w h e n t h e b i r d s c a m e

Оскар стоял около окна, одной рукой придерживая тяжелую темную штору, а в другой держа заправленную не менее тяжелым никотином самодельно скрученную сигарету. Ступней одной ноги он поглаживал лодыжку другой, на самом деле просто стараясь не наступать обеими ногами на холодный пол. Он стоял в одних лишь трусах, поэтому по обнаженной спине и ногам пробегал неприятный холод сквозняка из-за приоткрытого окна, чтобы комната совсем не пропиталась дымом. Был сентябрь, поэтому осенний воздух быстро врывался в помещение, вытесняя запах сигарет, пробираясь под одеяло и остужая простынь, на которую потом обязательно будет неприятно ложиться. На улице не шел дождь, и это удивляло парня, который, задумавшись о чём-то своём, сделал еще одну затяжку, выбрасывая лишь наполовину выкуренную сигарету в щель приоткрытого окна и скорее его плотно закрывая, повернув вечно заедающую ручку. На самом деле, он просто ужасно продрог, пока курил, и остаток сигареты того не стоил. Он шмыгнул носом, поморщившись, и скрестил руки на груди, ежась от холода и с недоверием косясь на смятое на кровати одеяло, которое тоже остыло из-за открытого окна, и это как-то нелепо удручало парня. Оскара Матэро могли не трогать самые серьезные проблемы, но могли совершенно искренне расстраивать такие мелочи, как холодное одеяло, под которое будет неприятно забираться, ведь придется ждать, пока оно снова согреется теплом твоего тела, что казалось вообще невозможным в условиях отключенного отопления. Оскар подошел к тумбочке и взял с нее дорогие наручные часы с потрепанным кожаным ремнем, проверяя время и недовольно вздыхая, будто еще раз убедившись в том, что еще не дать отопление в три ночи в начале осени – это издевательство. Он сел на край кровати, проводя указательным пальцем по верхней пухлой губе, тут же недовольно зашипев: прыщ, выскочивший на самом контуре губ, просто ужасно болел, и все никак не проходил, а выдавить его не получалось, потому что это вызывало еще больший, просто адский приступ боли. Нельзя было сказать, что Оскар всеми способами избегал боли – скорее, все было наоборот – но такую он просто терпеть не мог. Он не переносил мелкие порезы, уколы и тому подобное, хотя обожал запах медицинского спирта и мог с невозмутимым лицом сидеть, пока ему выкручивали руки или тушили о кожу окурок. Он мог спокойно и даже с потаённой улыбкой смотреть слэшеры, где не было счета убийствам, но мог не скрывать слез, если в ром-коме девушку бросил парень. Он не верил в Бога, но его задевало, если кто-то оскорблял чувства верующих. Таким человеком был Оскар Матэро. Его жизненные приоритеты были не то чтобы перевернуты, но что-то в этой системе было конкретно не так. Он и сам не понимал, что именно, если честно, никогда об этом и не задумываясь. Он точно знал, как "правильно", как "надо". Он не ставил под сомнения законы морали и приличия, ценность человеческой жизни, не считал отрицательные качества положительными, не путал зло и добро. Оскар совершенно точно знал, что такое хорошо, а что такое плохо, но все эти линии были проведены будто где-то не в его сознании. Словно он знал теорию об этой жизни лучше всех на свете, но не считал нужным ею пользоваться, живя по каким-то своим ощущениям. При всей его эмоциональности ему будто было... все равно. При всем его желании и любви к жизни, она ему была невыносима. И сейчас, сидя на краю кровати, он обо всем этом думал, не приходя ни к каким выводам и даже не пытаясь их найти. Оскар Матэро никогда не считал себя глупым человеком, порой ему даже казалось, что он умнее (как и, впрочем, глупее) многих, и это его тяготило. Все его мысли и выводы об "очевидном" казались ему такими простыми, что он не понимал, как другие люди до этого не доходят сами. Он не понимал, почему люди такие дураки, почему