Немота

      Корво всегда думал о том, что он теряет. Казалось, каждое мгновение его жизни всплывал этот вопрос. Беззвучно, но ощутимо пронзая сознание, вкручиваясь грубыми рывками глубоко в мозг, чтобы нельзя было выкинуть его из головы как можно дольше.       Аттано думал, что больнее уже не будет. Что уже достаточно. Но держа в своих руках задыхающуюся в агонии императрицу, жадным отчаянием ловя каждое шепчущее слово, он понял, что больнее всегда возможно.       Приносящий лишь боль вопрос ввинчивался с новой силой, снова и снова, а затем, каждое значимое событие его жизни лишь усиливало эту боль.       Смотря в стекленеющие глаза своей императрицы, ему хотелось кричать. Нет, даже скорее выть. Долго, протяжно, болезненно. Но он не мог. Он мог лишь скулить как побитый пёс, потерявший хозяина. Голосовые связки не хотели слушаться его даже сейчас, не хотели помочь ему выразить его боль. И все что он делал - трясущимися руками поправлял её волосы, с надеждой заглядывая в лицо, безнадежно веря, что сейчас все исчезнет словно страшный сон. Что все хорошо.       Он потерял её. Когда-то Корво задумывался об этой потере и не думал, что ему будет больно. Но он ошибся.       Мужчина прекрасно знал, что императрица не любит его. Увлечена, чувствует себя с ним комфортно, привыкла - да. Но все это было так далеко от любви. Аттано твердо знал это. Потому что он любил её.       Она была его направляющим лучом, без лишних трудностей понимая все, что он хотел сообщить ей. Находясь рядом, ему порой не нужно было использовать жесты. Казалось, словно она читает его мысли. И для него это было особенным. Для него. Не для неё.       Императрица была столь эгоцентрична, сколь и великолепна. Многих завораживала её сила и твердость и кому-то, как Корво, она дарила мгновения своего драгоценного времени. Хотя нет, все же Аттано она давала гораздо больше, чем остальным - опровергал сам себя мужчина, глядя на Эмили. И все же, не обманывал себя. Не надеялся на глубокие чувства. Просто следовал за ней как преданный пёс. Лорд-защитник. Который не смог её защитить.       Было больно. Очень больно, когда усмехающиеся предатели счастливо отдавали приказ об очередной пытке и упивались своим могуществом и его беспомощностью. Но больнее было знать, что он бессилен в воскрешении мертвых и что он не знает, что с Эмили. И всё, что Корво мог - стискивать зубы и превращать безобразный крик в неразборчивое мычание.       Загоревшаяся надежда исправить хоть что-то не принесла ему облегчения. Аттано уже заранее готовился к провалу. К разочарованию. К боли. Смотря в лица воодушевленно переговаривающихся заговорщиков, он мог думать лишь о том, когда они предадут его. И понимал, что выбрался из Колдридж, что живет не для того, чтобы устраивать революцию и мстить: теперь ему было важно лишь найти Эмили. Ведь кто он? Обычный человек, умеющий махать клинком и убивать. Улицы города были наполнены подобными ему, он прекрасно знал.       А потом появился Он. С, как Корво тогда показалось, самодовольной усмешкой, язвительными речами и глубокими, словно бездна бушующего моря, черными глазами. Сперва, Аттано подумал, что Его цель - причинить Корво еще больше боли. Так он думал, трясущимися руками разворачивая записку подле обманчиво реального тела мертвой императрицы.       После того как в глаза с болью впились слова, напоминание о том, что он ее не спасет, мужчину наполнила ярость. Бездумная, первобытная. Хотелось добраться до этого усмехающегося самодовольного существа и вспороть ему горло. Впиться клинком в тело и растерзать на кусочки от бессилия и боли. И Корво испугался самого себя. Столько времени он провел в пучине боли и жиже собственного бессилия, что забыл, каково это - ненавидеть. Отшатнувшись прочь и выронив бумагу, Аттано почувствовал, как левую руку обожгло. На секунду, но ему показалось, что он услышал в воздухе тихий смешок. И понял. Существо, бог Бездны не издевается над ним. Ему просто скучно.       Осознав это, ярость отхлынула прочь. И не вернулась даже тогда, когда едва дотронувшись, Аттано прекрасно понял, чьё сердце ему даровали. Черноглазый не ставил своей целью сделать ему больно. Он, словно маленький ребенок, игрался с ним, желая увидеть очередную реакцию, очередное развлечение.       А затем, ему не дали вставить и слова. Выкинули прочь из сновидений, возвращая в реальность, где царило время и необходимость следовать чужой указке. Чужой.       Корво недоверяюще посмотрел на собственную руку, так, словно её не должно было быть на месте. И ощутил смятение. Он был одновременно и раздражен тем, что это не было сном, и рад этому. Ощущение силы, чужой, но все же силы, интриговало и ввергало в сомнения.       