому-кому, а ей неплохо жилось и без этой вынужденной пунктуации. И голова там вообще не играла роли, но сейчас она на была настроена на какие-то разговоры, что обычно заканчивались одинаково. - Таблетку принести? - тут же обеспокоено спросил мужчина, не зная, куда кинуться. - Просто посиди со мной и ничего не говори, - попросила Пелагея, надеясь, что удастся продержаться хотя бы до утра. Утром уже можно набрать маму и попросить приехать или позвонить одной из многочисленных подруг, выбрав ту, которая будет задавать наименьшее количество вопросов. Утром уже не будет так больно, как сейчас. По крайне мере, она искренне в это верила. И её, кажется, совсем не волновало, что сейчас между ними огромная дыра в виде недосказанности, через которую они смотрели друг на друга и разговаривали, пытаясь делать вид, что ничего не произошло. Что никуда он не уезжал неделю назад, что не доводила она себя до истерики мыслями о том, что стоит ему только вернуться, как всё в одночасье закончится. Он, конечно, не мог знать, по каким причинам она не звонила и не писала ему все эти восемь дней, полагая, что, наверное, дело в том железном правиле: "Не звонить первой", но к ней оно не имело никакого отношения. До этого ей ничего не мешало и звонить, и писать, и приезжать первой. В этот раз она не меньше него боялась закончить всё раньше времени и таким банальным способом - по телефону, поэтому покорно ждала его возвращения в Москву, а поскольку ожидание оказалась чересчур томительным, то успела заболеть и создать себе ещё ряд проблем, связанных с репетициями и важными встречами. Ему не оставалось ничего, кроме того, чтобы продолжить сидеть рядом с ней и молчать. И плевать, что он всё прекрасно понимал и сам не особо горел желанием затевать разговоры среди ночи, но отчего-то все равно предпринял одну попытку. - Засыпай тогда, - сказал Дима, не понимая, что ещё можно предложить в таком случае. - А ты? - уточнила Поля, заметно насторожившись. - А я в гостиной себе уже постелил, - достаточно уверенно ответил он, но внутри с треском переломив самого себя. Её выражение лица было настолько непонимающим, что он даже усомнился насчёт того, что произнёс только что вслух. - А-а... - наконец прохрипела она, неуверенно кивнув головой, - Ну, спокойной ночи... Щёлкнув выключателем лампы, стоявшей на тумбочке возле кровати, она молча повернулась на другой бок, а через секунду вообще перекатилась на другую половину кровати, чтобы быть дальше от него. - Поль, на что ты сейчас обиделась? - серьёзно спросил Билан, делая только хуже. - Я не обиделась... Я просто не поняла, зачем ты приехал? У тебя дома вроде достаточно спальных мест, - отозвалась девушка, всё ещё лёжа к нему спиной, - Или мама побоялась оставить меня одну в 29 лет и попросила тебя посидеть со мной? Зачем ты здесь, если тебе это не нужно? - Да почему не нужно-то сразу? Ты прекрасно знаешь, что я за тебя переживаю... - В том-то и дело, Дим, я всё прекрасно знаю, поэтому ты можешь идти! Прямо сейчас, без всяких дурацких разговоров... Просто иди и всё. Я не держу тебя... Ком подкатывал к горлу, истерика накрывала с головой, и всё рушилось, как бы сильно они ни оттягивали этот момент. А он не мог... он не мог вот так вот взять и уйти, несмотря на то, что не привык отказывать ей. Да и хотела ли она этого на самом деле? Хотела ли она вообще чего-то, кроме его присутствия, в ту секунду? Она громко сопела, по-прежнему не собираясь поворачиваться к нему, и едва слышно начинала всхлипывать от самой настоящей обиды. Он смотрел на её изредка вздрагивающее тело, укрытое тёплым одеялом, как и положено больным, и искренне не понимал, что делать. Не сейчас, а дальше. Не