Colours

В последнее время у Димы всё замечательно. Действительно, жизнь блогера достаточно ярка, полна новых впечатлений; она как будто пронизана лёгкой мелодией, складываемой из звуков разных городов, и ненавязчивым, приятным запахом, сплетённым из ощущений в уютных уголках мест, в которых он побывал. Он много путешествует в разные, абсолютно непохожие друг на друга города; каждый из них обладает собственным цветом или полутоном, заполняя постепенно палитру, красками которой окрашивается жизнь критика. Каждый город по-своему красив: один отдаёт разными оттенками серого, другой кажется полностью синим, ещё один как будто сияет тонами красного, а ещё один, словно в отместку предыдущим, совершенно не светится, он скорее переливается тёплыми полутонами желтоватого и зелёного. Всё же ему кого-то не хватает. Это ощущение иногда отдаёт багровым, что Диме не нравится. Но Ларин счастлив. Он находит невидимые струны, что, сотрясаясь, приносят вдохновение; возможно, их приводят в движение впечатления, возможно, Ксюша, а, скорее, всё вместе. А может, кто-то ещё слегка проводит по струнам длинными тонкими пальцами или уже не проводит, а делал это до всего, что произошло, а они, всё ещё помня прикосновения, звенят хрустальной паутинкой в тишине комнат. У Ксюши тона скорее тёмные, возможно, в них можно разглядеть синие и фиолетовые проблески, но это делает её образ даже более воздушным, чем он мог бы быть. Девушка несёт в себе запах полевых цветов, он слегка резок, почти незаметен, а мелодия её совершенно неслышима постороннему уху, но оттого не менее прекрасна. Ксюша вся состоит из плавных линий, что порой как будто кем-то небрежно обрываются, из-за чего создаётся впечатление лёгкой угловатости. Совсем не как он. Однажды Дима случайно… (Нет, конечно, он не следит за каналом мальчишки, который своими внимательными взглядами сбивает размеренную мелодию жизни, а сдержанными движениями тонких рук смешивает краски в палитре, рождая что-то абсолютно новое, невероятно беспокоящее Диму). … Случайно натыкается на новое видео того, кто, казалось, остался в прошлом. Диме кажется, что мальчишка стал ещё красивее за время, что они не виделись. Его не сломали обстоятельства, разом навалившиеся год назад, они даже следа на нём не оставили, по крайней мере, так кажется и в это хочется верить. Подумать только, почти год прошёл с момента их последнего на данный момент общения; то время всё ещё отдаёт в памяти критика тёплым обволакивающим светом, что, наверное, мог бы принадлежать свечам, зажжённым спокойным вечером, тишину которого колышет лишь лёгкая фортепианная мелодия. После этого воспоминания наполнены абсолютной тишиной, а ещё окрашены в багровый, что, кажется, чуть ли не стоит в воздухе. Ларин смотрит видео и откровенно не понимает, что происходит, он как будто приоткрыл занавеску в тот угол души, который был завален старыми коробками всё это время. Он путается в ощущениях, ему совершенно непривычно, этот юнец снова тормошит весь уклад несуществующей души критика одним лишь взглядом из-под полуопущенных ресниц, сбивает ритм сердца лёгким вздохом. Критику вновь душно. Ларин думает, что Ксения слишком резка в своём поведении в последнее время, а ещё она слишком темна внешне, это он замечает практически сразу и не знает, с чем это связано. Дмитрий замечает, что всё больше думает не о том, а оттого девушка начинает даже немного раздражать. Совсем чуть-чуть. Вокруг становится слишком много фиолетового. Однажды Ларин не выдерживает. Ксюша снова что-то рассказывает о его ревнивых фанатках, она вновь слишком мрачна, её как будто слишком много, да и всего вокруг слишком, всё давит, мешает и как будто скребётся где-то в тени, из-за чего хочется поёжиться. Смесь багрового и филетового, что нависает вот уже несколько