inspiration

Рука, дрожащая и слегка холодная, аккуратно поправляет белый рукав больничного халата и вновь опускается вниз. Два шага до поворота, еще сорок до палаты; доктор советовал считать, когда надо успокоиться, а теперь голос в твоей голове делает это постоянно. Слегка приоткрытая дверь 47ой палаты встречает сквозняком и запахом сырости — за окном дождь барабанит с такой силой, что тебе, кажется, череп проломит одной каплей. На соседней кровати тихо сопит пожилая женщина. У нее в голове кто-то живет — сказали тебе доктора — но не бойся, милая, она спокойная и не обидит. Ты веришь им — плохого, такой, как ты, точно никто не сделает. В большинстве своем, потому что тебе только девять. Ты смотришь на часы — там длинная стрелка показывает на одиннадцать, а короткая — на три. Ты, Лиля, не глупая — и, для девятилетки, даже слегка многовато знаешь — поэтому узнать время для тебя не проблема. До подъема еще слишком рано — доктора приходят в девять тридцать, иногда — еще позже. Ты не расстроена и спать совершенно не собираешься — тебе нравится тишина и ночь, а в паре они создают чудный мистический тандем. Ты тихо достаешь дневник из тумбочки и ручку, — персикового цвета шариковый след прежней жизни — открываешь книжонку на середине и думаешь. Ты пишешь истории людей, собираешь по кусочкам их образы и личности, даруешь своим мыслям жизнь. Ты делаешь их сказочную историю такой, какой никогда не станет твоя собственная. Какой не станет жизнь любого, кто побывает здесь. И в этой безысходности есть своя особая красота, свое особое чувство власти. Это же так здорово — дарить кому-то счастье и семью, друзей и.. Ты вздрагиваешь — на кровати слева кто-то переворачивается. Это была Ангелина, старушка с головными сожителями и огромной верой в магию. Она рассказывала, как тебе казалось, сказки — про ожившие истории, книгочеев и про маленьких милых теней, ставших жертвами Костяного Дома. Эта женщина была путеводителем, она открывала вам, детям больницы, новый мир, одновременно — волшебный и добрый, но от части жестокий. Эта женщина дарила заботу каждому, но забирала у своего сына — долговязого юноши с длинными рыжими волосами и с такими светло карими глазами, в которых, как будто бы, жило само солнце. Его звали Саша, но Ангелина злилась на него каждый раз, когда он так себя называл. Злилась и повторяла, что он, мальчик, глупенький, постоянно забывает, что его зовут Артур и не человек он вовсе — а персонаж, написанный ею когда-то. Сам Саша-Артур давно уже с этим смерился. Только больно было по прежнему. Однажды, после ухода сына, когда Ангелина в очередной раз убаюкивала вас своими рассказами, она попросила тебя об одолжении: — Прошу тебя, Лиля, — сказала женщина — будь добра к тем кого создала. Она произнесла это так тихо, таким хриплым и умоляющим голосом, что по твоей коже невольно заползали мурашки, тоненькими лапками касаясь тела. И дело было не только в том, как она это произнесла. Ты видела ее взгляд. Грустный и пустой. Такой, что на миг тебе показалось — это и не Ангелина вовсе, не та солнечная женщина, какую ты знала, а монстр всепоглощающей депрессии. В тот момент, ты, конечно, согласилась. Приподнялась с кровати, аккуратно скинув с себя одеяло, встала на холодный пол босыми ступнями и в два шага оказалась у ее койки. Ты обняла ее со всей силы, будто бы впечатывая в нее мысль о поддержке, излучая счастье и серьезность, такую несвойственную для девятилетки. — Обещаю. Тебя не волновали взгляды других детей, их перешептывания за твоей спиной — ты чувствовала только тепло чужого тела и желание помочь. Возможно, именно это сподвигло тебя писать. Возможно, именно Ангелина была твоим вдохновением.