С этой мыслью Аттано устремился вперед. Достигать свою единственную цель. Инородная, чужая сила пленяла его все больше, с каждым использованием опьяняя, словно хорошее вино. Уже не чувствовалось раздражение, лишь наслаждение от раздвинутых человеческих возможностей. И его боль притупилась,смывая ощущение беспомощности.       Столкнувшись с Кемпбеллом, к своему собственному удивлению, Корво не ощутил ничего, кроме презрения и брезгливости. Ни ненависти, ни жажды мести - все словно осталось там, в Бездне. Он видел лишь ослепленного властью человека, о которого не хотелось марать руки. Не хотелось пачкаться. Удивляя Чужого.       Аттано всегда знал и слышал больше остальных, компенсируя этим свое вечное молчание. И сейчас он словно видел всех вокруг насквозь. И это помогло ему вернуть Эмили, не запачкав руки, не потеряв способность переживать, искать другие пути. Увидеть лицо Эмили, её улыбку, было достойным вознаграждением за излишние усложнения. И знать, что её обнимают руки не запачканные в крови предубеждения. После этого Корво наконец-то смог спокойно забыться сном. И снова увидеть усмешку Божества. Черноглазый был спокоен. Безмятежен. Заинтересован. Любопытен. Он хотел узнать. Понять, почему Аттано избрал такой, более сложный путь. Корво привычно вскинул ладони, жестами отвечая на неспешные вопросы. К пятому, он был готов поклясться, что в темноте глаз существа мелькают лукавые искры. После восьмого, на лице Чужого прорезалась усмешка. Звоном раздался тихий смешок.       "Забавно наблюдать за твоими стараниями, но нет в них нужды. Я слышу твоё сердце, хоть и умолкает оно, когда ты жестами говоришь."       Мужчина опешил. Смутился. И поняв, что и это не ускользнуло от черных глаз Бога, стушевался еще сильнее, буквально ощущая кожей смех Чужого.       И снова полились вопросы. Корво молчал. Впервые за всю свою жизнь, участвуя в диалоге он совершенно молчал. Не "говорил" ни слова. И все же, его понимали. Аттано понимал, что для существа, давшего ему столь удивительную силу, в этом нет ничего поразительного. И все же он был в восторге.       Никогда до этого он не получал такого удовольствия, близкого к эйфории, от разговора. Даже с Императрицей, с Джессаминой не ощущал он такого комфорта, всегда ожидающий момента, чтобы пояснить ей незнакомый жест, повторить сказанное снова. Сейчас же Корво не испытывал тревоги, не боялся, что его не услышат, не поймут. И его сердце пело.       Проснувшись, Корво ощутил тягучее разочарование от окружающего мира, сердце несколько секунд кричало, тянулось обратно, в Бездну. Но умолкло, стоило ему вспомнить об Эмили.       Новая цель. Новый смысл. Уже не лорд, но все еще защитник. Хотел обеспечить хоть сколько-то спокойную жизнь для Эмили, защитить её. И все же, с каждым новым найденным алтарём его тянуло в Бездну. Хоть жесты и были доведены до автоматизма, но все же причиняли дискомфорт. Напоминали о том, что он неправильный, с изъяном. Сломанный. А изумительный голос, наполненный пониманием речи Корво, манил к себе, вызывая жажду говорить еще и еще.       С каждым продвижением к цели, Корво все сильнее чувствовал, что разрывается между Бездной и реальностью. Все сильнее его тянуло к Божеству, слышащему его не как остальные, видящего его насквозь. Наблюдающему, но не использующего.       А затем, как он и ожидал вначале, его предали. Горло жгло, но не от спиртного, от яда, медленно разбегающегося по его венам. И лишь Самуэль, старый лодочник Самуэль, спас его от гибели.       Корво чувствовал обиду, но не ненависть. Он привык к предательствам и лжи. Он был бы даже готов принять смерть, если бы не Эмили, ждущая его где-то там, в плену предателей.       И тут, стоило ему подумать, что теперь его путь будет прост, на дороге Аттано появился Дауд.       Он узнал бы его по одной-единственной черточке лица, лоскуту одежды. Дауд. Человек, убивший его Императрицу. Дауд. Тот, кто разрушил его привычную жизнь. Ассасин. Ввергнувший его в тягучие мгновения страха потерять Эмили.       И Корво ощутил ненависть. Всепоглощающую ярость, в которой, казалось, он терял самого себя.       Хотелось добраться до ублюдка, вонзить клинок также, как тот вонзил его в Императрицу. Но не чтить затем его память, а скинуть в воду, на растерзание рыб и упиваться этим, упиваться его предсмертной агонией.       Аттано устремился вперед, тенью пробираясь к мерзавцу. Покалывание в левое запястье стало привычным, даже приятным.       Незаметно оттащив китобоя в сторону, Корво хищным зверем рванулся к Дауду, скрещивая с ним клинки.       На него дунуло ветром прошлого, со времен того Корво, который был лордом-защитником, вихрем стали разившего врагов. Не жалея, не ради самозащиты, а с предельно чистым желанием убить, уничтожить своего противника.       