Кот и крыса

Бессильная тошнота подступает к горлу, и отворачиваешься, стараясь отвлечься. В голове пусто, молью кидается на лампочку сознания голод, настойчиво, безумно. Забиваешься на край кровати, поближе к углу, и думаешь, осматривая свою грязную комнатушку. Стены – подсолнечные обои в чёрных пятнах впитавшего грязь жира и огня, отслаивающиеся от сырости. Линолеум – лужи мочи на бетонном крошащемся полу. Потолок в мокрых пятнах дождя. Чёртов дождь идёт несколько раз в неделю, и с утра до утра один звук — стук капель в ржавое днище ведра. Ты думаешь о комнате, о колыбельной на ночь, оставляющей пятна на потолке, о голоде, о том, зачем ты об этом думаешь. Закрываешь глаза, пытаясь отстраниться от этого, но заглядываешь в себя – и там ещё хуже. Бесы уже растерзали всё, что осталось от твоей души, в поисках пищи. Ты же моришь их голодом, так же, как и себя. Открываешь глаза – убитая комнатка в заброшенном доме на месте. Нет соседей, нет сожителей, нет ничего в окрестности. Старая покинутая хибара покосилась вторым этажом, на который ты даже не поднимаешься, в страхе провалиться до подвала. Крысы там, кстати, давно не живут – ты упал бы на мёртвые туши погибших от отравы и холода. И прекрасно вписался к ним, крыса, которой суждено умереть той же смертью. Ты сглатываешь, сгоняя наваждение: маленькая крыска быстро перебирает лапками, убегая от жирного чёрного кота. Этот жирный кот – твой друг, который единственный навещает тебя. Он такой сытый и уверенный, от него пахнет парфюмом, одежда на нём – качественная, выглаженная. Тебе неприятно смотреть на его блеск, но ты не можешь выгнать «дорогого гостя». Только для него припасена в одном из кухонных ящиков пачка чёрного дешёвого чая, в целлофановом пакете на нескольких узлах, чтобы не отсырела. Ты бы с удовольствием съел её, всухую, смиряясь с горечью. Ты никогда не пьёшь с ним чай, потому что всегда предпочитал кофе. Когда-то в его компании ты с радостью наслаждался сладко-горьким вкусом напитка, положив три до неприличия маленьких ложки, но теперь твоя сахарница пустует. Когда наглая лапа переступает твой порог, заявляя всем мышам, что прибыл «настоящий хозяин», ты чувствуешь нарастающую тревогу. И выдавливаешь улыбку. Твоя одежда давно слилась с домом, впитав его грязь. В покрытом разводами душе нет воды, в розетках – электричества. Ты моешься, когда по разным углам набирается два-три ведра капель, иногда даже нежишься в ледяной ванне. У тебя нет ни мыла, ни одеколона, ни костюма, ни свидетельства о высшем образовании, ни своей компании на счету. У него всё это есть. А ещё ослепительная красотка в жёнах. Но он приходит к тебе. Он приносит деньги, ничего больше, а мог принести еды. Он пьёт чай всего полчаса и направляется к стонущей койке. Ты чинишь её десять раз, пока сетка не прогибается настолько, что предпочитаешь спать на полу. Ему всё равно где. Всё равно как. «Дорогой друг» лишь просит тебя быть чистым, насколько это возможно. В твоём районе можно снимать фильмы ужасов: он заброшен до отвращения, ни бомжи, ни зеки не посягают на твою территорию. Твоя комната черти где, часть не отмеченного на карте города где-то в полудне езды от ближайшего крупного центра. В такие дебри не забредают даже убийцы, но ты был бы рад повстречаться с одним из них, возможно, стать ещё одним именем в его судебном деле. На твоём доме когда-то была табличка с адресом, ты снял её и уже не помнишь, как называется эта улица. Однажды он появился на пороге. Ты нашёл своего первого кота Тома в двенадцать лет сидящим на раме твоего раскрытого окна. Ты тогда подумал, что так и заводят этих самоуверенных и неприручимых животных. Он вошёл в твою дверь, когда ты собрался вывалить перед входом совсем уж ненужные тряпки, чтобы их можно было хотя бы разжечь на ночь. Что-то вроде: «Привет, я знаю, ты помнишь меня, как дела, угостишь чаем?» – пока он направляется к столу и отодвигает единственный стул с подпиленной ножкой. «Да, конечно», – отвечаешь ему и не лжёшь. Ты помнишь, кто он, но не имеешь понятия, зачем он здесь. Он рассказывал о бизнесе и жене, как устроился после учёбы, как выжил прошлого директора, заняв его пост. Интереснее всего тебе показалась часть, где он делает бывшему руководителю