***
Шестнадцатилетний Шакал всё помнил. Пусть больше никто не поднимал разговор об его отце, пусть мама наконец смогла нормально дышать и даже смеяться, отпустив прошлое, пусть он смог выжечь клеймо «сына убийцы», внутри парень помнил каждую секунду. Он уже не просыпался от кошмара в поту, видя повешенных отца, мать и почему-то себя самого. Однако желание отомстить тем людям, которые несправедливо обманули народ и выставили Бласта их врагом, с каждым годом росло больше. Пока его отец до последнего старался бороться за справедливость, все его друзья и подчиненные распивали ром и другой алкоголь в барах, радуя свою грешную душонку прекрасными молодыми девицами. Если бы они только извинились! Если бы хоть на секунду задумались о совершенном! Всего можно было бы избежать. Шакал стоял на маленькой полянке средь высоких деревьев с густой кроной, держал в руках самодельный деревянный меч и уже который раз наносил удар по столбу, обшарпанному и побитому. Было ясно, что Бласт тренировался. Для чего? Всё просто: ради мести. Хотя он и раньше хотел быть похожим на отца, сейчас это желание горело в тысячу раз сильнее, и если бы парень так и не взялся за самообучение, оно сожгло бы всё внутри. — Силы есть, а вот умений нет, — грубый хриплый голос раздался сзади за парнем, который в это время поднял руку для удара. Та так и осталась висеть в воздухе, а голова инстинктивно повернулась в сторону говорящего. Тёмная фигура стояла в нескольких метрах от него. Чёрный плащ и маска никак не придавали этому незнакомцу дружелюбный вид. Поэтому Шакал напрягся, сильнее сжал рукоять самодельного меча. По лицу незнакомец сразу понял намерения сражаться. Без слов приказал рукой действовать, раз он так того хотел. Двинувшись вперёд, парень с помощью крика придавал себе уверенности и силы, помчался на незнакомца и замахнулся одной рукой, как он тренировался уже который месяц. Всего секунда, а его деревянное оружие взлетело вверх, закружилось несколько раз по оси и упало прямо на голову Шакала, чью руку, что держала то самое оружие, крепко схватил незнакомец. Это была неловкая пауза, за которую и щеки, и уши покрылись краской. Попытался вырваться — не получилось, настолько стальной была хватка. Постарался атаковать свободной рукой — в итоге был блокирован и даже получил лёгкий удар по животу. Согнувшись, парень упал прямо на колени, словно признавал этого странного незнакомца в маске. — Удар сильный, в тебе есть толк, — снова голос раздался над ним. Шакал поднял глаза, и ему показалось, что этот человек настолько высокий и большой, что он лишь песчинка под его ногами. — Немного нужных советов и вырастет хороший воин. — Кто вы? — Тот, кто может за два месяца научить тебя основам и направить на путь, — слова никак не сочетались с образом этого мужчины. В его голосе читалась доброта, с которой он предлагал помощь, но весь его вид отталкивал и заставлял сжиматься, отступая на шаг. Не зря же он в маске? — Это нереально, — наконец-таки преодолел комок в горле парень, медленно поднимаясь. Словно запуганный мальчик, Бласт ждал каждую секунду удара мужчины, но этого не случилось. — Я не могу вам верить. — А если я скажу, что это реально? — в голосе читались нотки смеха. Смеялся ли он с мальчика или со всей ситуации в общем? В свете выглянувшего солнца Шакал приметил серые глаза в красной маске. — Что ты сделаешь, научившись управлять своей силой? — Отомщу, — одна мысль об отце, с улыбкой позволяющему надеть на себя мешок, и о тех сволочах, распивающих и спящих со шлюхами, заставляла гореть изнутри. И наверняка этот огонь не смог пройти мимо внимательно рассматривающих глаз незнакомца. Больше вопросов не последовало. Когда он развернулся, парню показалось, что тот всё понял лишь по взгляду Шакала. Он не стал смеяться над словами юнца, как и не интересовался, в чью сторону направлена месть. Просто ушедший кинул фразу: «Завтра в шесть утра. И оставь это уродское оружие. С ним многого не добьёшься».Два месяца спустя.