Впившись клинком в бок Дауда Корво почувствовал искреннюю радость от чужой боли и раздражение от того, что жертва затем посмела сбежать. Будто охотничий пёс, он ринулся искать его и ликовал, когда нашел.       Но вот Дауд с трудом заговорил и Аттано замер. Сам не понимая почему, хоть и был уверен, что всей душой желает тому смерти, он внимательно его слушал. И ярость его утихала.       Он даже замахнулся, отчетливо видя, что человек перед ним закрыл свои глаза. Но не потому, что боялся, а потому что был готов принять любую свою судьбу. И Корво не смог вонзить клинок в того, кто не раздумывая вонзил сталь в свою Императрицу. Вместо ненависти он вновь вспомнил о милосердии. И опустив клинок, ушел.       Мужчина ощущал усталость. Он устал спасать, устал сражаться. И шел вперед лишь из-за Эмили. Но достигнув предела своих нервов, он провалился в короткое забытье, почти дойдя до "Песьей ямы". Но веки не слушались его, самовольно закрываясь, наплевав на все доводы разума.       "Корво? Ты устал, Корво?"       Раздался знакомый манящий голос и сердце предательски защемило в неясной тоске. Аттано окружила соблазнительная синева Бездны. Распахнув глаза, он взглядом уткнулся в Бога, как всегда смотрящего на него со снисходительной улыбкой.       "Твое решение было…неожиданным. Я слышу, как твое сердце мечется, но оно молчит. Ты же сам сделал этот выбор, Корво. Так почему же твое сердце молчит?"       Аттано ощущал внутри себя пустоту. Он так устал, что хотелось кричать, но и на это сил не было. Черная, манящая бездна глаз звала его, вопрошала притягивала магнитом с усилием отведенный взгляд.       "Корво, я слышал твой голос. Твой прекрасный искренний голос. Так почему он молчит? Поговори со мной, Корво. Пока у тебя есть время."       В мужчине что-то щелкнуло. Словно порвалась некая нить, удерживающая его от богохульства. Он так желал всю жизнь найти хоть кого-то, кто понимал бы его без жестов, не видел бы в нем поломки, с такой безумной страстной надеждой на существование подобного человека, что было выше его сил.       Он поднял голову, встречаясь взглядом с Чужим, но не отводя на этот раз свои глаза. Его собеседник, казалось, выжидал. Ждал, что будет дальше.       Корво протянул свою руку вперед, к Божеству, дрожащими пальцами притрагиваясь к его лицу.       Святотатство.       Холод. Прохлада чужой кожи электричеством пробежала по его пальцам, заставляя сердце шептать в трепете. Чужой не отстранился, лишь внимательно скользя глазами по лицу Корво, изучая.       Аттано медленно, словно не веря ни в происходящее, ни в самого себя потянулся еще ближе. Еще. И еще. Считанные миллиметры преодолевались будто вечность. До тех пор, пока тьма Бездны не оказалась предельно близко, пронзительная и замершая. И тогда Корво закрыл свои глаза.       Он почувствовал холод чужих губ, но его самого бросило в жар. Короткий миг, но и этого было достаточно, чтобы возжелать большего.       Корво отстранился, оставляя мимолетный поцелуй на чужих губах, лишь на доли секунды. Стоило ему открыть свои глаза и увидеть взгляд Бога, как его словно притянуло обратно. Он впился в губы уже не на долю секунды, а на более долгий момент. Рука сама сползла дальше, аккуратно обнимая чужую шею, притягивая ближе, пальцами скользя по прохладной коже.       Кончиками пальцев он ощутил чужую короткую дрожь. Губами он поймал сорвавшееся чужое дыхание. И осознание охватил пожар.       Корво зарылся пальцами в черные, словно крыло ворона, волосы, притягивая еще ближе, хоть это и казалось невозможным. Разорвал поцелуй лишь чтобы вдохнуть воздуха, а затем снова вовлек Бога в него, проводя языком по чужим зубам, прикусывая нежную кожу.       Прегрешение.       Аттано не хватало воздуха. Он касался жадно, ненасытно, получив молчаливое разрешение. Его сердце пело. Голос Чужого изредка щекотал его слух жаркими стонами, будоража еще сильнее. Корво растворился в ощущениях, впервые чувствуя себя правильным, не сломанным.       Богохульство.       "Корво, мой дорогой Корво" - щекотал его кожу шепот Чужого, неспешно проводящего пальцами по ключицам Аттано. Он прекрасно видел его сердце. И Корво ничего не нужно было говорить.       Секунды текли прочь словно песок сквозь пальцы.       Мужчина понимал, что еще немного и он расстанется с Бездной, устремится за своей целью. Но прежде, чем его сердце вновь начнет разрываться между нею и жизнью, прежде чем снова вернется вопрос о том, что он теряет, Корво хотел побыть еще немного рядом с Богом, с глазами, в которых плескались глубины моря. Который слышал его немой голос.       Корво хотел побыть грешником.