Аромат лилий

      Казалось, в тёмном салоне лимузина ещё более тихо, чем в старинной церкви. В этой тишине Кэссиди слышал собственное рваное сдавленное дыхание и учащённое сердцебиение. А Шервуд сидел рядом, скользя по нему взглядом, даже подумать о смысле которого гадко. — Ты так напряжён, — усмехнулся мужчина, быстро посмотрев на бледное лицо подростка, и легко подцепил ленту корсета, распуская его.        Кэссиди испуганно дёрнулся в сторону, быстро обернувшись и выставив ладонь между ними в попытке отстранить и удержать. Неужели прямо здесь и сейчас? В распахнутых бирюзовых глазах отразилась паника, а Джеральд усмехнулся, покачав головой. — Озабоченный мальчишка. Там, в пакетах, тряпьё, которое ты считаешь модным. Но, если хочешь, можешь предстать перед гостями в этом наряде.        Кэссиди шумно выдохнул, почти бессильно опустив руку, и на пару мгновений закрыл глаза. Он не мог не сопротивляться, не мог позволить этому ужасному человеку так просто надругаться над собой, но сил даже на движения ему категорически не хватало. Кроме того, к этому моменту появилось ощущение, что его рёбра просто треснут от того, как давил корсет, и сейчас понадобилось несколько мгновений, чтобы выровнять дыхание.        Сменить этот позорный наряд? С чего вдруг такая поблажка? В первое мгновение Кэссиди не понял, а затем болезненно прикусил собственную губу. Переодеться — сделать это здесь и при нём, раздеваясь догола, ведь под чутким руководством Натаниэля его заставили надеть все присланные Шервудом вещи, вплоть до нижнего белья. Новоиспечённый супруг смотрел на него с лёгким любопытством, и он поджал губы, сталкиваясь с ожидающим взглядом.       Отказаться — значит, предстать перед уже куда большим количеством гостей в этом унизительном виде. Сделать, как он говорит, значит, всё равно порадовать его небольшим зрелищем. Выбирать придётся из двух вариантов наименее худший. Кэссиди порывистым движением схватил первый попавшийся пакет, вынимая оттуда весьма симпатичные молодёжные вещи, удивительно, но как раз в его вкусе — чуть броско, точно по фигуре, с любимыми элементами, вроде меха на воротнике или серебряного принта на тёмной ткани. Откуда этот тип знал, что он предпочитает, до таких деталей? И почему он взял эти вещи прямо сюда? Решил унизить его лишь перед самыми близкими, а затем дать щедрый выбор?        Он окончательно распустил корсет, позволяя платью сползти ниже, оголяя под взглядом Шервуда спину с острыми лопатками. Кэссиди не был тощим, тонким — да, но при этом не лишённым гибкости и грации в силу увлечения лёгкими видами спорта. И, наверное, он ещё никогда не смущался собственного тела настолько. Ведь, даже если ловил на себе похотливые взгляды, грязные мысли и фантазии пялящихся оставались лишь их проблемами. Шервуд же смотрел иначе, не с запретным желанием, а оценивая, как полноправный хозяин, и от этого хотелось закрыться, впервые надев на себя нечто неприметное и бесформенное.        Кэссиди поспешно натянул футболку, и замедлил, не зная, как быть с остальным. Задрать белоснежную юбку, стягивая бельё — он готов был сгореть от стыда лишь при взгляде Шервуда на мимолётно открывшиеся бедра и ноги в этих идиотских чулках. — Ну же, поторапливайся. Не то я решу, что ты решил соблазнить меня, — супруг склонился к нему, вдыхая аромат омеги. — Полагаю, гости могут простить нам небольшую задержку, как считаешь? — Не смей ко мне прикасаться, извращенец. — раздражённо прошипел Кэссиди, отодвигаясь и стараясь под юбкой как можно быстрее надеть обнаружившееся в пакете нормальное бельё и джинсы. — А не то что? — мужчина коротко хохотнул, окинув его насмешливым взглядом, пока Кэссиди быстро и зябко закутался в приобретённую белую пайту с чёрным меховым воротником. — Пошёл ты, — голос прозвучал тихо и устало, и мальчик демонстративно уткнулся в окно, усиленно делая вид, что его вовсе не существует.        