На небе тонким слоем расположились светлые облака, полностью скрывающие солнце и не дающие ни одному лучику проскочить на землю. Ветер ходил сильный, казалось, он о чём-то твердил, предупреждал, пытаясь быстрее донести новость каждому, оттого бег его колыхал слабые листочки на деревьях и иглы елей. Пот градом сбегал по светлой коже парня. Чуть согнутые колени, сильно сжатая правая рука на эфесе шпаги, напряжение в суженных глазах. Резкий секундный крик, повествующий о начале действий, и Шакал побежал с еле заметной улыбкой на лице на своего противника. Человек в маске стоял в готовой позе без своего плаща — лишняя вещь, которая могла помешать ему. Если ещё месяц назад ему не нужно было волноваться об исходе их сражения, то сейчас этот незнакомец подавал признаки нервозности. Замах со стороны и удар по левой руке противника не удался, поскольку Маска блокировал его. Собираясь нанести удар в ответ, его кинжал лишь прорезал воздух, который и без того был неспокоен из-за снующего ветра. Шакал отпрыгнул назад, а потом тут же пошёл в наступление — лезвия шпаг соприкоснулись в знаке креста, дрожа в руках хозяев, что не желали уступить ни в силе, ни в скорости, ни в хитрости. Серые глаза, с опытом и некой трагедией, смотрели в золотые, горящие силой и обидой, что подстрекала к мести из-за любимого отца. Молодой парень чуть подался назад, но не отошёл, а лишь развернул своё тело вокруг оси, чтобы нанести неожиданный удар с правой стороны его учителя. Последний уже предугадал этот шаг, поэтому со всей силой лязгнул по оружию противника и в ту же секунду ногой ударил в бок Бласта. Тот упал, тяжело дыша, стараясь вытереть стекающий пот, но в этом не было смысла — он всё равно до самого конца будет потеть не только от физической нагрузки, но и от силы мыслей, внутренних переживаний и ликования от серьёзного боя. Поэтому с довольной улыбкой он встал и снова побежал на своего противника, который готов был принять удар. И вроде бы история повторилась — его блокировали — но Шакал неожиданно для Маски провёл своим клинком до заставы оружия противника и вытянул локоть вперёд, попав чуть ниже горла противника. Хотя попасть в нужную точку не получилось, парень не отчаялся, заметил лёгкое удивление под маской учителя и тут же начал атаковать сразу несколькими повторными ударами, которые соединялись в кресте. Но заранее придуманная победа превращается в проигрыш. Один удар незнакомца выбил из рук Шакала его шпагу, которая, прокрутившись в воздухе, упала за спиной парня. Его довольная улыбка сменилась на открытый в удивлении рот, когда же узкие глаза округлились в непонимании. — Говорил же, используй две руки, — глухой голос донёсся из-под маски, чей хозяин уже стоял в обычной позе, пряча оружие. — Тч, — придя в себя, Бласт был недоволен своей опрометчивостью. Он подбил лежащий под ним камень, вымещая негодование, и подошёл к своему отдыхающему на траве оружию. Шакал тяжело дышал после длинной тренировки и неожиданного спарринга, который предложил сам учитель. Он выдохнул, поднимая голову к верху. Ни лучика солнца, ни голого неба — сплошь занавеса облаков. И хотя это был его проигрыш, да и внутри всё негодовало, пинало, оставляя послевкусие своей немощности, головой Бласт понимал, что победить учителя спустя лишь два месяца нормальных тренировок — нереально. Они особо никогда не разговаривали на другие темы, кроме ведения боя, и мало что знали друг о друге, но парню казалось, что Маска знает о нём куда больше, чем показывает. — Завтра я ухожу, — сказал мужчина, продолжая стоять рядом со своим снятым чёрным плащом. — Уже прошли два месяца? — удивился Шакал, ощутив внутри упавший камень. — Мне кажется, вы не выполнили обещание. Чувствую, что мне ещё многому нужно учиться. — Нет предела совершенству, — после десятисекундного молчания, когда парень опустился на холодную траву, ответил его учитель. — Я обещал научить базе — и я это выполнил. Больше я тебе не нужен. Ты сам должен найти и понять свои сильные и слабые стороны, чтобы увеличить шанс победы. Какое-то время они молчали. Шакал всё ещё не мог представить, что завтра он будет тренироваться один, что уже не на кого вымещать злость и ненависть, что никто не накричит громким голосом, побуждая не лениться. Ему всегда было интересно, о чём думал этот человек? За всё время он не снимал своей маски, как и не говорил имени. Бласту пришлось называть его либо «учитель», либо «маска», но оба варианта этому человеку не нравились. — Скажите честно, почему вы решили так просто научить меня? Вопрос вылетел с уст быстрее, чем Шакал обдумал его. Впрочем, не в его стиле много думать над вещами. Просто ему не хотелось показывать заинтересованность в этом таинственном человеке, точнее, обнаруживать свой скрытый интерес, с которым тот всегда думал о своём учителе. — Ты похож на моего сына. Такой же