недель (или месяцев?), Ларина откровенно раздражает. Критик решает послать всё к чертям. Он говорит Ксении, что у него появились некие важные дела в другом городе. Она лишь немного приподнимает бровь, а после интересуется, не нужна ли помощь мужчине, на что тот как-то загадочно ухмыляется, отвечая, что в данной ситуации он точно справится сам, едет в аэропорт и покупает билет на ближайший рейс до Екатеринбурга – города, что полнится яркими красками, незабываемыми мелодиями только благодаря ему. Екатеринбург встречает необычной прохладой, неожиданно ветреной и отталкивающей погодой. Атмосфера города сегодня поблёскивает холодной цветовой гаммой в темноте. Ларину кажется, будто он едет на исповедь; холодный воздух ощущается явственно на оголённых участках кожи, особенно на кончиках пальцев. Ларин преодолевает часть города по инерции, что отражается в его голове светом ночных огней города, затем критик оказывается под знакомой парадной. Мужчина понимает, что внезапно волнуется; это чувство имеет оранжевую окраску, что отблёскивает под светом неоновых вывесок жёлтым. Он волнуется совсем чуточку, это не слишком мешает, но всё же раздражает. Вокруг царит тишина, в которой эхом отражается беспокойный бой не то невидимых барабанов, не то неутихающий ритм сердца. Ларин поднимается вверх по лестнице, а в ушах нарастает тревожная мелодия, и он, наконец, понимает, что его спокойствие всё это время, весь этот год, было бесцветным, поглощающим любые другие цвета, что были подарены цветастыми мгновениями жизни, это спокойствие было оглушающе тихим. Критик выстраивал крепкую стену вокруг себя, закрылся от друзей, оставив вокруг себя лишь нескольких людей. Теперь мужчина сам же пытается скрести по стене, пытается выбраться, сбивая костяшки в кровь, желая выбраться к свету и глотнуть вместо затхлого, пропитанного запахом плесени и отчаяния, свежего и чистого воздуха. Эта стена цвета собственного не имеет, она лишь поглощает оттенки и полутона, что окрашивают всё за её пределами. Ларин стоит перед знакомой дверью. Давно он не ощущал себя настолько странно, так, словно бы в нём снова искрилась жизнь. Он подносит руку к звонку и уверенно жмёт, не сомневаясь, не пытаясь тянуть время. Вокруг по ощущениям полыхает красный. Мальчик не смотрел в глазок никогда, Дима часто спрашивал у него, зачем он ему нужен, обычно получая в ответ лишь лёгкую улыбку. Критик чувствует, как внутри поднимается что-то тёплое, как с тихими шагами за дверью краски в голове уже смешиваются. Спрашивает себя о цели визита сюда, пытается выстроить в голове какой никакой, но всё же возможный диалог с парнем, которого так долго не видел. Вместе с тихим сероватым звуком поворачивающегося замка, что, казалось, попрыгал вниз по ступенькам, легко отбиваясь от их поверхности, сердце Ларина, судя по всему, пытается пробить грудную клетку, выскочить наружу. Впрочем, если сердце у Ларина и есть, то оно уж точно принадлежит человеку по ту сторону двери. Дверь открывается с невесомым скрипом. Повисает долгая пауза, которая, кажется, давит на плечи, на голову, сдавливая виски всё сильнее, причиняя почти осязаемую боль, что лишь даёт понимание того, что это действительность. Красный, кажется, охватывает языками своеобразного пламени пространство вокруг. Юноше безумно идут очки, хотя из-за них его взгляд кажется остекленелым. Отчего-то критику хочется снять их сейчас же. Ещё с момента покупки билета в чёртов Екатеринбург Ларину кажется, что это всего лишь один из его многочисленных ярких снов, что снятся ему чуть ли не каждую ночь, только чересчур острый по углам, непривычно играющий всевозможными полутонами на острых гранях. Дмитрий не может отвести взгляд от юноши, а тот в свою очередь смотрит удивлённо на мужчину. Острый взгляд синих в