Мгновение и вечность.

Мазок. Ещё мазок. Тонкая кисть медленно движется по полотну, под давлением изящной руки, словно в танце. Яркие полосы акварели переплетались, смешивались, создавая новые цвета, становясь единым целым, под чутким руководством мастера. Одна рука взбалтывает и без того цветную воду, в то время как вторая небрежно поправляет выбившуюся прядку смоляных волос. Кисточка лёгонько коснулось синей краски, а ярко—зелёные вновь уткнулись в незаконченное полотно. — Сая, — крик из внутреннего двора достиг ушей молодой девушки, на дне зелёных глаз заплескалось раздражение, — Саяка! — Иду я, иду — девушка подвелась с деревянной табуретки и бегло вытерев руки от краски, двинулась внутрь дома, — чего тебе, Дейдара? — Старик разве не сказал, что я приду? Мы собиралась тренироваться. — А дедушки нет дома, — девушка сверлила взглядом руки, безуспешно пытаясь оттереть пятно от акварели, — ты его подожди, он скоро должен прийти. — Чёртов старик Ооноки, вот же склерозник, — парень недовольно нахмурился, не скрывая своего раздражения, — а ты снова рисовала, хм? — Да. — Покажешь? — Нет. — Вечно ты так, хм. Дай хоть на одну картину посмотреть, старик говорит ты мастер своего дела! — Дедушка преувеличивает. Ты заходи на кухню, я сейчас чай сделаю. — Будет чертовски кстати, хм. Слушай, а.. — Кухня по коридору прямо, вторая дверь слева. — Спасибо, хм. Я когда-нибудь запомню. Зеленые глаза сверлили небольшой чайничек, словно от этого он должен быстрее закипеть. Неловкое молчание затянулось, а висевшее в воздухе напряжение, казалось, сейчас тяжелым булыжником упадет на голову. В то время как блондин с довольным лицом закидывал очередное печенье в рот. Кажется, ему тишина совсем не мешала. — Перестань, к чаю нечего не останется. — У тебя что, глаза на затылке? — Нет, ты просто громко хрустишь, точно как.. — девушка осеклась и перевела взгляд на свистящий изо всех сил чайник. Наконец-то. Девушка резко схватила прихваткой чайник за ручку, быстрым, местами даже нервозным, движением развивая кипяток по чашкам. — Почему три чашки? — Потому что я тоже буду пить чай с вами, — отозвался низкий, хрипловатый голос с порога. Дейдара, с перепугу подавившись печеньем, резко согнулся пополам, стуча себе по груди кулаком, что-то неразборчиво хрипя. — Чёртов старик, совсем охренел? — Не смей так выражаться при моей внучке! — Все в порядке, дедушка, я буду у себя — быстро схватил свою чашку, черноволосая быстрым шагом пересекла кухню, скрываясь на лестнице, которая ведет на второй этаж. — Чего она вечно такая шуганная, а? — А ты свой язык научишь держать за зубами, гладишь, девки перестанут тебя шарахаться. — Да не, Сая всегда такой была, я тут не причём, хм. Тихая, молчаливая и неразговорчивая. Женщина должна быть яркой, вызывающей, взрывной. Прямо как моё искусство, — Тсукури сунул руку в небольшую сумку на поясе, хватая ртом на ладони маленький кусочек глины, тут же превращая её в небольшую птицу. — Стой, Дейдара, не здесь же.. — Кац! Рука дрогнула и аккуратное облачко было смазано по полотну, портя работу последних нескольких дней. Небольшой взрыв прошелся грохотом по всему дому, скидывая вещи с тумбочек и полок. Балкон, на котором сидела брюнетка, все ещё ходил ходуном, а зеленые глаза темнели от злости и обиды, глядя на испорченную картину. Резким махом руки мольберт был опрокинут на пол. Маленькие кулачки сжимались и разжимались. Вдох. Досчитать до десяти. Выдох. Девушка поднялась, поднимая испорченное полотно, унося его в комнату и пряча в кладовую. Это её личный шкаф со скелетами. Скелетам несостоявшихся шедевров. Шедевры. Слишком громкое слово для обычной возни по куску бумаги. Вовремя закрыв двери маленькой кладовушки, так как в комнату без просу ворвался на всех порах блондин, а за ним и дедушка Ооноки. — Вот видишь, живая она! — Прости, это снова Дейдара буянил. Мы слышали грохот, что—то упало? — Мои надежды и мечты, — тихо пробубнила брюнетка, глядя в пол, — все в порядке, это было всего лишь полотно, — вот только недовольных взгляд зеленых глаз говорил, что их хозяйка сейчас или расплачется от досады, или свернет шею нерадивому блондину. — Ой, Сая, я не хотел испортить тебе картину. Ты только не обижайся, ладно? — голубые глаза излучали раскаяние, а ладони белобрысого сложились в примирительном жесте. — Все в порядке, Дейдара, я нарисую новую. — О, точно, гляди, — Тсукури снова полез в сумку с глиной, начиная что-то быстренько лепить. — Дейдара, только попробуй, — грозный голос третьего цучикаге явно не заботил парня, и он продолжал усердно работать руками. — Вот, держи, — в протянутых руках блондина была аккуратная розочка из белой глины, — я прощен? — Она точно не взрывоопасная? — девушка с опаской скосилась на импровизированный подарок, который тут же был вложен в её тонкую ручку. — Она не взорвётся, пока я не прикажу. — Слабо обнадеживает. — Да ладно тебе, несмотря на то, что это противоречит принципам моего искусства, эта роза может простоять целую вечность. И все для тебя. Вот так вот, хм. — Спасибо. — Чего ты там бормочишь, хм? — Спасибо. Большое, — громче повторила девушка, поднимая восторженный взгляд красивых зелёных глаз, — она прекрасна. — Да не стоит, — Дейдара нашёлся нервным смехом, гадая как же быстро может меняться настроение у этой девчонки, но улыбка быстро сошла с его лица, — мне уже пора идти. — А как же тренировка, Дейдара? Ты разве не за этим сюда пришел? — Засиделись мы с тобой, старик. Тренировка подождет, а вот дела нет. — Что это за дела такие? — Не твоё дело, хм. Не нужно меня провожать, — Дейдара уверенным шагом двинулся прочь, остановившись около выхода из комнаты, перемялся с ноги на ногу и обернулся, неловко прокашлялся. — Вниз по лестнице и направо, — брюнетка лишь издала веселый хмык, пряча улыбку за маленьким кулачком. — Кхм, да, спасибо, — и блондинистая макушка тут же скрылась на лестнице. — Идиот. — Да, ладно тебе, дедушка, с кем не бывает. — Я не об этом. Он слишком часто исчезает по своим "делам". Он куда-то влез. И мне это совсем не нравиться. Ладно, хоть ты не забивай себе этим голову. — Может, я могу чем-то помочь? — Думаю, можешь.

