- больной ублюдок.

Патрик Хокстеттер. Слыша это имя, любой из учеников средней школы Дерри вздрагивал или, по крайней мере, нервно ежился, будто этот парень стоял сейчас прямо сзади них. И он, в принципе, полностью заслужил такую репутацию приставаниями к девушкам, избиениями всех, кто на него косо взглянет и просто своим поведением. То есть, его невероятно редко задерживали за нарушение дисциплины, это правда, но буквально с первого взгляда на него было понятно, что с этим парнем что-то не то. В его повадках, взгляде или манере речи - неважно, но каждый сразу понимал, что с таким дел лучше не иметь. Каждый, кроме одного, который, видимо, был настолько поехавшим, что сблизился с ним и даже принял в свою маленькую, но проблемную шайку. Бауэрс часто ловил себя на мысли, что иногда его долговязый друг бывает странноватым, но никогда не верил тем историям, которые про него ходили. Он смотрел на Хокстеттера с его дрожащими плечами и ломанной улыбкой и не мог поверить в то, что этот человек так жестоко расправлялся с животными и возбуждался от этого. Со временем, он понял, что это вполне возможно, но потом все же с неким откровением осознал, что ему плевать. Они уже достигли того уровня близости, что стало плевать на поступки и скелеты в шкафу, и важен сам человек и всё, что уже было и есть между вами. «Ничего гейского!» - отнекивался Генри, находясь в твердой уверенности, что у всех лучших друзей такое бывает. Правда, стоит сказать, что и Патрик вел себя иначе рядом с ним, потому что впервые в человеке его что-то зацепило настолько, что ему показалось, стоит произвести хорошее впечатление. Парень всегда старался выглядеть лучше в его глазах, быть, можно сказать, достойным. В общем, в их отношениях все было довольно сложно, но Бауэрс заметил, что что-то не так, только когда аккуратно прикусывал шею Хокстеттера, сидящего у него на коленях и просящего большего. Ох, Генри, ты ведь так ненавидел педиков, что же случилось? Правда, останавливаться он не стал, продолжая гладить бледную тощую спину. В брюнете было что-то столь манящее и родное, что уже стало абсолютно побоку на его пол и собственную ориентацию, тем более, что Патрик не был против, а даже наоборот, проявлял инициативу. Они оба помнили, как в тот момент Бауэрс посмотрел своему уже давно больше, чем другу и сказал, четко так, выговаривая каждую букву ясно и с улыбкой: - Больной ты ублюдок.