таком освещении глаз вызывает лёгкую дрожь и мурашки, а ещё Дима думает, что всё слишком странно. Мальчик не сдаётся и глаз не опускает. На кожу Ларина ядовито-жёлтым бархатом опускается страх того, что его всё же не примут, оттолкнут и скажут больше никогда не появляться здесь. Такой вариант выглядит как наиболее возможный из всех, а Ларин точно знает, что так бы и сделал; понимание этого будто небрежно кем-то выкрашено давящим бардовым цветом. – Руслан. – Критик называет, наконец, его имя, вызывая лёгкую дрожь ресниц, а затем снова пронизывающий взгляд ярких глаз. Соколовский, на самом деле, хочет закрыть дверь. Он не хочет видеть здесь картавую мразь, он не хочет думать о том, что не может злиться совершенно точно. А когда с губ критика срывается его имя, внутри Руслана поднимается давно подзабытое чувство, которое он так ненавидит. Это его слабость. – Пошёл на хуй, – цедит Руслан сквозь зубы, пытаясь звучать как можно более уверенно. Холодный белый цвет и тишина проникают под кожу иголочками, сделанными изо льда. В глазах у мальчика отчего-то вспыхивает жёлтым, огненным, а Ларин в это время чуть ли не умирает внутри. Он не может в это поверить. Он видит лишь как Руслан тяжело дышит, как из-за этого острые ключицы парня выделяются ещё сильней. Иррациональное желание коснуться их осторожно пальцами отзывается откуда-то из задворок подсознания. Дмитрий гонит его от себя. – Ты ведь ждал меня, – Ларин слишком самоуверен, он тотчас же жалеет о сказанном, но натягивает на себя самодовольную ухмылку. – Ждал, чтобы послать на хуй, – резко отрезает Соколовский, не давая голосу дрогнуть. – Послушай, – Ларин успевает выдохнуть после вырвавшегося слова перед тем, как Руслан хочет захлопнуть дверь перед его носом. Всё же что-то изменилось за этот год. Соколовский теперь упрямо не хочет смотреть в глаза, он как будто заполняет всё пространство вокруг себя гнетущей тишиной; он совсем не цветастый, не улыбается, он лишь слегка будто отдаёт тусклым зелёным свечением, идущим из непроглядной темноты. Критик останавливает Руслана, вовремя поставив ногу в дверной проём. – Я не хочу видеть тебя, – хлёстко, – уходи сейчас же, – грубо. Мелодия, хоть и беспокойная, но всё же звучащая в ушах критика, прерывается так, как если бы пианист промахнулся мимо нужной клавиши, задумавшись о чём-то своём. Ларин, наверное, боится именно этого. Руслан напоминал ему луч света, поток энергии, сейчас же он не выражал абсолютно ничего. Критик резко открывает дверь, переступает порог квартиры. Здесь даже пахнет так же, как год назад. Мужчина захлопывает дверь, а дыхание мальчишки в это время учащается в разы. Ларин никогда не признается, но в этот момент в его сердце прорастают розоватые ростки надежды. – Нам всё же стоит поговорить, – выходит слегка надменно из-за странной ухмылки, за что Ларин мысленно извиняется перед Русланом. Как только они оказываются на относительно небольшом расстоянии, Дима понимает, что, наверное, внятного разговора, схему которого он тщательно выстраивал в голове, не выйдет. Размеренность и выстроенность жизни Ларина рушится где-то рядом с Соколовским. Дима делает ещё пару шагов вперёд, а Руслан постепенно отступает. Критик успевает подумать, что эта прихожая чертовски бесконечно длинная, что он, наверное, попал в другое измерение, перед тем, как юноша, наконец, оказывается у стены. Соколовский смотрит в пол, поджимает губы, всё так же демонстрируя упрямство. На его острых скулах происходит игра света, создаваемая фонарями – электрическими лунами улиц. Ларин не смеет даже прикасаться к мальчишке. Мужчина тяжело дышит, а дыхание Руслана не слышно и вовсе, он, кажется, боится сделать лишний вдох. Воздух вокруг раскаляется с каждым новым ударом сердца каждого, кажется, что ещё немного, и пространство