в тот момент, а в будущем. Неуверенно придвинувшись и наклонившись к её лицу, он лишний раз убедился в том, что она плачет, наивно полагая, что это хоть как-то поможет, но всё, чего у неё получится добиться, - возвращения температуры, которую не так давно получилось сбить. Насильно обняв её вместе с одеялом, несмотря на все сопротивления, что давались с большим трудом благодаря тому одеялу, что сковывало движения, Дима сам готов был завыть от безысходности, но не мог себе этого позволить. В их паре он всегда старательно оберегал её нервную систему от лишних стрессов, которых и без того хватало, но этот стресс явно был неизбежен. Кое-как перевернувшись на спину, она уже не пыталась оттолкнуть его или вырваться из объятий, как истинная девушка, что сначала должна сделать вид, что не нуждается в нем, а потом всё равно сдаться. - Перестань плакать, - слишком строго для человека, пытающегося её успокоить, сказал он. - Почему ты не уходишь? Ну, я же не держу тебя, Дима... - начиная реветь только сильнее и ещё громче, уточнила Пелагея. - Ну, а я-то тебя держу, - горько усмехнувшись, отозвался мужчина, по-прежнему обнимая её и периодически стирая слезы с её лица, что по сути было бесполезным занятием, потому что с каждой секундой их становилось только больше, словно в ней их бесконечно много. - Я же не нужна тебе, ты сам сказал неделю назад... - Ты ерунды-то не говори! Я сказал, что мне не нужны твои истерики, а не ты... - А это разве не одно и то же? - никак не унималась она, шмыгая носом. - Во-первых, я ещё раз повторяю: хватит плакать! У тебя уже голова горячая... Во-вторых, возьми платок и высморкайся, - щёлкнув выключателем лампы и вновь включив в комнате свет, проговорил он и протянул ей коробку с салфетками. Послушно вытянув сразу две салфетки, она уже не думала о том, как "потрясно" выглядит с красным и опухшим от слёз лицом, потому что вряд ли могла его этим удивить. - А в-третьих? - переспросила блондинка, благополучно высморкавшись и успев немножко успокоиться. - А в-третьих, я люблю тебя и никуда не уйду, пока ты действительно этого не захочешь, - вернув коробку с салфетками на место, закончил он. - Я хочу, Дим, очень хочу, но не могу... Я не могу тебя отпустить, это трудно, но так будет лучше для нас, - он готов был поспорить, с кем угодно, что она так не думала на самом деле. Он абсолютно точно знал, что лучше для них так не будет. - Ты в это правда веришь? - поинтересовался Билан, сверху вниз глядя на её заплаканное лицо. - Я семью хочу, ребёнка... Мне почти 30 лет, потом поздно будет. И я понимаю, что дело в приоритетах, что тебе всё это нафиг не нужно, но я... - договорить Поля не успела, просто потому, что не смогла. Слезы снова навернулись на её глазах, и в одночасье стало трудно дышать, словно что-то крепко сжимало и не давало нормально вздохнуть. - Я не говорил, что мне все это "нафиг не нужно", Поль! Я хочу семью и ребёнка тоже очень хочу, и даже не одного, но сейчас... Сейчас не самое подходящее для этого время, понимаешь? - он отчаянно пытался переубедить её в том, в чём она была давно уверена и решительно настроена. - Ну, вот видишь... Мне не нужна семья "в перспективе на будущее" лет через пять. Это... это очень долго, Дим, - она же, в отличие от него, пыталась всего-навсего объяснить, что не намерена ждать столько времени, пока он созреет. Она упорно пыталась объяснить ему это ещё неделю назад, когда он просто-напросто отказался слушать этот "бред", сказал, что они договорят по его возвращению, и ушёл, чем и довёл её до истерики, не дав нормально высказаться. А ей было крайне важно дать понять, что чувства к нему никуда не делись, хоть запросы и стали