активный, вспыльчивый и идущий на поводу у эмоций. Сказать, что Шакал удивился, равнозначно тому, чтобы промолчать. Он узнал две вещи: у его учителя есть сын и они с ним похожи, в чём, если честно, он немного сомневался. Бласт вырвал пару травушек возле руки и полностью распластался на холодной земле, подперев руками голову. В его голове был непривычный ворох мыслей, не связанный (впервые) с местью, отцом или успокоением души. Теперь интерес стал сильнее прошлого, захотелось на момент встретиться с сыном этого человека. Просто… обычный интерес. — Надеюсь, месть тебя не поглотит. И ты не сделаешь ничего такого, о чём бы сожалел ты или чем был бы огорчён твой отец. Прощай. А эту шпагу отдаю в подарок, теперь вы — команда, товарищи. И незнакомец подхватил рукой свой тёмный, чуть потрепанный местами плащ, и отправился дальше по своему пути, махнув на прощение рукой. Шакал смотрел тому вслед, пока силуэт учителя не скрылся между стволами деревьев. Интерес к этому мужчине был настолько сильный, что он почти подорвался и попросил взять с собой, но его тело лишь приподнялось и село, на большее месть не дала позволения. Возможно, выбрав путь вместе с этим человеком, жизнь Шакала бы изменилась в другую сторону, но он продолжил идти по своему опасному холодному пути с необъятным желанием свершить справедливость. Но учитель с его серыми глубокими глазами за маской и красными длинными волосами, которые заплетал в хвостик, всегда останется в памяти Бласта как способ снова подняться, чтобы завершить начатое дело. Теперь Шакал почти готов к совершению своей мести.***
Какая же полиция ужасная и прогнившая насквозь! Под предлогом защищать людей и их ценности каждый просто работает на себя, обманывая других, они обирают несчастных верующих в них людей, лишь для вида решая их проблемы. И все они продажны. Стоит дать денег, да побольше, как даже убийство случайного одинокого человека несправедливо закрывалось. Начиная с восемнадцати лет, Шакал вынашивал свой план и медленно его осуществлял. Всех людей, причастных к казни отца, разбросали в разные места, поэтому Бласту пришлось найти предлог для матери, чтобы уйти из дома, и искать их по разным городам и деревням. Даже на новом месте они оставались грязными и грешными людьми, обманывающими простой народ, которому оставалось лишь верить в тех, кто способен помочь. Они-то способны, но никто и пальцем не двинет, если в том деле нет личной выгоды. Мерзко, не так ли? И парень совершал своё правосудие. Ему нравилось находить свои жертвы, в тёмное время суток встречать в безлюдном месте и видеть страх в застывших глазах. Их моление — услада для ушей, но что бы они ни говорили, на лице Шакала оставалась всё такая же довольная и даже злорадная улыбка, когда он поднимал свою верную шпагу, так идеально подходящую для него. Не встреть он тогда своего учителя и тренируясь самостоятельно, Бласт, быть может, убивал бы этих прогнивших людей, однако Маска изменил видение парня. Шакал отрезал своим жертвам руки, когда они успокаивались, не сражались больше и просили пощадить. Если ты не выполняешь свой долг, как полицейский, как защитник народа, то тебе незачем держать в руках оружие. Если твои руки нужны, чтобы выпивать да трогать шлюх в очередном баре, то они обесцениваются. Таким принципом был управляем парень. Закончив со всеми людьми, Шакал осознал, что есть и другие служащие, которые таковыми не являлись по деяниям. И в какой-то момент парень понял, что так он мог вершить свою справедливость, отрезая одну главную — правую или левую — руку. Он не любил этих притворщиков, не считал полицейских, особенно высоких чинов, за людей. Так думал Шакал ровно до того момента, когда встретил Её. Люси Хартфилия, месяц как капитан морской полиции, не вызывала у него доверия. Слишком молодая и неопытная, однако уже дошла до такой высокой должности. Деньги? Скрытные связи? Сторонняя власть? Бласт действительно заинтересовался этой девушкой, сделав её следующей жертвой. И, как оказалось потом, последней.***
— Слишком хорошо притворяется, — вслух подумал Шакал, наблюдая за особой, которая с улыбкой держала за руку одну старушку. Та готова была в ноги пасть, лишь бы отблагодарить её за спасение своей единственной внучки. Слишком добрая улыбка. Слишком большие глаза. Слишком приторный сладкий голос. Слишком явная ложь. Ему это не нравилось. Даже не так. Шакала бесила эта девица, за которой он наблюдал уже две недели. Всегда помогает, берется за помощь, направляет сержантов на задания. Эта Люси создала настолько идеальный невинный образ, что на некоторые мгновения Бласт терял бдительность и почти ей верил. — Сегодня я сорву притворную маску с лица, — процедил сквозь зубы Шакал, скрылся за поворотом дома, откуда высматривал свою жертву, сжал рукоять шпаги и пошёл в другое направление, противоположное от двинувшейся Хартфилии.Полночь.
