Трое

В конце концов все упирается не в дружбу или вечную любовь, а в желание сделать так же больно. В ощущение брошенности и емуненужности. В новом для Криса чувстве неполноценности. Так выходит, что Вильям со своей новой лондонской жизнью сделал их инвалидами: оттяпал добрую часть от Криса, смачный кусок от Нуры, а назад не вернул, не выплюнул даже. Так и ходят калеками, чего-то не хватает, но не сказать чего точно: части сердца или мозга, а может быть души. Если бы Шистад верил в эту странную субстанцию, он бы так и сказал. Но Крис не верит. А ещё не верит в то, что, если им с Нурой прижаться друг к другу, срастись теми местами, где Магнуссон оставил оплавленные края, может, они станут чем-то одним целым, осмысленным, полноценным. Нура говорит это, выдыхая дым в потолок, и Шистад думает, что с нее хватит. Вот только отобрать косяк даже не пытается, смотрит, как зачарованный на красные губы, сжимающие сигарету, но округлившийся рот. Кровавое пятно на белом. Ярко алый мазок в его вдруг ставшей бесцветной жизни. Рот запрограммированный на: "Вильям, Вильям, Вильям" так же, как его рот на: "Ну его нахуй". И Крис размазывает помаду языком, удивляясь ванильному вкусу, что мешается со вкусом травы и сшибает по мозгам тупой мыслью: "Здесь был Магнуссон". Крис скользит ладонью по шее - и здесь он был - сжимает грудь сквозь белую водолазку - и здесь тоже. Нура тихо смеётся и слегка выгибается, Нура шепчет: "Ты на него совсем не похож", и Крис согласно рычит, утыкаясь в живот. - Ты же понимаешь, что я не он, - выдыхает. - И не его жалкий двойник. Нура усмехается и тянет: "Да", Нура путается тонкими пальцами в его волосах так, как запуталась в своей чертовой жизни. - А ты понимаешь, что я не его территория, по которой ты можешь пройтись как варвар? - спрашивает и чуть толкает его вниз. Крис ломко смеётся и думает, что да, больше не его, но пройтись все равно так хочется. Он стягивает с нее джинсы и длинно лижет впалый живот, кусает выпирающие косточки, больно впивается ногтями в бедра, стягивая трусы. Крис оставляет царапины, следы зубов и россыпь засосов, намеренно метит, будто блядский Магнуссон там в Лондоне сможет эти метки увидеть. Крис выписывает языком свое жалкое: "Я здесь тоже был", будто Вильям сможет это прочесть. Только вся хуйня в том, что Магнуссону уже на хрен не нужны его сломанные игрушки, поигрался и хватит, в новой взрослой жизни он прекрасно обойдется без них. Вот только они без него обходятся не очень. Хреново так обходятся, если честно. И Крис думает, что им не стать одним целым, зато доломают они друг друга запросто. Но в этом же и смысл. - Лондон из э кэпитал оф грейт британ, - тянет Нура, цепляясь взглядом за экран его телефона, где высвечивается входящий от Вильяма. Шистад ухмыляется и откидывает телефон, рывком подминает Сатре под себя и выдыхает в алый рот: "Наху-у-уй". Нура смеется и соглашается: "В пизду", а глаза такие безумные, что самое время вызывать медбратьев со смирительной. Но Крис доволен, Крису только это и надо: видеть ее такой, какой она не была с Магнуссоном, думать, что он нашел в ней то, о чем Вильям даже не подозревал. Перечеркивать идеальную магнуссовскую Нуру своей такой сумасшедшей и отчаянной. В конце концов такой ее сделал не Крис, он ее такую только холит и лелеет, как собственную боль и обиду, как чувство собственной неполноценности. Когда встречаются два инвалида, они уже не чувствуют себя такими уродами, так ведь? Именно поэтому Крис и оглаживает ладонями такое непривычно худое тело, кусает ключицы, скользит пальцами по ребрам, пересчитывает, прислушивается к хриплым стонам и умоляющему: "Иди, блядь, ко мне". Зачем он нужен Сатре, Крис не имеет не малейшего представления. Но он без слов прогоняет любую девицу, стоит Нуре появится на его пороге, забивает на любую вечеринку, стоит ей написать кратко и сухо: "Приезжай". Нура по-прежнему не пьет, и специально для нее у Криса пара другая косяков и таблеток, и все их встречи - это один сплошной непрекращающийся трип с мокрыми от пота простынями и влажным травяным дымом вместо кислорода. Они трахаются и ржут, вспоминая идиотские выходки Магнуссона, они вовсе о нем не вспоминают и треплются о родителях, которым они на фиг не нужны, туманном будущем и том, сколько домашних питомцев у них было, они просто лежат, молча пялясь в потолок и передавая друг другу косяк. Они не становятся одним целым, но когда лежат, касаясь друг друга бедрами и плечами, жизнь становится чуть осмысленней, дышать становится чуть легче. - "Хочется уволиться из членства в человеческой расе, тихо говорю я Дюку, я всегда считал, что коллективный стыд есть признак биологического рода" - читает, вытянувшаяся на кровати, Сатре и перелистывает страницу. - "Вспомогательный Керуак зачитывает доказательства того, что наркотики могут нанести человеческому мозгу непоправимый вред" - Коллективный стыд наносит человеческому мозгу непоправимый вред - комментирует Крис и трётся затылком о живот девушки. Нура согласно хмыкает и тянется за косяком, но дверь в комнату распахивается, громко ударяясь о стену, и в проёме возникает бледный и странно растерянный Эскильд. - Я говорил