Рубиновая комната

Твой хриплый, громогласный голос снова доносится из ночного мрака. Насмешливый, полный фальши и неподдельной радости, он заставляет меня вспоминать о событиях того рокового вечера. Воспоминания причиняют боль, и сердце начинает сжиматься. А ты лишь холодно ухмыляешься и не сводишь с меня своих живых, горящих глаз, утоляя жажду моими страданиями. Ты надеешься, что я вспомню всё до малейших деталей, ведь тогда это будет значить, что ты сумел произвести на меня неизгладимое впечатление. Прошло немало лет с тех пор, но ты прав, невозможно забыть то, что произошло. И я не забыл, как бы сам того ни желал. Всё началось с ярких огней, грохочущих фейерверков и толпы людей, взволнованных и воодушевлённых, с трепетом ожидающих начала представления. Воздух был пропитан каким-то особым, ни на что не похожим сладким ароматом. Улыбки и смех, непрекращающиеся разговоры. Отблески света уличных фонарей в прохладной воде фонтана. Нельзя не поддаться этой впечатляющей атмосфере, искусственно созданной лукавейшим авантюристом и талантливейшим артистом Лондона. Ты по натуре своей и актёр, и постановщик, и автор действа. Ты творец, возомнивший о себе слишком много, но и достигший такого уровня мастерства, на котором созидатели с энтузиазмом начинают пробовать себя в роли разрушителей. Ты сотворил этот вечер и посвятил его мне, человеку, который пришёл тебя убить. Ты знал, что так будет, и ты не боялся смерти. Для тебя смерть – это не просто конец, но заключительная сцена последнего акта. Финал, который обязан стать самым ожидаемым событием вечера и надолго оставить приятное послевкусие, продолжая отзываться эхом в умах зрителей. Ты пытался доказать, что ты свободный человек и волен делать всё, что только захочешь, но вместо этого ты продемонстрировал своё безумие. Во всеуслышание заявил, что ты здесь и король, и бог. И каждое твоё слово обязано быть услышанным, и каждый приговор – исполнен. Я помню, ты искусно сочетал цвета. Алые тона, в которых было выполнено внутреннее убранство Альгамбры, с подвешенной стаей чёрных как уголь птиц кружили голову. Пелена белёсого дыма, звуки выстрелов и залитая кровью сцена. Незабываемое, безрассудное зрелище. Граждане Лондона никогда прежде не видели подобных представлений и вряд ли ещё увидят. Но никто из них не проникся случившимся так, как проникся я. Благодаря тебе, я был в самом эпицентре этого адского шторма. Я находился там, когда властное и жестокое пламя охватило театр, сомкнулось кольцом и поднялось высокой стеной к самому потолку. Ты пребывал в восторге от происходящего, смеялся даже звонче прежнего. Мне было больно смотреть на тебя, на то чудовище, каким ты стал. Вернее, каким ты всегда был. Раньше я не видел в тебе этого монстра, не хотел замечать и всячески отрицал его существование. Я был ослеплён твоим обаянием и любезностью, твои речи грели слух, воодушевляли и заставляли забыть обо всём, что меня тревожило. Ты подарил мне то, чего я был лишён. Наделил вниманием, избавил от одиночества. После ссоры с сестрой я чувствовал себя так паршиво, что и словами передать невозможно. В тот нелёгких период своей жизни я ощущал себя брошенным и ненужным. Я не хотел отдаляться от сестры и искренне жалел о том, что всё так получилось. Но не мог сказать ей об этом, не мог раскрыться ей. Мне было плохо. Неприятные чувства и мысли терзали меня, и мне никак не удавалось от них избавиться. И тогда появился ты. В самое подходящее время, именно тогда, когда я в