– Привет, Стайлз. – Кора? – Как насчёт выпить кофе?
Прошлое всегда настигает нас. Что бы мы ни делали, куда бы ни бежали, оно всё равно нас находит. И рано или поздно – чаще всего, когда ты совсем этого не ожидаешь, – в спокойную и размеренную, даже, можно сказать, счастливую жизнь врывается тот, кто переворачивает всё с ног на голову. Никогда нельзя предугадать, кто это будет: девчонка, с которой ты ходил на литературу в старшей школе, друг, которого не видел со времён колледжа, или, может быть, первая любовь. Этот вихрь просто появляется, чтобы сказать «привет» и заставить тебя согнуться под грузом воспоминаний. Да, разумеется, Стайлз всегда знал о законах подлости, знал, что «ничто не может идти хорошо слишком долго». Он знал, но при этом всё равно лелеял надежду на то, что он попадёт в ту самую десятую долю процента, на которой этот закон не сработает. Стайлзу нравилась его жизнь, нравилась его работа, нравился парень, с которым он просыпался по утрам – ему нравилось всё. Стайлз готов был всему миру кричать о том, что он счастлив. И ему хотелось, чтобы это длилось вечно. Но «ничто не вечно», верно? Прошлое настигло его слишком внезапно. То самое прошлое, из-за которого Стилински покинул Бикон-Хиллз, едва только окончив школу. Он возвращался всего пару раз, чтобы навестить отца, но никогда не задерживался дольше, чем на несколько дней. И у того, от чего он бежал было имя – Дерек мать его Хейл. Покидая родной город, Стайлз надеялся, что больше никогда не услышит о нём, никогда. Никаких больше чёртовых Хейлов в его жизни. Стилински так хотелось верить, что его надежды сбудутся, что дальше всё будет хорошо. И всё было хорошо. До вчерашнего дня... Точнее, до вчерашнего вечера, когда, выходя с работы, он нос к носу столкнулся с Корой. Корой мать её Хейл. С одной стороны, они были одноклассниками в старшей школе, вместе ходили на математику, биологию и обществознание, но с другой – она была сестрой человека, который однажды разбил Стайлза на куски. И первым делом, внезапно наткнувшись взглядом на Кору, Стилински вспомнил отнюдь не школьные будни, совсем нет. От неожиданности он забыл поздороваться, лишь назвав девушку по имени с холодным равнодушием в голосе. Равнодушием, за которым скрывалась целая буря эмоций: изумление, настороженность, ожидание чего-то... Стайлз нехотя согласился выпить с Корой кофе. Он точно знал, что это не случайная встреча, видел, что девушка собирается что-то сказать. Может быть, что-то про Дерека..? Но Стайлз не хотел знать. Ни-че-го. Кора видела, что Стилински не настроен на разговоры, поэтому она просто оставила перед ним на столике белый конверт, с выведенным поверх него «Для Стайлза» и немного ниже, как будто не совсем уверенным «От Дерека».– Слушай, я знаю, что ты вряд ли рад мне и, поверь, я понимаю. Я здесь лишь для того, чтобы передать тебе это письмо. Не знаю, чем он руководствовался, когда писал его... Ты начал новую жизнь, я понимаю, но, прошу тебя, возьми письмо. Ты можешь прочесть его или выбросить – тебе решать, но пусть на этот раз у тебя будет выбор.
Первым желанием было сжечь конверт даже не распечатывая, просто попросить у кого-нибудь зажигалку, подпалить уголок и наблюдать, как напоминание о прошлом исчезает в огне. Стайлз не поддался порыву. Стайлз знал, что принятые сгоряча решения редко бывают правильными. Поэтому он просто бросил конверт в рюкзак и отправился домой. Пустая и тёмная квартира напомнила ему о том, что Майк уехал в командировку и вернётся только завтра. Стилински вытащил письмо и положил на стол перед собой, не зная, что делать дальше. Он не был уверен, хочет ли узнать, что внутри, не был уверен, что готов пережить всё снова. К счастью – или нет, – от принятия решения его отвлекли. Майк всегда умел появляться вовремя, пусть даже и в виде телефонного звонка. Они проговорили до поздней ночи, делясь друг с другом последними новостями и деталями рабочих будней. Они говорили обо всём, но Стайлз так и не сказал о письме. Он так и лёг спать, забыв о лежащем на столе конверте и чёртовой Коре Хейл, которая так внезапно свалилась на его голову. Однако весь следующий день мысли Стайлза так или иначе возвращались к дурацкому белому конверту с его именем на нём. Стилински никак не мог сосредоточиться на работе, постоянно