вокруг заискрится и вспыхнет. Ларину кажется, что ткань времени здесь слишком тонка, и он будто возвращается на одиннадцать месяцев назад. Руслан всё же делает вдох, заправляет прядь волос за ухо. – Мне очень жаль, – вдруг говорит Ларин, но его перебивают. – Мне плевать, зна... – Дима прижимает палец к ярким губам Руслана, заставляя дослушать. Выходит слишком много чёрного с разводами красного. – Помолчи немного, выслушай меня, а потом, если захочешь, я уйду и никогда больше не потревожу тебя. Руслан упирается ещё пару минут, а затем всё же соглашается. Они идут в комнату, садятся друг перед другом на пол и всё же начинают разговор, который тлел между ними слишком долго. Руслан задаёт много насыщенных разнообразными цветами вопросов, а Ларин видит, как постепенно в его жизнь возвращаются краски, как этот парень, будто взяв палитру в руки, привносит тёплые оттенки и нежные полутона; он будто проводит плавные линии, осторожно касаясь кисточкой холста, иногда обрывая их, создавая нечто абсолютно уникальное, крупными мазками возвращая цвета Ларину. Критик старается быть честным, не лукавит, отметает сарказм и иронию, пресекает их на корню, действительно открывается Руслану, старается всё объяснить. Как бы всё отвратительно ни звучало, Ларин не скрывает ни своих подлинных мотивов, ни того, как потом отчаянно раскаивался. Критик знает, что, обманув сейчас Руслана, он потеряет его. Соколовский хмурится сначала, внимательно слушает, цепляется к каждому слову, но это заставляет мелодию в воздухе слегка подрагивать, что всё же даёт надежду на положительный исход. Юноша, судя по всему, сомневается в некоторых сказанных словах, но потом отчего-то всё же проникается. Парень постоянно поправляет очки, то снимает их, то снова надевает. Постепенно взгляд его всё же светлеет, освещая тем самым душу Ларина. Они говорят всю ночь, ни в коем случае не позволяя себе кричать, не позволяя струнам содрогаться. За окном видны только мерцающие звёзды, небрежно разбросанные по тёмно-синей ткани ночного небосвода. Появляется ощущение того, что Руслан и Дима находятся где-то за пределами Млечного пути, но никак не в квартире в доме на улице, название которой уже не важно, в городе, что на Земле. Звёзды начинают постепенно таять, давая понять, что наступает утро, а вместе с рассветом рассеивается и туман вокруг разума критика. Диалог постепенно утихает, теперь он переливается нежными полутонами на своих уже не таких острых гранях. Говорящие перемещаются на балкон, чтобы вдохнуть воздуха, а Ларин вдруг понимает, что дышать стало ощутимо легче, будто кто-то увеличил объём его лёгких, а ещё стало гораздо светлее. Руслан стоит всего в шаге от мужчины. Всё вместе приносит свои плоды: когда первые солнечные лучи освещают просыпающийся город, отражаясь от стен домов, в окнах квартир, Руслан мимолётно улыбается, совсем немного, одними лишь уголками губ, впервые за эту бесконечно длинную бессонную ночь. Он смотрит точно Ларину в глаза, его взгляд совсем ясный, а радужка сейчас напоминает цвет васильков – критик думает, что это сравнение слишком приторное, но в голову больше ничего не приходит, а васильки, на самом деле, хороши. Ларин чувствует, как стена вокруг него начинает рушится, как к нему проникает свет, и он улыбается сам, совсем незаметно, но Соколовский слишком внимательно наблюдает за Димой, чтобы не заметить. Щёк Руслана касается едва заметный румянец, он отводит взгляд, опуская глаза, а Ларин думает, что только ради этого момента стоило приехать сюда, а ещё, возможно, для того, чтобы увидеть причудливую игру солнечных лучиков, что запутываются в тёмных волосах Соколовского. Возможно, что также и для того, чтобы понять, что юноше безумно идут белые рубашки. Руслан ведёт его на кухню, и они в спокойной