этом нуждался, ты протянул мне свою руку. Я пошёл за тобой, хоть изначально догадывался – это ловушка. Но я отринул все сомнения и доверился тебе, потому что просто не мог иначе. Я добровольно залетел в позолоченную клетку, приготовленную тобой, и даже не заметил, как закрылась дверца. И с того момента и по сей день я стал полностью принадлежать тебе. Ты не лгал мне, но скрывал всё то, что могло меня насторожить. Ты обвил прутья решётки изящными лианами с цветущими на них бутонами невероятной красоты. И я любовался ими, не замечая, как за прекрасными цветками скрывалась ужасающая правда. Но они увядали, а их лепестки падали на дно клетки. Ты погиб, и я остался совершенно один посреди бушующего пламени. Я не хотел тебя убивать. Я не хотел вспоминать о тех днях, когда ты был ещё жив. Но уже несколько месяцев ты являешься ко мне и днём и ночью, напоминаешь обо всём, что с нами происходило. Приходишь тихо, подобно крадущейся тени, а уходишь с раскатами грома. Вот и сейчас я не сразу заметил, что ты поджидаешь меня во тьме. Наблюдаешь, прячась в полуночном мраке, и делаешь шаг вперёд только тогда, когда я обращаю на тебя своё внимание. С огнём, играющим в зорких очах, со всей живостью походки и приподнятым настроением ты не похож на мертвеца или призрак. Не живой человек, но больше, чем наваждение. Я не только ощущаю твоё присутствие, но и вижу тебя, чувствую, слышу твой голос. — Ночь – идеальное время для личных встреч, — игриво улыбнувшись, произносишь ты, и подходишь ко мне ближе. Я отхожу назад, но ты хватаешь руку и останавливаешь меня. Медленно притягиваешь к себе и заглядываешь в глаза, так чувственно и пронзительно, что по телу пробегает дрожь. — Ты, что, не рад меня видеть? Вопрос, на который я ни за что не дам ответа. Не только потому, что истина бьёт колом по сердцу, но и потому, что я сам в ней не уверен. А значит, что это не истина. Ведь верно, её не существует. И каждая моя догадка о собственных чувствах – лишь неточная проекция правды. — Прекрати меня преследовать, Рот. Ты мёртв, а мёртвым в этом мире не место. — Я знаю, — смеёшься в ответ. Смех твой, громкий и внушительный, разносится по сонной улице и пропадает во тьме. — Но любовь, она навязчива. Ты не отпустил меня, и теперь… — Я давно отпустил тебя, — прерываю на полуслове и одёргиваю руку. Смотрю на тебя настороженно, с опаской, но и жалостью. Ты продолжаешь улыбаться, будто смущённо, опуская взгляд и неслышно хлопая в ладони, облачённые в чёрные перчатки. — Дорогой мой Джейкоб, — начинаешь ты, снова поднимая на меня глаза. — Ты знаешь о том, как сильно я тебя люблю. Особенно сейчас моя любовь возросла и разгорелась так, как не горела ещё никогда. Если ты не чувствуешь этого, то я готов воспевать о своих чувствах, целовать тебя и обнимать так крепко и так долго, как только смогу. Благо, у нас с тобой есть одна вечность в запасе! — бодро восклицаешь, и затем подаёшься вперёд, кладёшь руку мне на талию и прижимаешь к себе. — Не противься, только зря силы потратишь. Накрываешь поцелуем мои губы. Целуешь властно, не позволяешь вырваться из объятий и с нежностью зарываешься пальцами во взъерошенные волосы. У твоих тёплых губ горько-сладкий привкус. Поцелуй дурманит, и я прикрываю глаза от наслаждения. Ты сказал, что будешь целовать меня целую вечность, и сейчас, в этот краткий миг, я понимаю, что тоже этого хочу. Но горечь отзывается на языке жгучей болью. Любить того, кого убил, непросто. Ты не раз доказывал мне, что я не сошёл