Каждый раз, закрывая глаза,
Я вижу звёздное падение.
И в самый тёмный момент сна,
Ты мой камень преткновения.
Сорвав души струны от боли,
Не устаю потом кричать.
Так мало сил и много воли,
Чтобы себя не потерять.
Подобного поэтического бреда в комнате Каспбрака настолько много, что этим можно завесить все четыре стены, дверь и небольшой кусочек оконной рамы, но он не собирается этого делать, ведь никто не хочет
знать думать, что Эдди свихнулся. Особенно, когда причина этой писанины чуть ли не каждый день гостит у него дома.
Всё началось не так давно, как могло бы начаться. Шли годы, воспоминания об ужасных днях откладывались в самый тёмный угол, где стоял ящик Пандоры, но иногда взгляд в ту сторону заставлял Эдди машинально дёрнуть рукой к бедру, чтобы найти ингалятор. Только вот про все пустышки, которыми напихивала его мать, Каспбрак давно позабыл. На деле у него оказалось не так много болезней, как он думал всю свою жизнь, но проклятая мизофобия почти что не хотела отпускать его своими цепкими щупальцами и продолжала доставлять дискомфорт.
Но изменился не только мальчик-ингалятор. Каждый, кто был
и навсегда останется Неудачником, стал выше, сильнее и крепче характером.
Только один Эдди застрял в узлах прошлого и постепенно начинал отставать от всех. Его всё чаще и чаще посещают тёмные мысли, ящик Пандоры так и манит к себе своими забытыми тайнами прошлого.
"Ведь там когда-то было не только до ужаса страшно, но и..."
Мысли всегда обрывались на этом моменте. Что было? Ричи был более язвительным по отношению к нему? Ричи не клеился к каждой шалаве, заставляя сердце Эдди покрываться новыми ранами? Ричи уделял всё своё внимание
только ему?
Каспбрак каждый день надеялся на то, что в один момент Ричи снова взглянет на него так, как он делал это раньше, думая, что этого никто не видит, надеялся, что Ричи опять позволит себе уснуть на коленях Эдди во время просмотра не самого интересного фильма, но этого не происходило. Ничего не происходило. Ричи только вставлял неуместные шуточки, в которых больше не фигурировала Соня Каспбрак, и хлопал Эдди по плечу перед тем, как уйти к своей новой девушке.
И почему он до сих пор живёт этим чертовым прошлым?
Каспбрак каждый раз говорит себе, что стоит забыть обо всём, найти девушку и нормально жить. Но каждую ночь он снова и снова исписывает новый лист бумаги не пойми откуда берущимися рифмами и плачет в подушку, накрывшись одеялом по самую макушку головы.
Проснувшись очередным утром, совершенно без настроения, с вечными тёмными кругами под глазами от недосыпа, Эдди стал размеренно собираться в школу, складывая в рюкзак всё, что лежало на столе. Он часто мог доводить себя до истощения, потому что с утра выпивал лишь содержимое маленькой коробки сока, а съесть что-то после школы иногда просто не было желания. Поцелованный солнцем, весёлый и яркий мальчишка постепенно угасал на глазах. Жалко, что этого почти никто не замечал.
— Знаешь, Эдс, ты такими темпами сведёшь себя в могилу, —окинув лучшего друга взглядом, заключил Ричи, сидящий за партой.
— А ты заболеешь СПИДом и сдохнешь лет в двадцать пять, —вывалив половину рюкзака на стол
(совершенно не имея понятия что сейчас за урок и взял ли он вообще что-нибудь для него), как-всегда-недовольный-Эдди сел на соседний стул.
— Найди уже себе девушку, девственник хренов! —Тозиер, который больше не носил очки с огромными линзами, осуждающе посмотрел на него.— Чем тебя вообще так цепляет моя личная жизнь?
— Тем, что там есть чуть ли не каждая девка из школы, которая старше четырнадцати и готова раздвинуть перед тобой свои ноги.
