С первого взгляда

Не знаю, откуда я взялся и зачем. Я мало что помню, думаю, память таким существам, как я особенно ни к чему. Каждую ночь в другом теле, я — вожделение, я питаюсь похотью. Я могу появиться там, где хочу быть, но мне почти всегда все равно, и я не знаю, где появлюсь, когда зайдет солнце. Я — тот незнакомец, который влажно и пьяно трахает молоденькую студентку, прямо в лесу, у дерева, задрав коротенькую юбчонку. Часто вы можете принять меня за кого-то из своих знакомых, если начнете припоминать. На самом деле я, конечно, ничей знакомый. Я встречаюсь вам в баре, на вечеринке. Я голосую на дороге. Я сталкиваюсь с вами на улице. Всегда одно и то же — вы видите меня, вы хотите меня и я всегда получаю свое, свою порцию. Несколько раз меня убивали. Один парень, в Оклахоме, трахал меня так хорошо, что я почти влюбился. Хорошо, оно конечно не значит, что он старался сделать мне приятно — наоборот, он едва не сломал мне обе руки. Зато он всего себя вложил в меня, дрожа от возбуждения и жажды насилия. А затем он перерезал мое хорошенькое девичье горлышко и бросил меня подыхать на чьем-то заднем дворе. Я долго лежал и смотрел в небо. Наутро пришлось встать, а на траве, вместо крови остались листья, желтые и красные. В основном я трахаюсь. В основном по ночам. Иногда меня трахают по многу человек сразу, иногда один. Ни к кому я не прихожу второй раз, я — всего одна ночь, противная, прекрасная, стыдная или страшная, как сон, как пьяное видение, как кошмар. Обычно я ничего не запоминаю. Почти никогда. Началось все с того, что я появился на дне рождения мальчика, в доме, что за садом. Мальчику исполнилось пять. В тот день я был двадцатилетней девушкой, знакомой старшей сестры того мальчика, у которого был праздник. Потом моя подружка на тот вечер может и узнала, что та, кем я был, в тот день заболела и не пришла, но скорее всего она даже не заговорит с ней об этом. Я увел девчонку с праздника, глубоко в сад. Я сказал ей: — Эй, — своим ласковым девичьим голоском, — хочешь я потрогаю твои трусики? Ей было шестнадцать и ей хотелось. Я трогал ее между ног, и целовал ее грудь. Она была совсем мокрая всего через минуту. Я встал коленями во влажную траву, спустил с нее белье и стал трогать смелее. Я водил двумя пальцами туда и обратно по ее гладкой влажной норке, чувствуя, как она хочет, как подрагивает внутри. Вдруг, она резко опустила юбку, зрачки у нее были огромные, будто она что-то приняла. — Идет, кто-то, идет, — пискнула она, натягивая белье. Я едва успел вскочить с колен. Из кустов появился ее старший брат. Он взглянул на нее, растрепанную, одежда в беспорядке, у меня колени в земле, сказал, что ее обыскались, схватил за локоть и увел, бросив на меня напоследок очень необычный взгляд. Почти сердитый. Обычно люди смотрят на меня не так, даже увидев мельком. Люди хотят, и они смотрят на меня как на объект. Он посмотрел на меня так, будто увидел меня. Но я пожал плечами и пошел в сад глубже. Сегодняшнюю порцию я получил и вполне мог провести время до утра здесь. Сад мне нравился. Я дошел до заросшего мхом и зеленью фонтана и сел на бортик. Каменный ангел посмотрел на меня осуждающе. Я поднес пальцы к лицу, вдохнул запах и облизал их. Снова кто-то шел. Я закинул одну ногу на другую, и не думал вынимать пальцев изо рта, когда тот парень снова появился. Ему было наверное лет двадцать. Высокий, красивый, должно быть сильный. Он опять смотрел на меня как-то странно. — Черт, — сказал он, не сводя глаз с пальцев у меня во рту. — Вот черт. Он подошел, поднял меня на ноги за локти. В следующую секунду он уже сдирал с меня одежду, а минуту спустя я уже раздвинул перед ним тонкие бледные ноги и он вошел, несмотря на то, что между этих ног было холодно и почти совсем не влажно. Вообще-то я не чувствую боли. Боль это сигнал опасности, а в моем теле нет органов, которые можно повредить. Трахал он меня, как в последний раз, сильно, упиваясь каждым движением, о, я был уверен, что после такого буду сыт неделю. Самое удивительное началось, когда кончив, он через десять минут потянулся ко мне снова, а я — к нему. Потом он курил, едва сумев зажечь сигарету подрагивающими пальцами и я отсасывал ему, пока он держал другой рукой мои волосы, собрав их в кулак. Удержаться было невозможно, а ангел на фонтане смотрел на меня укоризненно и непонимающе. Я никогда не был склонен к излишествам. Одного раза мне вполне хватало. Но через какое то время мы перебрались к нему в спальню, в доме. Вообще-то мы занимались этим до самого утра. Внутри у меня хлюпала его сперма, когда он двигался — медленно или быстро, резко или очень