Глупо, конечно, надеяться, что, сидя рядом, Шервуд забудет о его присутствии, особенно с тем, что вот-вот должна была случиться его первая… нет, даже мысленно называть это слово было для Кэссиди омерзительно! Будто он вовсе не человек, а животное с отвратительными инстинктами. Наверное, от того так паршиво физически, так тошнит и выкручивает все кости. Он не знал, как это должно быть, не хотел знать, и старательно глушил в себе подсознательное ощущение, что что-то не так.        Впереди ждало празднество, пафосный ресторан, и уже шумная разношёрстная толпа. Не хотелось даже знать, кто там будет, кто будет пялиться и открывать свой рот, чтобы произнести очередную ложь. То ли укачало, то ли усталость брала своё, но очнулся он лишь, когда Шервуд оказался напротив, у открытой двери лимузина, протягивая ему ладонь. — Какая забота, — негромко хмыкнул Кэссиди, попытавшись обойтись собственными силами, но супруг настойчиво взял его ладонь в свою, придержав так, что со стороны, наверняка, казалось — бережно.        Ах да, на них тут же устремились множество взглядов. Знакомые и нет, заинтересованные и безразличные. Чамберсы уже оказались здесь, родственники Шервуда тоже. Кто они ему? Кто тот мужчина, чей взгляд Кэссиди почему-то не мог забыть? Видимо, его супруг не считал нужным представлять своего омегу близким. Верно, зачем представлять того, кого унижаешь при первой же встрече?        В празднично наряженном зале было душно, и, когда его кольцом обступили дети коллег отца, зачем-то приглашённые сюда, Кэссиди показалось, будто воздух тяжёлый и липкий, почти осязаемый. — Классный прикид! — Поздравляем, мы с братом кинули тебе подарок на счёт! — Покажи колечко, Кэс. О, должно быть, стоит целое состояние! — Тебе, определённо, повезло!        От их слащавых, в чём-то завистливых комментариев мутило, от того, как они осматривали, трогали его руку с поблескивающим кольцом, он едва сдерживался, чтобы не закричать, врезав кому-нибудь из них.        За столом над чем-то громко смеялся Натаниэль, запрокинув голову и выпивая уже, наверняка, не первый бокал шампанского. Отец с серьёзным видом отвечал на вопросы какого-то папарацци с камерой. Сюда их всё же пустили, хоть и всего пару штук. Но, можно не сомневаться, на следующий день все заголовки будут пестреть именами Шервуд и Чамберс с прилагающимися фотографиями, конечно. — О, Кэсси! — отчим пьяной развязной походкой приблизился, приобнимая за плечи и увлекая в центр зала. — Фото на память!        Кэссиди зажмурился от яркой и раздражающе громкой вспышки камеры, попытавшись отстраниться, но Натаниэль крепче удержал пасынка на месте. — Ну что ты, детка, не хочешь покрасоваться на главной странице всех газет? Перед своим Аланом, м? — эти слова прозвучали шипением на ухо, неприятно обдавая пьяным дыханием. — Улыбнись, ты же не хочешь, чтобы он видел твоё кислое личико? Покажи, как ты счастлив, — старший омега бесцеремонно поднял его руку, демонстрируя на камеру блеснувшее кольцо. — Убери свои поганые руки, сволочь! — со злостью воскликнул Кэссиди, и, не жалея сил, толкнул отчима в грудь так, что он, не ожидавший такого отпора, не удержал равновесия и с оглушительным звоном полетел на официанта с бокалами, и стоящий позади стол с множеством блюд и хрупкой посуды.        Находиться здесь невыносимо! И Кэссиди, не обращая внимания на множество устремлённых на него взглядов, выбежал из зала, наугад находя уборную и запираясь в самой дальней кабинке. Мерзко от себя. Он сорвался настолько! Он, тот, кто всегда был ярким заводилой, кто не позволял себе опускаться даже до мелких жалоб, кто предпочитал решать проблемы, а не убегать от них… сейчас он совершенно жалко вжимался в стенку какого-то туалета, закрыв лицо руками и не в силах сдержать рыданий.        