с ума, и ты не выдумка или обман моего разума. Ты реален. Ты позволяешь людям себя видеть и влияешь на жизнь незнакомцев, разыгрывая их и подшучивая над самой природой. Как ты можешь быть живым, будучи мёртвым? Непонимание пугает, однако мне не хочется ничего менять. Ты отстраняешься и с лукавой усмешкой смотришь на меня. Тебе достаточно только прищёлкнуть пальцами, как всё вокруг изменяется, повинуясь твоей воле. Ночной Лондон пропадает в густом тумане, исчезают огни уличных фонарей, и звёзды падают с неба, пропадая за белёсой пеленой. Такого ещё ни разу не случалось, и я, озадаченный и испуганный, оглядываюсь вокруг в надежде понять, что происходит. Ты смеёшься, явно довольный моей растерянностью. Не успеваю я произнести и слова, и мы оказываемся в помещении с красными стенами и высоким, изогнутым, как купол, потолком. В полумраке загораются свечи на отставленных как можно дальше от центра столах. Их огонь пылает ярко, переливаясь и танцуя в оранжевых оттенках. В комнате играет музыка. Медленная и спокойная, словно течение тихой реки, мелодия. Она завораживает своим холодным равнодушием. Под неё среди опрокинутых и поломанных стульев кружат чёрные перья вперемешку с пеплом. А на столе в клетке с серебристыми прутьями вяло каркает воронёнок, забившийся в самый угол и с недоумением глядящий на открытую дверцу. Скоро он замолкает и как ни в чём не бывало начинает бродить по клетке, даже не мысля о побеге. Всё в этой комнате кажется каким-то неправильным, до неприличия величественным и гордым. Реальным, но слишком лживым и лицемерным. — Тебе здесь нравится? — спрашиваешь, заставляя меня отвлечься от потрясения. Но не дожидаешься ответа и моментально перехватываешь мою руку, притягиваешь меня к себе и вовлекаешь в танец. — Ты сказал, что мёртвым не место в мире людей, вот я подумал, что здесь нам обоим будет комфортно. Мы совершенно одни, вдали от живых и от мёртвых. И ни одна душа не помешает нашему свиданию. — А как же ворон в клетке? Он разве не считается за живую душу? — с недоверием, слабо ухмыльнувшись, произношу я. — Ох, мой дорогой Джейкоб, — не сдерживаешь улыбки и с весёлостью щуришь глаза. — Мне всегда нравилась твоя милая наивность. Эта птица – только малая часть твоей собственной души, которую я смог сохранить у себя. Поэтому, конечно же, она не считается. — В каком это смысле? — нахмурившись, я останавливаюсь и не позволяю тебе продолжить танец. — Хочешь сказать, что этот ворон... — бросаю испуганный взгляд на пленённую птицу. Одна только мысль о том, что часть моей души находится у тебя во владении, вселяет в меня неподдельный, неконтролируемый ужас. Затем страх молниеносно сменяется злостью и обидой. Я сжимаю пальцы в кулак и, резво дёрнув рукой, ударяю тебя по лицу. Но ты исчезаешь ещё до того, как я успеваю нанести удар.— Так ты пленил меня! Из-за этой птицы я не могу забыть о тебе, верно? Слышу твой тихий смех и растеряно оглядываюсь вокруг. Тебя не видно, ты снова играешь со мной. Внезапно раздаётся оглушительный звон колокола, и я зажимаю уши ладонями. Обеспокоенный ворон вылетает из клетки и загорается ярким пламенем. Всё, что от него остаётся, это пепел и угольного цвета перья, плавно падающие вниз и парящие над полом, подхваченные лёгким ветром. Свечи на округлых столах гаснут одна за другой, и комната погружается во мрак. Звон прекращается, а за ним исчезает и мелодия, которая играла здесь с самого начала. Становится холоднее, но ты не даёшь мне замёрзнуть. Ты появляешься