обстановке пьют чай, очень много разговаривают, обо всём на свете, а мальчишка, к тому же, немного смеётся, всё больше приводя в беспорядок душу сидящего напротив мужчины. Ларин не может отвести взгляда от родинки над губой Руслана, тоже невозможно много улыбается. Критик чувствует себя легко и свободно. Они ещё немного говорят, чуточку смеются, а потом Ларин замечает, что неплохо было бы прогуляться, а позже, вероятно, выложить совместное фото в Инстаграм, или ещё куда. И обязательно снять совместное видео. – Оно обязательно должно быть на фоне огней ночного города, – вдруг заявляет Руслан. Дима не может не согласиться. Соколовский собирается достаточно долго, ругается себе под нос, ходит по комнате из угла в угол, крутится перед зеркалом, не может найти нужное сочетание в одежде. Ларин вспоминает о Ксении, улыбка спадает с его лица. Он думает, что надо бы позвонить ей. Фиолетовый вспыхивает сильнее остальных цветов. Ушакова отвечает именно так, как он и ожидал – какой-то странной шуткой о том, что его фанатки с ума сойдут от радости, если узнают о новой возможности его с кем-то пошипперить в очередной раз, и Дима лишь трёт переносицу, как будто он только что снял невозможно неудобные очки. Он говорит, что прилетит, возможно, завтра, может, послезавтра. Затем мужчина поднимает глаза и видит немного хмурого юношу в дверном проёме, выпаливает, что больше не может говорить и, хотя из трубки доносятся какие-то вопросы, сбрасывает. Руслан слишком хорош собой. Он подходит к своему гостю, а тот встаёт ему на встречу. Слишком внезапно, слишком быстро, Дима, наконец, чувствует, что может его обнять, прямо как раньше. И вот теперь, когда мужчина чувствует юношу в своих руках, когда он чувствует кончики его пальцев на своей шее, в то время, как сам кладёт руки на спину Руслану, ему точно кажется, что это сон. Только чересчур тёплый. Кажется, в это время сизые клубы дыма, поднимающиеся из этого ощущения, смешиваются со слегка розоватым туманом, стоящим в воздухе кухни, отдающим бежевым оттенком, и разливаются в секундах этого момента. Ему не составляет труда сделать небольшой шаг вперёд и прижать мальчика к стене. Руслан смотрит на него немного недоумённо своими большими глазами, а Ларин вдруг думает, что год назад ему показалось, и он совсем не нравится юноше, а тот просто смотрел на него с долей восхищения как на старшего коллегу и не более. Дыхание обоих сбивается, когда между ними остаются считанные миллиметры. Диме кажется, что в пространстве рассыпается пёстрый порошочек, который, развеявшись, даёт нежные оттенки самых разных цветов. Их дыхание смешивается, Ларин касается пухлых губ Руслана своими губами. (Руслан, наверное, никогда не признается, что ждал этого с того самого момента, как увидел критика впервые). Соколовский замирает, он даже забывает, что нужно ответить. Для Ларина время останавливается, пока Руслан тянет с ответом. Когда парень отвечает, мужчина думает, что не бывает столь реалистичных и ярких снов. Они отрываются друг от друга, а Дима говорит, что они пойдут гулять чуть позже. Снимает, наконец, очки с юноши. Расстёгивать пуговицы белой рубашки Руслана Ларину нужно медленно, касаться губами бледной кожи шеи и груди – аккуратно. Он ведёт подушечками пальцев по ключицам, затем снова спускается к груди, чувствуя длинные пальцы мальчишки в своих волосах. Они идут в спальню. Ближе к вечеру Ларин пишет на канал в Телеграм, что пьёт чай у Руслана; тот отвлекает его, трогает, всячески пытается привлечь внимание. У юноши получается, критик даже не замечает опечатку в собственном сообщении, и, когда говорит об этом немного резко, уже после отправки, получает лишь короткий поцелуй в уголок губ. Злиться на Руслана совершенно нет сил. И желания тоже нет. Вечер светится нежным желтоватым