Разность мира

      Не бывает разделения на чисто белое, не бывает сплошь тьмы, твердят нам люди. Но мир делится и на начисто противоположные полярности, отличные друг от друга как зима от лета, так и на разности.       Мир, в котором все эти годы выживала Реви, настолько погряз в отсутствии света, что назвать его отрицательным — правильно.       Чайна-таун мог ли быть гаже Руанапура? А Нью-Йорк — Тайланда? Реви не различает. Можно ли разобрать, какой лоскут сжавшей тебя тьмы темнее? Каждый особенно черен, если в него запутались бисером заблудшие девочки, вынужденные претерпевать насилие, а всполохи красок — рисунки взрывов и выстрелов. Реви распутывает его, запивая жизненные горечи алкогольной.       — Ты снова пьешь перед заданием? — он заходит размеренным шагом, мягко говорит и совсем не такой, как те люди, что встречались ей, когда она еще носила другое имя. — Датч не одобрит.       Отставляет виски в сторону, закуривает от ее сигареты, и этого мгновения, когда он тянулся за огнем, было достаточно, чтобы прогореть и остаться сформированной горкой пепла. Сохраняет прежнее положение дела отсутствие ветра, не развеявшего ее над свободным небом.       Он сидит с ней и спокоен ровно настолько, чтобы вывести из себя. Все чувства к нему на грани, чтобы коснуться очертаний Роджера подле спускового крючка и в последний момент отпустить, так и не подав виду за пределами мыслей.       Рок спрашивает о личном и говорит прямо, извиняется взглядом, но продолжает напирать, отдирая те слои изоленты, за которыми спрятано ее изломанное в черепки тело.       К нему можно испытывать либо чистую ненависть, либо искать отдушину, зарываясь лицом в грудь, и любить, готовясь умереть в любой момент.       Вот и сейчас смотрит темными глазами, опускает взгляд, и она уже знает, что дальше последует его очередной рывок, приближающийся к ее дыре в груди размером в бесконечность.       — Знаешь, я тут на днях думал: а ведь мы оба отбросили полные имена. Нас это объединяет. Только вот что стоит за Рокуро Окадзима, ты хотя бы представляешь, для меня за Ребеккой — огни в тумане. Яркие, манящие, но недоступные. Влекут своей тайной и не дают подступиться.       Реви сидит в белье за столом, смешивает виски с кофе, не выпуская из губ догорающую сигарету, и даже так не готова проснуться. Мир слишком страшен и зол. Выжить можно лишь путем борьбы. Но усталость дает о себе знать, и горячие глотки врываются в желудок, заставляя раскрыть глаза.       К нему возможно чувствовать лишь по разности мира: одними плюсами. И любить, позабыв о желании убить.       Сказать что-то подобное не смог бы кто-то еще, думает Реви, перекатывая фильтр сигареты по зубам, изредка кусая бумагу, держащую табак.       Никто бы не ворвался одной репликой в душу, никто бы не увидел отблесков прошлого, все предпочитают видеть настоящее, чтобы удовлетворить свои потребности.       Реви закидывает ноги на стул, где сидит Рок. Ее голые ступни и пальцы показывают всю человеческую беззащитность. Она хитро, но вместе с тем удрученно — иначе Чайна-таун не возникает образом в мыслях — улыбается.       — А за Ребеккой слабость. Тонкие плечи-веточки. Дрожащие колени. За малышкой Беккой первая кровь и зажмуренные веки. Попытка выжить и стертые в побеге ноги. Этим тебе светили огни?       — А чем больше, если это правда и настоящая ты? Со времени, как я стал пиратом, ты только и делала, что лгала, увиливала и желала избавиться от меня. Сейчас передо мной только ты, никакой лжи.       Реви моргает, смахивая слезы и глотая вместо них слюну. Рок кладет на ее лодыжки ладони, чувствуя дрожь сильнее землетрясения. И эти волны его не пугают.       Реви представляет — и не хочет представлять, — что Рокуро Окадзима воспитан иной Азией, грубо хватающей за шкирку и тыкающей в похоть, грубость и деньги. Она жмурится, представляя смелого японца безнравственным корейцем, душащим девочек, не желающих стать проституткой, китайцем, крутящим пистолет на пальце, заправляющим мафией, тайцем, отмывающим деньги — других людей с его лицом и пальцами, сжимающими ее ноги. Она жмурится только от этих представлений, а после слов Рока, воспитанного положительным миром, хочет открыться жизни.       Только тому миру, что растерял все минусы, как разность Рок.