Разговоры под метель

Булатов вздохнул глядя на женщину, замершую у окна. Багира зябко куталась в клетчатый плед, накинутый поверх теплого вязанного свитера и никак не могла согреться. Со дня предательства и срочного отъезда Умы прошла неделя. Семь дней, которые она провела в квартире адмирала, будучи не в силах даже просто выйти на работу. Он не торопил, не осуждал, не ругал. Не лез в душу с вопросами или советами, просто позволяя ей пережить все самой, но все же готовый поддержать в любую секунду. Бойцы осыпали вопросами, требуя объяснений. Куда и зачем перевели Уму, или какой больничный у Риты, если она за час до их приезда была цела и невредима. Приходилось изворачиваться и врать, что перевод одной приказ сверху, а состояние второй связано с непогодой и постоянными сквозняками, а на звонки не отвечает, потому что голоса нет. И видеть никого не хочет, потому что грипп, штука заразная. Иван врал настолько уверенно, что почти сам верил своим словам, ровно до прихода домой. Где вновь и вновь сталкивался с остекленевшим взглядом подруги, и фиктивный больничный грозился перейти в фактический. — Багира? — его голос заставил ее вздрогнуть. Она обернулась и взглянула воспаленными глазами. Снова не спала, и снова плакала. Он осторожно прижал ее к себе, чувствуя запах табака от волос. — Как там ребята? — она задавала этот вопрос каждый день. Скорее для него, чем для себя. Ему ведь было важно, чтобы она не уходила. — Тебя ждут, — она твердил это седьмой день подряд. — Как ты себя чувствуешь? — Лучше, — это был обман, и он видел по глазам. Она не чувствовала себя лучше или хуже, она мерзла. Кажется, холод вообще был единственным, что она чувствовала. Он кивнул ее словам и отправился в прихожую, очень скоро вернувшись с тяжелым обогревателем, который был нагло конфискован из казармы КТЦ. А тащить его без лифта на девятый этаж пришлось аж полчаса, успев при этом проклясть тех же лифтеров до седьмого колена. — Чтобы ты не мерзла, — он воткнул вилку в розетку. — Рит, ты поела хоть? — Булатов направился на кухню. Содержимое сковороды изменилось мало, и в хлебнице стало меньше на ломоть хлеба. Уже лучше. — Чай или кофе? — Чай, — Багира прошла на кухню. — Давай я налью, ты уставший после работы. — Налей, — Булатов присел за угол стола. — Слушай, а я снова почувствовал себя женатым. Меня встречают с работы, наливают чай. Расспрашивают о делах. — И ноют, — Рита опустилась напротив, сжимая кружку обеими руками. — Я наверно никогда не свыкнусь… Иван замер; за все эти семь дней Багира не слова не проронила об Уме, и это напрягало. Теперь, когда она наконец решилась, и это радовало. Видимо так психиатры радуются успехам своих пациентов, когда те из стадии «статуй» переходят в стадию «чего-то живого». За подобное сравнение Багира наверняка отвесила бы хороший подзатыльник, только вот сейчас женщине было совсем не до этого, да и всех его мыслей она пока к счастью прочесть не могла. Он не торопил, слушая ее молчание. — Она же мне как дочь… Была… — Маргарита судорожно вздохнула. Совсем как неделю назад, когда он прибежал на испуганный зов Глеба и застал ее задыхающейся у собственного стола. Словно увиденное перекрыло ей кислород. Перед глазами тогда пролетели все виды оказания первой помощи и даже всплыл в сознание учебник ОБЖ 7 класса. Но это оказалось ненужным, хватило пару раз погладить ее по спине, чтобы она вновь задышала. Вот и сейчас, отодвинув кружку, Иван присел рядом и аккуратно прижал ладонь к ее спине. — Почему, Вань? Почему она…? Что я сделала не так? — она смотрела в ожидании. Что он мог ей сказать? Ничего, он и сам ворочался каждую ночь, пытаясь оправдать этот поступок. Придумывая все более фантастические мотивы. Но оправданий не было, а предательство было. И о нем знали только четверо. Они с Ритой и Глеб с Аней, и молчали. Не зная почему, но молчали, хотя он их даже не просил. А может и они не верили. — Не знаю, Рит. Я правда не знаю… — он прижал ее к себе. — Судьба. Он знал, что она винит себя, считает, что сделала недостаточно для девочки. И также знал, что утешать бесполезно и до банальности изношенные слова ей ни к чему. Все, что ему оставалось, это сидеть рядом. Позволить ей выплакать всю боль и дать знать, что он рядом. Что он не винит. И как и прежде доверяет. Рита успокоилась лишь к ночи, впервые проплакав при нем так долго. — Утопить меня решила? У меня от твоих слез китель сядет, в чем прикажешь на службу ходить, — мужчина попытался улыбнуться. — Легче? — его взгляд стал серьезным. — Нет, — Маргарита покачала головой. — Но жить буду… Завтра выйду на работу, а то точно привыкнешь, что тебя с работы встречают, — она заставила себя улыбнуться ему. — Да и ребят наверно уже загонял. — Это они меня загоняли, — он уткнулся в ее волосы. — Давай-ка чаю…