минет, чтобы заснять больше компромата, но ты промолчал. Он говорил без капли стыда, не тебе было его осуждать в своей новой жизни. После первого визита, казалось, всё закончилось, так и оставив вопрос, зачем была эта встреча. На третий раз ты получил ответ – немой, но крайне красноречивый в виде укусов твоих сомкнутых губ до капель крови и заряженного пистолета, точно упирающегося ручкой тебе в бедро. Лучше бы это был пистолет. Лучше бы его наняли тебя убить. Эти мысли пульсируют в твоей голове ровно до тех пор, пока ты не становишься чересчур слаб для сопротивления. Зелёная пачка лежит на соседней подушке, когда ты просыпаешься. Ты впервые съездил на велосипеде, в самой приличной одежде, что у тебя была, до магазина за несколько километров от твоего дома. О холодильнике и отоплении ты мог только мечтать, но даже купленные хлопья рядом с импровизированной спиртовкой не превратились в покрытую плесенью кашицу. Он приходит, когда ему захочется, как настоящий кот. Но твои рёбра уже перестали так сильно выпирать, а впалые щёки превратились в чуть проглядывающие скулы. Пропитанное спиртом дерево хорошо горит, ты даже смог перезимовать без необходимости вызова скорой. Впрочем, когда в прошлый раз эта необходимость наступила, ты уснул, и проснулся через семь часов, стоило выглянуть немного греющему полуденному солнцу, а ветру исчезнуть. Ты думал, будет ли в твоей жизни смысл, если ты умрёшь от обморожения в заброшенном доме, из которого твоё тело достанут уже в состоянии праха. Наверное, никакого. И не будь ты обычным человеком, хватающимся за жизнь, давно бы покорился холоду. Его не было слишком долго, поэтому знаешь – сегодня он придёт. Ты специально набирал больше воды эти два дня. Не хочется думать о глухом стуке в парадную дверь, об ароматном запахе горького чая, о дорогом костюме со сверкающими серебряными пуговицами. Поэтому в мыслях убогая комнатушка, в которой ты коротаешь свои годы. Что выйдет из этой жизни? Как ты в неё вошёл? Кто мог предупредить, что вместо хорошей комнаты, которую ты осматривал час назад, тебе подсунут контракт на подлежащий сносу дом? Кто бы сказал, что этот племянник директора вдруг получит твоё место, когда тебя позвали подписать контракт на три года работы? Мог ли ты обратиться в полицию, написав заявление об украденном телефоне, мог ли позвонить оттуда матери, надеясь, что она поможет вернуться домой, преодолев две тысячи километров? Почему ты, в конце концов, не завёл чёртову кредитную карту, по которой тебе могли передать деньги и почему не взял быстрый кредит на сумму обратного билета? Вероятно, причина осталась та же, по которой ты рискнул переехать, наивный провинциальный дурачок, и по которой молча принял уже оплаченный дом. С тебя даже не взяли деньги за следующие полгода проживания: вряд ли поверили, что ты всерьёз решишь поселиться в заброшенном доме без единого удобства. Разве что, если считать удобством хоть и дырявую, но не отсутствующую крышу над головой. Представь, как посмеялся бы твой риэлтор, расскажи ты ему о своей жизни. Ты с тоскливой усмешкой думаешь, почему «друг» ещё не унизил тебя, бегая взглядом по рваным обоям кухни. Почему он ещё не расспросил тебя и ничего не сказал? Раздаётся стук в дверь, и ты вздрагиваешь, отнимая ладони от лица. Сам не заметил, как закрыл глаза, погрузившись в воспоминания. Ты уже помылся и приготовился, на тебе самая чистая, но и самая удобная одежда, чтобы её в мгновение снять. Медленно плетёшься к двери, понимая, что он не уйдёт, даже если не открывать. Ты мог бы проверить это, но тебе нужны деньги. Формальная задвижка защищает дом, однако выбить её с качающихся болтов – плёвое дело. Плавно отводишь её, притягивая дверь к себе. – Привет, как дела? – он заходит, как будто его уже пригласили. – Ехал с командировки, решил к тебе заглянуть. Как вижу, тут ничего не изменилось. Под короткой ножкой стула бульварный роман, который он отодвигает вместе с ним. Привычно садится за стол, не брезгуя поставить на пол кожаный дипломат с фирменным оттиском. Он ослабляет атласный галстук, как будто не мог сделать этого раньше, и снимает часы, спрятав их в глубины офисного чемодана. – У меня мало времени, – одёргивает он, когда ты хватаешь спиртовку