допускал элементарные ошибки – которые ему самому же потом и приходилось исправлять, – и, в итоге, часами сидел над одним и тем же простым заданием. В конце концов, менеджер не выдержал и велел Стайлзу убираться домой и потратить свой незапланированный выходной на то, чтобы прочистить голову. Да уж, Стайлзу действительно было от чего её прочищать. Было всего два часа дня, когда Стилински вернулся домой. Это было, как минимум, на четыре часа раньше, чем обычно. Сам собой Стайлз оказался сидящим перед журнальным столиком и пялящимся на лежащий перед ним конверт. Просидев так почти час, он пришёл к мысли, что нет, он не может ничего решить. И тогда ноги принесли Стайлза на кухню. Порывшись в домашнем баре – который, на самом деле, был просто тумбочкой с алкоголем, – Стилински выудил оттуда початую бутылку виски. Но это был не просто виски, это был тот самый виски. Виски на чёрный день. По правде говоря, Стайлз даже не любил этот напиток. И Майк тоже не любил. Эта бутылка стояла в баре для тех случаев, когда у кого-то из них случался отвратительный день. Просто кто-то приходил вечером домой, молча доставал эту бутылку и также молча разливал янтарную жидкость по двум стаканам – всё было понятно без слов. «Отвратительный напиток для отвратительного дня» – смеясь, говорил Майк. И будь Стайлз проклят, если этот день был не самым подходящим, чтобы хлебнуть из этой чёртовой бутылки. И вот Стилински снова сидит на диване. Теперь он не смотрит на письмо – лишь следит за ним самым краешком глаза, – теперь он смотрит на город через большое панорамное окно в гостиной. Стайлз не стал заморачиваться с бокалом, поэтому делает глоток прямо из бутылки. Напиток обжигает горло и Стайлз морщится, но делает ещё один глоток. Отвратительно. То, что надо. Стайлз всё ещё не знает, что ему делать. Он не может решить, хочет ли знать, что Дерек написал ему. Кора была права, на этот раз у него есть выбор: прочесть или выбросить. Однако наверное впервые в своей жизни, Стайлз не рад тому, что может выбирать. Ему хочется, чтобы кто-то решил за него, хотя он и знает, что потом будет всю жизнь винить себя за то, что не принял решение сам. Ещё один обжигающий глоток. В голове одно за другим всплывают воспоминания, которые Стилински годами так старательно от себя гнал. Но теперь он ничего не может с ними поделать. Он снова прикладывается к бутылке. Дерек всегда был хмурым, в отличие от своей младшей сестры. Старшую Стайлз видел всего пару раз, поэтому ему сложно было делать выводы относительно её характера. Кора же всегда шутила, что если её братишка когда-нибудь улыбнётся – это будет означать второе пришествие. Кора не верила, что Дерек чисто физически может улыбаться, но Стайлз знал, что может. Возможно потому, что все улыбки Хейла адресовались именно ему. Никто не знал, как мягко может звучать смех этого вечно хмурого парня; никто не знал, какими нежными могут быть эти руки, созданные, казалось бы, только чтобы ломать носы и отвешивать оплеухи; никто не знал, как Дерек может часами спорить о любимых фильмах. Никто не знал... Никто, кроме Стайлза. Потому что Стайлз был допущен в этот маленький, скрытый от всего живого мир, где Дерек был настоящим. По правде говоря, иногда Стайлзу казалось, что он единственный, кто может увидеть скрытую за нахмуренными бровями рвущуюся наружу ухмылку. Они не сразу сошлись. Поначалу они, буквально, готовы были поубивать друг друга. Стилински всё время болтал, тем самым раздражая Хейла, а тот, в свою очередь, протирал Стайлзом все вертикальные поверхности и почти по-звериному рычал. Но постепенно они притёрлись друг к другу и стали некоторым подобием друзей. Не такими, конечно, друзьями, как Стайлз и Скотт, но всё же. Они начали встречаться, когда Стилински едва-едва стукнуло шестнадцать. Дереку тогда было девятнадцать и разница в возрасте не смущала ни одного из них. Разве что шерифа Стилински, который пригрозил Хейлу, что посадит его за растление, если тот хоть пальцем притронется к его сыну до восемнадцатилетия. Кора лишь притворно кривилась, когда речь заходила о том, что её одноклассник встречается с её старшим братом. Стайлз был уверен, что это не просто подростковая влюблённость, он точно знал, что это любовь. Стайлз был счастлив. Они встречались