Парень ожидал разной реакции от девушки — от встречного сопротивления до девичьих криков о помощи, — но не ожидал услышать: «Наконец-таки показался». В то время Люси завернула за уже закрытый магазин с игрушками (в той подворотне Шакал собирался застать её врасплох), а когда Бласт зашёл за угол, приготовив и шпагу, и тесак, он увидел опирающуюся спиной о стену девушку со скрещенными руками и спокойствием в глазах. — Кто ты такой? — спросила она, не дав парню опомниться. Он действительно был удивлён, потому что не мог припомнить, когда успел себя выдать. Где он промахнулся? Возможно ли, что она уже позвала на подмогу людей? Его улыбка застыла на лице. — Я — Люси Хартфилия, хотя, думаю, ты это знаешь. — Ты знала, что я приду за тобой, — Шакал наблюдал, как девушка отодвинулась от стены и встала напротив него, не разрывая креста на груди. — Скажем так, я подозревала, что могу оказаться в списке «коллекционера рук». — «Коллекционера рук»? — переспросил Бласт и почему-то засмеялся, всё ещё держа в руках свою шпагу. Девушка улыбнулась в ответ. — Так тебя прозвали, — она просто пожала плечами. Шакал успокоился и нацепил на себя уверенную широкую улыбку. — Мне было интересно узнать, что ты за человек. И почему ты отрезаешь руки служащим народу, — на последней фразе парень фыркнул, вознесся глаза к небу. — Не того я ожидала увидеть. Люси осмотрела его с ног до головы, недоверчиво покачав головой, словно всё ещё не свыклась, что её образ не оправдал себя. Возможно, она ожидала увидеть взрослого мужчину за сорок, у которого есть веская причина для ненависти? В любом случае, возраст — всего лишь цифры. Бласт поднял свою шпагу, ощутив лёгкую нервозность и былое ощущение «впервые». Эта Люси — не первая в его списке и не единственная, кто пытался заговорить или казаться уверенным в себе. Но её внимательный взгляд и грустная улыбка действовали на парня по-другому. Она была не такой, как все. — Ты не сделаешь этого, — словно читая мысли, произнесла Люси и сделала шаг вперёд, опустив руки. Парень напрягся, однако не двинулся в нападение. Вокруг них ни души, а его сердце стало быстрее стучать по непонятной причине, что казалось, девушка могла это услышать. — Это ещё почему? — Шакал не понимал, почему он её слушал, стоя с боку магазина, в котором уже давно погасли огни. Фонари редко где освещали улицу, но сюда попадали лишь отражение, слабое сияние, которое вместе с яркой луной не давали полностью смотреть на собеседника. Он видел белок глаз Люси, темноту в зрачках, ощущал её улыбку и уверенность, которой сам парень сейчас не блестел. Почему он медлит? — Потому что ты этого не хочешь, — вот так просто, другой причины не было. — Возможно, наблюдая за мной, увидел что-то, из-за чего сейчас сомневаешься. Если бы ты хотел сейчас отрезать мою руку, то уже давно бы сделал — я ведь шпагу свою не достала. Для него Люси сейчас была олицетворением русалки: тех мифических существ, которые заманивают моряков и пиратов своим сладостным голосом. Они умели заманивать, завлекать мужчин, которые бросались в пену, сошедшие с ума. Шакал думал, что такое с ним никогда не случится, но теперешний момент пошатнул внутри его принципы. Он попытался выбраться из этих оков и потому ступил вперёд, подошёл слишком близко к девушке и подставил к её горлу клинок. Та если и испугалась вначале его порыву, то сейчас взирала на него строго и грозно, хотя в глазах было… было нечто, что оставляло слабость в теле. — Давай поговорим. Иногда нужны слова, а не действия. А после разговора решай, оставлять мне руку или отрезать, — Шакал сглотнул. Он улыбался, старался всеми силами сдержать эту уверенную широкую улыбку с его маленькими клыками, которые так любила его мать, старался ею запугать и придать себе уверенности, но он лишь ощущал, как подергивались уголки рта. — Я уверена, ты не такой, каким кажешься. Всегда есть исключение в правиле. Своеобразное продолжение любой законченной фразы с помощью «но». Это лишь возможность измениться. И его исключением была Люси.***
Шакал бы никогда не подумал, что будет сидеть на небольшой скамье вместе со своей жертвой и раскрывать душу. Чтобы он не чувствовал напряга, девушка начала первой рассказывать о себе то, что почти никто не знал. Была ли её история придуманная из лжи, чтобы в итоге парень оставил её с рукой? Бласт не мог сказать точно, но знал одно: точно так же, как воздействовал её взгляд на него, сейчас им управлял временами ломающийся голос капитана морской полиции. Что он говорил? Собирался сорвать с неё маску? У него это получилось, но не так, как планировалась. Люси не такая сильная и уверенная в себе, коей показывалась остальным. За её улыбкой таились причины для печали. Кто-нибудь вряд ли подумал бы, что лет пять назад эта сильная