и спички. – Давай немного поговорим. Ты молчишь, лишь иногда задавая вопросы о его поездке, и он с охотой описывает своё путешествие и нудные переговоры. В один момент, он пускает шутку, и ты смеёшься, будто не сидишь посреди разваливающегося дома, беседуя со своим клиентом — так ведь называются мужчины, снявшие шлюху. Ты постоянно сравниваешь себя с частью грязного эскорта: работаешь телом ради денег, позволяешь себя иметь без возражений, чтобы не сдохнуть от голода. Но пока вы разговариваете, вы словно снова обычные друзья-студенты, не допускающие мысли о физической близости. – Мне пора, – неожиданно говорит он, поднимаясь с места и подхватывая свой кейс. Тебя больше тревожит одна мысль – что придётся спуститься в подвал и поджарить нескольких крыс, надеясь, что убитых отравлением либо съели другие, либо они успели сгнить. Самые свежие точно окочурились прошлой зимой: когда ты только въехал, они ещё скреблись внизу, грызли дерево стен. Раньше ты иногда воровал, пытался растить свои овощи, ел всё подряд – выживал, как мог. Он отгоняет твои страхи, остановившись, перед тем как выйти, и подарив нежный поцелуй в лоб. Вместе с этим он протягивает в твои руки деньги, ты, ещё не посмотрев, чувствуешь, что их больше обычного. Он отстраняется на сантиметр, внимательно заглядывая в твои глаза, и ты можешь чётче разглядеть его радужки. Это кажется странным, но карие глаза окружает травянистая кайма, а туманные переплетения в них… вызывают в тебе чувство восхищения. Ты почему-то не можешь даже моргнуть: он ли тебя так загипнотизировал или ты боялся, что его расширенные зрачки исчезнут, словно мираж, оставив тебя в пустой гостиной? – Пожалуйста, последуй моим советам, – мягко просит он, на секунду несдержанно опуская взгляд и быстро с собой справляясь. – Я надеюсь больше тебя здесь не увидеть. Дверь закрывается до того, как ты успеваешь вдуматься в его слова, а машина почти мгновенно скрывается из виду. Переводишь взгляд на свои руки, прокручивая в уме фразы и бездонные карамельные глаза, словно два каштана на луговине. За этими образами не сразу рассматриваешь карту на своё имя. И свёрнутые в несколько раз листы – уведомление о приёме на работу. И чек о покупке нескольких довольно – не сказать как – дорогих одёжек, а с ним ещё один на пять пар неизвестной обуви. Удивляешься ещё больше, когда поворачиваешь стопку вещей к себе другим боком и между тысячных купюр видишь тонкую пластинку телефона. Из кредитного отделения тёмно-серого чехла торчит бумажка, а в ней то, что, похоже, способно полностью изменить твою настоящую жизнь. «Пароль от телефона: 0000. Пароль от карты: 7816. Вместе с заявлением о приёме на работу лежит твоя копия контракта на съём квартиры в центре, она оплачена на три месяца. Возьми только документы и вызови такси, на контракте есть адрес, я предупредил владелицу о тебе. Пожалуйста, поезжай сразу. Твои новые вещи в квартире. Сегодня суббота». Последнее самое нужное примечание, ведь ты давно запутался в счёте дней. Иногда ты сворачивался калачиком, пытаясь уснуть, и терпел так боль и непогоду. Ты задумываешься, можешь ли ты считать себя золотой шлюхой или в ваших отношениях всегда было что-то ещё, кроме больного визга койки. Ты не знаешь, сколько времени длился ваш фарс, но точно назовёшь полгода. Вспоминая получасовые разговоры обо всём, понимаешь, что словно жил не только свою жизнь, но и его, так подробно и поучительно он расписывал всё. Ты рассуждаешь, была ли эта неожиданная встреча полезной для тебя. И точно ли не было никакого физического подтекста в вашей дружбе. Моложе, вы не отлипали друг от друга. В любые неприятности, как и в любые радости – вместе. Только снять девушек никак не получалось: ваши манеры были отвратительны, особенно его. Он сразу становился слишком напыщенным, играя типичного мажора и ужасно переигрывая в этом. Но всё же, ваш первый опыт – с девушками, пока ты не добрался до гей-клуба. Может, не стоило признаваться в этом, однако, как бы ты промолчал перед лучшим другом, когда он начал докапываться до правды? И вроде, в тот момент ничего не изменилось. Ты не помнишь лишних касаний или новой близости, пошлых намёков или каверзных вопросов. Редкое: «Он сейчас твой новый