светом, скапывая с пальцев тёплым воском. Ларин не знает, как можно назвать чувство, что льётся по его венам, согревая не хуже крепкого алкоголя, – возможно, он счастлив. Фортепианная мелодия не прерывается ни на миг, особенно когда они гуляют, вероятно, мужчина попал в параллельную вселенную, где яркие краски с картин Ван Гога возможны и в реальной жизни. Соколовский и Ларин зовут друга, стараясь при нём вести себя обычно, делают два совместных фото, всё же пишут совместное видео. Интервью, кажется, больше похоже на дружескую беседу – они снова много говорят, много шутят, Руслан часто улыбается, заставляя Диму отвечать взаимностью. Критик думает, что этот парень совершенно точно сведёт его с ума. В глазах обоих отражаются огни ночного города, снова возникает ощущение того, что они где-то за пределами земного притяжения. Вокруг словно разливается лёгкими оттенками лиловый. В какой-то момент они решают сделать перерыв, во время которого молчат; тишина висит лёгким, подёрнутым нежной желтоватой дымкой шёлком, она совершенно не гнетёт. – А приезжай в Питер? – вдруг предлагает Дима, смотря внимательно на Руслана. – С удовольствием, – соглашается юноша как-то даже слишком скоро и просто. – Не, – говорит, – ты не понял, – говорит, – приезжай насовсем. Перерыв заканчивается. В конце Руслан говорит, что переедет в Питер, рассказывает что-то о возможностях, выразительно смотря на критика, пока тот забывает держать себя в руках, улыбается и хочет сейчас же хочет обнять мальчишку. Мужчине кажется, что стена вокруг него рухнула, и он оказался окутан светлым голубым свечением яркого весеннего неба. Ларин перебивает и говорит, что Соколовский переедет ещё и потому, что в Питере живёт он, а тот снова тепло улыбается. В этот момент Диме особенно остро хочется его поцеловать. Сказать, что безумно сильно соскучился, что дышать без него трудно. Что любит, наверное, без памяти. Когда они смотрят записанный материал с чашками чая в руках, Дима говорит, что Руслан слишком много на него смотрит во время интервью. Щёки юноши покрываются лёгким румянцем, он отвечает, возражая, что и сам критик от него не отстаёт. Ларин отмечает в тысячный раз, что у Соколовского изумительные пальцы. Оставшееся время они проводят, разговаривая ни о чём. Дима следит за активной жестикуляцией юноши, а тот рассказывает просто обо всём, и его безумно интересно слушать. Часто Ларин засматривается на своего мальчика, отвлекается, и тот, конечно, это замечает и начинает активно возмущаться, но Дима заверяет, что впредь будет слушать, а потом обнимает, что действует, конечно, быстрее. Они ещё пьют чай, а Дмитрий, наконец, заставляет Руслана помолчать, целуя того снова и снова. Они засыпают под утро в объятиях друг друга.

***

Руслан коротко целует Ларина в уголок губ, говорит, что скоро прилетит к нему на пару дней, а потом и насовсем. Ларин говорит, что они обязательно запишут ещё не одно совместное видео, а потом целует Соколовского в лоб. А потом в губы. Ему кажется, что тонкой ниточкой тянется лёгкая мелодия, а в воздухе стоит слегка сладковатый, но всё такой же лёгкий аромат. Ларин проходится ладонью по волосам Руслана. Пространство струится нежными оттенками голубого и зелёного. – Буду ждать, – Дима ухмыляется, – с чаем и корицей. Руслан лишь улыбается ещё ярче. Он всё ещё не верит в происходящее. Снова целует. – Всё, иди, – Соколовский слегка толкает Ларина в грудь, а критик всё стоит, улыбаясь, смотрит в глаза юноши. – Иди уже, на самолёт опоздаешь. Ларин не сдерживается, целует юношу ещё раз, проводит ладонями по талии, чувствует руки на собственных плечах. – Увидимся, – улыбается. Исчезает из виду очень быстро. Руслан думает, что, возможно, он счастлив. Его мысли в тот же момент словно эхом отражаются в голове Димы.