расти. До определённого момента Дима охотно соглашался с ней, отчего они быстро переходили с одного уровня на другой. В эти уровни входило знакомство с его родителями и полноценное знакомство со Светланой Геннадьевной в качестве её молодого человека, а не в качестве "коллеги по цеху". В них же был пункт знакомства с её друзьями, которых он, откровенно говоря, терпеть не мог, искренне не понимая, почему она с ними общается, но вынужденно присутствовал на двух таких встречах в непринуждённой обстановке, под которой подразумевался какой-нибудь клуб. И несмотря на то, что встречаться в различных отелях и гостиницах уже вошло в привычку, исключая те редкие случаи, когда он парковался в соседнем дворе и шёл к ней по всем правилам маскировки и шифрования, одним из следующих уровней был именно "съезд" в одну точку назначения, что, проще говоря, назвалось сожительством, но это слово Пелагее почему-то не нравилось. А потом случилось некое расхождение в планах на будущее, где найти какой-то компромисс было уже невозможно. Ребёнок - это не платье и даже не туфли, которые он мог бы купить, не глядя на цену, и порадовать её этим. Это не то, что могло бы появиться по щелчку пальцев, и в этом была вся проблема. Этот "уровень" был либо завершающим, либо переходом на вторую часть. Демоверсия закончилась. Они ведь с самого начала не возлагали никаких надежд на эти отношения, потому как просто не могли ничего поделать. Их тянуло друг к другу так сильно, что ни один закон физики не мог объяснить это нормальным определением. Сила притяжения нервно курила в сторонке, совершенно не понимая, как такое возможно. Они решили всего лишь попробовать, как бы заранее подготавливая себя к тому, что ничего не выйдет. Только их "не выйдет" должно было закончиться ещё год назад, как оба того ожидали. Но что-то явно пошло не так: он неожиданно для самого себя начал осознавать, что её выходки - это то, чего ему так не хватало; то, что он очень даже намерен терпеть, пока не кончатся силы. И казалось, что для гармонии в этих отношениях хватает абсолютно всего: и слёз, и смеха, и ссор, и любви... Любви здесь тоже хватало, и обделён никто не был. Эти отношения могли бы существовать ещё столько же, если бы не её внезапное осознание того, чего она хочет. Это как дегустация вина. Рано или поздно она всё равно заканчивается: и теперь ты либо покупаешь целую бутылку, либо идёшь домой с привкусом этого вина и пытаешься понять, понравилось тебе или нет. И выбрав второй вариант, ты вряд ли узнаешь, что в той бутылке это вино раскрылось как-то по-другому и стало гораздо вкуснее, или же наоборот, совсем не оправдало ожиданий и оказалось слишком кислым. А когда ты всё-таки решишься и захочешь купить ту несчастную бутылку, в магазине её уже не будет, потому что кто-то окажется быстрее тебя и распробует это вино гораздо раньше, нисколько не пожалев о случившемся. И тебе будут советовать взять другое, "очень похожее на то", но всё равно не такое, как было изначально. Ты будешь жалеть о том, что вообще попал на ту дегустацию и успел попробовать это вино, которое со временем полюбится тобою ещё сильнее от того, что его уже нигде не купить. По итогу ты увидишь эту бутылку на каком-нибудь мероприятии, прочитаешь название и поймёшь, что это именно оно. То самое вино, которое ты так долго искал. Но всё, что тебе на тот момент останется, - это лишь выпить один-максимум два бокала и смириться с тем, что забрать с собой ты сможешь только пустую бутылку, а не само вино. В этом и заключался смысл той грёбанной дегустации. Это было раннее утро середины октября, но несмотря ни на что, лучи солнца не теряли надежды проникнуть в комнату сквозь