Уильям Лэм

Лорд Мельбурн. Уильям Лэм. Уильям… Такое мягкое имя, плавно перекатывающееся по языку, теплом своего звучания разливающееся в груди и сознании. Имя, приносящее спокойствие, уверенность, веру. Уильям. Сочетание несочетаемого. Ровная спина, не прогибающаяся ни перед какими испытаниями и сложностями, и мягкая улыбка, касающаяся тонких сухих губ; твердый непоколебимый шаг и трепетная бережность прикосновений сильных рук; приковывающий к себе внимание целого парламента властный голос и тихий шепот, пускающий по шее стайки мурашек, появляясь советом в самой неловкой ситуации. Когда он появлялся в дверях, распахнутых вышколенными слугами, не пренебрегая манерами приличия, он подходил, становился на одно колено и касался сухими губами тонкой бледной кожи ладони королевы. Какой-то едва уловимый, но вместе с тем явно чувствующийся цветочный ореол наполнял легкие и сознание королевы, мягким облаком сглаживая взволнованное трепыхание юного сердечка. Ее руки тонули в широких ладонях, тонкое запястье отзывалось зашкаливающим пульсом, когда ощущалось случайное мимолетное прикосновение. Она могла рассматривать эти руки часами — длинные пальцы крепких рук, умеющие бережно обхватить тонкие ладони. Предплечья, обхваченные тонкими дорожками вен, приковывали к себе взгляд, когда королева заставала их обладателя в оранжерее, пока тот бережно обрабатывал полупрозрачные цветки орхидей, закатав рукава белоснежной рубашки. Какими огромными чувствовались ладони, обжигая своим теплом прикосновения спину королевы, когда мужчине хотелось направить ее в какую-либо сторону. Она могла стараться вырисовать каждую черточку этого человека, используя все свои впечатляющие художественные навыки, на листе бумаги, но ее всегда ждало разочарование, потому что бесчувственная бумага не отражала всей той полноты образа, который фотографически запечатлевался в памяти королевы. Она не могла изобразить прячущиеся седые прядки в густых вьющихся волосах мужчины, освещенных солнечными лучами, врывающимися сквозь распахнутые шторы залов дворца. Глубокие морщины, испещряющие строгое лицо, острые скулы, по которым так хотелось пройти подушечками пальцев. Приглядевшись, королева могла разглядеть и легкую еле заметную щетину, которая, девушка была уверена, приятно колола бы ладонь, обхватившую впалую щеку. Его ястребиный профиль, будто смягчающийся при виде нее. Глаза… Эти глаза никогда не разгадывались. Ясная зелень летней листвы, отражающая солнечные лучи ясного неба или взволнованная темно-изумрудная глубь штормового океана — эти глаза умели играть всеми красками палитры, задевая своим калейдоскопом впечатлительную душу королевы. Вне зависимости от того, поучал ли, хвалил или критиковал — на дне этих глаз всегда плескались нежность и понимание. А улыбка? Королева поймала себя на том, что сама невольно улыбается, когда воссоздаёт его лицо в сознании или видит ее перед собой. Тонкие чувственные губы, едва обнажающие ряд белоснежных зубов. И неожиданный смешок, иногда вырываясь, звучавший так по-мальчишечьи, всегда веселил королеву. Она любила его слушать. Негромкий, чуть сиплый, его голос будто просачивался в нутро девушки, бальзамом ложась на такие чересчур рано появившиеся на молодой душе раны, бережно их залечивая, и вместе с тем вызывая лихорадочное беспокойство сердца и жар неопытного тела. Королева и боялась, и ждала слов, произнесенных этим голосом, храня их в своей копилке воспоминаний. Но внешность… Не она пленила королеву. Мудрость в каждом слове, понимание во взгляде, уважение к мнению юной королевы, не подверженное скептицизму предубеждения. Его мысли, ненавязчиво открывающие девушке новые стороны жизни и человеческого поведения, приятие чужих точек зрения. Многочисленные знания, которыми он делится, не ожидая ничего взамен. Само его присутствие, будто воздвигающее невидимую прочную стену, защищающую от напастей и государственных невзгод. Уильям Лэм. Переживший так много в своей жизни, но сохранивший нерастраченное тепло в сердце, бескорыстную доблесть в душе, мягкость в характере. Самоконтроль, вера в порядочность и порядок, подминающие под себя его очевидно бурный темперамент. Скала, имеющая горячее потрепанное сердце, скованное холодными оковами сознания. Королева часто замечала мучительную боль и печаль, плескающуюся на дне глубоких глаз, более заметную после ее признания ему в своих чувствах. Трещины, со временем только увеличиваясь, змеились на мраморном фасаде самоконтроля, выпуская струйки чувства в виде невинного поцелуя после ее бракосочетания, плена ее неприкрытых перчатками ладоней в его пальцах, меньшую дистанцию при разговоре, вынуждающую ее поднимать голову, чтобы не упираться взглядом в искусную вышивку на темной ткани на его груди. Она радовалась этим моментам, но ненавидела себя, его, жизнь, общество, все, что не позволяло ей поднять руку, запустить пальцы в шелковистые завитки волос и, приподнявшись на цыпочках, коснуться желанных губ своими губами. Но жизнь была несправедлива. Несмотря на вспыхнувшую страсть к Альберту, она не смогла полюбить его всем сердцем. Она кинулась в эти отношения, но главный мужчина ее жизни всегда незримо сопровождал ее при каждом шаге, будто внутренний голос, подхватывающий нужным словом в сложный момент. И неважно, сколько траурных нарядов сменит королева, сколько наследников у нее будет от другого мужчины, сколько раз она сбежит в одиночестве в лес верхом на своем коне, всей своей душой желая услышать рядом с собой шаг гнедого коня, шорох осенней листвы и насладиться молчаливым спокойствием, которое рядом с ней возводил только один определенный человек. Который мягко улыбался, заслышав задорное «Лорд М!». Она всегда будет помнить и смиренно, бережно любить. Уильям Лэм. Человек всей жизни великой Королевы.