парень?» – безо всякого интереса. Обещание набить морду любому, если он кинет или обидит. Единственное отличие. Ты считал его братом, не заглядываясь на его обнажённое тело, а он не боялся раздеться – это был самый опасный пункт признания. И вы его переступили, не заметив. Ты ещё раз припоминаешь первые визиты. Как, впиваясь взглядом в твоё лицо, он рассказывал сначала о прелестной жене с аппетитными формами тела, и почти сразу – о соблазнении руководителя, об интимных услугах директору, о работнике своей фирмы, с которым пересёкся в клубе и провёл ночь взамен пикантных историй о начальстве. Ты слушал с безразличием, упиваясь стыдом от мысли, что твой друг достиг предела твоих же мечтаний, пусть не самым радужным путём, а он всё выискивал что-то в твоём лице. Он уходил неловко, когда заканчивались темы для разговора и наступала тишина. Но в тот раз он подошёл не к двери, а к тебе – и… Что он сказал? Ты только сейчас вновь задумываешься: что он тебе сказал, перед тем как прижать к стене и грубо удариться своими губами в твои закрытые? Ты не мог вспомнить, но и не особо хотел, изнурённый процессом, обнаружив хорошие деньги в своей кровати. Теперь же, наверно, не получиться восстановить в памяти. Ты посчитал слова грубым комментарием, перед тем как тебя затащили в собственную кровать, но вдруг серьёзно задумался, могли ли они быть ласковыми. И хочешь ли ты продолжать всё это, если тебе дали столько денег и телефон, с которыми ты бы мог добраться до дома? Ты пытаешься, правда пытаешься понять, называется ли такое поведение любовью. Но, где-то в глубине души уже зная ответ, неосознанно набираешь номер такси из контактов. Замираешь, не помня название своей улицы, но переключаешься на карты и позволяешь определить своё местоположение. Когда в трубке раздаётся голос, уверенно диктуешь адрес разваленного дома. Через час ты уже направляешься по указанному на бумаге пункту, надеясь навсегда оставить за спиной проведённое в нём время. Только одно тебе жаль покидать в этой хибаре. Как ни странно, но тебя манят скрипящая кровать и постеленный на пол матрас, запах горького чая и самодельная спиртовка с кипящим на ней чайником, мокрый потолок, в дождь позволяющий каплям наигрывать свои монотонные трели. Нищий Ад показался тебе уютным. На какие-то несколько часов, он не отличался для тебя от обычного крепкого дома. Если бы ты жил в нём с кем-то, может быть, ты бы смог примириться с грязью и холодной водой? «Но только не в зиму», – повторяешь себе, неуверенно усмехаясь стеклу везущего тебя такси. А ещё, к тебе вдруг приходит мысль, что, несмотря на громкий, возмущающий подтекст, тебя ни к чему не принуждали. Тебе не делали больно, и никто не вёл тебя к кровати, пока ты сам не делал несколько шагов в её сторону. Это осознание поражает, звуком лопнувшего шарика раскатываясь в голове. Даже в первый раз, в ответ на укус, ты вцепился ногтями в спину, но не оттолкнул. Кусался в ответ, но не пинал и даже не мычал протестующе. Смотрел взглядом согласного воевать волка, но не вывернулся, когда тебя на руках донесли до покосившегося старого кресла на кухне. Даже не закричал, не только от понимания, что на крики о помощи никто бы не сбежался. Теперь ты задумываешься о себе: был ли ты честен, когда смотрел на ряды кубиков и не испытывал совсем никакого желания? Или сны, будоражащие своей реальностью, были отражением подавленного интереса? И почему ты сам не заметил, что не оказывал сопротивления, а просто позволил ситуации идти своим чередом? Как всё это так получилось, открывшись тебе только сейчас? Когда ты доезжаешь и селишься в уютную, светлую квартирку, твоя домовладелица перед уходом делает звонок. Ты прекрасно знаешь, кому. Ты думаешь, является ли твой приезд ответом «да» или слабостью перед роскошными подарками. Ты думаешь о своих чувствах и о том, странно ли сначала спать с человеком, а потом узнавать его. Спрашиваешь, оскорблял ли твоё достоинство факт оплаты сексуальных услуг. В таком контексте, уверенно подтверждаешь, но ты не особо задумывался об этом. Твоё тело возродилось из пепла, поэтому ты больше испытываешь благодарность, чем унижение. Да и принял бы ты дружескую подачку? Конечно, нет. К тому времени, когда ты видишь припарковавшуюся