мягко, всякий раз по-разному. Он облизал меня всего с ног до головы, и мне было так хорошо, что и в голову не пришло исчезнуть и поискать кого-нибудь еще, не странного, кто не станет так на меня смотреть. Под утро, когда он уснул, я внимательно смотрел на его лицо. Обычно я беру совсем немного, мне хватает. Но всю ночь? Тем не менее, когда первые лучи солнца упали в комнату и я исчез, он был вполне теплым и очень живым. Я мотался некоторое время где попало. Трахался, курил, выпивал и обдалбывался до безобразия. А его почему-то помнил. Не поймите меня неправильно — не потому что он был так охуенен в постели. Это я охуенен в постели, я только этим и занимаюсь, детки. И не потому, что он каким-то немыслимым образом выжил, трахнув такую черную дыру как я, раз двадцать. Дело было в том, как он на меня смотрел. И я помнил его. Сколько-то времени спустя, я был мальчиком, брюнетом с пухлыми губами, и поймал его в подворотне, прижался к нему и сказал, что отсосу у него за двадцать баксов. Он видел меня, черт побери, видел! От него слегка пахло алкоголем, немного — сигаретами, и сильно — одиночеством. В ту минуту меня это не волновало, я просто умирал, как хотел его. — У меня мелких денег нет, — сказал он, но продолжал на меня смотреть. — Бесплатно, — умоляюще простонал я, — пожалуйста. Непонятно почему он согласился на самое дебильное приглашение в истории соблазнения (а если бы я членами питался?), но я ему отсосал. Он держал руку у меня на затылке, не прижимая, но мягко контролируя темп и какого-то черта это меня заводило. Его член был ровно таким, как я запомнил - крепкий, отличный стояк, довольно крупный даже для его комплекции. Слюна у меня была густая и вязкая, и ее было много, отсасывал я страстно, душу буквально вложил в этот минет. Слюна очень пригодилась, когда он вставил свой член в мой мальчишеский зад, тесно прижавшись ко мне в темноте за мусорными баками, и он показался мне таким здоровым, будто наполнил и растянул меня всего, все мое существо, и, растягиваясь, я испытывал что-то невероятное. Новое. Я очень редко кончаю. Это не равный обмен, со мной кончают много, я — почти никогда. С ним я кончал всякий раз, вздрагивая от холода, как тепло бы ни было, всем телом содрогаясь, всем жадным своим нутром. Я исчез снова только утром. Ничто другое не смогло бы заставить меня его выпустить. И вскоре я пришел снова. Дорога к его дому лежала через сад. Ангел все смотрел на меня, все так же. "Ты — каменный. — Подумал я. — Вот и не вмешивайся." На мне было белое платье, бледная кожа, красивое лицо с черными локонами и черными бровями. Он открыл мне дверь почти сразу и он на меня посмотрел. Как он посмотрел! Он втянул меня в дом, а потом сжал мое плечо, будто опасался, что я на него наброшусь и сказал: — Я знаю, кто ты и зачем пришел. Я смотрел на него во все глаза. Нет так не бывает. — Знаю, — кивнул он, — давай теперь поговорим. Ты тоже мне очень нравишься. Он тепло улыбнулся и я вдруг понял, что в нем с самого начала было не так. Я сделал над собой титаническое усилие и сказал: — Я не знаю, о чем говорят. Кроме секса. И всего, что ведет к сексу. — Нет, не... — он смешно нахмурился и помотал головой, будто избавляясь от непрошенных мыслей, — боже, ты даже говоришь это слово так, что ни о чем думать невозможно. — Для этого я и создан, — пожал я плечами. Я чувствовал себя очень странно. Но я заговорил, чтобы сделать ему приятное. Мне почему-то хотелось. Мы проговорили до самого утра, и ни слова о сексе. В основном мы говорили обо мне. — Так ты и выглядишь на самом деле? — спросил он, когда стало светать. — Как? — я хотел взглянуть на себя и не смог. — Как облако, — он протянул ко мне руку и я постарался, изо всех сил ее сжать, тем что от меня оставалось. — Возвращайся, — сказал он. — Только в следующий раз ты трахнешь меня. И я вернулся. Я был блондинкой невысокой, с маленькой хорошенькой грудью. Я сразу его поцеловал, не дав заговорить, я был очень голоден. Лишь когда его член выскользнул из меня, уже наполовину опав, а даже я не помнил сколько раз он кончил, я спросил, глядя на вязкую ниточку моей смазки и его спермы тянущуюся от его члена: — Как думаешь, ничего если я останусь? — Ничего, — сказал он, глядя на меня. Не на блондинку, которой я был, а на меня. — Метафизически, никакой разницы нет. Я остался. Почти на вечность. Остался и когда он стал совсем стар. Он спрашивал, кто теперь меня кормит, а я смеялся и отвечал, что только он. Может он мне не верил, но... В какой то момент, мне стало достаточно тепла его сердца, чтобы быть сытым. А в тот день, когда он ушел, я исчез. Чтобы появится там, где будет он.