им может быть ничего неинтересно и ненужно. При этом его абсолютно восхищали люди, которые были совершенно другими, которые заражали собою как самой неизлечимой болезнью, на которых можно было помешаться, такими невероятно живыми они были. Оскар обожал таких людей и проклинал жизнь за то, что рядом с ним таких не было. Больше не было. Матэро не считал себя, как многие другие, "самым обычным человеком", но его просто убивало осознание того, что его жизнь слишком примитивная для его собственного сознания, в котором он был заключен, как и был заключен в Нельсоне, одном из самых непримечательных городов графства Ланкашир и всей Англии. Можно было подумать, что Оскара там держат обстоятельства, люди, деньги или их отсутствие. Но было бы ошибочно так думать, ведь единственное, что удерживало Матэро в этом месте с населением лишь в тридцать тысяч невзрачных человек, было также и единственным доказательством того, что события (уже) прошлого лета не были каким-то абсурдным сном, а были самой настоящей реальностью. Оскар покосился на тумбочку, на которой под пачкой сигарет лежал смятый, но затем относительно бережно и насколько это было возможным расправленный лист бумаги, который всегда лежал рядом с кроватью как ежедневное напоминание о том, что жизнь Оскара Матэро пошла под откос ровно 29 июня 201N года. Черноволосый веснушчатый парень взял этот лист в руки и пробежался особым взглядом по немногочисленным строкам, которые уже должен был наизусть выучить – столько раз перечитывал написанное,– но которые никак не укладывались в памяти. Этот лист, на который сейчас так внимательно смотрел Матэро, всегда особым образом приковывала его внимание, но никогда не вызывала следующих за этим особых мыслей. В какие-то моменты это даже злило Оскара, потому что он совершенно точно знал, что это было ненормально ни о чем не думать и ничего не испытывать, смотря на него, но ничего не мог с собой поделать. Он просто смотрел на него, и время просто проходило. И он просто ложился спать, подолгу лежа с открытыми глазами и смотря в пустоту комнаты, иногда слабо фокусируя взгляд на темных фиолетовых шторах, или лежащих хаотично вещах, или потолке – чем угодно, что находили в темноте уставшие от жизни глаза. А потом он засыпал, зная, что очередное утро в Нельсоне прервет его сон криком птиц и шумом улиц, который всегда будил Оскара, даже если он был совсем невыспавшийся, даже если совсем не хотелось просыпаться. Криком птиц, который он ненавидел, потому что теперь эти отвратительные звуки, когда-то казавшиеся чем-то прекрасным, были бессильны разбудить одного-единственного человека, который любил эти звуки больше всего на свете, не пропуская ради них ни одного рассвета. Птиц, которые тем утром разбудили город своим самым красивым и необычным пением, словно понимая, что это был последний раз, когда его услышит их самый преданный слушатель. *** Это был самый солнечный и самый теплый конец мая, какой только видела Англия. Погода стояла прекрасная, и все люди без исключений выбирались на газоны, устраивая пикники, читая книги, просто лежа на прохладной траве и подставляя лица по-весеннему теплому солнцу. У этих людей можно было заметить особые улыбки — такие, которые появляются только тогда, когда ты чувствуешь кожей теплые, не обжигающие солнечные лучи. Эллиот же улыбался по-другому. Так улыбаются люди, которые знают, что на них смотрят. - Я не понимаю тебя, Оскар,- Эллиот покачал головой, насколько это было возможно, лежа на траве, положив голову на торс Оскара, используя его как своеобразную подушку и перебирая в руках сорванный клевер.- Как ты можешь так… - Мы уже говорили об этом, Элли,- вздохнул Матэро, пытаясь поменять позу, в ответ на что парень нахмурился, потому что ему тоже пришлось пошевелиться и и снова искать удобное положение.