занавески и впустить в неё чуточку света. Одеяло с подушкой так и остались лежать на неразобранном диване в гостиной, до куда Дима и не добрался минувшей ночью по некоторым причинам. Она крепко и беззаботно спала, потому что больным необходим постельный режим, а он поспал часа четыре от силы, так как на то тоже были свои причины. Он примерял на себя роль отца их ребёнка, а это гораздо важнее какого-то там сна. Он пытался переубедить уже себя, а не её, но, кажется, только сильнее ломал и не мог ничего с этим сделать. "Ну, какой из меня отец? Я ещё себя толком не научился нормально организовывать, чтобы брать ответственность за живого человека..." - боялся, дико боялся ошибиться и сделать только хуже. К тому же, скоро сольник, съёмки новогодних концертов, корпоративы, детский "Голос" аж до весны и дальше по списку, а там уже лето и туча всего нового... Ну, куда сейчас ребёнка? У него слишком плотный график, в который будет трудно вписать целую семью. Он с трудом успевал совмещать работу с Пелагеей, а тут уже не просто девушка, а целая СЕМЬЯ. Это другое, это громко, это важно, это страшно. Он к этому ещё морально не готов. Он же свободолюбивый, почти, как ветер. Он же не любит, когда его в чем-то ограничивают. В конце концов, он творческий человек, ему нужно дышать полной грудью и не быть обременённым таким громким словом, как семья. Ему всего 34. О семье думать ещё очень рано, сейчас нужно посвятить себя карьере, пока он востребован и популярен. Потянувшись рукой к стакану с зубными щётками, которых было всего две: его и её, он вдруг понял, что возвращать свою щетку в тот стакан нет смысла. Ей там больше нет никакого смысла стоять. Ею больше не воспользуются. И это факт. Один из самых тяжёлых, которые ему приходилось принимать этим утром. Завтрак в виде омлета Дима готовил каждый раз, когда оставался у неё, она же, оставаясь у него, всегда подкидывала себе сложностей в виде сырников или блинов. Ей нравилось готовить для него, потому что для самой себя не было ни энтузиазма, ни желания. Зачем готовить, если есть овощи и оливковое масло? Зачем готовить, если люди изобрели творог и массу всего того, что достаточно просто перемешать и к чему-то добавить? Ей неплохо жилось по таким принципам, но с ним жилось однозначно лучше. И этот омлет, который чудом не подгорел, дался ему, как никогда, нелегко. Он по привычке достал две чашки: в одну закинув пакетик зеленого чая, во вторую полторы ложки растворимого кофе. И за все эти двадцать минут неспешного перемещения по её кухне он успел вспомнить каждый раз, когда они здесь завтракали, ужинали и трижды за всё время обедали. Вспомнил, как сгорела Полина шарлотка, из-за которой она даже прослезилась, пока он открывал окна, пытаясь проветрить. Вспомнил, как пересолил свой первый омлет, приготовленный на этой кухне больше года назад. Вспомнил, как случайно пролил кофе на её платье, о чем через несколько минут, когда она пошла переодеваться, уже никто не жалел. Вспомнил абсолютно всё и наконец-то понял, что больше ничего этого не будет. Он отчаянно пытался переломить, переступить через самого себя, но не мог. Не мог. Проснувшись только минут через сорок, Пелагея подумала, что он ушёл, чего она просто не услышала, потому что крепко спала. И столько разочарования в её глазах не было даже этой ночью, когда они вновь так ни к чему и не пришли со своими разговорами, но точно знали, что всё. Пора заканчивать дегустацию и расставлять знаки препинания по своим местам. Поджав губы и закатив глаза, блондинка очень попыталась сдержать слёзы, но сделать этого не смогла. Тихо опустившись обратно на подушку, она закрыла лицо руками и шумно выдохнула. И