и побеждающая врагов девушка жила в роскоши с одиноким отцом после ранней смерти матери, а потом убежала, не выдержав напора изменившегося родителя. Она променяла богатство на свободу, которой сейчас довольствовалась, но всё равно не смогла полностью снять с себя оковы власти её влиятельного отца. Пошла работать в книжный магазин, потому что с детства любила читать и решила, что польза с работой идеально сочтутся тут, как Хартфилий иногда приказывал своим людям заходить к ней и покупать несколько книг, даже если они их никогда не откроют. Работала с маленькими детьми, за которыми занятые до вечера родители не могли уследить, но и тут Джуд приложил свою руку: старые скрипучие кроватки были заменены на новые, специально заказанные с другого материка, а к Люси пришли две добровольные девушки, чтобы помочь с непростым занятием. Когда она решила попробовать себя в гончарстве, или в конном спорте, или в помощи одной старушки для продажи на рынке, везде и всюду за ней ступала тень влиятельного отца, который хотел облегчить ей жизнь. Вроде бы, в особняке даже не обращал на единственную дочь никакого внимания, а стоило уйти, как тут же проснулись родительские чувства. — Значит, стала капитаном тоже из-за помощи отца? — Шакал был бы рад подавить в себе порыв интереса, но когда история девушки полностью захватила в свои лапы, трудно было сдержаться. Если у учителя он так и не смог ничего толком спросить, то в этот раз не наступит на те же грабли. Ведь Хартфилия теперь была в его глазах другая. — Да, — Люси кивнула и слабо улыбнулась. Она грустно смотрела на свои руки, которые во время разговора всё время двигались и были чем-то заняты из-за волнения или вновь пережитых чувств от воспоминаний. — Но я стараюсь всем и каждому показать, что и без его покровительства достойна этого знания в свои двадцать. Понимаешь? Она повернула голову в его сторону. Было темно и прохладно, на дворе стояла ночь с яркой полной луной. Вначале они сидели на разных концах скрипучей скамьи, но потом они подсаживались чуть ближе, когда их души стали крутиться вокруг друг друга, редко касаться, сомневаясь, позволить ли себе полностью открыться или нет. Наконец Шакал понял, почему взгляд Люси отдавался слабостью в мышцах, а её слова были подобны мелодии русалок: они похожи своим печальным прошлым, которое ступает по пятам, дышит прямо в спину и не даёт забыть ни на секунду. Бласт еле заметно кивнул, и девушка улыбнулась. Если до этого у неё и были сомнения, стоило ли раскрывать себя, снимая маску не такой уж и уверенной в себе девушки, то сейчас она видела в золотых глазах парня правильность действий. Вдохнув глубоко холодных воздух, который освежил голову Шакала, он впервые за несколько лет внутреннего заточения решил раскрыться. И не кому-то, а своей жертве. Последней жертве, которая осталась на утро с рукой и легкостью на сердце.***
От бездельника-Шакала, переставшего мстить и решившего жить для себя, до младшего лейтенанта морской полиции лежал путь в несколько этапов. Вначале парень отрицал любое желание Люси помочь ему устроиться и начать работать, не давал даже начинать разговор, переводя на другую тему. Потом он начал ненавистно высказываться против полиции, напоминая Хартфилии о недавней его ненависти в их сторону. В итоге, поймал одного насильника, что околачивался рядом с его домом и совершал непристойности с бедными девушкам. Капитан морской полиции тогда улыбнулась, увидев того в дверях своего кабинета, и произнесла: — Леви, подготовь нужные документы и собери людей. В наших рядах пополнение. И хотя Бласт понимал, что ему не нужно больше так рьяно тренироваться, всё время выслеживать людей, готовиться морально к очередной битве, на деле он оставался активным человеком, действовавшим на эмоциях. Начиная со звания сержанта, Шакал мчался лишь на те задания, где точно присутствовала драка, в остальное время он находил отговорки и зависал в очередном баре. И хотя он ещё пару лет назад вставал рано, чтобы встретиться на тренировке с учителем, в момент своей службы парень всё время просыпал, опаздывал, потому что однажды поленившись и расслабившись, перестав думать о мести и ненависти, — хочется лениться всегда. — Что опять задумал Мар де Голль? — голос капитана раздался в тот момент, когда Шакал вошёл в кабинет Люси и Леви, чтобы предоставить отчёт о выполненной поимке торговцев нелегального оружия. Увидев его, девушки тут же замолчали, разошлись по своим рабочим местам и стали вести себя как ни в чём не бывало. — Мар де Голль? Тот самый стремный парень с лохматыми волосами и непонятными глазами? — ему ничего не ответили, начиная переводить тему на то, зачем он сюда пришёл. Но Бласт не мог забыть те волнительные нотки в голосе Хартфилии, когда она произнесла