- Я просто… просто делаю это,- поморщился Оскар, не уверенный, как объяснить нормально то, что имел в виду. - И все же я не понимаю, как тебе может быть все равно. Это же, это же… противно,- попытался подобрать подходящее слово Эллиот, поднимая голову на брюнета и смотря на него сквозь темные очки. - Это… это никак,- Оскар слабо пожал плечами, а русоволосый парень, напоминающий златовласку, сел на колени, упираясь руками в траву прям рядом с лежащим на ней Оскаром, который повернулся на бок, подперев рукой голову, чтобы удобнее было смотреть на Эллиота, которому солнце светило прямо в спину, подсвечивая его волнистые волосы, которые доставали до плеч, и делая весь его образ каким-то ангельским. - Это не может быть никак,- Эллиот закатил глаза, цокнув языком, действительно пытаясь разобраться в том, что творилось у Оскара в голове.- Ты ведь должен ощущать, ну, хоть что-то,- лицо парня приняло такое выражение, как если бы он очень надеялся услышать какой-то определенный ответ, иначе он совсем ничего не понимал. - Тебе описать в подробностях, что именно и в каком месте я ощущаю?- ехидно осклабился Матэро, в ответ на что получил от Эллиота возмущенный удар в плечо. - Я не об этом, и ты это знаешь. Я не о физическом. И мне… мне не понять,- “златовласка” покачал головой, доставая из рюкзака бутылочку с водой и делая несколько глотков. - Элли, я бы разочаровался во всем мире, если бы ты когда-то действительно меня понял. Эллиот промолчал в ответ на это, шумно вздохнув и переведя взгляд на компанию подростков, играющих в фрисби с огромной пушистой собакой, коих сам парень был полнейший фанат, но никак не мог завести себе такую же, потому что все еще помнил своего пса, Дастина, который умер, когда Эллиоту было лет десять. Это была его любимая и единственная собака, и Элли ощущал нужду быть ему преданным. - Как у тебя дела с Джеком?- решил перевести тему Оскар, вызывая недовольный взгляд. - Джаг. Его зовут Джаг,- укоризненно поправил Эллиот уже в сто тысячный раз, прекрасно понимая, что Матэро на самом деле знал имя его парня и коверкал его намеренно. - Джаг… Ужасно стремное имя,- задумчиво протянул брюнет, будто действительно в первый раз услышал его, и в том, как он это имя произнес, сквозила неприязнь к человеку, которому оно принадлежало. - Не стремнее имен тех, с кем ты спишь,- выдал Эллиот, тут же о своих словах пожалев. - Я с ними не сплю, Эл. Я с ними трахаюсь, точнее, они со мной,- поправил Оскар, в ответ на что Эллиот снова посмотрел на него тем самым взглядом, каким смотрел на друга всегда, когда речь заходила об этом.- И я не знаю их имен. - Неужели ты даже не спрашиваешь?- поинтересовался Эл, прекрасно зная ответ на этот вопрос, ведь они обсуждали эту тему уже десятки, сотни раз, но никогда, никогда Эллиот не понимал Оскара, хотя и никогда не осуждал его. Он будто не хотел этого делать, всячески стараясь не думать об этом, но у него никогда это на самом деле не выходило, потом что думал он об этом постоянно. В какой-то момент то, как именно его друг зарабатывает деньги, стало самым большим фактом, который знал об Оскаре Эллиот, и это перевернуло в его сознании все, кроме его отношения к Матэро, которое, как ему самому казалось, не изменилось бы, даже если бы вдруг оказалось, что Оскар Матэро убил человека. Эллиот узнал о том, что его лучший друг не просто работает баристой в одном из немногочисленных баров Нельсона, однажды зайдя в уборную и все увидев своими глазами. Он просто увидел Оскара, облокотившегося предплечьями об обшарпанную плитку стен, прогнувшегося в спине, с задранной рубашкой и спущенными до колен штанами. Сзади него пыхтел какой-то мужик, вполне ухоженный, которому на вид было лет сорок, и он тогда с блаженным видом вбивался в Оскара, обхватив руками его голую задницу и даже закусив губу от восторга