Whatever Remains, However Improbable

Это произойдёт. Ты ещё не в курсе, но так и будет. Ты весь словно исписан этим. Я удивлена, как ты сам этого не замечаешь, но вдвойне удивительно то, что не замечает и он, с его-то большими мозгами. Учитывая весь его опыт и знания по наблюдению и дедукции, можно было предположить, что он заметит что-нибудь к этому моменту. Консультирующий детектив, верно? По-моему, не может вычислить и носа на собственном лице. Нет, мы не клиенты, и нам не нужна его помощь. На самом деле, мы здесь, чтобы помочь вам. Чтобы рассказать вам, как это случится. Итак, если честно, у нас больше одного варианта. Мы поведаем о наиболее вероятных и тех, что нравятся нам больше всего, о тех, про которые, как нам думается, вам особенно хотелось бы услышать. Который из этих вариантов в конце концов оправдает себя, зависит от вас и ваших обстоятельств, а ещё от того, какие именно родственники, дела, крупные политические события и убийства, криминальные гении и случаи плохой погоды попадутся вам на пути к тому моменту. И, конечно, это зависит и от него тоже. Он имеет своё право на слово. В конце концов, именно он и может оказаться твоим самим крупным препятствием. Он, или ваши взаимоотношения. Но тут я забегаю вперёд. Давай разъясним всё с самого начала: это произойдёт. Нет никакого смысла отрицать. Это подобно силе гравитации: ты можешь представить полёт, можешь мечтать о том, чтобы оттолкнуться от земли и воспарить в небо, но на самом деле, оказавшись в воздухе, ты с общеизвестной скоростью падения окажешься на земле. Вот так! Предсказуемо, как гравитация. Ты падаешь, Джон Уотсон. Тебе придётся приземлиться, так или иначе, остаётся лишь решить где, когда и как. Присядь, вот так. Лучше, не правда ли? Вот твоя чашка чая. Не нужно ничего говорить, я сама собираюсь рассказать тебе как именно это случится, и как могло бы случиться. В лучшем случае ты сможешь выбрать тот сюжет, который тебе больше понравится. Хотя это зависит не только от тебя, ведь вы оба втянуты в это. Мы просто заинтересованные наблюдатели, ожидающие неизбежного. Мы ждём, когда же ты упадёшь с неба. Или воспаришь в него, зависит от того, какая метафора тебе по душе. Понимаешь? Останови меня, если у тебя будут вопросы. Полагаю, у тебя появится несколько по мере углубления в детали. Детали — самая лучшая часть. Ты готов? Первый вариант — простой. Не самый вероятный, но вполне допустимый, если ты всё же предпочтёшь длительное, терпеливое, тупое и приводящее в ярость ожидание. Если никогда его не спросишь, не рискнёшь, не попытаешься узнать, что творится в его сумасшедшей голове. Насколько же ты терпелив, Джон Уотсон? Насколько глубоко твоё отрицание? В таком случае вам понадобятся века. Это длинный путь. Вы оба будете немного пьяны. В пабе будет ненавязчиво шумно, но всё же настолько, что для поддержания разговора вам придётся встать ближе, чем обычно. И это покажется совершенно нормальным, не побеспокоит и не встревожит. Никто из вас не будет против, никто даже не заметит. То, что ты стоишь к нему достаточно близко, чтобы поцеловать, не сразу придёт тебе в голову. И в том, что вы сейчас так близко друг к другу, не будет ничего примечательного. Ты будешь чувствовать себя вполне естественно, потому что к тому времени это и будет вполне естественным. И совсем не будет казаться, что Земля рухнет или жизнь перевернётся. Сначала ты постараешься сохранять зрительный контакт, но твой взгляд будет постоянно соскальзывать на его губы. Несомненно, он заметит это. Но не станет задумываться, списав это на опьянение. Как я и говорила, это длинный путь. Вы будете беседовать о последнем завершённом деле. Он расскажет тебе о тех тонкостях, о которых не сказал Лестраду, мелочи, которые он заметил, но не позаботился озвучить. Незначительные детали, не попавшие в протокол. Он расскажет про свои ошибки. Сомнения. О том, что он сделал неправильно, но успел вовремя предотвратить последствия. Тебе понравится: ты любишь эту уязвимость признания и то, что даже в его ошибках есть тень великолепия; всё это вызывает у тебя трепет. Вскоре он будет практически нашёптывать тебе на ухо, а ты будешь им изумляться, и как всегда это будет ему чертовски приятно. Он никогда не устаёт восхищать тебя, также как и ты никогда не устаёшь восхищаться им. И тогда ты прикоснёшься к нему. Тебе это кажется странным? Да, сидя здесь в трезвом состоянии и размышляя о подобном решении, я понимаю, как это выглядит. Но когда ты немного пьян, немного устал, а в крови гудит адреналин, когда ты слушаешь все эти невероятные вещи, что он шепчет тебе на ухо, странным это уже не кажется. Сперва ты просто прикоснёшься к его запястью, лежащему на столике. Потом к плечу. Ты приблизишь его к себе пальцами, чтобы лучше слышать, желая большей близости, чем, как ты поймёшь, позволено между вами. Потому что тебе станет вдруг мало его тем вечером. Конечно, в тот момент это будет совершенно по-дружески. Вы просто друзья. Всё будет иметь смысл в контексте. Он не будет против, вовсе нет. Всё его внимание будет сфокусировано на тебе, и он не станет так волноваться о границах, как сейчас. Он будет смотреть на твоё лицо, на то, как ты облизываешь губы, как склоняются к нему твои плечи: всё это льстит ему, ты знаешь. Он будет опьянён тобой и твоей возбуждающей реакцией на него также, как и всем остальным тем вечером. В один момент кто-нибудь постарается пробраться мимо него, и ты вытянешь руку, хватая его и освобождая дорогу. Таким образом твоя рука переместится на его талию, на прикрытую пальто поясницу, а его кожа окажется приглашающе теплой. И тогда тебе в голову в первый раз придёт осознание того, что между вами может быть что-то ещё. Ты сильно покраснеешь, просто думая об этом, прямо как сейчас, потому что в твоей голове слишком много пустых мыслей и непризнанных, тайных фантазий, которые начинаются именно так, а ты будешь слишком пьян, чтобы отделить их от реальности, от этого момента. Ты не захочешь его отпускать, а он не стряхнёт твою руку и не одарит странным взглядом. Он будет стоять так близко, что ты почувствуешь его дыхание на шее. Пивная кружка будет холодить тебе руку, ты поставишь её и прикоснёшься влажными пальцами к его челюсти. Это действительно важный момент между вами. Я понимаю. О чём ты будешь думать? Будешь ли ты видеть, как пробегают в твоей голове все последствия этой минуты, мелькая сквозь огромную электронную таблицу, взвешивающую риск всех за и против? Нет. Ничего настолько изощрённого. Ты ведь не он, в конце концов. Время не изменит этого. Всё, что ты будешь думать, принимая решение, это: О, чёрт возьми. А потом ты поцелуешь его. В губы, я имею в виду. Это будет не сложно. Его лицо будет расположено именно так, чтобы упростить тебе задачу. Не то, чтобы он намекал на это, может быть, только какая-то его часть. Трудно сказать наверняка, если честно. В ретроспективе он и сам не будет до конца уверен. Ты почувствуешь вкус пива на его языке. Он будет мягким и податливым, и позволит тебе вести. Ты почувствуешь, что он не знает, что делать, но не хочет, чтобы ты останавливался, и ты не станешь. Звучит прекрасно, правда? Так и будет, это действительно будет прекрасно. Ты будешь целовать его дольше, чем мог бы себе представить, учитывая то, что вы находитесь на людях, в баре, переполненном и шумном, но в тот момент тебе будет всё равно. До тех пор, пока кто-то случайно не врежется в тебя, вынуждая шагнуть назад и оторваться от поцелуя. И тогда, осознав где, с кем, и на пороге чего только что был, ты, наконец, соберёшь все кусочки вместе. Именно так, и с этим будет покончено: ты будешь романтически вовлечён. Пара, как вам все всегда и говорили. После этого ты станешь спать в его кровати. И всё из-за одного поцелуя под влиянием момента, прерванного локтем незнакомца. Я даже не в силах описать выражение, которое ты увидишь на его лице. Ты уже никогда не сможешь забыть этого. Удивление, замешательство но, прежде всего, жажда. Это будет первый раз, когда ты увидишь, что он смотрит на тебя так. До тех пор ты даже не предполагал, что он способен на такой взгляд. Но ты уже знаешь, что не можешь отказать ему в чём-либо, не так ли? По дороге домой ты возьмёшь его за руку и оба продолжите говорить, словно не замечая, что цепляетесь друг за друга. Вы будете вести две параллельные беседы: одну — вашими телами, и другую, с помощью слов, делая вид, что это самый обычный день, хотя на самом деле это не так. Это