— Думаешь, ты не такой горячий, как я? Да я сейчас же найду хотя бы одну, которая с радостью залезет в твои брюки, —Ричи, кажется, воодушевился и был настроен серьёзно.
— Как будто это то, что мне надо, —Эдди сжался и, закрыв лицо руками, начал тереть глаза, потому что чувствовал накатывающую грусть, которая обычно приходит ночью.
— Эй, да что с тобой? Я не понимаю в чём дело, —Тозиер пристально наблюдал за апатичным состоянием друга, но не мог ничего сделать.
— В тебе... —прошептал Каспбрак, но его и без того тихие слова заглушил звонок на урок.
На протяжении всего нудного английского Эдди, уткнувшись лбом в свои руки, лежащие на парте, пытался не уснуть, в то время как Ричи обеспокоенно смотрел на него. Почему он так изменился с тех времён? Создаётся ощущение, что какую-то его часть Неудачники забыли взять с собой перед уходом с поляны, и теперь это всё больше и больше становится похожим на катастрофу.
Когда Ричи в очередной раз переводит свой взгляд на спящего Эдди, то замечает немного смятый лист жёлтой бумаги, торчащий между тетрадок и учебников. Аккуратно достав его из убежища Каспбрака, Тозиер начинает с интересом разглядывать его содержимое и удивляется, когда дочитывает до конца лирические стихи, наполненные болью, и замечает ниже смазанные каплями воды
(воды ли?) чернильные каракули, отдалённо напоминающие волны.
— Блять, Эдди, ты чёртов гений, —Ричи так странно смотрит на него, и Каспбрак не понимает, что он мог сделать, пока спал.
— Ты о чём вообще?
— Об
этом, —Тозиер положил на стол жёлтый примятый лист и снова посмотрел на своего друга.— Значит, тебе даже искать никого не надо, ты уже влюблён?
— Какого хуя, Ричи?! —Эдди, изрядно покраснев, тут же вырвал несчастный лист из-под руки Ричи и принялся комкать его, после чего собрался выкинуть.
— Стой, нет! —Тозиер перегородил ему дорогу к мусорному ведру и забрал стих обратно.— Ты дурак?! Да если бы мне посвятили такое, я бы без раздумий отдался этому человеку... Да я бы ему своё сердце отдал!
Эдди почувствовал, как его собственное сердце стало биться ещё сильнее после этих слов, но постарался не показывать этого
(хотя румянец на его щеках было трудно не заметить)
— Даже если бы этим человеком оказался парень? —Каспбрак не знал зачем спросил это, и что его вообще дёрнуло, но вернуть слова всё равно уже нельзя.
— Даже... —Тозиер сначала замялся, а затем поднял ошарашенный взгляд на своего лучшего друга.— ...если бы этим человеком оказался парень...
Увидев взгляд Ричи, парень понял, что облажался, и теперь он, похоже, станет неудачником даже для самих Неудачников, поэтому не оставалось никаких вариантов, кроме как тут же трусливо сбежать домой, ссылаясь на ужасный приступ аллергии.
Половину дороги он бежал. Бежал так быстро, как только мог. Слёзы застилали его глаза, не давая всему миру стать хоть немного чётче, чтобы он хотя бы не врезался в какое-нибудь дерево.
Наспех открыв дверь и сразу же закрыв её за собой, Эдди прижался к ней спиной и сполз вниз, впиваясь пальцами в кожу головы. Слёзы ручьём потекли из глаз, когда он вновь прокрутил последнее случившееся в своей жизни событие.
Телевизор не орал из гостиной, а значит его матери не было дома. Как всё чудесно складывается.
Зайдя в свою комнату, Эдди вспомнил каждое место, где мог лежать хотя бы один листок со стихами, и начал собирать исписанную разноцветную бумагу по всем углам своей обители. В итоге он держал в руках немаленькую кипу листов, с которой направился в ванну.