и зажмурившись. Матэро, услышав скрип двери и на секунду залетевшие в уборную звуки громкой музыки, доносившиеся из основного помещения, даже не шелохнулся, медленно повернув голову в сторону входа. Он не дернулся даже тогда, когда увидел на пороге своего друга, который резко затормозил от увиденного так, что его золотистые волосы дернулись, будто не успев затормозить вместе с ним, и как-то неровно легли на лицо, и Эллиот даже поднял бы руку, чтобы их поправить, если бы не был так поражен увиденным. Оскар продолжал смотреть на друга, игнорируя то, что его сейчас грубо трахали в уборной бара, а Эллиот продолжал смотреть на Оскара, пытаясь понять, какого черта сейчас происходило. Возможно, ему тогда стоило уйти. Уйти сразу, как только он врубился, что, что бы ни происходило, он был там лишним. Но у него просто не получалось оторвать взгляд, как не получалось и у Оскара. Матэро издал стон после особо сильного толчка, и, казалось, только сейчас мужчина, что самозабвенно трахал парня, обратил внимание на вошедшего подростка, на секунду перепугавшись и собираясь было остановиться, но Оскар протянул к нему одну руку, прижав руки мужчины сильнее к своей заднице, чтобы тот не останавливался, в ответ на что мужчина только пошло усмехнулся, продолжая вбиваться в парня еще сильнее, заводясь только больше от нежданного гостя. В момент, когда мужчина кончил прямо в него, проводя руками по бледной спине парня, через несколько секунд отходя от него и с невозмутимым видом застегивая ширинку, подмигнув все еще стоящему около двери Эллиоту, Оскар еще раз убедился в том, какие люди пошлые и грязные создания. Эллиот же в этот момент ни в чем не убедился. Он просто молча наблюдал за тем, как его друг натягивает штаны и поправляет рубашку, доставая из ее кармана внушительный сверток купюр, небрежно пересчитывая. - Все?- мужчина в приподнятом настроении посмотрел через зеркало на брюнета, вымывая тщательно руки. - Еще двадцатка. - За что?- мужчина приподнял брови, закрывая оба крана с горячей и холодной водой и поворачиваясь к веснушчатому подростку, которого только пялил за немалые деньги. - За шоу,- Оскар кивнул на Эллиота, который шумно сглотнул, не решаясь обронить ни слова, не сводя глаз с мужчины, который подошел к нему ближе и встал прямо напротив парня, который доставал ему до груди. - Как скажешь,- мужчина легко пожал плечами и достал из заднего кармана не глядя несколько купюр, протянув их Оскару, что стоял за его спиной.- В следующий раз можно и тройничок замутить,- похабная ухмылка проскользнула на лице этого человека, и Матэро аж передернуло от того, что он стоял сейчас так близко к Эллиоту. - Отойди от него,- с угрозой в голосе, тем не менее весьма спокойно проговорил Оскар, на что мужчина обернулся с какой-то забавой на лице. - А то что?- он издевательски усмехнулся, обводя взглядом парней.- Оу, так вы это? Того? Парочка?- он зашелся гоготом, резко сам же себя через несколько секунд оборвав, выразительно кашлянув, сталкиваясь взглядом с убийственными серыми глазами молчащего парня-проститутки.- Твой парень хорош,- мужчина хлопнул Эллиота по плечу, выходя из уборной и, не оборачиваясь, кинув короткое “увидимся”. Оскар молча положил деньги в задний карман узких джинсов, подходя к раковинам и рассматривая себя в зеркале, поправляя волосы и одергивая рубашку, периодически кидая взгляды на Эллиота, который внимательно смотрел на Матэро, давая своему сознанию осмыслить ситуацию, которую невозможно было, на самом деле, не понять с самой первой секунды, как только он открыл дверь, но которая просто сейчас не укладывалась у него в голове, застав врасплох. Брюнет специально тянул время, не особо представляя, что в такие моменты нужно было говорить. - Я… - он повернулся к Эллиоту, скрестив ноги и сложив руки на груди, и вся его поза выдавала замешательство и неловкость – насколько вообще мог себя чувствовать неловко человек, который только что не сводил глаз со своего друга, пока его трахали за деньги в туалете дешевого бара. - Не стоит, Оскар,- перебил его тогда Эллиот, выставив руку вперед и даже слегка улыбнувшись и поежившись то ли от холода, то ли от всей ситуации.