день, когда ваши отношения изменятся, но едва ли вы почувствуете, что что-то изменилось. Вот и всё: свершилось. Никакой боли, и правда. Разве не забавно, как просто может измениться жизнь? Без всяких шрамов, без какого-либо подобия разговора. Ты действительно хочешь так долго ждать? Мне так не кажется. Есть и более короткие пути. Ты мог бы просто спросить его. Конечно, этот способ — последний в списке, в твоём-то положении. Я смотрю, ты женат. До сих пор носишь кольцо! И вот-вот станешь отцом, верно? Как мило! Счастливый брак, не так ли? Ха! Мы знаем правду, не утруждай себя, обманывая нас в этом. Не сомневайся, мы знаем и о треморе руки. И про кошмары тоже. Знаем, как ты скучаешь по нему и нуждаешься в нём, как ты чувствуешь, что ты тонешь, что ты потерян и совершил ужасную ошибку, которую не в силах исправить. Мы знаем, насколько виноватым ты себя чувствуешь, не спрашивай откуда. Это слишком сложно. Просто поверь. У тебя нет от нас секретов. Знаешь, ты мог бы просто сказать ему, чего ты от него хочешь. Подробно. Но ты не стремишься к признанию в таких вещах. Не со своим лучшим другом, во всяком случае. И женат ты на ком-то другом. По крайней мере, на данный момент. Извини: пропусти это. Я не хотела сказать на данный момент! Ты женат, конечно же, ты женат! Это клятва на всю жизнь, мы уважаем это! Разумеется! Я не хотела, чтобы это вырвалось вот так. Что, вероятность? Вероятность того, что твой счастливый брак продолжится бесконечно? Ты правда хочешь знать? Что ж, это не ноль. Но ближе и быть не могло. Мне действительно очень жаль, я не должна была упоминать об этом. Однако, возможно, это очень даже уместно. Но я всё же надеялась, что смогу избежать разговора на эту тему. Ты выглядишь озадаченным. Да, это плохая новость, но не всё так плохо, верно? Любовь к двум людям одновременно может сбивать с толку, если ты не готов к этому, когда тебе не с кем это обсудить. И тебе предстоит разобраться с этим неприятным супружеским вопросом, знаю. Должно быть сложно не иметь понятия, на ком женился. Уверена, никто не упрекнёт тебя, расторгни ты брак на основе полностью вымышленной личности. Проигнорируй это. Наш разговор сейчас о другом. Я просто хотела рассказать о великой неизбежности твоей жизни: о тебе и о нём. Давай поговорим об этом, ладно? Ты всегда мог просто сказать ему правду. Попросить, о том, чего хочешь. Или предложить то, что хочешь дать. Не смейся! Это возможно. Всё возможно. Я скажу тебе, как это могло быть, если бы ты попытался. Возможно, ты заинтересуешься. Это начнётся сразу после завтрака, к которому он едва притронется. Он не будет раздражён, но явно на грани этого. Он будет беспокоен, и, мечтая о сигарете или о игле в вене, будет готов выползти из собственной шкуры. Знакомая ситуация, не правда ли? Ты привык к такого рода вещам, знаешь как это бывает. И этот случай не станет исключением. Он будет возмущён очередным проколом — мелкая деталь в деле, неприятно осветившая пробел в самом центре его знаний. Ты уже знаешь, какой это пробел. Секс. Романтическая привязанность. Прилив гормонов, сопровождающий физическую близость с тем, кого ты любишь. Он разбирается в теории, но практика остаётся для него неизменной и досаждающей тайной. Он хочет уяснить для себя всё, даже те вещи, которые, как ему кажется, физически для него недоступны. Он не верит в утверждение, что опыт необходим для полного понимания этой сферы, но иногда неожиданно подвернувшееся дело доказывает, что он неправ, что чего-то не хватает, чего-то, чего он полностью понять не может. Ты уже видел такое, да? Он словно слегка отсутствует в такие моменты и ты можешь разглядеть в нём эту брешь. Это будет один из таких моментов. Он будет чувствовать этот пробел, ковыряя его, как недостающий зуб. Она будет беспокоить его — эта небольшая, нерешённая и, вероятно, неразрешимая тайна. Он натянет на себя халат и будет дуться. Развалится на диване и будет сверлить взглядом потолок, словно там записаны все ответы. Он знает, что у тебя есть ответы. А ещё он знает, что просто так ты не можешь рассказать ему. Не в этот раз. Это и будет твой момент, если ты воспользуешься им. Сперва ты прочистишь горло, а он проигнорирует тебя. Помни о раздражении, оно будет довольно ощутимо к тому времени. Ты сделаешь глоток уже остывшего чая и сложишь пополам газету, а потом ещё раз, и положишь её перед собой на стол. — Я… — начнёшь ты. Чудесное начало. — Знаешь, я был бы не против… то есть, если ты хочешь, я могу… Он перебьёт тебя. — Я ничего не хочу. — Неужели? — хорошее возражение. Он кинет на потолок свирепый взгляд. — Не будь глупым. — Я всего лишь хочу сказать, — продолжишь ты, стараясь, чтобы твой голос звучал настолько мирно, насколько это возможно. — что если бы ты хотел, ну… Если тебе необходим определённый опыт в… В этот момент ты пожалеешь, что у тебя нет готовой записки. Такие вещи всегда легче сначала записывать, не думаешь? Тогда ты можешь взглянуть, запомнить, пересмотреть, переписать, нахмуриться на них и, наконец, вскинув руки, попробовать произнести вслух. И даже тогда это стало бы испытанием для тебя. — Что ж. Я был бы счастлив… — Тут будет пауза, по большей части потому, что ты будешь чувствовать себя неловко и сверхвыставленным напоказ. Это разоблачающее заявление, в конце концов. Во рту станет слишком вязко. — Мне было бы более чем приятно… Возможно, ты надеялся, что к тому моменту своей жизни ты приобретёшь некую способность говорить о сложных вещах, но, боюсь, это останется в той же степени сложно для тебя. — Ты хотел бы иметь отношения? Романтические, я имею в виду. Сексуальные. Это правда, его мозг работает быстро. Но ты должен понять, что он не будет настолько быстрым по отношению к твоему вопросу. Потому что он не сможет заставить себя увидеть, что ты говоришь именно то, что ты совершенно определённо будешь пытаться сказать. Не то чтобы это не было очевидным, просто сами эти слова станут разрушающими для его представления о тебе, о себе, и о ваших отношениях и вселенной в целом. Для него непозволительно предполагать, что ты будешь иметь в виду именно то, что будут значить твои слова. Он обдумает твои слова несколько минут, и в итоге услышит совершенно противоположное. — Нет, — ответит он быстро. — конечно, нет. Не моя сфера. — Точно, — скажешь ты. Яснее быть не могло. Нет, значит нет, и всё на этом. — ладно. Справедливо. Затаившись, ты переждёшь минуту-другую. Даже не смотря на него, ты почувствуешь как прекратилось ёрзание. Он увидит тебя насквозь, если ты посмотришь, поэтому ты не делаешь этого. Сделав вдох, ты встанешь и включишь чайник. Сердце будет бешено стучать, разбиваясь вдребезги, но ты знаешь, как упрятать это чувство, чтобы не дрожать, не убегать и не бросаться тарелками в стену. Ты будешь в порядке. Ты уже взрослый. Помню, я сказала, что вы двое неизбежно окажетесь вместе, а эта история не стремится в таком направлении. Потерпи, я ещё не закончила. Весь день ты будешь чувствовать себя глупым и неопытным. И разочарованным, если честно, ужасно разочарованным. Я знаю, ты не признаешь этого сейчас, но часть тебя всегда надеялась, что тем, что держало вас порознь были всего лишь обстоятельства, недостаток эмоциональной зрелости и комедия недопонимания. И ты всегда верил, что в итоге вы врастете друг в друга, подобно старым деревьям, и ничто не будет в силах разделить вас. Тебе ведь по душе такая возможность? Она изысканна, эта причудливая любовь, притаившаяся вне твоей досягаемости, движущаяся день за днём тебе навстречу. Это твой мужчина, несмотря на то, что ты делаешь вид, словно тебе это не нужно, несмотря на его слова, что он никому не принадлежит. Ты женат на кое-ком другом, но мечты твои всё равно о нём. Часть тебя прекрасно знает то, что знаем мы, что вы двое, вместе — это каким-то образом неотвратимо. И поэтому когда он говорит тебе Нет, это ощущается больнее, чем ожидалось. Целая жизнь потенциальных возможностей испаряется из твоего сердца, оставляя его вялым и израненным. Ощущение, что ты потерял его, не покинет тебя на протяжении всего дня, а твои руки будут стынуть без надежды на его тёплую кожу под ними. Ты не будешь осознавать, как, оказывается, сильно полагался на то, что он скажет Да, до того как он ответит Нет. Но ты сожмёшь зубы и перетерпишь. Он — твой лучший друг, и это не изменится. Ты выйдешь на улицу, прогуляешься под дождём, прихватишь молоко и какую-нибудь готовую еду из M&S. Ты будешь чувствовать лёгкое оцепенение, а дождь