ему, что ты занята. А из-за плеча маячит третий лишний, вечный их призрак - Вильям, мать его, Магнуссон. Личной и очень нахальной персоной. "Охуеть" - думает Крис, а еще думает, что с травой все таки надо завязывать. Нура резко садится в кровати, спихивая Криса, как непутёвого котёнка, застывает, натянутая, как струна минной растяжки - того и гляди последует взрыв - но, кажется, даже дышать перестает. - Привет, - Вильям смотрит вначале на Нуру, потом на Криса. - Как я удачно зашёл, сразу вас обоих встретил, - говорит и губы гнет в ухмылке. Как всегда, понять его настроение можно, только если внимательно всмотреться. Вот только Крис не хочет всматриваться, ему сейчас важнее понять, что чувствует он сам, а не то, что там в магнуссоновской черепной коробке происходит. Вот только ебанные чувства не поддаются идентификации. Внутри со скрипом ворочается что-то тяжелое, больно задевая внутренности, обдавая горячим живот и щеки, застревая в горле то ли рыком, то ли матом, и Крис садится в постели, накрывает ладонью колено Нуры, и глаз от Магнуссона не отводит. Нура, умная девочка, придвигается к Крису, цепляется за его плечо и выдыхает: - Привет, - и ноль каких-либо эмоций в голосе, будто все эти месяцы не были только об этом кареглазом черте, что сейчас стоит напротив и, склонив голову набок, разглядывает их. - А вы, смотрю, подружились, - тянет. - Времени зря не теряли. - Справлялись, как могли, - это опять Нура, звучит все так же равнодушно, а пальцы так в плечо впиваются, что Крису самое время зашипеть от боли, но внутри-то все равно больнее. И когда Вильям хмыкает, губы в язвительной улыбке гнет и тянет: "Мо-лод-цы" и добавляет, скалясь, как паяц: "Поздравляю!", Шистада с кровати срывает. Он подлетает к другу (ли?) и выдыхает: - Тебе что-то не нравится? Подходит близко, почти лбом утыкается, впивается глазами в его карие, а пальцы судорогой сводит, так хочется врезать. Так хочется ударить, размазать по роже эту ухмылку, на которую не имеет никакого права, выбить ее вместе с зубами, впечатывать кулак раз за разом, выплевывая "Ненавижу" и "Сука", и "Какого хера приперся?". Уделать всего кровью, а потом слизывать эту кровь с губ, и шептать в них извинения, скулить, как скучал, как, блять, ходил ополовиненный, и какого-хера-тебя-так-долго-не-было. Криса колотоит и дыхание через раз, но касание Нуры, как холодный компресс на ссадины. Она подходит совсем неслышно, обхватывает пальцами его кулак, и Шистад шумно выдыхает. И говорит уже спокойней: - Ну, поделись с классом, если что-то не нравится. Магнуссон же молчит, облапывает их взглядом по очереди: вначале по лицу Криса проходится, и тот челюсти сжимает так, что аж ломит, по лицу Нуры, и Крис чувствует, как дрожат ее пальцы - а потом вдруг улыбается. Этой своей дебильной придурошной улыбкой. И, обхватив Криса за затылок, впечатывается лбом в лоб, Нура выдыхает протестующе "Вильям!", но тот лишь вжимается лбом сильнее, сжимает пальцы, и шепчет: - Как же я скучал. Обхватывает так же Нуру, тянет на себя и повторяет: - Как же я, блять, скучал. И сминает губы Нуры губами, та вначале напрягается, будто оттолкнуть хочет, но уже в следующее мгновение льнет, а пальцами разжимает кулак Криса, переплетается с его пальцами своими и сжимает их сильнее, когда Магнуссон отрывается от нее и мажет ртом по его подбородку, ведет языком по его губам. Вот только Крис цепенеет и не поддается, в Крисе еще гнева и ненависти с лихвой, Крису убить его хочется больше, чем поцеловать, но Вильям шепчет: "Извини", щекочет извинениями скулы и волосы на затылке перебирает пальцами, отчего у Шистада ток по позвоночнику и пальцы на ногах поджимаются. А Нура шепчет: "Крис, оставь", такая податливая, быстро сдавшаяся Нура, смотрит на него сияющими глазами, и парень буквально видит, как зарастает в ней все то, что было сломано. Он чувствует, как у него внутри боль унимается и думает: "Сука, Магнуссон, ты ебанная сука", а потом разжимает губы и целует. Нура засыпает между ними. Вжимается спиной в грудь Вильяма и цепляется пальцами за его руку, что ее обнимает. Другая ее рука лежит на груди Криса, прямо там, где сердце. Волосы разметались по подушке и упали на лицо, и Крис отводит пряди и скользит пальцами по скуле, и чуть слышно выдыхает, потому что по его скулам так же скользят пальцы Магнуссона. Вильям вжимает в себя Нуру и смотрит на Криса, обводит линию челюсти, щекочет губы. Крис фыркает и прикусывает его пальцы, скользит по ним языком и улыбается довольно, когда видит, как темнеют глаза напротив. Вильям шумно выдыхает и говорит: - Я скучал, Крис. Я по тебе так зверски скучал. - целует Нуру в макушку. - И по ней скучал очень. Блять, с ума сходил там без вас двоих, но не мог вернуться. Мне нужно было выбрать: ты или она. Я думал, на расстоянии мне будет легче это сделать, но, блять, провалился по всем фронтам... Крис ухмыляется, а Нура открывает глаза. - Потому что не надо выбирать, - выдыхает хрипло. Вжимается сильнее в парня и повторяет: - Не надо выбирать, Вильям. Смотрит на Криса, сжимает его ладонь и улыбается. Крис же думает, что она была права, они и правда стали одним целым. Очень странным, но одним. Все трое.