полтора года, прежде чем один из них всё испортил. Дерек не потрудился даже позвонить, отделавшись sms-кой. «У нас ничего не получится. Я уезжаю и никогда не вернусь. Мне жаль, что так вышло» Стилински помнил, как раз за разом звонил, чтобы выяснить, что происходит, помнил, как после, кажется, пятнадцатого «абонент недоступен» сорвался из дома и помчался в квартиру, которую Хейл снимал. Стайлз колотил в дверь, но никто не открывал. В течение недели он пытался узнать, что случилось, пытался выловить Дерека. Но всё было тщетно. Мистер и миссис Хейл говорили, что их сын уехал, не сказав ни слова. Кора только молча качала головой. Общие друзья пожимали плечами и недоумевали, куда так внезапно мог исчезнуть Дерек. И в глазах, буквально, каждого Стайлз видел лишь жалость. Жалость и ничего больше. Через неделю у него случился нервный срыв... Стайлз громко выдохнул, выныривая из потока воспоминаний. Слишком много всего. Слишком много того, о чём не хотелось помнить. Всё наваливалось на него и как будто придавливало к земле, заставляя снова переживать худшие моменты жизни. Стилински сделал очередной глоток из уже почти ополовиненой бутылки и едва не подавился. Он провёл в больнице почти четыре месяца. Отказываясь от еды и ни с кем не разговаривая. Стайлз не подпускал к себе ни друзей, ни отца, молча отворачиваясь ото всех. Почти каждую секунду он проводил за самокопанием, размышляя, пытаясь понять, что же случилось, что заставило Дерека сбежать. Стайлз правда пытался найти, что он сделал не так. И каждая новая догадка, каждая новая теория лишь сильнее заставляли его погружаться в себя. Однако постепенно самоуничижение исчерпало себя. Стилински снова начал реагировать на окружающих, снова начал разговаривать с отцом, на радость последнему. Но это уже был не совсем Стайлз, это был Стайлз версии 2.0. Из болтливого и едва не расплёскивающего энергию паренька он превратился в грустного подростка. Его выписали из больницы за пару недель до экзаменов, поэтому пришлось самостоятельно навёрстывать всё пропущенное. И чтобы отвлечься от безрадостных мыслей, Стилински с головой ушёл в учёбу. Он с такой яростью углубился в конспекты и учебники, что мог почти цитировать каждый из них. В итоге, Стайлз сдал выпускные экзамены на отлично. Один из колледжей, куда он подавал заявление, предложил стипендию и Стайлз с радостью согласился. Он был счастлив уехать подальше от Бикон-Хиллз, забыть всё и начать с чистого листа. Именно в колледже Стайлз и познакомился с Майком. В середине первого курса Стилински устроился на работу в небольшую кафейню неподалёку от кампуса. Майк учился в том же колледже – хоть и на другом факультете и курсом постарше, – а потому, как и многие другие студенты, часто нуждался в живительной дозе кофеина. В какой-то момент он так привык видеть Стайлза каждый день, что решил пригласить его на свидание. Так всё и началось. Теперь Стайлзу больше не семнадцать, он больше не грустный подросток, бегущий от боли и задающий вопросы, на которые, вероятно, никогда не получит ответов. Теперь Стайлзу двадцать пять, он работает в крупной компании и у него есть любимый человек, которому хочется посвятить каждое мгновение. Майк помог ему вернуться к по-настоящему нормальной жизни, помог снова почувствовать себя живым. Они вместе уже почти семь лет и, кажется, знают друг друга целую вечность. Они знают друг о друге всё. И Стайлз помнит, как рассказал Майку о том, что однажды сломало его, заставив сомневаться в желании жить. Но теперь Стайлз не сомневается. Он даже убедил себя, что смог бы захлопнуть дверь перед лицом Хейла, если бы тот однажды появился на пороге. Стайлз поднялся с дивана и, чуть покачнувшись, снова отправился на кухню, на этот раз за кофе. Ему не хотелось пьянеть настолько, чтобы утонуть в воспоминаниях или самобичевании, ему всё ещё нужно было принять решение. Стилински всех и всегда удивлял своей способностью трезветь после чашки, или двух, крепкого кофе. Даже если до этого он влил в себя ящик текилы, пара чашек кофе – и Стайлз бодрячком. Он никогда не знал, как это работает, но эта способность не раз выручала его в колледже. Стилински сварил себе кофе и отнёс его в гостиную. Но прежде, чем вернуться к задумчивым посиделкам на диване, он пошёл в спальню и вытащил из