станет напоминанием, что всё это не кошмар и не фантазия. С каждым шагом ты будешь забивать свои чувства всё глубже, так глубоко, насколько хватит твоих сил. Ты постараешься вернуться в то время, когда ещё не открывал рта, но сделать это не представится возможным. Перспектива не возвращаться назад заставит тебя задуматься на несколько секунд, но убегать от проблем — глупо и едва ли желательно. Несомненно, ты представишь, как всё это постепенно превращается в мелкое недоразумение. Ты справишься и даже после ты останешься к нему привязан. Он всё равно будет нужен тебе, также, как сейчас. Так что ты откроешь дверь, поднимешься по ступенькам, придашь лицу максимально спокойное выражение и кивнёшь ему (всё также в халате, всё также на диване) даже не глядя в его сторону. Лучше не стоит, верно? Он ничего не скажет, даже не пошевелится. Позднее тем днём, пока дождь будет барабанить по окнам, ты будешь печатать на своем ноутбуке в попытках написать в блоге о расследовании и стараясь сфокусироваться на фактах, на прошлом, на мертвом теле. Приложишь все усилия, чтобы не смотреть в его сторону. Тогда-то он и ответит тебе. Он всё ещё будет в халате, с семью ноутбуками, разложенными на кофейном столике, и тебе даже не придёт в голову спросить зачем. Он будет расхаживать, ломая руки. Он курил, пока тебя не было, и ты почувствуешь это даже сквозь его попытки замаскироваться зубной пастой и мылом. Но боль, пульсирующая в груди, куда тебя ужалил его отказ, будет слишком сильно сбивать с толку, чтобы задуматься о причинах. Он встанет, и, повернувшись, заглянет тебе в лицо, но ты не сможешь посмотреть в ответ. — Да. — Что? — к тому моменту с твоего вопроса пройдёт не меньше шести часов, и вполне естественно, что ты не поймёшь, с чем он соглашается. — Ты… — теперь его очередь не заканчивать предложения. — Ты сказал ту вещь. Да. Ты решишь притвориться немым, с ним это иногда работает. Ты будешь знать о чём он, или думать, что знаешь, но не посмеешь поверить. По крайней мере до тех пор, пока не будешь полностью уверен. Тебе захочется, чтобы он произнёс это вслух. Разъяснил. В подобных вещах лучше быть уверенным, что вы на одной волне. — Какую вещь? Ты знаешь этот взгляд: раздражённое закатывание глаз. — Сексуальное. Романтическое. Да. После этого ты посмотришь на него. По-настоящему посмотришь. Он будет всё ещё в своей пижаме, с распахнутым халатом, с полосой от диванной подушки на лице. Он будет выглядеть немного дико и ты даже задумаешься, не принял ли он опять. Конечно, ты будешь знать о сигарете, и невольно задумаешься, каким ещё соблазнам он поддался в тот день. — То есть ты заинтересован в… — Да. — Вместе со… — у тебя будет выбор, сформулировать это как утверждение или вопрос. Ты испугаешься, что твой голос прозвучит чересчур пискляво. — …мной. — Да! Я же сказал, да! — он будет уже раздражён. Ты же знаешь, как он не любит когда всё продвигается так медленно. — Хорошо, — скажешь ты. Вот оно. Твоё сердце наполнится снова. Да. Вот оно, свершилось: потенциальные возможности, сваленные когда-то в водосточную трубу, воскреснут и вернутся домой, в среду своего естественного обитания, и всегда будут пребывать на расстоянии вытянутой руки. Ты почти сможешь почувствовать их запах. Конечно, они будут пахнуть тайком выкуренными сигаретами и немытыми волосами, но тебе будет всё равно. — хорошо. И прежде чем ты скажешь хоть что-нибудь ещё, он перешагнёт через кофейный столик и, поспешив через кухню, исчезнет в своей спальне. На мгновение ты решишь, что он приглашает тебя последовать за ним (так прямо! Так неожиданно!), но через секунду ты услышишь, как включился душ. Он вернётся минут через двадцать, полностью одетый, с влажными волосами и тщательно выбритым лицом. Он закроет все ноутбуки, оставив открытым только один, отправится на кухню и примется за очередной химический эксперимент. Натянет свои защитные очки и не произнесёт ни слова да ужина. Всё будет почти так, словно ничего не было сказано. Словно ничего не случилось. Почти. Единственная разница будет в том, что этим вечером ты позволишь себе смотреть. Конечно, ты часто на него смотришь, но не так, как в этот раз, не этим прямым, бесстыдным, предвкушающим, нежным взглядом. Он заметит, он ведь любит, когда на него смотрят. Ты это уже знаешь. — Ужин? — спросит он. Некоторые вещи останутся неизменными. Некоторые — нет. Столько возможностей, о которых я могла бы поведать, Джон. Они практически бесконечны. Ты уже в курсе досадной вероятности треугольника. Нет, разумеется, мы не подслушиваем твои разговоры с женой! Нет, нет! Мы не шпионы, мы всего лишь наблюдатели и последователи обстоятельств, вот и всё. Охотники за мотивами. Аналитики подтекстов, можно сказать. Ты заметил, что твоя жизнь вращается вокруг определенных мотивов? Нет? А ведь она вращается, и поэтому мы знаем то, что знаем. Это очевидно, если смотреть под правильным углом. Твоя жизнь — мелодия, и мы чувствуем, куда направляются её ноты, основываясь на том, что уже слышали. Это не магия и не вуайеризм. Мы просто следуем за логической прогрессией, вот и всё. Кстати, ты был прав, отказавшись. От треугольника, я имею в виду. Несомненно, в какой-то степени ты поступил так, отрицая внутренний конфликт, не желая признавать, что нечто настолько плотское может быть частью ваших с ним отношений. Не мог признать, что хочешь его. Эту дверь ты хранил плотно запертой, опасаясь открыть и присмотреться к тому, что находится по другую сторону. Мы всё понимаем. Кстати, не тебе ли нравилась опасность? Она, также как и мы, знала о твоей лжи. О, такая умная дама! Поверь, мне понятно это притяжение! Но так будет лучше. Само собой, ваше тройное свидание имело бы свои преимущества, достаточно лишь ненадолго включить фантазию! Весь Лондон пускал бы слюни над твоим постом в блоге об этом страстном вечере. Не то чтобы это их дело, конечно… Но ты же знаешь человеческую натуру. У меня есть кое-какие версии того, как это могло бы сработать, хотя бы на время, но ты и сам понимаешь, что не смог бы его долго с кем-то делить. Совсем. Ты уже имеешь представление о той слепой и жгучей ненависти, которая наполнит тебя, поступи ты таким образом. Ты уже чувствовал её, и ты ощущаешь её даже сейчас, просто представив это. Вот почему ты на самом деле отказался, когда она предложила. Любопытно, что он — единственный, кем тебе сложно поделиться, как думаешь? Что именно его пребывание с ней и было твоей проблемой? Слегка лицемерно, не находишь? Требовать, чтобы он делился тобой сейчас, в то время как сам не можешь допустить обратного. Ни с кем. Одна мысль об этом скручивает тебе живот, не так ли? Может, стакан воды? Выглядишь не совсем хорошо. Всё в порядке, он будет только твоим, обещаю. На такие условия он согласится только ради твоего блага, честно. Тебе от этого легче? Дыши глубже, Джон, ты какой-то зеленоватый. Позволь мне рассказать тебе ещё об одном варианте развития событий. О том, в котором вы засыпаете на полу в тесном пространстве. Длинная история: у вас будет расследование, дверь, которую нельзя будет открыть до нужного момента и всего одна комната. Вы будете заперты в кладовке, если тебе непременно нужно знать. Шутка, конечно, сама напрашивается, но я не буду такой бестактной. Это и есть подтекст, понимаешь? Вот почему так просто заметить, к чему вы движетесь. Это всё шутки, словно Бог берёт вас, и, как кукол, заставляет целоваться! Неужели ты правда не ощущаешь этого? Как бы то ни было, вы окажетесь лежащими рядом друг с другом в мнимом ожидании чего-то. По вашему соглашению он останется бодрствовать, прислушиваясь и выжидая момент, но когда на рассвете ты проснёшься, то обнаружишь его спящим рядом, прислонившимся головой к противоположной стене, а солнечные лучи уже будут сочиться из-под двери. Ты посмотришь на него и увидишь по-настоящему, таким, какой он есть. Не поддающегося переменам. Человека: порочного, по-своему хрупкого, необычного. Удивительного. Великолепного и отважного. Красивого. И тебе не захочется его беспокоить. Несмотря на то, что в ситуации, когда твой лучший друг заснул и пропускает то, ради чего вы всю ночь были заперты в кладовке, логичным было бы хорошенько толкнуть его. Но ты не станешь. Ты просто повернёшь голову и будешь наблюдать, как бледные лучи утреннего солнца поднимаются вдоль странных черт его лица. После его шея будет сильно саднить, и следующие три дня он не сможет нормально поворачивать голову налево. Но в тот момент, рассматривая