Омерзительная выходка отчима, грязные фразы про него и Алана… неужели одних слов оказалось достаточно, чтобы снести последнее самообладание, которое он пытался сохранить? Кэссиди едва сдерживался, чтобы не закричать в голос. Это тупик, в который он дал загнать себя, как бы ни пытался сопротивляться. И как выбраться теперь, не представлял. От насмешки Натаниэля в памяти болезненно остро возник Алан.        Нет, Кэссиди не забывал о нём ни на день, ведь Ал — самый близкий ему человек. Тот, кто, как оказалось, любил его с первой встречи, когда они оба ещё были детьми. Тот, кто готов был пол ночи стоять на морозе и ждать, примчавшись по первому зову. Тот, кто первым поцеловал его. Так нежно и страстно одновременно, что при одном воспоминании по коже шли мурашки, жаром устремляясь к низу живота, а слёзы неконтролируемо застилали глаза. Этого не будет больше никогда.        Случилось бы оно вовсе, если бы не знание, что та встреча — прощальная? Кэссиди не знал. Возможно, нет, и он никогда не подумал бы об Алане с такой стороны. То был момент отчаянья, в котором стало необходимо почувствовать себя нужным и любимым, порыв на эмоциях и оголённых нервах. И за это тоже теперь стыдно. Перед Аланом, который признался ему в чувствах, что держал в себе пять лет, и перед Энди, которого он заверял, что они лишь лучшие друзья, а в итоге тот наблюдал за их нездоровой страстью в собственный праздник. — Кэссиди? Эй, открой! Ты чего, плачешь там что ли?        Он не успел заметить, как у его срыва появились свидетели. Кто-то из тех парней, кто обсуждал его прикид и чёртово кольцо. — Уходите! Оставьте меня в покое! — Чего случилось-то? Кэс, что…        Слова приятеля прервал звук открывшейся двери. Ещё кто-то решил двинуться сюда, за ним? Кэссиди замер, стараясь сдержать всхлипы и слишком шумное дыхание. Размеренные приближающиеся шаги, и он уже почти знал, кому они принадлежат. — Он просто устал. Сегодня у нас всех был трудный день.        Стоя в углу тесной кабинки, Кэссиди будто видел, как Шервуд кладёт ладонь на плечо ненужного свидетеля, чуть склоняясь, чтобы его тон стал ещё более доверительным.        «Он лжёт! Каждое его слово ложь! Нет! Не уходи! Пожалуйста, не уходи!»       Но парень, конечно, повёлся, бормоча что-то сбивчивое и взволнованное. Джеральд заботливо сопроводил его до двери, убеждая, что сам переживает, но непременно позаботится о своём юном супруге. — Он мне очень дорог, и я сделаю всё, чтобы Кэсси был счастлив. Но ему нужно время привыкнуть к мысли о браке. — Шервуд говорил вполголоса, но достаточно для того, чтобы слова донеслись до слуха.        Дверь захлопнулась, и на пару мгновений в уборной, освещенной тусклым холодным светом, повисла тишина, а затем снова шаги. Кэссиди как можно дальше отошел к стене, напряженно видя, как в полоске света под запертой дверью появились чёрные ботинки. Секунда, две, три…        Дверца с грохотом распахнулась, срывая хлипкий замок, и вот уже Шервуд стоит напротив с невозмутимым видом, глядя на испуганного бледного мальчишку сверху вниз. — Ну? И что это за выходка, милый?        Он сделал шаг вперёд, в то время, как Кэссиди ещё сильнее вжался в стену, расширенными от страха глазами смотря на человека, что одним пинком выломал дверь, лишив его последней иллюзии защиты. — Не подходи! Не трогай меня! Нет!.. — Ты думал спрятаться от меня в столь сомнительном месте? Любишь погрязнее? — Джеральд усмехнулся, а затем резко приблизился, не оставляя шанса дёрнуться куда-либо. — Я найду тебя, убеги ты от меня хоть на край света. Или, может, ты устал и хочешь поехать домой? — он протянул руку, поправляя растрепанные платиновые прядки волос, а затем резким сильным движением обхватил шею мальчишки, толкая того вниз, так, что он ударился коленями о пол, ткнувшись лицом в живот Шервуда. — Что скажешь? Мне уже не терпится. Ты так потрясающе пахнешь, а мы здесь как раз одни. — Отпусти меня! Я не стану! Ни за что не стану! — истерика захлестывала с головой, и Кэссиди забился, пытаясь вырваться.        