Дрожащими пальцами взяв лезвие в одну руку, а в другую мятый лиловый лист, он начал с чувством вслух зачитывать одну строчку за другой, наполняя своё сердце новой болью. По завершении стиха Каспбрак несильно провёл лезвием по гладкой коже запястья, оставляя первую красную полоску. Сейчас он медленными, но уверенными шагами подходил к тому самому тёмному углу, в котором стоит зловещий ящик, и, о да, все секреты Пандоры уже рвались наружу, взывая к мальчику громкими голосами.
Он взял следующий лист, потом ещё один, и ещё... На руке красовалась красная, кривая буква "R", но крови почти не было, и Эдди начинало бесить то, какой он слабый и нерешительный. Букву "I" он выводил с бóльшим усердием, поэтому из ранки даже скатилась капля красной жидкости и разбилась о холодный кафель.
— Фу, здесь же сплошная антисанитария, —опомнился было Каспбрак, как вдруг хлопнула входная дверь.
"Ебаный в рот" - единственное что смогло прийти ему в голову при мысли о том, что его может застать за таким занятием мать. Посмотрев на свою руку, потом на листок и обратно, он встал в ступор и не знал, что ему делать и куда бежать. По дому раздавались громкие тяжёлые шаги, что уже не могло не пугать. Может Соня Каспбрак узнала о том, что он сбежал с уроков или о том, что он... Нет, этого уж точно не может быть!
Паника плясала внутри парня, когда ручка двери ванной комнаты повернулась, чтобы в неё зашла...
...зашёл Ричи?
— Эдди, мамку твою ебал, какого ху... —Тозиер тут же заткнулся, увидев тонкую засыхающую полосочку крови на руке Каспбрака, идущую от выцарапанного "RI", и страх, смешанный с душевной болью, горящий в его глазах.
Рюкзак выпал из его руки, и он молниеносно подскочил к Эдди, выбивая из его трясущейся руки лезвие, и, не выжидая объяснений, крепко прижал к себе.
— Какой же ты дебил, Эдди, какой дебил... —у Ричи дрогнул голос, будто он сейчас заплачет, но он только продолжал называть его разными "ласкательными" словами и сильнее прижимать к себе, будто бы боясь отпустить.
От этого сердце Каспбрака снова забилось, словно бешеное, и он позволил себе улыбнуться и обнять того, чьих объятий он ждал несколько лет.
Только спустя минуту Ричи отстранился от друга и оглядел комнату, в которой на каждой полке лежали стопки разноцветных листов, наподобие того, на котором был написан стих Эдди, который он сегодня прочёл. Протянув руку, он взял сразу несколько листов и принялся читать один за другим, прикрывая свои губы пальцами, которые он кусал во время чтения. Всё это время Каспбрак нервно теребил край своей футболки, исподтишка наблюдая за сменяющимся выражением лица парня, о котором он писал стихи, и который сейчас читал их, понимая, что они о нём. Снова взглянув на свою руку, Эдди ужаснулся и кинулся отмывать засохшую кровь, а после обработал рану антисептиком и забинтовал запястье. Повернувшись обратно к Ричи, он встретился с его восторженным взглядом и снова покраснел.
— И это всё ты писал... обо мне?
Парень, выглядящий довольно болезненно и прижимающийся пальцами к своей забинтованной руке, робко кивнул, опуская свой взгляд вниз, не в силах поднять его обратно.
Ричи подошёл к нему и, аккуратно взяв за подбородок, заставил посмотреть в его глаза.
— Я сказал, что отдал бы за такие стихи своё сердце, Эдди, но я не могу, —Тозиер мягко улыбнулся.— Потому что оно уже давно у тебя, и отдавать мне нечего.
Ричи аккуратно прижался к желанным губам своего лучшего друга, стараясь не быть слишком настойчивым, чтобы сделать особенным этот момент, потому что он знал, что это первый поцелуй Эдди. Свободной рукой он притянул его к себе за талию, позволив обвить свою шею забинтованным рукам, и дал волю эмоциям, делая поцелуй более рваным, кусая и облизывая мягкие губы Каспбрака. Отстранившись, Тозиер облизнул верхнюю губу и со стоном выдохнул.
— Прости, дебилом тут был только я.