неизвестно, как долго она бы продолжала плакать, если бы не грохот, послышавшийся с кухни и заставивший её подскочить с постели. Несмотря на то, что каждый шаг отдавался болью в голове и звоном в ушах, Поля добралась до двери и заметила, что та прикрыта, а не закрыта полностью. Уверенно выскользнув в коридор и оказавшись на холодном паркете, она зябко передернула плечами и продолжила свой путь до кухни. - Чёрт... - возмущался мужчина, голыми руками поднимая с пола осколки чашки и выкидывая их в мусорку. - Веник брать не пробовал? - уточнила девушка, не сдержавшись, отчего он вздрогнул и резко обернулся. - Ай, блин... - прошипел Билан, случайно порезав палец об осколок. - Ты нафига так подкрадываешься? - Я, вообще, подумала, что ты ушёл, - растерянно отозвалась она, приблизившись к нему. - Так, назад! - тут же возмутился он, осторожно отодвинув её от места «происшествия». - Во-первых, я ещё здесь не убрал, а во-вторых, не смей ходить босиком по холодному полу! Ты так-то болеешь... - Спасибо, что напомнил, - недовольно цокнула Пелагея и направилась в спальню надевать носки, словно передвижение по квартире было разрешено только по дресс-коду. Отыскав в одном из ящиков пластырь, Дима невольно усмехнулся, вспомнив, как неудачно однажды резал огурец для салата и порезался. И именно из того ящика Поля достала упаковку лейкопластырей и сама наклеила ему на палец, попросив быть аккуратнее. Он всё помнил, но отчего-то не придавал таким банальным вещам никакого значения, начиная об этом жалеть. - Поль, иди завтракать, - заметив, что она ушла и куда-то пропала, крикнул он. - Я сейчас задам глупый вопрос... - с каменным лицом появившись на кухне, сказала она, - Но я его задам... - Что случилось? - Куда делась твоя зубная щётка? Благодаря этому вопросу он понял, где она провела последние несколько минут, но совершенно не знал, что ответить, потому что где-то там... под осколками чашки и обёртки из под пластыря покоилась его щётка уже около тридцати минут. - Я её выкинул, - честно признался мужчина, наблюдая за тем, как она меняется в лице. - Приятного тебе аппетита, - сухо проговорила блондинка, в ту же секунду развернувшись и покинув кухню. - Поль, блин, ты серьёзно? - простонал он, направившись следом за ней, - Это же всего лишь щётка... - Это для тебя "всего лишь щётка", а я смотрела на неё каждый день и... Да зачем я вообще объясняю? Тебе же плевать и на меня, и на то, что я чувствую, - выпалила она, захлопнув дверь спальни прямо у него перед носом. - Ну, я же не знал... - возразил он, впечатавшись прямо в дверь в надежде, что та поддастся. - Открой дверь! - Обойдёшься, - послышалось с той стороны, а не услышать того, как дрожал её голос было невозможно. - Да я же, наоборот, хотел, как лучше... Выкинуть её и забыть, чтобы тебе жилось легче! - Себя тогда лучше выкинь!.. - Ну, если тебе от этого станет легче, то ради Бога, - отозвался Дима, пытаясь придумать, как вызволить её из комнаты, не ломая дверь. - Ты завтракать идёшь? - А чашку ты тоже специально разбил? - неожиданно поинтересовалась Пелагея, шмыгнув носом. - Да нет, конечно, Поль! Она сама из рук выскользнула, - затараторил он, будучи не причастен к кончине чашки умышленно, - Ну, честно... Услышав, что замок в дверях поворачивается, мужчина тут же дёрнул за ручку и распахнул дверь, чуть не прибив стоящую рядом девушку. - Можно аккуратнее? Сплошной вандализм от тебя, - фыркнула она, окинув его недобрым взглядом. - Прости, - состроив виноватое выражение, лица проговорил он и неуверенно приблизился к ней, опустив руки на плечи. И он не знал, как это вообще работает, когда вы расстаётесь, но при этом не скрываете чувств, оставшихся