его спящее лицо, ты будешь думать только: Да. Я действительно люблю тебя, не так ли? Абсолютно. Иначе и быть не может. Ты, засранец. После пробуждения он начнёт ругать себя за то, что заснул, хоть в этом и не будет ничего удивительного — предыдущие два дня он провёл вовсе без сна. Но проснётся он не так скоро, и у тебя будет ещё несколько минут у его неуклюже спящего тела. Это будет чудесно; тебе будет удивительно легко в такой близости от его тепла и звуков его дыхания. И только тогда до тебя дойдёт, что он заснул в этой неловкой позе лишь потому, что ночью практически обернул тебя собой. Он смотрел на тебя, спящего, в точности так, как сейчас ты смотришь на него. Ты сохранишь это знание и будешь держаться за него весь последующий день, храня бережно, как горячие уголья. А хочешь услышать про то, как ты возьмёшь его на свидание вместо не явившейся девушки? У тебя будут заранее купленные билеты, и будет досадно не использовать их. Первоклассные места в Everyman, очень мило и романтично. Он пойдёт с тобой несмотря на полное отсутствие интереса к фильму, и будет активно протестовать против того, чтобы досмотреть. Он пойдёт с тобой, не смотря на то, что будет жаловаться всю дорогу туда, а работница кинозала сделает о вас тот же вывод, что и все остальные. Ты не поправишь её, а в чём смысл? Вам будет абсолютно всё равно, что думает она и любой другой, верно? Никто не важен, кроме вас двоих. Вы будете так мило спорить друг с другом, усаживаясь на места, что все вокруг будут убеждены, что вы вместе уже целую вечность. А когда погасят свет, ты осознаешь, что так оно и есть. И тебя пронзит понимание того, что ты знаешь, почему он пошёл с тобой, даже если он не произнесёт этого вслух. Решение придёт к тебе так легко, что ты едва ли остановишься задуматься. Ты потянешься и возьмёшь его за руку. Он не станет сопротивляться, но ты почувствуешь, как затаилось его дыхание и услышишь выдох, когда он поймёт, что ты не убрал руку обратно. Даже в темноте ты заметишь, как напряжено его тело. Время от времени ты можешь удивлять его, если постараешься. Ты слегка сплетёшь ваши пальцы, предоставляя возможность задуматься над этим, если фильм ему наскучит. Не дай бог оставить его без развлечения! Ты будешь так доволен собой, что почти засмеёшься. Это может быть вот так просто, но может быть и невероятно трудно. Без умышленной игры слов. Есть сценарии, когда это случается между вами во время драки, а не простого спора. Когда он всё же доведёт тебя до предела и ты замахнёшься на него, припечатав к стене или прижав к полу. В этих сценариях всё всегда происходит случайно. Ты скажешь что-то лишнее, чего не имел в виду, обнажая этим слишком многое. Он может услышать это даже до того, как ты сам осознаешь сказанное. Временами это останавливает спор, временами только сильнее разжигает огонь. Но это никогда не изменит результата. Не хочёшь ли ты послушать, как… О, здравствуйте, мистер Холмс! Как приятно вас видеть. Мы с коллегой просто… Нет, определённо, нет. Я не могу рассказать вам, о чём она говорила с доктором Уотсоном. Это останется только между ними. Он будет вправе рассказать вам, если захочет, но все мы знаем, что он не станет этого делать. Не в его манере, так сказать. Для вас у меня другая история, если вы захотите послушать. Идёмте со мной. Вы ведь знаете, что я вижу, и знаете, что я могу вам предложить. Заманчиво, не правда ли? Вы хотите это услышать? Я не заставлю вас умолять. Я могла бы всё рассказать вам; обо всех возможностях, от самых невозможных до наиболее вероятных, если пожелаете. Но вы — человек цифр и фактов. Я бы не посмела утомлять вас одними лишь возможностями, у вас нет времени на такие сюжеты. Туманные шансы и неопределённое будущее, путающие сознание? Я не стану этого делать, вы же хотите знать наверняка, ведь так? Знать ту версию событий, которая развернётся, если всё пойдёт своим чередом в мире, где законы физики и статистики продолжат работать. Нам известна вероятность, мы подсчитали всё до последнего знака после запятой. Интересно? Могу рассказать, если хотите. Присядьте. Давай же, садись, и слушай внимательно, Шерлок, я уверена, тебе понравится. Всё будет не совсем так, как ты ожидаешь, говоря Джону о том, что любишь его, но для тебя всегда была невыносима мысль о его смерти. Да, угроза действительно существует, но всё же размышления об этом словно замыкают в тебе что-то. Ты предпочитаешь более счастливые варианты развития событий и всегда надеешься, что Джон будет восхищён тобой. У тебя есть много таких сценариев. И раз за разом мысленное возвращение к ним окажется для тебя единственным возможным способом продолжать лгать и сохранять его безопасность. Бывают плохие дни. Тогда ты представляешь, как Джон рассердится на то, что ты не сказал ему хоть что-нибудь раньше, что позволил ему остаться с Мэри, в то время как сам уже знал то, что знаешь. Ты думаешь, что справился бы с этим, убеждён, что в любом случае заслужил такое. Впрочем, Джон никогда не злился на тебя долго. Вот о чём ты мог бы думать. Умирающий Джон превратится в музыкальную шкатулку в твоих Чертогах Разума. Ты сочинишь всего несколько тактов, прежде чем запрятать её туда, чтобы после изредка открывать, ведь ты понимаешь, куда стремятся твои мысли. Куда стремишься ты сам. Воображаемую музыкальную шкатулку не нужно заводить, в этом её смысл — в минуты отчаянья она всё равно будет играть. Ты можешь вынуть ключ, но она всё равно будет играть. Так что ты скажешь себе подозрительно напоминающим Майкрофта голосом, что ты не можешь позволить себе отчаиваться. У тебя здесь целый стол для плана убийства Мориарти, и шкатулка займёт место в его углу. Ты убедишься, что к ней ничего не прикасается, и направишь внимание на остальную часть стола, расставляя безделушки вокруг чучела лисы до тех пор, пока едва не забудешь, что лежит за пределами твоего периферийного зрения. Нет, когда ты признаешься Джону во всём, финал будет совсем иным. Поверь, всё будет так неожиданно! Ты не будешь ожидать, что Джон умрёт, Джон не будет ожидать, что ты в слезах признаешься ему в любви, и ты совершенно точно не будешь ожидать, что он не поверит тебе. На крыше будет полно махинаторов — ты, Мориарти, Майкрофт — но никто из вас и не подумает о таком исходе. Мориарти не предусмотрит того, что ты столкнёшь его с Бартса, а следовало бы. Ты, как никак, был должен ему падение. Но самым невероятным для тебя станет то, что Джон выживет, потому что ты увидишь, как пуля пронзает его грудь, как он падает, увидишь кровь. Единственным чувством, которое у тебя останется будет твоя вина, твоя вина, твоя вина, ведь ты будешь уверен, что это по-настоящему. Ты кинешься к Джону и это будет похоже на те кошмары, в которых шкатулка с треском открывается, потому что ты плохо установил защёлку, был слишком груб с ней и она сломалась. Именно так, с той лишь разницей, что происходящее не будет сном. Отбрось всё невозможное, и то, что останется, и будет правдой, какой бы невероятной она не была — он умирает. И само собой станет логичным то, что ты поймёшь свою ошибку только когда заплачешь, прошепчешь слова сожаления, а затем поцелуешь его. Всё, что ты делаешь, оказывается запоздалым и незначительным. Ты и здесь умудряешься всё испортить. Не решишься поцеловать любовь своей жизни, пока тот не окажется при смерти, а когда ты всё-таки это сделаешь, он не поцелует тебя в ответ. Он нахмурит брови и кинет на Майкрофта вопросительный взгляд, словно Майкрофт может объяснить. Как будто Майкрофт разбирается в любви! К тому времени ты бы уже простил брата, но ужасающая мысль, что он окажется последним, кого увидит Джон, заставит тебя пересмотреть своё решение. Но Джон снова взглянет на тебя, правда, недоверчиво. Он позовёт тебя по имени — звал уже несколько раз, дойдёт до тебя. А потом он произнесёт твоё имя резко, в том самом тоне, который всегда заставлял тебя чувствовать себя ниже ростом, и слух вдруг вернётся к тебе. Мир снова продолжит вращаться. Джон скажет, что он в порядке, и хоть это и не может быть правдой, но невероятным образом будет. Ты всмотришься в него, моргая, но он отвернётся, разглядывая людей вокруг. Позже ты не вспомнишь, что сказал, чтобы снова привлечь его внимание, но в ответ он лишь нахмурится и скажет: — Конечно, Шерлок. Я тоже тебя люблю. Джон продолжит разговор с Майкрофтом и с Лестрадом, когда тот вернётся, но ты за это время даже не пошевелишься. Ты будешь думать Я не это имел в виду, Джон