сзади и крепко меня обнимаешь, прижимаешь спиной к своей груди, касаешься горячими губами шеи. Я вздрагиваю от боли, когда твои зубы впиваются в кожу. Ты кусаешь шею, продолжая держать меня в жарких объятьях и не давая вырваться из сильной хватки. Медленно облизываешь места укуса, после чего поднимаешься к уху и ощутимо прикусываешь мочку. — Я пошутил, — чувствую твоё горячее дыхание на своей коже, и по всему телу пробегают мурашки. — Мне никогда не нужна была твоя душа, Джейкоб, хоть я и всегда хотел ею владеть, — усмехаешься и проводишь языком вверх по щеке. Я зажмуриваюсь и хочу отвернуть голову, но ты хватаешь меня за подбородок и не позволяешь этого сделать. — Ты признался, что не можешь забыть меня. Ты, верно, думаешь обо мне, когда я долго не прихожу. Скучаешь по мне. И это очень мило, что ты ищешь оправдание своим чувствам. Но совершенно бесполезно, мой любимый грачонок, искать причины своего недуга извне, когда они кроются в твоём маленьком сердечке. Ты отпускаешь меня и отходишь на пару шагов назад, разводя руки и довольно ухмыляясь. Я поворачиваюсь и смотрю на тебя, не сходя с места и не произнося ни слова. Тогда ты наигранно вздыхаешь и, кладя руку на сердце, несильно кланяешься. — Если я тебе уже надоел, то мне лучше уйти, — произносишь ты. — Встретимся на следующей неделе. Думаю, как обычно, ночью или поздним вечером, когда солнце готовится садиться за горизонт. А может, я приду к тебе рано утром, надо ведь иногда вносить разнообразие в отношения. В любом случае, жди меня. Что бы ни случилось, я обязательно приду к тебе. — А как же прощальный поцелуй? — после недолгой паузы говорю я с невесёлой улыбкой на лице и слезами, притаившимися в уголках глаз. Твоя усмешка наконец пропадает, и теперь ты глядишь на меня обеспокоенно, с недоумением наклонив голову. Спешно подходишь ближе, поднимаешь моё лицо и задумчиво заглядываешь в глаза. — Прости, я совсем об этом не подумал, — шепчешь, обнимая меня и ласково поглаживая спину. — Я поцелую тебя, только не нужно плакать. Впиваешься чувственным поцелуем в губы. Я отвечаю и нежно обвиваю руками шею, прижимаясь к твоей груди. Улыбаешься и смотришь в глаза, углубляешь поцелуй и обнимаешь меня крепче. Твои руки скользят вниз по моей талии, сжимают сильно и властно. И опять это странное чувство, подобное яркой вспышке, накрывает меня с головой. Я не хочу, чтобы наш поцелуй кончался, но наступает время, и ты отстраняешься. С любовью вытираешь слёзы с моего лица, целуешь в щёку и безмолвно исчезаешь во мраке. Я стою посреди улицы под звёздным небом. Тускло светят огни уличных фонарей, разбавляя молчаливую темноту ночи. Во всей округе не наблюдается ни души. Тебя нет рядом со мной, но чувство, которое ты нечаянно воскресил, продолжает волновать моё сердце. Оно порождает не только самозабвенную любовь, но и великую тоску, разъедающую меня изнутри. Я был гостем в твоей красной комнате,ты приманил красивой музыкой и ласками, а потом отпустил на волю. Однако сейчас, стоя посреди пустой улицы, я не чувствую себя свободным от твоих оков. Я заперт тобой в этой прекрасной иллюзии, и она так сладка, что я ни за что не попрошу у тебя помилования. Наш танец не завершился, он обязан продолжиться, и я не прекращу страдать от своей любви к тебе, пока он не подойдёт к концу. Но в этот раз ты не предусмотрел никакого финала. А значит, этот спектакль будет длиться вечно, а мы снова вернёмся в ту комнату. И теперь я навсегда твой гость и навсегда твой узник.