прикроватной тумбочки пачку сигарет. Стайлз никогда не был заядлым курильщиком, но сигареты не раз помогали ему справиться с наплывом эмоций и успокоиться, поэтому он научился хранить где-то поблизости «пожарную» пачку. На всякий случай. Пепельница без труда нашлась на полочке под журнальным столиком, она стояла там на случай прихода курящих гостей. Стайлз медленно отпил свой кофе, растягивая удовольствие от того, как кофеин постепенно отвоёвывает территорию у алкогольного тумана в голове. Вместе с тем, как возвращалась способность ясно мыслить, возвращались и размышления, с которых всё началось. Хочет ли Стайлз дать Дереку возможность объясниться? Хейл даже не соизволил прийти лично или хотя бы позвонить, трусливо подослав сестру со старомодным письмом. Что вообще он мог сказать? Как мог искупить то, что Стайлз пережил восемь лет назад? Как он, чёрт возьми, вообще посмел снова объявиться в его жизни почти десять лет спустя? Когда кофе закончился, а солнце уже начало клониться к закату, окрашивая небо оттенками оранжевого, решение было принято. Стайлз взял со стола конверт и, покрутив его в руках, осторожно, будто это была бомба, вскрыл его. Он понял, что если выбросит письмо, то будет до конца своих дней мучиться мыслями о том, что же было внутри. В конце концов, Стилински сам всегда говорил, что если стоит выбор между «да» и «нет» – всегда выбирай «да». Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть ещё больше. Собравшись с духом и кивнув самому себе, Стайлз заглянул внутрь конверта и обнаружил там немного больше, чем ожидал. Скрестив ноги по-турецки, он высыпал содержимое конверта на столик перед собой. Там оказалось письмо, написанное на обычном белом листе бумаги, и пачка фотографий. Стайлз решил сперва взглянуть на фото. Они были довольно старыми, сделанными, когда Стилински ещё учился в школе... когда он встречался с Дереком. Стайлз на секунду закрыл глаза, чтобы не дать воспоминаниям снова захлестнуть себя. Некоторые из этих фотографий он видел и раньше, а другие – стали настоящим сюрпризом. Вот Стайлз почти висит у Дерека на шее, глупо улыбаясь и явно пытаясь поцеловать, вот они сидят на крыльце дома Хейлов, просто держась за руки (наверняка это Кора их сфотографировала). А на следующем фото они сидят на берегу озера, голова Дерека лежит у Стайлза на коленях, пока Стилински перебирает его волосы. Стайлз помнил тот день. Это был прекрасный день: солнечный, наполненный жизнью и смехом. Лидия сделала это фото вечером, когда все уже начали потихоньку собираться домой. На губах Стайлза мелькнула улыбка, но она исчезла также быстро, как и появилась. Стилински швырнул фотографии обратно на столик, не обращая внимание на то, что часть из них упала на пол. Нет, он не может позволить этому случиться. Если Дерек устроил всё это, чтобы пробудить в нём ностальгические настроения, то у него ничего не выйдет! Может Стайлз и перестал ненавидеть Хейла, но никаких положительных эмоций Дерек у него больше не вызывал. Подождав пару минут, Стилински взял в руки само письмо. Он всё ещё сомневался в своём желании прочесть, но твёрдо решил для себя, что он должен. Должен не Дереку, или Коре, или ещё кому-нибудь, а себе. Развернув письмо, Стайлз на мгновение замер, просто разглядывая знакомый почерк. Но наваждение быстро прошло и он погрузился в чтение. Стилински начинал читать почти с забавой, не собираясь верить ни единому слову, но усмешка быстро исчезла с лица. По мере того, как взгляд пробегал по строчкам, руки Стайлза всё сильнее сжимали бумагу, угрожая смять её, а то и вовсе порвать. Он не понимал, он отказывался верить. Когда Стайлз закончил читать, руки уже дрожали, но смысл прочитанного всё ещё не укладывался в голове. Он начал читать сначала, вчитываясь в каждое слово, пытаясь убедиться, что всё увиденное при первом прочтении ему лишь привиделось. Но на третий раз все сомнения исчезли, ему не показалось, это действительно было то, что было. Руки сами собой потянулись к всё ещё стоящей на столике бутылке виски. На этот раз Стайлз даже почти не почувствовал обжигающего вкуса напитка. В голове осталась лишь звенящая пустота, вакуум. Стайлз вытащил из пачки сигарету и закурил. Затяжка. Глоток. Затяжка. Ещё одна. Снова глоток. За первой сигаретой последовала