и Я поцеловал тебя, это же очевидно и Неужели я всё неправильно понял? Ты будешь тихо сидеть в больнице. Салли Донован перехватит Мэри, когда та попытается сбежать, но ты будешь слишком растерян для того, чтобы поблагодарить её за то, что та отправила её в тюрьму, за то, что не обошлась с ней чересчур жёстко — Мэри, хоть и в своей манере, сохранила жизнь Джону. Всё будет позади, но не будет решено: когда Джон без сознания, остальное отходит на второй план. Ты будешь думать, что принятие желаемого за действительное было по твоей части, а недоверие — по части Мориарти. Думая, но не до конца веря себе, ты только усугубишь положение вещей, потому что ты ещё никогда не видел себя заблуждающимся, Шерлок. Ты прилагаешь все усилия, чтобы этого избегать. Каким-то образом ты вернёшься к точке отсчёта и почувствуешь то же, что чувствовал тогда, когда Джону в прошлый раз удалось спастись от Мориарти. Ты словно пытаешься найти доказательство того, что ты ему не безразличен, хотя знаешь, что это не так. Ты воспроизведёшь всё, что Джон когда-либо говорил тебе или писал о тебе, постараешься сложить кусочки в более ясную картину. Ты ненавидишь повторения, но ты уже столько раз это проделывал, что всё это давно утомило бы тебя, если бы не было таким болезненным. Ты помнишь место каждой детали. Картина гетеросексуального Джона всегда была расплывчата, тогда как та, где Джон влюблён в тебя — сфокусирована более ясно. Тебе потребовалось так много времени, чтобы увидеть это, потому что раньше это виделось совершенно невероятным. Но теперь, когда ты признал это как единственное объяснение всех фактов, ты будешь не в состоянии понять, как смириться со всем этим. Тебе захочется быть в больнице, с Джоном, но ты не будешь уверен, ждут ли тебя. По его лицу ты не сможешь ничего вычислить. Ты будешь часто покидать комнату, даже не имея представления, как Джон к этому относится. Неловкость, искренняя неловкость, которой не было на протяжении многих лет, повиснет между вами. Как если бы ты проиграл, хотя по всем расчётам должен был выиграть. Ты не ожидал, что можешь потерять его вот так. Знаю, знаю, я сказала, что тебе понравится. И что же мы видим? Мориарти будет мёртв, но ты всё равно будешь чувствовать себя игрушкой в руках тёмной высшей силы, но бога не существует, а то, что Майкрофт всего лишь простой смертный, тебе уже будет известно. Некому будет играть тобой. Но ощущение никуда не денется. Это они и есть. Чувства. Вот так это всё и происходит, верно? Никто не обещал счастливого конца, подумаешь ты, по крайней мере, вам двоим. Было глупо предполагать обратное. Но ты не сможешь заставить себя жалеть об этом. О том, что попытался, я имею в виду; о том, что рискнул. Ты не будешь жалеть об этом — это ты решил давно, ещё когда прыгал с крыши Бартса, когда наконец понял, что больше не хочешь умирать. Остаться с дорогими людьми означало принять определённые эмоциональные последствия, так что ты пошёл на сделку с собой: если они смогут вытерпеть тебя, ты сможешь быть для них лучше. Справишься с разбитым сердцем, если потребуется. В таком контексте, после всех тех жертв, на которые они пошли ради тебя, это стало бы просто мелочью. Было что-то благородное в стоящем у твоей могилы Джоне. Ты никогда не забывал этого. Того, как Джон заботится о людях, как теряет их и продолжает идти вперёд. Ты увяз в этом: Джон, всегда такой храбрый, и ты, готовый побороть своё малодушие. Ты подумаешь, что до сих пор неплохо справлялся. И мы согласимся с тобой, хоть тебя это и не волнует. Тебе от этого не легче. Так что, нет: принятие всё равно будет трудным. Впрочем, к тому времени ты придумаешь много стратегий для его облегчения. Кое-что изменится, станет проще справляться с болью. Это ведь к лучшему, правда? К примеру, ты скажешь себе что тот факт, что Джон выжил — уже счастливый конец. Он смог отпустить тебя в достаточной степени, чтобы писать об этом блог. И если он захочет продолжать этим заниматься — этого будет достаточно. Но сидя в больнице, завернувшись в пальто и слушая гудение торгового автомата, ты не будешь так в этом уверен. И всё-таки: Джон выжил. Если это не чудо, значит их и не бывает. Желать большего просто эгоистично. У многих людей нет блогеров и они не потеряны, подумаешь ты. Неловко будет — это правда, и никакие стратегии здесь не помогут. Даже Лестрад это заметит. Подумать только, Лестрад! Он не видел поцелуя, погнавшись за Мэри. Так что когда в момент неловкой тишины он, взглянув на вас, скорчит хитрое лицо, это покажется тебе несправедливым. Хотелось бы мне заверить тебя, что всё не настолько очевидно и что слухи не поползут, но, тем не менее, так и будет. Люди болтают. Это останется неизменным. Когда Джон поправится, он вернётся на Бейкер-стрит. Ты будешь волноваться, что он не захочет, но он вернётся. Этот вопрос даже не поднимется. Но это будет отличаться от ярко-белого равновесия больницы. Здоровье Джона будет вне опасности и это, как ни прискорбно, даст тебе постоянную возможность размышлять о будущем. Будущем, которое так тесно связано с твоими планами, что ты не будешь знать, как их разделить. 221Б будет не самым подходящим для этого местом, ведь это именно то место, где были построены эти планы. Ты слегка замёрзнешь, переступая порог, и не снимешь пальто. Ты не сможешь, как раньше, сидеть в своём кресле, не воспроизводя в памяти всего произошедшего. Здесь ты сидел, вернувшись со свадьбы Джона, и осознавал свою потерю. Потому что утром тебе казалось, что теряешь ты нечто воображаемое, и ты заверишь себя, что ничего всё равно бы не произошло, так какая же в этом потеря? Но к концу дня ты будешь знать, что потерял нечто более конкретное. То, что могло случиться и случилось бы, не будь ты таким медлительным. Ты впервые окажешься прав. Разве нет? Похоже на то. Джон не ответил на поцелуй. А ещё ты не сможешь смотреть на его кресло, ведь именно там было сделано то предложение. Или то, что, как ты позже убедил себя, являлось предложением. Но оно не могло им быть. Ты проверишь свою новую интерпретацию происходящего: не отреагируешь, ведь никакого предложения и не было. Ты несколько раз повторишь это про себя, но это не то, нет. Продолжишь размышлять об этом, что бы найти хоть какой-нибудь смысл. Ты так много раз вспоминал тот момент, что при желании можешь почувствовать его ладонь на своём колене. У тебя будет такое желание. Так что ты не сядешь в своё кресло, и не станешь смотреть на его. И на него самого ты тоже будешь не в состоянии посмотреть. Тебе понадобится уединиться, чтобы привести мысли в порядок, и ты уже сделаешь шаг по направлению к спальне, но вовремя остановишься — совершенно определённо, нет. Все воспоминания и стремления будут плотным слоем сложены там. Они всё ещё тёплые, даже теплее, чем сейчас, если ты можешь в это поверить. Это было сложно для тебя: сознательно размышлять об этом, осознавать, что ты думаешь об этом, и в то же время не чувствовать себя жалким, а просто верить в то, что такое тоже возможно. Ты не захочешь открывать эту дверь, впуская внутрь незнакомый, резкий свет. Ты не захочешь чувствовать себя идиотом, Шерлок. Никто не хочет. Поэтому ты остановишься, повернёшься, и направишься к дивану. И снова остановишься. Несколько секунд ты будешь просто смотреть на этот диван, а потом подумаешь: Я мог бы просто позволить себе поплыть по течению. Тогда ты бросишь на Джона быстрый взгляд. Не намеренно — какое-то его движение привлечёт твоё внимание. Ты увидишь его, сидящего в своём кресле прямо напротив, и растеряешься, не зная, как удержать все эти мысли при себе. У тебя ведь никогда не получалось удалять такое, правда? Джон был исключением из многих твоих правил, но только не из этого. Ты пройдёшь на кухню с притворным намерением съесть одно из принесённых миссис Хадсон пирожных и обнаружишь, что проголодался, ведь в больнице ты и думать не мог о еде. Молчание Джона будет тревожить тебя, но ты и сам не найдёшь, что сказать. Можно было бы предложить ему пирожное и таким образом завязать беседу, но это нелепо: Джон будет знать о пирожных, и он бы съел одну, если бы захотел. Разве не так? Несомненно. Ты почувствуешь себя очень глупо. Вскоре станет ясно, что в квартире небезопасно; не более чем в остальном мире. Ты бы сходил за ужином, но будет грубо не позвать Джона с собой, ты бы попытался найти дело, но без Джона тебе не хочется расследовать, ты бы просто нашёл повод и ушёл, но тебя тошнит от одной мысли соврать