***

Брюнетка неловко переминалась с ноги на ноги, стоя у двери в мастерскую. В его мастерскую. Вдох—выдох. Зайти. Отдать свиток. Невзначай расспросить о делах. Уйти. Пять минут и готово. Брюнетка все ещё стояла под дверью, не решаясь постучать, с каждой минутой все больше коря себя за то, что согласилась на эту авантюру. Она же совершенно не умеет врать. Да и шпионить тоже. Маленький кулачек пару раз постучал по массивной двери. Тишина. Кисть обхватывает дверную ручку и дергает на себя. Открыто. Девушка медленно ступает вовнутрь, стараясь вести себя как можно тише. Огромное, полупустое помещение, с высокими потолками и колонами. Больше напоминает музей, чем мастерскую. Девушка бегло осматривает помещение, ища глазами хоть что-нибудь подозрительное. На огромном деревянном захламленном столе стоят сотни разнообразные белоснежные фигурки из взрывной глины. Девушка неуверенно пересекла пыльное помещение, останавливаясь у стола, разглядывая каждую фигурку. Тонкая ручка осторожно обхватывает белую птичку, поднося ближе к лицу, с любопытством рассматривая. — Что-то ищешь? — рокочущий голос эхом пронесся по залу, выводя брюнетку из оцепенения, и она испуганно обернулась, роняя птичку на пол. — Дейдара! — девушка облегченно выдохнула, поднимая упавшее изделие и возвращая его на место, — напугал. — Прости. Ты что-то хотела? — Да, дед.. — Саяка запнулась, опуская взгляд, рассматривая голубые лодочки на ногах, — дедушка просил тебе передать кое-что. Девушка тут же нырнула ручками в небольшую сумку, принялась в ней копошиться и в конце концов вытянула от туда небольшой свиток. Блондин, все это время подпирающий широкой спиной колону, двинулся в сторону брюнетки. Сая тут же протянула ему небольшой сверток. Голубые глаза быстро пробежались по пергаменту, изучая содержимое. — Да, передай старику, что я все понял. К слову, как твоя картина? — Картина? — изумленные зелёные глаза горели непониманием. — Которую я испортил. Закончила? — Нет. Бог с ней. Зато появилось вдохновение попробовать себя в чем-то новом. — Например? — Портреты, — маленькие ладони сжались в кулачки, а глаза загорелись неподдельным азартом, — я никогда не писала портреты. — Ну так попробуй, — Дейдара одобрительно качнул головой, сложив руки на груди, — нарисуй старика, я повешу его у себя в мастерской и буду любоваться. — Тебя. — Что? — Я хочу нарисовать тебя, — прозвучало уже более уверено, ядовито-зеленые глаза горели решимостью. — Меня? Почему меня? — Взаимный подарок. В обмен на розу. — Это совсем ни к чему. — Но я хочу, — повысила голос брюнетка, но тут же сникла, складывая руки в умоляющем жесте, — пожалуйста. — Чёрт с тобой. Рисуй. Радуясь, Сая, выходя из мастерской, только сейчас осознала, что совсем забыла о чем просил её дедушка. Разве она не должна была найти хоть какие-нибудь зацепки, хоть какое-то объяснение тому, что он вечно пропадает по своим тайным делам. Вместо этого она попросила его о подобной глупости...Черт, и как он только согласился. Полностью погруженная в свои мысли брюнетка даже не обратила внимания на две, проходящие мимо, темные фигуры в чёрных плащах с красными облаками.

