Письмо
24 сентября 2017 г. в 20:31
Linkin Park — One more light
Однажды утром ты проснёшься, откроешь оконные ставни, взглянешь на полный жизни и суеты мир за окном, поняв, что настало долгожданное завтра — то самое призрачное завтра, которым ты должна распорядиться так, как было задумано несуществующим, но оставшимся, пока ещё свежим и ароматным в памяти вчера.
Ты перекинешься через ограждение балкона так, что верхняя часть твоего туловища будет параллельна земле, ведь иначе тебе не удастся разглядеть тех, кто находится сейчас там, в самом низу, где царит хаос.
Выдохнув горячую струйку пара изо рта и облизнув алые губы, ты захочешь скорее уйти отсюда, ведь настала осень, поздняя осень, потому что все листья уже опали, оставив деревья голыми, а шумным городом завладела ледяная морозь.
Озябнув, ты, наконец, зайдёшь внутрь, закроешь за собой двери балкона и мимолётно оглядишь уютно обставленную квартиру. Ту самую, в которой ты живёшь с момента, когда только съехала от родителей — стариков, ограничивающих твою свободу выбора, — и самостоятельно выкупила её у ворчливого мужчины. Тогда ты ещё долго напоминала себе о нём, воспроизводила в голове его образ, чтобы не быть в дальнейшем столь же доверчивой.
Ты пройдёшь на кухню, поставив греться чайник, а после его закипания ещё с несколько секунд будешь слушать столь натужный свист. Забыв о горячей ручке, ты обожжёшься о раскалённый металл, несмотря на то, что тебе уже не раз приходилось так ошибаться. Ты в сотый раз проклянёшь себя за забывчивость, начав нашёптывать себе под нос то, что не удавалось разобрать ещё никому, но в итоге заваришь себе крепкий чай. Именно чай, потому что ты ненавидишь кофе. Ненавидишь за вкус, запах, столь тёмный цвет, за пенку, образующуюся на поверхности.
«Чай навсегда останется моим фаворитом» , — так ты говорила мне каждый раз, когда я протягивал тебе кружку с этим напитком и такой ненавистной для тебя пенкой сверху, что имела молочный цвет и порою редкие пузырьки воздуха.«Это похоже на рожицу», — с улыбкой подмечала ты, указывая на два одиноких, прозрачных пузырька, находящихся друг от друга по разные стороны. И я бы не согласился, как делал это всегда, чтобы после ты начала злиться, ведь я до сих пор считаю тебя ужасно милой в такие моменты. А после долгого-долгого спора, я бы засмеялся, и ты засмеялась в ответ. У твоих глаз появились бы морщинки, оттого, что ты так часто улыбаешься и по природе не являешься мрачной личностью, и я бы чмокнул тебя в носик, — твой маленький носик, — а ты бы поморщилась и сказала тихое: «Ненавижу, когда ты так делаешь». Мне бы захотелось улыбнуться в этот самый момент и сказать уже заезженное «люблю тебя», и именно так я и поступил бы, после чего крепко обнял тебя и прижал к груди.
Твоё чаепитие растянется на долгие тридцать минут, ведь ты никогда не делала это быстро, а наслаждалась каждым глотком: как горячая жидкость стекает по твоему горлу, и по телу проходит приятная теплота, начиная от самой груди, «от сердца и души». Помнится так ты мне когда-то сказала?
Ты встанешь, медленно пройдя в свою спальню и обязательно стукнувшись о дверной косяк, ведь ты всегда оставалась неуклюжей, отчего и получила прозвище «медвежонок» от меня, помнишь? Остановишься напротив книжного шкафа, наделённого богатой коллекцией книг на любой выбор. Тебе нравится всё: от классической мелодрамы, до вызывающего дрожь ужастика. Ты выберешь ту самую книгу, что стоит на самой верхней полке, в самом дальнем углу, стряхнёшь с неё успевший собраться тоненький слой пыли, чихнув при этом и сказав самой себе привычное «будь здоров», — я сохранил в памяти все твои странности, — а после устроишься на подоконник. Тебе всегда там дуло из маленькой, едва заметной щели, и ты всегда жаловалась мне на это, но никогда не меняла своё излюбленное место, несмотря на то, что я всегда кричал на тебя за это. Я боялся, что ты можешь простудиться, ведь у тебя от рождения слабый иммунитет, и я знал это, а ты продолжала садиться там же. Помню, как в конечном итоге я приходил к тебе и садился рядом, полностью обхватывая твоё, к этому моменту, продрогшее тело, и ты всегда говорила мне, насколько я тёплый, и чтобы я не уходил, ведь иначе ты вновь замёрзнешь. Я всегда оставался рядом и слушал, как ты читаешь ту самую книгу, слова которой мне пришлось выучить наперёд.
Пройдёт пару часов, прежде чем ты захочешь остановиться, потому что ты продолжала читать её вплоть до того самого момента. И ты заплачешь, ведь ещё ни разу тебе не удавалось пройти этот момент бесслёзно. Ты захочешь уткнуться мне в грудь, как обычно делала, чтобы я оставил невесомый поцелуй у тебя на лбу и прижался к твоему дрожащему телу, но позади себя ты не почувствуешь ничего, кроме холодной стены и щели, откуда дует осенний ветер. И ты внезапно остановишься, поняв, что меня больше нет и прошлого не вернуть, что так не может продолжаться вечно и тебе необходимо идти дальше.
Малышка, я хочу сказать, что когда-нибудь этот день обязательно настанет, и что ты всё же сумеешь принять мой выбор. Ты поймёшь, что я сам пришёл к такому решению, и что здесь нет твоей вины. Я ушёл не потому, что не любил тебя, ведь даже такая опустошающая и холодная вещь, как смерть не сможет охладить моей любви к тебе, — прошу, поверь, — а ушёл я потому, что больше не чувствовал нужды в этом мире. Ты освещала этот мир для меня, и светила ты только ради меня, но ничто не могло изменить моего решения.
Я бы не хотел, чтобы ты нашла моё тело, и столь чистая и светлая душа, как твоя, впитала бы это, оставив чёрный след и выжженную пустошь вместо себя, поэтому я оставляю тебе эту записку. Пускай она будет для тебя, как нечто прекрасное, несмотря на её печальное завершение.
Я хочу, чтобы в твоей памяти после меня остались только светлые моменты, чтобы я навсегда остался для тебя тем, кто обнимет и будет рядом, чтобы успокоить после прочтения той самой книги.
Сохрани мой образ, милая.
Скажу заезженное «люблю тебя» и конечное «прощай».
Твой любящий Найл.
Читала она со слезами на глазах и тусклой улыбкой на лице, представляя в голове отдельно каждый из моментов, упомянутых в письме, а по телевизору в сотый раз крутили одну и ту же новость о пропавшем без вести молодом парне, так ярко улыбающемся на снимке.