- Я все понимаю. Точнее, я ничерта сейчас не понимаю,- у него вырвался нервный смешок,- но я не хочу об этом думать. Ничего… ничего не изменилось, окей?- попытался заверить друга Эллиот, вкладывая в свои слова слишком многое и вглядываясь в глаза Оскара, пытаясь понять, понял ли тот, что ему сейчас пытался донести Элли. Матэро кивнул, глубоко пораженный такой реакцией, потому что это было бы больше в его характере увидеть нечто подобное и просто уйти, пожав плечами, как если бы ничего не случилось. Эллиот же был совершенно другим. Для него “такое” было слишком, Оскар знал это наверняка, и ему тогда казалось, что такая реакция у друга была лишь по той причине, что он был ошарашен увиденным, и как только пройдет время и он осознает, что именно произошло и что это все значило, то он откажется от Оскара. Но время шло, а Эллиот никуда не уходил, первое время, правда, вообще не поднимая эту тему. Это тихо напрягало парня, потому что ему казалось такое поведение ненормальным для Эллиота, который всегда говорил то, что было у него на уме, который никогда не скрывал своих мыслей и был просто патологически честным. У Оскара всегда был проницательный взгляд, но все же глазами, которые могли заглянуть в любую душу, обладал именно Элли. Он просто смотрел на человека и мог сказать, что тот чувствовал или о чем думал. Оскара всегда поражала эта способность, и он привык к тому, что рядом всегда есть человек, который чувствует и понимает его как никто другой, порой даже лучше самого Оскара. Что Матэро никогда не говорил Эллиоту, так это того, что тот иногда ошибался в своих суждениях. Ошибался сильно, вероятно, из-за нежелания замечать в Оскаре что-то, что, заметив однажды, уже никогда не получится отпустить. Что Эллиот никогда не говорил Оскару, так это того, что он знал. Он всегда и все знал, даже больше самого Оскара, который думал, что Эллиот не догадывается. Но ему и не нужно было догадываться, он просто знал. Нет, он не знал чего-то конкретного, но уверен был в том, что есть что-то, что Матэро старательно скрывает, и делает это, чтобы защитить самого Эллиота, чтобы не сделать ему больно, чтобы не допустить того, чтобы он в нем разочаровался. Чего еще не знал Оскар и что никогда уже не узнает, так это того, что Эллиот просто не мог в нем разочароваться. Этому не было логического объяснения, да и никакого, в общем-то, объяснения этому не было. Просто это было фактом, это было частью самого Эллиота – неспособность разочароваться в Оскаре. Возможно, если бы сам Оскар об этом знал, то не смотрел бы сейчас так подавленно на этот смятый лист бумаги, который не вызывал в нем ничего, как если бы на нем не было ничего написано и это был самый обычный чистый лист. Но это было не так, и Матэро казалось, что он просто еще никак не может все это осознать. Все то, что было написано на этом листе. То, что это все было на самом деле. Он снова пролежал вот так до самого утра, предаваясь воспоминаниям и прокручивая у себя в голове десятки раз отдельные сцены, будто чтобы убедиться, что он ничего не забыл. Чтобы убедиться, что Эллиот все еще не покинул его память и не покинет никогда, пока Оскар еще был в состоянии вспоминать. Память о событиях прошлого лета была его личным проклятием и одновременно тем, что еще держало его самого в живых. Держало в Нельсоне, как и этот лист бумаги, на котором каллиграфическим почерком были выведены дата, время и место. Дата, время и и место, когда жизнь Оскара пошла под откос.