тот вопрос. И те медовые глаза Леви, что нервно бегали по комнате. — Что с ним? — Ничего, Шакал, — выдохнула Люси, вытягивая руку, чтобы забрать отчет, но Шакал спрятал бумаги за спиной, грозно смотря на девушку. Это было нечто серьёзное и важное. Это было опасное и тревожное. В который раз он замечал, что его капитан проводила какое-то тайное расследование и делилась информацией только с МакГарден. Но разве Бласт не является тоже доверенным лицом для блондинки? Что бы там ни было, у него загорелось острое желание помочь Хартфилии, сделать всё возможное, чтобы спасти от опасности, чтобы быть рядом и помогать. Тогда он думал, что это желание… просто из-за долга перед его последней жертвой. Всего лишь долг и собственная гордость. Больше нет причин так стараться ради этой девушки. — Я хочу знать. И хотя МакГарден за его спиной покачала головой, Люси всё же не смогла не рассказать парню правду, ведь знала его прошлые деяния, знала, как ему важно было чувство справедливости. Но если бы Хартфилия тогда знала, чем закончится вмешательство Шакала в дело Мар де Голля, она бы ни за что не позволила помогать ей.***
На следующий день после того, как неожиданно появившиеся пираты «Fairy Tail» похитили Люси, лил дождь, такой редкий для их тёплых краёв, но идеально подходящий для настроения парня. Он сидел в баре, держал не отпитую кружку рома и наблюдал за стеной воды, струящейся вниз, создающей глубокие лужи под ногами и скользкую грязь на дороге, мешающей продавать свой товар и гулять на улице с друзьями. Шакал правда не знал, что произошло вчера и что происходит сейчас. Как будто его внутренние часы остановились, а мир продолжал жить своим темпом. Что он должен делать? Помочь ему некому, поскольку даже Леви пропала. Он вновь остался один, как тогда, когда умер его отец и когда ушёл от него учитель. Только если в прошлые разы у него была цель отомстить и что-то изменить, то сейчас… что Шакал должен делать? Отвернувшись, парень сделал глоток, а после поморщился. Утратив капитана, он на многое открыл себе глаза. Во-первых, все подчиненные Люси были продажными и лицемерными. Никто не мешкал, когда был получен приказ стрелять в Нацу Драгнила, капитана пиратов, на шее которого висела Люси Хартфилия, их капитан. Ни разу не моргнули, стреляя в неё. Во-вторых, Мар де Голль был тем, кто отдал приказ на открытую стрельбу. И тогда дал понять своими действиями, что все подозрения насчёт его ужасной стороны оказались правдивы. Приказав стрелять в Люси, он тем самым добавил в список своих врагов и самого Бласта. В-третьих, Леви МакГарден не так проста. Он подозревал, что секретарь капитана морской полиции Магнолии что-то таила в себе, но не думал, что в итоге она могла оказаться пиратом. Ну и в-четвёртых, не менее важное заключение, которое появилось от душевной боли, Шакалу нравилась Люси. Младшему лейтенанту действительно нравилась Капитан. Парень снова сделал глоток рома, оставив уже треть жидкости в кружке. В носу стоял терпкий запах, по горлу бежало горючее, которое, вроде бы, опускалось в желудок, но влияло больше на голову. Но вместо привычного занавеса мыслей и помутнения в голове, разум Бласта наоборот прояснился. Да. Ему правда нравится эта странная, скрывающая ранимую и чувственную сторону девушка, которая делала всё, чтобы вести за собой подчиненных и при этом помогать нуждающимся людям. Ему нравится та, которой достаётся всё благодаря отцу, но при этом та, которая пытается доказать, что всего этого достойна. И как настоящий лейтенант будет всегда верен капитану, так и Шакал сделает всё ради своего Капитана.***
На что человек способен ради любви? На бездумные поступки, на создание прекрасных творений, даже на смерть. А «стать врагом любимой ради неё» — это много или мало для высокого чувства? Хотя самого парня не особо волновал этот вопрос, когда он решился на отчаянный поступок. Он привык больше действовать, чем раздумывать на одном месте с «а если бы». И чем больше он согласно принимал своё решение, тем лучше понимал, какой важной стала для него Люси Хартфилия за те десять месяцев, что они провели вместе как подчиненный и капитан. Поэтому без опасений за свою жизнь он вошёл в логово зверя, стал его пешкой, только чтобы защитить Капитана. Он мог уйти из полиции и начать искать Люси, забрав её или присоединившись к пиратам, но не сделал этого. Он перешёл на сторону Мар де Голля, продолжая быть верным его любимой. И сейчас, стоя за деревом на острове Харгеон, его желтые глаза следили за передвижениями Хартфилии. Прошло сколько? Неделя? Меньше? Больше? Непривычно было ему смотреть на Капитана без его формы и в длинном потрепанном платье. Злость в тот момент взяла верх: «Как они смели дать такое тряпьё его Капитану?!» Шакал хотел подойти, когда она разделилась с Нацу. Хотел по-старому сказать развязно «привет» и махнуть рукой, словно всё как всегда. Но это вспыхнувшее лавой в вулкане желание было подавлено мыслью о том, что так защитить Люси он не сможет. Поэтому он, отвернувшись, стиснув зубы и сжав кулаки, тихо рыча нецензурные слова, пошёл искать Джерара — его задание.***