друг к другу. - Там омлет не остынет? - уточнила Поля, тонко намекнув. - Не переживай, я новый приготовлю, - заверил Билан, продолжая гипнотизировать её взглядом. - Давай лучше дадим шанс старому? - предложила она, скинув с себя его руки и быстро прошмыгнув в коридор. Этот завтрак, пожалуй, ничем бы не отличался от предыдущих совместных завтраков, если не знать деталей их нынешних отношений, что вот-вот заканчивались, как срок годности у йогурта в Полином холодильнике. Они сидели на своих местах, в полной тишине, как она и любит, чтобы нормально поговорить, а не слушать новости по телевизору. Только сегодня никто не говорил, как раньше, словно темы для разговора в одно мгновенье закончились. И она даже не обратила никакого внимания на успевший остыть чай, потому что ей был крайне важен тот факт, что он просто помнит, какой она пьёт. - А у нас нет ничего к чаю? - спросил Дима, через секунду смутившись, - То есть у тебя... Молча поднявшись с места, девушка достала из шкафчика вазочку с конфетами и поставила прямо перед ним. С его любимыми конфетами, которые в этой квартире ел только он, и даже Светлана Геннадьевна, что покушалась на эту вазочку два дня назад, успела выслушать в свой адрес много всего "хорошего" по типу: "Мам, там есть печенье и какая-то коробка конфет, а это Димины!". И так было во всём и со всем, что с ним связано. Она смотрела на него, молча допивая свой чай и не решаясь хоть что-то сказать. В её глазах читалось что-то больное вперемешку с чем-то вроде: "Ты точно не хочешь семью?", но озвучивать это вслух она бы не стала даже в самой худшей ситуации, хотя, казалось бы, куда ещё хуже?.. - Спасибо за завтрак, - проговорила Пелагея, забрав со стола их пустые тарелки и положив в раковину, чтобы не включать ради них посудомоечную машину. - Я сам помою, иди ложись... - сказал он, вовремя вспомнив, что она все ещё болеет. - Я нормально себя чувствую, - ответила она, продолжив споласкивать тарелку. Домыв посуду, она молча ушла в спальню и благополучно продолжила свой постельный режим с телефоном в руках, но как бы упорно Поля ни пыталась отвлечься, смотреть получалось только сквозь него. Мысли невольно снова и снова возвращались к тому, кто сидел на кухне, допивая кофе и тоже наверняка листая что-то в своём гаджете. И они как бы условно уже давно всё решили: он даже выкинул щётку, но отчего-то никто из них не решался поставить ту самую точку. И с пунктуацией покончено раз и навсегда в их случае. Услышав приближающие шаги, она откинула телефон на другую половину кровати и устремила взгляд на дверной проем, где через пару секунд показался Дима с какой-то бумажкой в руке. - Сироп от кашля, одна столовая ложка... - зачитал он, пытаясь отыскать глазами нужную баночку. - Это он? - Я эту гадость пить не буду, - отозвалась блондинка, отрицательно помотав головой. Проигнорировав её заявление, он молча присел возле неё и открыв крышку, накапал в столовую ложку ровно столько, сколько написано в записке Светланы Геннадьевны с пометкой в скобочках: "если получится". Видимо, то самое "если получится" и заключалось в Полином протесте. - Зря только ложку пачкаешь, - фыркнула она, наблюдая за его действиями, но он не сдавался. - Открывай рот, - строго сказал мужчина, осторожно приблизившись вместе с ложкой к её лицу. - Ага, уже бегу, - усмехнулась Пелагея, не собираясь делать какие-то исключения из своих личных принципов. И если его серьёзное выражение лица выглядело не очень убедительно, то дальнейшая фраза как-то разрешила ситуацию сама собой: - Я сейчас уйду, если ты не выпьешь... Шантаж - ужасная штука, а в их случае она понимала, что если он сейчас уйдёт, то уже точно не