***

Дейдара проклинал себя уже сотый раз за последние десять минут за то, что согласился. К чему ему это все? Неужели ему нечем больше заняться, кроме как сидеть по несколько часов в день в её комнате и наблюдать, как тонкая бледная ручка с кисточкой выводит что-то на холсте, зеленые глаза переливаются целым каскадом эмоций, а все её естество напряженно и полностью отдано работе. Что может быть хуже ожидания? Искусство. Для каждого из них это словно разные стороны одной медали. Что-то вечно прекрасное, как высохшая краска на полотне, навечно запечатлевшая в себе красоту этого мира. Мимолетное мгновение, которое можно пережить только здесь и сейчас, дарящее невероятные неповторимые эмоции. Было так странно приходить к ней каждый день, падать на небольшую софу, по дороге прихватив печенья или яблок, чтобы спастись от скуки и голодной смерти. Словно он шел не к мастеру, а к палачу на эшафот. Но было в этом что-то.. ...необычное. Что может быть лучше, чем наблюдать за мастером, творящим очередное произведение искусства? Её сосредоточенность на работе покоряла и даже вдохновляла. Пожалуй, это была единственная причина, по которой он все же приходил каждый день. Вот только действительно восторг от её самоотдачи и уважение, как к мастеру, держало его здесь? А может его обездвиживал меткий взгляд зеленых глаз, ловящий малейшие детали на его лице? А не на пухлые бледные губы ли он смотрел часами? Как часто он ловил себя на мысли, что за этими руками можно наблюдать часами, днями, целую вечность. Мерзкое слово. Оно полностью противоречит его личным устоям, принципам и искусству. В мире нет ничего вечного. Все сгорит в синем пламени времени. Стоит лишь подождать. Все скульптуры разваляться пылью, полотна згниют, все припадет пеплом времени. Все эти вечные шедевры будут уничтожены этой самой вечностью. — Чёрт, Сая, мне пора идти. — Погоди ещё пару минут. — Я слышу от тебя это уже в шестой раз. Ты сказала, что это займет неделю. — Я ошиблась.. — Если не выходит — брось эту затею. — Нет, — как-то слишком грубо сорвалось с её губ. Это ведь так для неё несвойственно, — подожди ещё немного. — Даю тебе десять минут, хм. Она кивнула, скорее самой себе, чем ему. Левая рука ловко подхватила кисточку, аккуратно макая её в голубую акварель. Глаза — точно взгляд воина, идущего на верную смерть. Уверенность плескалась на дне этого зеленого океана эмоций. — Постой, ты левша? — удивленный вопрос неприятно резанул по ушам, отвлекая. — Амбидекстр*, — моментально возвращаясь к работе, ответила брюнетка. — Ты поражаешь меня каждый раз, Сая. Боевой настрой как-то моментально исчез, а Сая подняла растерянный взгляд на блондина, который словно прозрел. Щёки её горели яркий румянцем, казалось даже уши покраснели от неожиданного комплимента. Сая закусила губу, переводя нервный взгляд с полотна на Дейдару и обратно. — Глаза, — наконец обреченно выдохнула Сая. — Что? — Твои глаза. Не могу нарисовать. Дейдара лишь удивленно выгнул бровь, непонимая. — Не могу провести с ними ассоциацию. Мне так проще. Когда сравниваю черты лица с чем-то. — И на что похожи мои глаза? — На небо, широкое и необъятное, которое манит к себе высотой, — и не дав ничего ответить блондину, продолжила, — или на море. Глубокое синее море, в котором я вот-вот утону. Дейдара пораженно уставился на подругу, словно впервые видел. Когда она только стала такой? Такой искренней, открытой и красивой.

Она была такой всегда.