Джону. Ничего из этого всё равно не решило бы проблему. Ты поймёшь, что обманываешься, пытаясь придумать себе занятие, потому что положение дел улучшится только со временем. По крайней мере, так ты будешь думать. Джон будет сидеть со своим ноутбуком на коленях, но ты не услышишь звука клавиш. Ты захочешь узнать, о чём он не пишет. Это будет ужасно, Шерлок, другого пути нет. Ты поймёшь, что вокруг очень мало вещей, не напоминающих тебе о Джоне, почувствуешь себя затравленным, а двери потенциальных убежищ будут захлопываться перед тобой одна за другой. Выставленный напоказ. Уязвимый. Ты даже не сможешь взглянуть на собственное тело без мысли о Джоне, до вашей встречи ты о нём едва ли задумывался. Ты попытаешься уйти в Чертоги Разума, но у Джона есть ключ от каждой комнаты. Конечно, он у него есть, ведь ты перестроил всё после своего прыжка, сделав его фундаментом. Тебе было страшно тогда, и у тебя есть целые коридоры, куда тебе не хватит мужества зайти, если его не будет с тобой рядом. Тебя взбодрила возможность иметь его там, постоянно разговаривающего с тобой и у него есть доступ всюду, куда ему захочется. Он просто там есть. Джон в твоей голове, под кожей, он контролирует твой пульс. Но что ещё хуже, ты настолько привыкнешь к этому, что не захочешь отпускать. Это напоминает скорбь, в каком-то смысле. Желания крепнут настолько, что становятся реальными, живыми, становятся частью тебя. Всё это приведёт к тому, что тебе негде будет спрятаться от самого себя. Ты всегда понимаешь, когда побеждён, поймёшь и тогда. Никаких шприцев — ты обещал ему. Ты — самый настоящий гений, и ты рассудишь, что нельзя бесконечно стоять на кухне. Тебе захочется выяснить, чем Джон занимается за компьютером. Ты ничего не сможешь с этим поделать, ты всегда хотел знать о Джоне всё, и ты не сможешь удержаться теперь. Неважно, почему ты вышел из кухни, верно? У каждого свои причины. Так что ты пройдёшь мимо, мельком взглянув на пустую страницу блога. Думает об этом, значит. Конечно, он будет думать. А тебе всё также нечего будет делать. Ты заметишь у окна скрипку и подумаешь это могло бы сработать. Не то чтобы это не напоминало о Джоне — с вашей встречи ты сочинял только для него. Просто Джон всегда стремится оставить тебя одного, когда ты играешь. А ещё это то, что ты всегда делаешь, когда не можешь подобрать слова. Тебе покажется, что на тот момент это самый доступный способ поговорить с Джоном, не навязывая ему разговора. Джон не поймёт, но он будет слушать, и это будет иметь смысл для тебя. Но ты так ничего и не сыграешь. Ты просто простоишь там подольше, и тогда Джон заговорит сам. — Уходишь? — спросит он, поднимая на тебя твёрдый взгляд. Ты ничего не сможешь прочесть по его лицу. Тебе потребуется время, чтобы понять, о чём он спросил тебя. — Нет, я… — начнёшь ты, и поймёшь, что пальто с перчатками всё ещё на тебе. Ты поспешно избавишься от последних, запихнув в карман. Мне жаль говорить, но Джон будет выглядеть до боли красивым для человека, только что выписанного из больницы, и это немного собьёт тебя с толку. Ты не захочешь пялиться, но и выдавать своё волнение, отводя взгляд, ты тоже не захочешь. Должен же существовать какой-то оптимальный уровень зрительного контакта, кто-то должен его найти. Кто-нибудь, только не ты, потому что это превратилось бы в ещё одну проблему, которую ты не решил вовремя. И ты практически не ответишь на его вопрос. Секунду спустя ты заметишь, что становится неловко. — Пишешь блог? — спросишь ты в ответ. Отдаю тебе должное, прозвучит это довольно небрежно. Но ты всё же останешься стоять. — Пытаюсь, — он наклонит голову и подарит тебе одну из тех лёгких улыбок, от которых не может удержаться, когда поддразнивает кого-нибудь, — не совсем уверен, с чего начать. — пауза. — Я не уверен, что я… всё верно понял. — О, — секунду спустя произнесёшь ты, — много всего… произошло. — ты будешь ожидать от себя большего, но слова откажутся приходить. Следующие две секунды Джон будет изучать тебя пристальным взглядом. — Верно, — с внезапным равнодушием произнесёт он и прочистит горло, — да. Значит, Мориарти теперь мёртв? Мы уверены? — Он улыбнётся, переводя всё в шутку. Ты вернёшь ему улыбку. — Да, — ты будешь благодарен ему за это. Слегка зашаркаешь ногами. — собственноручно сбросил его с крыши, — он присоединится к твоему слабому смеху. — Ну, когда ты хочешь что-нибудь сделать… — произнесёт он. Разве это не мило, когда он вот так умолкает? На секунду ты подумаешь, что всё ещё может быть как прежде. Но когда смех растворится и он опустит на экран невидящий взгляд, момент будет упущен, и ты отвернёшься. Ты заставишь себя оглянуться назад. Тогда-то всё и начнётся: он напряженно втянет воздух, и, поколебавшись, закроет ноутбук. Всё в замедленном темпе — ты словно наблюдаешь за тикающей бомбой. Он отложит компьютер на край стола, сжимая и разжимая кулак на подлокотнике, постукивая по нему пальцами, а тебе останется только ждать. — Послушай, Шерлок, — начнёт он, посмотрев на тебя, и его челюсть неуловимо дёрнется. Линия рта слегка изогнута. Ты будешь знать: ты уже это делаешь. — Продолжай, — проговоришь ты мягко. Ничего не укажет тебе на то, что он собирается сказать — и ты всё равно был бы бессилен — но что бы это ни было, ты будешь уверен, что заслужил это. Ты начнёшь по кусочкам собирать извинения, которые приготовил в своей голове. Ни одно из них не будет подходящим, но ты будешь должен ему эту попытку. Джон оближет губы, отроет рот. Ты будешь ждать; выдержишь его взгляд. Неясно будет, можно ли всё исправить, но оказаться с ним лицом к лицу — меньшее, на что ты способен. Ты возьмёшь ответственность за ту кашу, которую заварил. — Значит, всё кончено? — в конце концов спросит он сдержанно, почти шёпотом. Тебе захочется ответить, но вопрос будет неясен. Теперь ему будет легче говорить, и он нетерпеливо продолжит. — Игра… Ну, или то, что было. План Мориарти, твой план. Всё закончилось, ты можешь рассказать об этом? — ты мог бы ожидать гнева, возмущения, но никак не этого. Всё развернётся так быстро. Взгляд Джона скользнёт по квартире. — Камеры что, всё ещё установлены? Думаю, мне стоит напомнить, что тебе понравится. Боюсь, для того, чтобы всё стало хорошо, должно сначала стать хуже. — Нет, разумеется, — ответишь ты сдержанно, потому что это последний и самый лёгкий вопрос из заданных. С какой стати им здесь быть? Ты постараешься уловить смысл, но Джон продолжит говорить. — Ты лжёшь? — Джон уставится на тебя, вскинув брови в ожидании. — Нет. — прозвучит более вызывающе, чем ты планировал. Словно на секунду ты отстал от всего мира. Но выражение его лица не изменится и ты растеряешься, не зная, что ещё можно сказать. — Джон, я… Мориарти мёртв. — ты оглядишь квартиру, так же, как Джон недавно, и снова посмотришь на него. Ничего. Он будет знать, что Мориарти мёртв, дело не в этом, Шерлок. Но одну вещь ты всё-таки вычислишь по его взгляду. — Ты ждёшь, что я скажу код, — почти обвиняюще произнесёшь ты, — я не собираюсь говорить код, потому что я не лгу, Джон. — Ты ничего не замышляешь, — проговорит он низким голосом. Это не столько вопрос, сколько приглашение отрицать, чтобы увидеть, что из этого получится. Он нервирует тебя иногда, преподнося всё таким образом. Но даже тогда не щёлкнет. Очень близко, но не хватит совсем чуть-чуть. Иногда Джону нужно выговориться, прежде чем расставить всё по своим местам. Ты это знаешь. — Зачем бы мне… Если бы я что-то замышлял, я сказал бы код. Для этого они и предназначены. Сила сказанного им заставит тебя вздрогнуть: — Нет, если ты захочешь обмануть меня, Шерлок, — не крик, слова прозвучат тихо, спокойно и с той же мощью. Он будет весь дрожать, едва сдерживаясь, его горло должно саднить от таких усилий, — нет, если тебе нужно, чтобы я поверил. Он будет сидеть, а ты стоять, и тем не менее, тебе придётся коснуться пальцами стола сзади в попытке успокоить себя. Вот тогда и щёлкнет. Ты поймёшь, что стал одним из этих людей. Осознаешь, как много ужасных вещей уже совершил ради любви. Нет нужды напоминать, верно? Ты сам всё прекрасно знаешь, и ты сделаешь ещё больше. Ты уже сейчас кое-что планируешь, поэтому должен понимать всю необходимость рационального подхода к морально сомнительным решениям, когда жизнь Джона под угрозой. Конечно, ты противишься; однажды это заставит тебя чувствовать себя в шкуре Майкрофта, и понять, что он, оказывается, не так уж и отличается от остальных. Это страшно, не так ли? Мориарти