Говорили, любовь угасает, когда не видишь человека долгое время и стараешься забыть его. Но Шакал даже не старался не думать о Капитане, пытаться забыть её и начать жить с самого начала. Все его действия, какими бы они ни были, как бы ни заставляли Люси ненавидеть его, были ради Неё. Однако как был Бласт эгоистом, так и остался: вместо того, чтобы самому пройти лабиринт, он решил придумать предлог для их встречи. И хотя тот факт, что ему нужно было ранить малую девчушку, его не радовал, парень был рад увидеть Капитана рядом, разговаривать с ней и ходить по лабиринту. На мгновение казалось, что они вернулись в былые времена, только вот теперь отношение Люси к нему было неоднозначное. Он видел, как она ненавидела саму мысль, что её бывший подчиненный ранил маленькую девочку и так легко перешел на сторону Мар де Голля, и в то же время она старалась ему помочь. Снова. Опять. Шакал видел её протянутую руку. Видел ту надежду в её карих глазах. Слышал добрые слова из прекрасных губ. Но, несмотря на желание схватить её ладонь, притянуть к себе и поцеловать, он боролся с этими чувствами, огрызался и повернулся к ней спиной. Любить и правда больно. Особенно, когда безответно. Особенно, когда нужно жертвовать собой. Особенно, когда они оба борются за справедливость. И когда он протянул завернутые в ткань противоядие и книжку, внутри него упало сердце. Знал ли он тогда, что это их последняя встреча? Надеялся ли он на лучший исход своего решения или заранее принял наихудший вариант завершения его плана?***
Яркий свет, направленный на глаза, будто горел огнём и сильно давил на веки. Хмурясь, противясь яркости, глаза нехотя открылись. Трудно было сфокусировать взгляд, всё плыло, как будто до этого Шакал употребил наркотическое вещество. Тряхнул головой. Смог различать определенные предметы: стул, бочка, металлический стол, лампа над его головой. Тело онемело, руки горели, кожа ощущала холод. Но встать или изменить положение было невозможно, потому что он сидел на холодном полу, с руками прикованными к стене тяжёлыми цепями над головой. И тут он вспомнил. Как шёл, ощутил удар по голове и отключился, так и не увидев нападающего, но уже догадавшись, кто это. Всё, что он успел подумать: «Уже?» И он был прав, спустя минут десять после его пробуждения в этот подвал — а Бласт был уверен, что это именно подвал в каком-нибудь заброшенном здании, — зашла Кёко. На лице дьявольская улыбка, руки в ожидании потирали друг друга, как если бы мастер предвкушал начало работы над очередным творением. По её глазам Шакал понял, что они здесь не для того, чтобы пить и говорить по душам. Было лучше, чтобы они сразу его убили. Но Бласт прекрасно понимал, что такие ужасные люди, как Мар и Кёко, никогда не позволят своей жертве так быстро умереть, не показав шоу. И потому он был готов. Готов к тому, что его резали маленьким, остро заточенным ножом по всему телу. К тому, что каждые полчаса отрывали один ноготь сначала с рук, потом с ног. К тому, что его ожидали долгие и протяжные побои как голыми руками, так и тяжелыми средствами: палками, шарами, рукоятью оружия, какой-то книгой, плеткой и другими предметами, которые он не видел из-за крови, капающей на глаза. Он не мог сказать, сколько времени прошло. Его били несколько часов? Терзали несколько дней? Или он настолько утратил ориентацию во времени в этом закрытом пространстве, что не заметил пролетающие месяцы из-за боли? — Ты нас предал, Шакал, — Мар сидел в стороне, в тени светящей лампы, на стульчике, и с наслаждением наблюдал за тем, как раскаленный воск от свечи падал на грудь и пресс бывшего лейтенанта полиции. — Ты сам… не шибко мне… доверял, — Бласт делал всё, чтобы не плясать до последнего под их дудку. Он видел, как они жаждали услышать его крики, визг, моления, увидеть слёзы или страх на лице. Именно поэтому он сдерживал себя настолько, насколько позволяло сознание. Как бы больно ни было, он стискивал зубы, он кусал до крови губы, он цеплялся пальцами без ногтей до синяков на ладони. — Можно считать, что мы оба догадывались друг о друге, но не подавали виду, пока это было выгодно, — пожал плечами новый капитан морской полиции, сидя расслабленно и спокойно с закинутой одной ногой на другую, в развернувшейся позе, где он облокотился на спинку стула, как какой-нибудь главарь среднесортной шайки разбойников. — И всё равно тебе не достичь того, чего ты так жаждешь, — Шакал