Удивляла ли она его? Да. Манила к себе? Несомненно. Влюбляла? Не имеет смысла отрицать. До конца вечера никто не проронил ни слова, Дейдара просто ушел, списав все на свою занятость. Шагая по ночным улицам родной деревни, он успел тысячу раз проклянуть эти зеленые глаза, которые выворачивали его наизнанку и подавляли волю.

***

Штрих за штрихом. Мазок за мазком. Картина постепенно оживала. Голубые глаза, с привычными искрами, смотрели, словно они были не нарисованы, а самые, что есть настоящие. Блондинистые волосы, казалось, сейчас начнут покачиваться в такт лёгкому весеннему ветерку. Но улыбка. Улыбка сияла ярче этих небесных глаз и пшеничных волос. Улыбка, которая не когда не исчезнет с такого родного лица. Девушка обернулась, глядя на маленькую вазочку, стоящую на столе, в которой стояла одинокая белоснежная роза. Роза, которая никогда не завянет. Губы тронула лёгкая улыбка, а щеки окрасились нежным румянцем. Вечная любовь, да? Бесконечная глупость. Однако, в неё так хочется верить. Лёгкий шелест отвлёк от созерцания маленького произведения искусства и заставил обернуться на позднего гостя. Огромная белая птица парила в воздухе, легко взмахивая глиняными крыльями, на спине которой расположился названный гость. Нет. Самый ожидаемый гость её сердца. — Дейдара? — она, громко шаркая босыми ногами по деревянному полу, выбежала на балкон, радуясь ночному визиту, — почему так поздно? — Так вышло, — он легко заправил пальцами прядь смоляных волос, — я ненадолго. Он шагнул в комнату, пробежался беглым взглядом по комнате, остановившись на столике, на котором стояла миниатюрная вазочка. Размашистым шагом преодолел расстояние до цели, протягивая руку к розе. Пальцы остановились в жалких сантиметрах от белых лепестков. Вот только взгляд устремился в сторону и пораженно застыл. Голубые глаза неотрывно смотрели в такие же голубые глаза. Дейдара замер, подобно своим глиняным шедеврам, не сводя пристального взгляда с собственного изображения. — Только сегодня закончила. — Похож, — блондин, словно вынырнул из липкого омута, тряхнул головой, сбрасывая невидимые оковы. — Что-то случилось? — девушка протянула тонкую ручку, пытаясь дотронуться до его плеча, но была перехвачена его широкой рукой. — Нет, — он вложил розу в тонкую ручку, заставив обхватить её пальцами. Неожиданный мягкий поцелуй на тыльной стороне ладони разнес по телу холодные мурашки, словно её окатили холодной водой. Мимолётный холодный взгляд только усилил это ощущение. Это было не волнение, это был самый настоящий страх. — Дейдара, что случилось? — Ничего. — Ложь. — Сая, — он выдохнул, запустив пятерню в волосы, — мне пора уходить. — Ты только что пришел. Он лёгким, небрежным движением снова заправил непослушную чёрную прядь за маленькое ушко. Несколько тяжелых минут что-то обдумывая, словно не могу решиться, а потом просто приблизился одним широким шагом, так чтобы их дыхание соприкоснулось. Лёгко и мимолетно коснулся сухих девичьих губ, даже не целуя, а просто прижимаясь своими губами к её. Сердце предательски сжалось, дыхание замедлилось, а ладони вспотели. Блондин внимательно всматривался в её лицо, ища хоть какие-нибудь ответы, после чего ещё раз прильнул к её губам, в этот раз уже более уверенно. Блондин отстранился, резко шагнув назад, все ещё не прерывая зрительного контакта. Глаза в глаза. Вместо привычного неба — холодный лёд, которым пронзал в самые глубины души. Руки медленно складываются в печать, а зеленые глаза, до этого неотрывно глядя на него, в ужасе расширяются. Ошарашенный взгляд опускается на собственную ладонь, крепко сжимающую глиняную розу. В то время как бледные губы не успевают произнести ни слова. — Кац! Оглушительный взрыв прошелся по округе, яркой вспышкой озарив деревню. Голубые глаза бегло прошлись по округе, оценивая разрушения: не только дом бывшего учителя, но несколько ближайших зданий оказались погребены под землю, не оставляя за собой никаких признаков жизни. Замерев на окровавленных останках стены, пытаясь понять, было ли ему жаль? Или же он только что сбросил с себя тяжкий груз? Сжалось ли его сердце в тот момент, когда её перестало биться? Тяжелый взгляд продолжал искать ответы в окропленных кровью обломках, но видел лишь алые разводы, которые казалось будут сниться ему в кошмарах. — Ты была настоящим произведением искусства, Сая.

А искусство не может быть вечным.