Сильные пальцы крепко сжались в его волосах, удерживая в унизительной позе между стеной и унитазом. Грязно и отвратительно! Неужели всё будет так, и этот ублюдок не побрезгует изнасиловать его прямо здесь?! Наивная детская мысль, что «так не бывает» разлетелась вдребезги, оставляя безотчётную панику. И ведь ему за это ничего не будет! Там, в зале, вся его семья, толпа взрослых влиятельных людей. Но никто не вмешается. Несмотря на то, что он несовершеннолетний, что боится до ужаса, что этот выродок может сделать очень больно. Это ведь супружеский долг. Официальное разрешение делать, что угодно. — Ты так яростно упираешься, что ещё сильнее распаляешь мое желание взять тебя здесь и сейчас.        Кэссиди трясло от осознания своего абсолютного бессилия против него, и перед глазами темнело от страха. А ещё он остро чувствовал запах альфы столь близко. Слишком близко. Он проходился по собственным ощущениям, усиливая дрожь и отдавая напряжением в паху. Только, вместе с этим, было больно, его едва не выворачивало, и голова готова была треснуть прямо сейчас. Значит, первая течка — это так? До желания сдохнуть на месте, смешанного с противоестественной похотью перед тем, кого ненавидишь? Как сквозь это может приходить удовольствие, о котором так часто говорят? Ведь ещё немного, и он просто потеряет сознание в столь неприглядном положении! Кэссиди всё ещё пытался вырываться, но движения стали совершенно беспорядочными и рассеянными, а голос Шервуда словно доносился как издалека.        Пальцы, сжимавшие его волосы, резко дернули вверх, заставляя болезненно вскрикнуть прежде, чем Джеральд впечатал его в стену, не ослабляя хватки. Глаза в глаза, так близко, что даже сделать вдох не получалось. В следующую секунду — почти темно. — Заканчивай распускать сопли, как тупая девка, не испытывай моё терпение. Сейчас ты приведёшь себя в порядок, выйдешь отсюда и будешь улыбаться гостям, и только попробуй ещё что-нибудь выкинуть, я сделаю нашу первую ночь незабываемой. А жизнь твоих друзей невыносимой. — с этими словами Шервуд разжал пальцы и, не оборачиваясь, направился прочь, по пути поправляя костюм.        Кэссиди почти сполз по стене вниз. Дышать невозможно, и разрастающаяся боль во всём теле едва позволяла шевелиться. Он не сдержал болезненного стона, почти доползая до раковины и плеская в лицо ледяную воду, чтобы прийти в себя. Выйти туда и улыбаться. Кэссиди задержался взглядом на своём отражении. Нездоровая бледность до побелевших губ, синяки под глазами и потерянный мутный взгляд. — Что со мной, чёрт побери… — пробормотал он, пытаясь умыться ещё и ещё. Новый приступ боли в животе вызвал жалобный вскрик, и он с силой удержался за край раковины, чтобы не упасть.        Выйти в зал под вновь обращённые к нему взгляды. И улыбаться, когда его обступили торжественно одетые люди, галдящие на разные голоса. Иначе Шервуд приведёт свои угрозы в исполнение. Ему ведь ничего не стоит. Так же, как избавиться от сбитого человека, который лишь пару минут назад был живым!        Этот страшный тип способен на всё. От одного его вида перехватывает дыхание. И вот он снова рядом, почему-то обхватывая за талию, а все остальные лица сверху, будто бы он падал. — Позовите врача! Ему плохо! — раздался возглас в засуетившейся толпе. — Не стоит. Он просто выпил лишнего, да, милый? — Джеральд легко подхватил Кэссиди на руки, а затем реальность всё же расплылась, сменяясь темнотой.