улыбался. Как можно шире, как можно довольней. И пусть губы болели, потому что были разбиты, а некоторых зубов уже не было, парень ощущал себя победителем, заметив напряжение в его надутой пафосом позе и нахмурившихся глазах. За свои слова парень получил кулаком от Кёко по лицу, а также новые порезы. Точнее, она вновь порезала старые, затягивающиеся раны, что было куда больнее, чем создавать новые. И даже тогда Бласт подавил в себе нарастающий крик. — Можешь сопротивляться сколько хочешь. Всё равно итог один, — с этими словами Мар де Голль поднялся, кивнул своей подчиненной и вышел, громко хлопнув показательно дверями. Боль была невыносимой. Она затуманивала рассудок. Заставляла внутри гореть тело. Доводила до тошноты от вида собственной крови, в которой он почти тонул. Запах был ужасен, глаза не могли уже нормально видеть, потому что синяк не давал даже раскрыть их. Дыхание быстро заканчивалось, он почти задыхался. Но не кричал. Не выл. Не молил и не просил ничего. Из последнего остатка разума назло улыбался. Кёко ударила три раза подряд плёткой, которая успела попасть не только на тело, но и по уху, когда парень отвернул голову — что зря. Был настолько мощный удар, что Шакал просто перестал слышать на ту сторону, чувствуя, как теплая жидкость стекала по шее. Жалел ли он о прожитой жизни? Нет. Парень, также, был рад, что он успел повидаться с матерью. Был спокоен, зная, что она жила хорошо, нашла себе мужчину, которого Бласт одобрил, поэтому он не волновался, что его мать будет страдать. Даже если узнает о нём, у неё будет опора и плечо. Кёко решила достать последний ноготь на левой ноге парня. Резко? Нет, медленно, выковыривая для вида, для боли, для наблюдения за скошенным лицом лейтенанта. А уже потом, спустя десять минут, или пять секунд, или несколько часов, Шакал был лишён последнего ногтя. «Скоро увидимся, отец. Не знаю, наблюдал ли ты за мной, но я всё равно тебе обо всём расскажу. А даже если нет, то знаю: ты в меня веришь. Моя справедливость, которую я позаимствовал у тебя, отец, оставалась со мной до конца. Методы были не лучшими, но не жалею. Миссию свою я выполнил». Девушка держала в руках небольшой тазик с водой, от которой исходил пар. Горячая, только-только снятая с огня. Тонкой струёй Кёко лила от ладони до плеча правой руки, потом левой, потом перешла на бесчувственно валяющиеся ноги. Жутко горячо? Больно? Но всё равно девушка не смогла услышать заветные крики и слова о прекращении пыток. «Учитель, я всё же встретил вашего сына. Сразу понял, что это он. Те же глаза, тот же взгляд, почти одинаковый тембр голоса. Даже некие повадки ваши. Неужели мы реально похожи? Бездумные, эмоциональные, любящие отдыхать? Возможно. И вкусы, как оказалось, у нас одинаковые. Поэтому-то я спокоен за Капитана». Мысль о Капитане заставило парня забыть о том, что происходило в данный момент. Что бы там Кёко ни делала, Бласт больше не ощущал, не слышал и не видел. Перед ним стояла Люси. Грозная, когда ругала за опоздание. Милая, когда смотрела на здоровых и защищенных ею детей. Красивая, когда в закате стояла на берегу моря и о чём-то думала. Трудолюбивая, когда сидела за столом. Много-много воспоминаний и моментов с Люси пролетели в его голове. Знал бы он тогда, возле лабиринта, что там была последняя их встреча, сказал бы что-нибудь ещё, сделал бы нереальное. Но его жизнь полностью наладилась, когда в ней появилась Капитан. Жить одной местью нельзя, марать руки в крови неправильно — этому она научила. Жаль, он не смог рассказать о своих чувствах. Жаль, что он умрёт для неё лишь врагом. Хотя, может, после прочтения записной книжки, Люси всё поняла. Да, она поняла. И простила его. Поэтому не нужно думать, словно он умрёт ненавистный ею. Поэтому он… Вместо Люси перед его взором оказалось ужасно страшное лицо Кёко с ехидной широкой ухмылкой и горящими азартом глазами. Он не сразу ощутил, что не так с его телом, пока медленно не опустил голову вниз и не увидел меч, вонзившийся прямо в его сердце. Глаза открылись в ужасе — он не ожидал скорой смерти. Рот открылся в немом вопросе и, возможно, последними произнесенными словами: «Капитан, простите». Шакал хотел умереть с улыбкой на лице, как его отец. Он хотел быть сильным до конца, как учил Маска. Лейтенант радовался, что Капитан не увидит его страшный труп. Но. Бласт уже не узнает, что его лицо в последнюю секунду отражало ужас. Что слеза боли и разочарования скатилась по кровавой щеке. Что Капитан всё же увидит его изуродованное тело в петле. Шакал не был героем. Как не был и плохим. Обычный человек, который защищал то, что любил. Человек, что, подобно отцу, боролся до конца за своё понятие справедливости. Шакал Бласт — просто лейтенант, который был верен своему Капитану до последнего вздоха.