у подъезда знакомую машину, ты уже по-человечески вымылся в тёплой ванне, отдраив каждый сантиметр кожи, надел чистую одежду, свою спрятав в самый дальний угол шкафа, но оставив, как напоминание о прежних днях, и успел услышать длинную лекцию от матери, которая уже не знала, что и думать. Ты узнаёшь от неё, что твой дорогой друг периодически звонил ей, рассказывая успокаивающие небылицы о твоих делах, оправдывая выключенный телефон раздувшейся гордостью, не позволяющей отчитаться родителям о не особо прибыльной работе. «Только когда он добьётся высот, он позвонит вас порадовать», – наверно, такую лапшу он вешал ей на уши. Ты, раскрасневшийся от жара горячей воды, в мягкой домашней одежде и смешных тапочках с медвежатами, – ты сам их выбрал из двух вариантов – открываешь дверь, отлично зная, насколько хорошо выглядишь. В этот раз не удар в дверь – приятный звонок. Ты ожидаешь, что он глупо завалит тебя цветами, особенно когда, ещё в узкой щели, замечаешь красные пятна в его руках, но он с улыбкой протягивает два магазинных пакета, готовых разорваться от продуктов. Отходишь в сторону, и он заносит их внутрь, оставляя в руках другой, маленький и лиловый, что ты не заметил раньше. – Слушай, – он смотрит серьёзно, прямо в глаза, специально не приближаясь и разведя раскрытые ладони, – я не стану ничего требовать за свои действия. Прости, если своим поведением я причинил тебе неудобства. После этого я больше не появлюсь и не стану тебя беспокоить. – Ещё, – тут он позволяет себе опустить взгляд. – Ты мне давно нравился. Я просто решил воспользоваться ситуацией. Извини за это. Жирный, лоснящийся от сладкой жизни кот опускает голову, словно нашкодивший котёнок. Наступает тот миг, когда ты должен решить, оставишь его у себя или прогонишь за погрызенную мебель. А может, мебель погрызли крысы, и ты только спихиваешь эту вину на него? Не сам ли ты виновник своих неприятностей? Он двигается к выходу, не поднимая взгляда, пытаясь тебя обойти. Что сделаешь ты? Ты вдруг делаешь самое глупое, что смог бы придумать. – Что ты мне сказал, – спрашиваешь, оперевшись перед ним на стену, – до того, как начал? Его губы сжимаются в бледную линию, но он говорит. Озвучивает то, что, наверно, ты сам заставил себя прослушать. Щёки не краснеют, но уши сквозь тёмные пряди светятся запрещающим сигналом светофора. – Я тебя люблю. Без запинки, тихо, отшатываясь от твоей руки. Тебе тоже становится неловко от этой фразы. Ты ожидал чего-то подобного, но не такого. В очередной раз задаёшь себе вопрос, скажешь ты «да» или «нет»? Вместо слов, повинуясь интуиции, притягиваешь его за длинный галстук и целуешь, медленно, до тех пор, пока ответ не станет спокойным и уверенным. Оторвавшись, открываешь рот, чтобы сказать вслух, но тушуешься перед влюблённо-покорным взглядом. Никогда в истории крыса не заводила таких отношений со своей охотницей, кусая её без страха быть съеденной. По шаблону историй, всё могло бы закончиться изнасилованием, а не минетом без удовлетворения своих потребностей, правда? Понимаешь это, когда перестаёшь называть весь мир своим врагом и сосредотачиваешься на происходящем. – Я тебя тоже люблю, – наконец, хрипло выдавливаешь, теряя себя между левым и правым sniff-ом*. К твоим коротеньким лапкам хозяйский кот приносит всё, что только имеет. Он наклоняется, снова целует, перед тем как отдать в твои руки интересующий тебя пакет. Он молчит, и ты выуживаешь из него толстую серебряную цепь в красном футляре. Свою толстую серебряную цепь, потерянную на одной из дискотек на третьем курсе. – Я случайно нашёл её в одном ломбарде, когда покупал свадебные кольца. Сразу узнал по оттиску твоего имени. На самом деле, я думал отдать её, когда приезжал в первый раз. Он не поясняет, почему искал свадебные кольца в ломбарде, но ты и так видишь в этом метафору. Его брак для него ничего не стоил, то, о чём он умолчал – красивая картонка вместо идеальной семьи. Ты чувствуешь облегчение от этой новости, будто раньше хоть на миг ревновал его к красавице-жене, с которой он точно не спал. Достаёшь свою цепь и протягиваешь ему, чтобы он закрепил её на твоей шее. Открывая новую страницу своей жизни, выбираешь его, как повторяющийся из раза в раз почерк.