вернётся. Послушано открыв рот и приняв этот ненавистный сироп, она прожгла его взглядом и ясно дала понять, чем дорожит. Как будто он не знал этого без неё... - Умница, - довольно улыбнулся он, отложив ложку на тумбочку. - Да ну тебя, - недовольно отозвалась девушка, отвернувшись от него. - Не обижайся, - тихо сказал Билан, наклонившись к ней и коснувшись губами её виска, отчего она мгновенно распахнула глаза. - Температуры вроде нет... Значит, жаропонижающее пить не будем!.. Повернув голову, она недоуменно посмотрела на него, попытавшись понять, не надоело ли ему все это. - Лечи меня, Дим... - горько усмехнулась Поля, проведя рукой по его щеке. - Мне домой нужно съездить вечером, - вдруг заявил он, а она буквально сразу одёрнула руку. - Нет, - отрицательно мотнув головой, возразила она, - Не съездить, а уехать... Он пытался хоть как-то расшифровать её слова по глазами, специально ничего не отвечая, а только рассматривая её лицо и не отводя взгляда. Он знал, что она на полном серьезе, точно так же, как знал, что слова ей эти дались с большим трудом. - Как скажешь... - согласно кивнул Дима, нисколько не возражая. Он сидел рядом с ней, наверное, несколько часов, а отпускать его она категорически отказывалась. И морально, и физически. А ему ещё так много всего нужно было ей сказать: сто тридцать пятый раз повторить, чтобы она не ходила босиком по холодному полу; двести пятнадцатый раз, чтобы не доверяла всем подряд, как она это умеет; триста сорок девятый раз, чтобы не ругалась с мамой из-за всякой ерунды; четыреста шестьдесят второй раз, чтобы ставила будильник на пятнадцать минут пораньше и нормально завтракала по утрам; пятьсот двадцать седьмой раз, чтобы надевала шапку и не забывала перчатки, когда совсем похолодает, как бы "нелепо", по её мнению, это ни выглядело; шестьсот одиннадцатый раз, чтобы не слушала своих подруг и не проводила каждые свободные выходные в клубах; семьсот тридцать четвёртый раз, чтобы ложилась пораньше спать и высыпалась, не напоминая зомби весь следующий день; восемьсот третий раз, чтобы аккуратно возвращалась домой поздним вечером; девятьсот сорок второй раз, чтобы обязательно звонила ему, если что-то случится; тысяча двадцать девятый раз, что он очень сильно любит её, несмотря на это дурацкое расхождение планах на будущее. И главное, ничего не забыть. - Мы останемся хотя бы друзьями? - обреченно вздохнув, спросила Пелагея и с надеждой посмотрела на него. - Мне всё равно, Поль, правда, - пожал плечами мужчина, уже не замечая никакой разницы. - Ну, как это всё равно? Я же не хочу тебя терять, - возмутилась она, недоуменно глядя на него. - Я хочу посмотреть, насколько тебя хватит, - хитро прищурившись, отозвался Дима. - Посмотри на меня через год, и если всё это не пойдёт нам на пользу и не изменит жизнь к лучшему, то я разрешаю тебе назвать меня дурой и сказать, что я всё испортила, - выдала Поля, понятия не имея, что дальше. Что, после того, как он окажется за пределами её квартиры? Вкушать новую жизнь? Искренне верить, что все будет идти своим чередом? Тупо терять время? - На пользу, к лучшему... Ты в секту, что ли, попала? Всё будет так, как должно быть. И если ты действительно - моя судьба, то ты и через десять, и через двадцать лет вернёшься... Долго, конечно, да и не факт, что мы на тот момент будем так же сильно друг другу нравиться, как сейчас, но от судьбы ж не уйдёшь, - засмеялся он, а она невольно подхватила его смех. На несколько минут в комнате повисла гробовая тишина, отчего стало слышно даже шум проезжающей мимо машины. Лучи солнца по-прежнему пытались проникнуть внутрь спальни, но открывать занавески никто не стал, и в таком виде