*
Ари сломана. Я вижу это в ее угасающем взгляде, в движениях, свойственных больше куклам, а не живым созданиям, в тихих вздохах отчаяния, в ее прошлом — слишком сильно она тянется к тем, кто остался позади и обратился в звездную пыль. Это знание давит своей тяжестью на плечи, хочется помочь, но помочь нечем: протянутая рука станет оскорблением, слова — упреками, а взгляд, полный сострадания, обернется насмешкой. Остается только наблюдать со стороны, ожидая, что случится чудо и придет кто-то другой, чтобы спасти ее, чтобы вновь зажечь потухшее пламя. Но никто не приходит. Фортуне хотелось бы помочь, но один шаг навстречу — и рыжее пламя тоже истлеет, потому что прошлое Ари — одно на двоих. Оно затянет ее в свои сети, заставит вспомнить все, каждое мгновение, которое Фортуна так тщательно стирала, оставляя лишь расплывчатые силуэты, чтобы можно было мстить, но нельзя было сломаться. Она приходит к Ари чаще, чем можно подумать, переминается с ноги на ногу, но не решается и уходит, обещая, что в следующий раз обязательно спасет лисицу, что в следующий раз все получится. У Синдры все проще — ей плевать. В ее приоритетах нет места состраданию и заботе, она получает желаемое и исчезает, оставляя после себя запах дурмана и горькие воспоминания. За это Фортуна ее ненавидит, она не может принять тьму, живущую в ее сердце, не может принять того, что они на одной стороне, что Ари к ней доброжелательна. Я бы назвал это ревностью, но наш стрелок никогда этого не признает. Я ждал, что Сорака может стать тем самым чудом, что излечит душу Ари, но она слишком мягка и застенчива, чтобы позволить себе влезть в чье-то личное пространство без его позволения. Ее магия излечения хороша для тела, но не для душевных ран, терзающих душу капитана. Никто из нас не может помочь Ари. Мы — воплощение силы, мы — защитники Вселенной, но как мы можем защитить необъятные просторы Космоса, если не в нашей власти защита товарища? Мы воплощения чудес, неспособные на чудо.*
Она врывается в нашу жизнь штормом, буйным и неугомонным. Бестактным. Цепляется за каждого худенькой ручкой и выдергивает из мира собственных тайн, задает много глупых вопросов, касается запретных для всех тем и заставляет нас оживать. Она дотягивается рукой и до Ари, выдергивает ее в реальность, заставляя вспомнить, что есть не только прошлое. Есть настоящее, есть будущее, и те, кто были с ней, тоже есть. Я вижу, что капитан не хочет в это верить, она тянется назад, пытается вновь укрыться в собственной печали, но неугомонная девчонка с розовым взрывом на голове не отпускает ее ладонь. Она говорит с ней, говорит много и часто, почти захлебываясь, постоянно путаясь, но безостановочно, на каждое слово Ари защитница находит сотню других, каждую ее печаль приправляет радостью, заставляет быть. И когда капитан впервые за столь долгое время улыбается искренне, она уходит, приговаривая, что Джинкс ее убьет за столь долгое отсутствие, а потом убьет и всех нас, потому что именно мы виноваты в этой задержке. Ари смеется и обещает, что защитит ее. И вслед за Ари мне хочется сказать то же самое. Люкс есть чудо.*
Когда мы вновь с ней встречаемся, она уже не улыбается. Лежит на груде камней, руки неестественно вывернуты, а розовые волосы, обагренные кровью, разметались по лицу. Хочется протянуть руку и убрать их, чтобы в последний раз взглянуть в остекленевшие глаза, но не успеваю. Ари садясь рядом, перекладывает ее голову себе на колени, гладит по волосам, не обращая внимания на липкую кровь, что-то говорит, но я не могу услышать — слишком тихо. А Сорака слышит и нарушает тишину своим застенчивым и мягким «нет», а после уходит, уязвленная своим бессилием, потому что мертвых не воскрешают. Ари продолжает что-то говорить. Она тихонько посмеивается своим словам, льющимся вместо слез. Фортуна пытается увести ее, но та не слушает. Сажусь рядом, перекладывая худощавые ноги Люкс себе на колени, поправляю ее руки, а после касаюсь плеча капитана. Слова излишни. Ари сломана. И я тоже вижу это в своем отражении.