dead sleep

– Что-то у тебя вопросов слишком дохуя, – смеется Мирон, запуская руку в Славкины растрепанные волосы, – и все какие-то бестолковые. Слава для приличия показывает ему фак, но довольную улыбку прятать и не думает. Ради того самого, невыносимо прекрасного ощущения, когда пальцы Мирона с едва уловимой нежностью перебирают непослушные пряди, он и не такой удар по самолюбию готов безропотно перетерпеть. Он в своих вопросах, правда, ничего бестолкового не видит – всего-навсего решил вникнуть (хотя бы попытаться) во всю эту херню с антагонизмом и архетипами. – Я думал, тебе нравится умничать, – произносит он насмешливо и тянется через стол за бутылкой, чтобы долить себе еще вина. – Блять, лось ты хренов, – вдруг шипит Федоров из-за его плеча, и Карелин изумленно замирает с бутылкой в руке, пытаясь понять причину этого неожиданного выпада. Яснее становится, когда в его поле зрения попадает растекающаяся по белой поверхности стола бордовая клякса и Миронов опрокинутый бокал, а окончательно все проясняет пятно такого же цвета на его светлых джинсах. Слава прекрасно знает, что чистота и аккуратность входят в неисчисляемое количество Мироновых загонов, поэтому обрисовавшихся обстоятельств уже достаточно для предчувствия неприятностей. – Сорян, я случайно, – виновато выдавливает он, почему-то глупо улыбаясь, и оглядывается в поисках салфетки или полотенца. В силу пресловутого педантизма хозяина квартиры подобные мелочи не иначе как рассованы по дюжине ящиков вместо того, чтобы для удобства быть на виду. В итоге Карелин салфетку все-таки находит и, в глубине души сомневаясь в успехе этой затеи, принимается оттирать изрядно расползшееся пятно. Мирон за ним наблюдает минуты полторы – взгляд у него внимательный и непроницаемый, и от этого Славке как-то не по себе, будто он не вино пролил случайно, а совершил куда более серьезный проступок. – Мир, ну ты ж не злишься? – бормочет он, с чувством легкой паники отмечая, что все его усилия только усугубляют ситуацию, а Мирон, вдобавок, нервно подергивает ногой, что вряд ли является добрым знаком. – Сейчас такие средства есть – что хочешь отстирают. Федоров молчит, не сводя с него того самого (тяжелого? пробирающего?) взгляда. – В крайнем случае, куплю тебе новые джинсы, – храбро заявляет Карелин, откладывая салфетку в сторону. – Слава, ты идиот? – выдает Мирон так серьезно, будто вещает с государственного телеканала о последних новостях. – Нахуй эти джинсы. С этими словами он подается вперед и целует Славку – вот так просто, без всяких вступлений, горячо и нетерпеливо. Тот, не желая оставаться в долгу, льнет к нему, сократив дистанцию до микрозначений, и жадно ощупывает такое желанное тело. А когда прохладные пальцы Мирона скользят под пресловутый красный свитер, он и вовсе теряет дыхание.

***

…судорожно дернувшись, Слава просыпается в своей комнате. Один. Расфокусированное зрение с трудом фиксирует угрожающе его обступившие, кажущиеся чужими предметы. Голова болит так, словно в ней, как в толстостенном чугунном сосуде, вскипает густая темная отрава. Провод от наушников слабой петлей обмотан вокруг шеи. Влажные пряди волос липнут к мокрому лбу, в воздухе висит плотный спиртной дух с горьковатой нотой табачного дыма, перед глазами плавают навязчивые белые пятна. Застряв где-то между явью и сном и яростно цепляясь за последний, Карелин закрывает глаза, пытается насильно проникнуть в исчезающий светлый мир, но все уже потеряно, похерено и стерто. Тепло вытекает из него пульсирующей струей, как кровь из вскрытой артерии, и оставляет за собой лишь окаменевшее русло. Мерзкий зуммер вспарывает тишину один, два, три раза. Слава не хочет знать, о чем ему пытается сообщить его не в меру умный телефон, он хочет лишь прекратить эту пытку звуком, поэтому ощупью шарит под диваном, откуда доносится вибрация. Телефон сейчас хочется разве что разъебать в ноль, да жалкие остатки здравого смысла останавливают. Дисплей загорается, Слава болезненно щурится от высокой яркости и поспешно ищет иконку беззвучного режима. Вверху экрана висит уведомление: три новых твита от Мирона. И ни один, конечно же, не о нем. Телефон летит на пол. С мучительным стоном Карелин впечатывает в подушку сжатый до побелевших суставов кулак. В этом мире, в этом времени, в этой ветви реальности его для Мирона нет.