они провисели ещё два дня до прихода Светланы Геннадьевны, у которой хватило ума впустить в комнату света и жизни. Он ушёл ближе к вечеру, успев накормить её бульоном и даже напоить противным сиропом от кашля. А она выпила его, несмотря на то, что Дима и так собирался уходить, и его "шантаж" уже не сработал бы. Он ушёл, предварительно убрав с дивана в гостиной подушку и одеяло, где вчера собирался спать. Он ушёл, попросив не провожать его, потому что оставлять ключи на полке возле зеркала было так же больно, как жарить утром омлет. Он просто знал, что оставив их сейчас здесь, уже не сможет вернуться и открыть дверь своим ключом. Он просто знал, что обязательно захочет вернуться тем же вечером, буквально через пару часов, захочет сжать её в своих объятиях и громко рассмеяться, мол, ни черта у тебя не вышло, Поль. Но было ещё и кое-что, о чем он не знал, потому что не вернулся. Например, о том, что она разбила телефон об стенку, лишив себя возможности позвонить ему. Например, о том, что не выдержала и достала ту несчастную щётку, намыла и ещё долго не решалась с ней расстаться. Например, о том, что соседняя подушка, та, на которой прошлой ночью спал он, была насквозь пропитана её слезами, а температура всё-таки поднялась. А её действительно хватило надолго, как бы сильно он в ней ни сомневался. Её разрывало на кусочки покруче него, отчего хотелось кидаться на стены и выть, потому что первые несколько месяцев не менялось ровным счётом ничего. Она продержалась аж до февраля и уже думала над тем, что скажет ему, когда захочет вернуться. Но всё произошло слишком быстро: новый роман стал стремительно развиваться, а её молодой человек был настроен весьма решительно с самыми серьёзными намерениями, как она того и хотела. То, к чему она так долго шла. То, ради чего затевала всё это расставание. И через год, ровно через год, когда они с Димой были уже практически чужими друг другу людьми, а она вместе с мужем ждала долгожданного ребёнка, он написал ей... Кажется, в тот самый день где-то в середине октября... Написал, что очень за неё рад, что она наконец-то обрела то счастье, которое так хотела. Написал, что неплохо бы пересечься как-нибудь чисто по-дружески, ещё добавил, что она молодец, раз всё-таки "смогла" так долго продержаться. Написал всё, но не добавил главного. Не сказал, что больше всего на свете жалеет о бутылке вина, которую не купил после той дегустации. Только было очень-очень поздно, как его и предупреждали год назад. Она ответила что-то вроде: "Спасибо большое! Как твои дела? Да, надо встретиться..." и все в таком духе. О главном тоже предпочла умолчать. Не уточнила, что обрела всё, чего хотела: и семью, и вот ребёнка почти, и счастье, и тепло, и уют, и дальше по списку... Только вот смотреть по утрам на щётку собственного мужа отчего-то очень тошно, а омлет он готовит просто отвратительно, поэтому приходится готовить самой. Она сделала вид, что довольна результатом, и называть её "дурой, которая всё испортила" нет смысла, даже если так и есть на самом деле. И каждый остался при своём: она при своём муже, а он при своей ненависти к самому себе за то, что упустил то, в чём теперь нуждался больше жизни. Мол, я созрел, я готов, я хочу семью и ничего не рано, и чёрт с ней, с карьерой... Но, кажется, кто-то всё-таки сумел распробовать то вино раньше него, и оказалось слишком поздно.

И всё было бы иначе, если бы не эта дурацкая расстановка приоритетов и знаков препинания. Он бы каждое утро готовил завтрак, даже придумал бы что-то пооригинальнее омлета и, может быть, начал пить зелёный чай вместе с ней. Всё было бы совсем по-другому, если бы не эта чёртова пунктуация жизни.