всегда ставил перед тобой выбор между двумя опустошающими исходами, так что у тебя не оставалось времени на самобичевание. Люди склонны думать, что ты бесчувственный, бессердечный, но это не так. Ты сосредоточен, рационален — потому что такой выбор парализует, а ты не можешь позволить отчаянью захлестнуть себя. Ничего сверх того, что в твоих силах. Ты с самого начала ненавидел лгать Джону о Мэри. В любом случае, тебе не придётся долго поддерживать этот вымысел. Говорю это сейчас, просто чтобы ты не волновался. Джон достаточно умён, и когда всплывёт, что Мориарти на самом деле жив, он просто сложит два и два вместе. На Земле не так уж много снайперов. Но это уже другая история. Важно знать вот что: ты честно расскажешь всё так скоро, как это возможно, не утаивая своих чувств до того времени, когда Мориарти выйдет из игры. Ты не станешь снова врать Джону. Он, как всегда, простит тебя, когда ты расскажешь ему про Мэри. Он не будет так счастлив, как ты себе представляешь, но признает, что у тебя не было выбора. Поэтому к тому времени, когда Мориарти будет мёртв, а ты поцелуешь Джона и будешь подбирать правильные слова в 221Б, тебе не придётся разбираться с последствиями своей лжи. Не так, как следовало бы. Избавление от этого станет облегчением и ты будешь думать, что всё уже позади. Но когда до тебя дойдёт, что Джон принял твой поцелуй за розыгрыш, устроенный, чтобы посмотреть на его реакцию, ты поймёшь, что стал одним из тех, кто причиняет боль своим любимым. Это ведь не всегда связано с убийством плохих парней. Ты не сможешь не ввязаться, придётся пройти этот путь до конца. Ты не будешь знать, был ли у тебя другой выбор, но если он и был, ты, несомненно, упустил его. Дорога в ад, как говорится. Лжец, который причиняет ему боль — вот кем, по-твоему, Джон будет видеть тебя, а это последнее, чего бы тебе хотелось. Щёлкнет, и это отзовется у тебя комом в горле, который ты проглотишь. Его взгляд будет прикован к твоему лицу. Ты не будешь знать, как отреагировать на вопрос «как ты мог», поэтому он скажет прямо. — Ты поцеловал меня, — дрожащим от боли голосом проговорит он. Тебе покажется, что ты вот-вот заплачешь, слыша его таким. Учитывая все факты, ты будешь прав. — Джон. — это всё, на что ты будешь способен. Так бессмысленно. Бесполезно. Запинаясь и задыхаясь, он продолжит перечислять твои проступки: — Ты сказал, что любишь меня. Ты… обнимал меня и плакал. М? — Что скажешь в свою защиту? Должен быть какой-нибудь подходящий ответ, но прежде чем ты успеешь его найти он сделает глубокий вдох и следующее слово вырвется у него само собой. — Зачем… Имей в виду, у тебя будет минута, прежде чем он перевёдет дыхание. Это опасный вопрос, и он не сможет не задать его. В итоге, нечему будет остановить его. Просто он такой: всегда делал то, что считал нужным. Его взгляд, хоть и влажный, останется вызывающим. Он продолжит говорить, не обращая внимания на душащие его слабость и слёзы. С отчётливой мукой в голосе он, наконец, спросит: — Зачем ты сделал это, Шерлок? Он покажется тебе решительнее, чем когда-либо прежде, и твои глаза начнёт щипать. — Потому что это правда. — это прозвучит слишком тихо, слишком слабо для объяснения. На секунду он прикроет глаза, склонив голову, словно поражённый таким оборотом. Но было бы ошибкой предполагать, что это так. Не то чтобы ты мог ответить по-другому. Ты знаешь, что всё правильно поймёшь. В этом будет весь смысл, ты ничего не упустишь. Это должно было бы обнадёжить тебя, но мысли спутаются. Тебе трудно, когда ему больно. Это всегда перекрывало способность рассуждать ясно. Следующие его слова прозвучат ровно, безучастно и предостерегающе — Шерлок. — Я люблю тебя, — безнадёжно вырвется у тебя. Совсем неважно, как дрожит твой голос, когда отчаянье готово затопить тебя, правда? Это будет первая слеза. Будет так больно, словно не заслуживаешь плакать. Ты всегда был слаб на слёзы. И если когда-либо и был повод заплакать, этот случай из той категории — ты поцеловал его и он не поверил тебе. Что могло убедить его? Какова цена слову лжеца? — Шерлок. — слабая, убийственная улыбка. Он мог бы с лёгкостью ударить тебя. Возможно, тебе стоит остановиться. Человек помудрее так бы и поступил, но ты ведь у нас тот ещё болтун. — Я влюблён в тебя, — дрожащим голосом и непривычно формальным тоном снова попытаешься ты. — и всегда был… — Всегда, — глухо повторит Джон. Ты не поймёшь, как это получилось: вот ты говорил, наблюдая, как он постепенно ускользает, а через секунду ты уже на коленях. И всё будет казаться таким правильным, словно так и должно быть. Интуиция редко подводит тебя, и не важно по какой причине, следуя какому первобытному порыву ты так поступишь, но единственным правильным решением будет опуститься на пол. Возможно, вертикальная позиция была слишком отвлекающей, и только стоя на коленях ты смог как следует сконцентрироваться, вглядываясь в его лицо и сжимая его руки. А может, это его прикосновения действуют успокаивающе, даже когда он зол. Ты присядешь на пятки и сделаешь вдох. Джон не вздрогнет, не откинется на спинку кресла, ничего такого. Он не отпрянет от тебя. Он и раньше не делал этого, когда ты вторгался в его пространство. У тебя ушли годы, чтобы понять причину, и то, что это не изменилось, покажется тебе хорошим знаком. Но, как оказалось, ещё рано радоваться. Он посмотрит на тебя сверху вниз и с неискренним смехом произнесёт: — О, только не это. — Джон. — Прекрати, — внезапно зашипит он и ты захлопнешь рот. Самая чудовищная просьба, которую ты когда-либо слышал. — просто… хватит врать, ладно? Перестань сейчас и я прощу тебя. И мы сможем притвориться, что ничего не было. — на секунду его лицо исказится от этой мысли. Это не то, чего он хочет, ты же знаешь, ты поймёшь это к тому моменту. Он хочет верить, хочет доверять тебе, и несмотря на звенящую в твоей голове невозможность этого, тебе придётся найти решение. К счастью, ты имеешь неплохой опыт в осуществлении невозможного когда дело касается Джона. Сейчас тебе это кажется трудным, но ты справишься, и даже сохранишь свою обычную театральную манеру. Ты же не думал, что на это уйдёт несколько дней, правда? Конечно, нет. Минуты, Шерлок. Как я и сказала, он будет хотеть верить тебе, ведь вы годами подступались друг к другу. Это не просто не невозможно, это неизбежно, помнишь? Ты иногда способен говорить и правильные вещи. Время от времени. Так что ты соберёшься и скажешь: — Я мог бы перехитрить труп, не прибегая ко лжи. Так и быть, скажу тебе: это прозвучит оборонительно и высокомерно. Ты не это имел в виду, но отрицать не имеет смысла. Услышав сам себя, ты моргнёшь и увидишь как Джон стиснет зубы. Возможно, это плохая идея — продолжать в этом направлении, тебе так не кажется? Спорить с расстроенными людьми всегда рискованно. Иногда их нужно просто утешить или оставить одних, а споры делают только хуже. Такой метод выбрал бы Майкрофт или твоя мама. Это единственный подход, который они когда-либо использовали по отношению к тебе, поэтому ты и не любишь говорить о таких вещах — ты знаешь, какой ущерб это может принести. Но иногда это действительно помогало. Чаще, чем ты хотел бы признать. У тебя мало практики в этом. К примеру, твой отец обнял бы тебя, но Джон будет не в настроении обниматься, поэтому всё же придётся доказывать. Не волнуйся, это сработает. Ты и правда умеешь говорить правильные вещи, просто иногда для этого тебе нужно время. — Это не смешно, — скажет Джон. Ты проигнорируешь его, смягчая тон, и уже будешь знать выход из ситуации, останется только подвести Джона к нему. — Чего бы я этим добился? — спросишь ты, — Зачем убеждать кого-то в том, что ты думаешь, будто я влюблён в тебя? Какой план потребовал бы этого? — он начнёт отводить взгляд, устремляя его к камину, и тебе придётся вернуть его обратно. — Думай, Джон. — Шерлок, — не без усилия произнесёт он, — если ты лжёшь, если ты лжёшь мне об этом — я не прощу тебя. — он сглотнёт. — Ладно? Не про… Я не смогу это сделать. Я серьёзно. Медленно, чтобы не сбить его с толку: — Мориарти хотел уничтожить меня, Джон. И ты знаешь, как он к этому подступил. Что он сделал, чтобы уничтожить меня? — он не ответит и ты продолжишь, так осторожно, как только можешь. — Он не убил меня, он никогда и не хотел убивать меня. Чего он в итоге добивался? Что он хотел, чтобы я увидел? — Чтобы кого-то застрелили, — ответит Джон тихо, — и ты винил бы себя. — Не просто кого-то. Кого, Джон? — Твоего лучшего