вторая, а за ней третья. Последние лучи солнца осветили хаос, творящийся в гостиной: валяющиеся в беспорядке фотографии, полусмятое письмо, наполненная окурками пепельница, пустая кофейная чашка. Солнце скрылось и гостиная погрузилась в темноту. Но Стайлзу было плевать. Плевать на темноту, плевать на беспорядок, плевать на висящий вокруг сигаретный дым, которому некуда было деваться, ведь все окна были закрыты. Стайлз смотрел прямо перед собой, но ничего не видел. Перед глазами проносились последние восемь лет и то, что им предшествовало. Он помнил боль, помнил отчаяние, которые пережил, помнил ненависть и помнил смирение. Он помнил всё. И теперь всё это не имело смысла.– И я... я написала свой номер на обратной стороне... если ты вдруг захочешь поговорить.
Теперь он понимал, почему Кора решила, что он может захотеть поговорить. Почти всё, во что он верил последние восемь лет больше не имело смысла. Точнее, смысл был, но теперь он был совершенно иным. В голове Стайлза то и дело мелькали обрывки прочитанных предложений, вперемешку с фрагментами диалогов, произошедших годы назад. «...знакомьтесь, это мой брат, Дерек...» «...привет, Стайлз, не уверен, сколько лет прошло...» «...ещё раз попытаешься меня ударить и я сломаю тебе руку...» «...вряд ли ты рад этому письму после всего, что случилось...» «...мой братишка пытается пригласить тебя на свидание, тупица...» «...тогда я так и не смог сказать тебе правду...» «...я люблю тебя...» «...я попросил Кору приглядывать за тобой...» «...я уезжаю и никогда не вернусь...» «...мне дали полгода, не больше...» «...мне жаль, что так вышло...» «...мне жаль, что так вышло...» Стайлз не слышал, как хлопнула входная дверь, не слышал, как Майк позвал его по имени. Но Стайлз почувствовал, как чуть прохладные с улицы руки легли ему на лицо, заставляя вернуться в реальность. Сквозь шум в ушах Стилински скорее угадал, чем услышал что-случилось вопрос. Майк с отчаянным беспокойством разглядывал почти пустую бутылку от виски «на чёрный день» и остатки «пожарной» пачки сигарет, Майк не понимал, что настолько ужасного могло случиться. Он сдвинул стоящую на конверте пепельницу и с трудом разглядел в темноте написанное на нём «От Дерека». Майк никогда не знал его лично, но он знал их со Стайлзом историю. Майк одновременно ненавидел этого Дерека и был ему благодарен. Ненавидел за то, что тот однажды сломал Стайлза, разбил его вдребезги, и был благодарен, потому что именно из-за него Майк встретил Стилински в той студенческой кофейне. Заметив на полу письмо, Майк бросил на Стайлза вопросительный взгляд и, получив в ответ разрешающий кивок, отошёл, чтобы включить небольшую лампу и прочесть. Вернувшись к дивану спустя пару минут, Майк притянул Стайлза к себе, крепко обнимая. Мягко говоря, он был в шоке и он с трудом мог себе представить, каково сейчас Стилински. – Мне очень жаль... – негромким шёпотом произнёс парень, не разжимая объятий. Он чувствовал, как по лицу Стайлза потекли слёзы, скатываясь по щекам и образуя мокрое пятно на рубашке Майка. Стайлз не переставал повторять, что это он виноват, что он должен был догадаться, должен был узнать, должен был сделать хоть что-нибудь. Майк лишь шептал что-то глупое и успокаивающее, перед глазами у него всё ещё стоял текст письма. Опухоль... Не больше полугода... Внизу стояла дата восьмилетней давности. Очевидно, Дерек написал это письмо в то время, когда Стайлз находился в больнице. Они просидели так несколько часов, лишь к утру Стайлз худо-бедно сумел успокоиться и забылся беспокойным сном, устроив голову у Майка на коленях. Майк понимал, такие новости непросто переварить. Сложно принять, что человек, причинивший тебе больше всего боли, на самом деле, лишь пытался оградить тебя от ещё большего её количества. Дерек написал, что его сестра должна была приглядывать за Стайлзом и выбрать момент, когда передать письмо. Она ждала целых восемь лет, чтобы убедиться, что Стилински сможет пережить подобные известия, чтобы убедиться, что это не сломает его снова. И взглянув на спящего парня, Майк понял, что да, Стайлз сможет, он сможет пережить всё это. Майк думал о том, что будет теперь, что их ждёт. Однако в одном он был уверен на все сто процентов: что бы ни случилось, он поможет Стайлзу справиться с этим.