друга. — ему будет очень трудно это произнести. — Мориарти думал что это ты значишь для меня? — Я не знаю. — Нет, знаешь. — скажешь ты нежно. — Он хотел, чтобы ты женился, прежде чем я вернусь. Но мы всё равно бы виделись, всё ещё были бы друзьями. Так почему он думал, что это может ранить меня? Повиснет длинная и тяжёлая пауза, но это будет самая лёгкая тишина из всех, что тебе приходилось выдерживать, потому что Джон не оттолкнёт тебя бессознательно. Ты будешь ждать его. Он кинет на тебя быстрый взгляд, прикроет глаза, сдерживая слёзы, и опять откроет их. Он встретится с тобой взглядом, но тут же покачает головой, отказываясь отвечать. Поэтому ты продолжишь за него. — Не вероятнее ли предположить, — подтолкнёшь ты его, — что я попытался бы убедить Мориарти в обратном? — Джон с дрожью выдохнет, но не скажет ни слова. Ни согласия, ни отрицания. Ничего. В груди будет больно от его вида. — Там были камеры, — напомнишь ты ему, но в этом уже не будет необходимости. Ты увидишь, как смысл сказанного тобой постепенно доходит до него. Ты услышишь короткий звук, не совсем всхлип. От волнения его нога начнёт дрожать, и он постарается держать себя по-военному прямо. Не особо успешно. Ты прикоснёшься пальцами к его запястью, набираясь храбрости для следующих слов. Он будет слегка подрагивать. — Джон, — прозвучит хоть и нетвёрдо, но всё равно хорошо для начала. — ты прав, я лгал… о многом. И причинил тебе много боли. — Тебе не кажется странным, что простой разговор может быть таким болезненным? — Я искренне сожалею обо всём, через что заставил тебя пройти. Я не был честен с тобой на протяжении многих лет, но прошу тебя поверить, когда я говорю, что я… Будет твой черёд останавливаться. Нелегко быть плаксой, не правда ли? От этого твой голос звучит отвратительно. Тебе просто нужно перевести дух, вот и всё. Ты не вынесешь недопонимания, а повторять будет в той же степени сложно. Все нормально, Шерлок, он не станет торопить тебя. Это не займёт много времени и ты сумеешь найти нужные слова. — Я перестал лгать с того момента, как поцеловал тебя. Это будет первый раз, когда ты увидишь Джона плачущим. То есть действительно плачущим. Не пара слезинок, а много слёз. Его попытка произнести твоё имя завершится приглушённым шипением. И это уже будет хорошо, но не всё ещё будет высказано и тебе захочется подвести черту, пока есть такая возможность. — Я не прошу простить меня, —ты сглотнёшь, — но я клянусь тебе, Джон, что проведу всю оставшуюся жизнь исправляя это, если ты позволишь. Всё, что угодно, — ты слабо улыбнёшься, — всё, что пожелаешь. Я… перестану хранить части тел в контейнере для фруктов, буду ходить за покупками. Джон, я… Будет сложно думать о чём-либо ещё, наблюдая, как слёзы скатываются по его лицу. Возможно, поэтому ты и сделаешь это: быстро коснёшься его щеки, и это будет так естественно, что он не станет протестовать. Ты решишь, что он всё ещё немного в шоке. — Прости меня, — скажешь ты и не сможешь сдержать себя, — я и не знал, что ты так ненавидишь ходить в магазин, — он неверяще улыбнётся, а потом разразится безмолвным смехом, — ты никогда не говорил. — Нет, говорил, — смеясь уже громче, скажет Джон. У него всегда был самый очаровательный смех. — Ладно, ладно, говорил, — улыбнёшься ты. Возможно, тебе и не стоит смеяться, возможно ещё слишком рано для этого, но смотря на него ты не сможешь удержаться. Тебе станет так легко, — прости меня и за это тоже. Он не будет против. Не против улыбки, я имею в виду. Твоя рука ляжет на его плечо и он посмотрит на тебя тем взглядом, каким, ты был уверен, он не посмотрит никогда. Светящимся и полным ласки, словно он обожает тебя. Это хуже чем слёзы — то, как этот взгляд лишает тебя дара речи. — Шерлок, меня… не волнует покупка продуктов, или части тел в контейнерах, или что там ещё, — он сглотнёт, продолжая улыбаться, — ты ведь знаешь это, так? Его взгляд скользнёт к твоим губам, но ты попытаешься не обращать на это внимания. Ты не осмелишься и подумать, только не после того, как так сильно ранил его. — Хорошо, — скажешь ты, потому что части тел портятся быстрее на всех других полках холодильника, но Джон придёт на помощь прежде, чем ты успеешь сказать что-нибудь не так. Он наклонится вперёд, прижимая ладонь к твоей щеке, и поцелует. И ты будешь рад, потому что сам не был уверен, как добиться этого. Сначала всё будет медленно, но ты и не заметишь этого из-за бешено стучащего сердца. Ты не будешь нервничать, ну, может, самую малость — как и все — но это же Джон, и чувство безопасности будет сильнее, чем когда-либо. Так бывает, когда сбывается заветная мечта. С тобой такого пока не бывало, верно? Ну, хорошо: это опьяняюще. Тебе понравится. Нет нужды убеждать тебя, правда? Ты и сам со всем разберёшься. Ты не будешь знать что делать, на самом деле. Но Джон будет, и ощущения будут настолько чудесными, что долго размышлять об этом у тебя не останется возможности. Не всё требует многих раздумий, осознаешь ты. К примеру, твоя рука совершенно инстинктивно скользнёт по его бедру. И это был тот инстинкт, что поставил тебя на колени. Тебе понравится и ты сделаешь это. Довольно просто, правда? Позже, когда под рукой будет больше данных, ты, конечно, сможешь поразмышлять об этом. Не пойми меня превратно, здесь есть свои плюсы, но не будем забегать вперед; об этом позже. Ты только что признался в своих чувствах, и Джон не захочет ничего рассудительного и вынужденного. Он не размышлял годами об этой твоей стороне. И ты только что признался ему, что всё, что он до сих пор знал о тебе — ложь. Нет, этот первый раз будет настолько прекрасным, что будет слишком сложно обработать все данные. Джон не станет тревожиться по этому поводу, он только и мечтал о том, чтобы помочь тебе прекратить думать. Впрочем, у Джона тоже будет, что сказать тебе. Не очень справедливо, правда? Нужно будет со стольким разобраться, а ведь он даже не закончил целовать тебя. Если хочешь мой совет, просто продолжай в том же духе, даже если не получается думать достаточно быстро. Потому что это неповторимые моменты. — У меня всё ещё много вопросов, — сообщит Джон. Поцелуй будет набирать обороты, пока ты будешь стараться осмыслить услышанное. Ужасно не подходящее для этого время. Всё потому что твоя рука только что задела молнию на его брюках, но ты даже не заметишь этого. Нет смысла говорить тебе, верно? Это будет неважно. — И я всё ещё злюсь на тебя. — скажет он, и ты, не вникая в слова, отметишь, как хрипло звучит его голос. — Но это подождёт, не так ли? — Разумеется, — ответишь ты, думая, что это всё-таки работает. Ведь так? Это и есть ответ на все вопросы? Джон примется расстёгивать твоё пальто и… Да, как я и сказала, постарайся продолжать в том же духе. — Всё в порядке? — пробормочет он тебе в рот. Ты догадаешься, что вопрос о пальто, но не поймёшь почему, ведь не похоже, чтобы ты его останавливал. Иногда он задаёт глупые вопросы, хоть это и выглядит мило. — Да, — ответишь ты и тебя пронзит пониманием — вы действительно этом занимаетесь. Сейчас. С ним. Ты поможешь ему разобраться с шарфом — попробуешь, по крайней мере. Руки будут дрожать, а его губы на твоей шее не помогут справиться с задачей. По крайней мере не с этой слабостью. Но касательно остального — я серьезно, всего остального: да, станет легче. Во всём. Ты словно лгал всю свою жизнь, разве не так? Ты знаешь о чём я. О, обычно люди не говорят о тебе такое, верно? Они оскорбляются, потому что ты просто говоришь то, что думаешь. Они считают тебя слишком честным, так? Не притворяйся, с нами это не сработает. Бестактность — не честность, Шерлок, это броня. Маскировка. Пальто и шарф тоже часть этого. Не ветер заставляет тебя поднимать воротник, ты же знаешь. Ты думаешь, что нуждаешься в них, верно? В пальто и шарфе? Да, Джон считает что это круто, мы в курсе. Но и без них ты не потеряешь значимости. Ничего подобного. По сравнению с этим куртка — не большой шаг. И когда Джон расстегнёт твою рубашку, тогда… Нельзя сказать, что ты будешь спокоен, сложно объяснить, как это — когда беспокойство, жужжащее на фоне десятилетиями, исчезает, уступая место новому, затапливающему всё чувству возбуждения. В конце концов, внешне ничего не изменится, сердце будет так же колотиться, а дыхание — перехватывать. Само собой разумеется, что ты будешь напуган. Говоря честно, будет похоже что ты умираешь, но впервые за всю свою жизнь ты почувствуешь себя действительно хорошо. Тебе понравится. И прекрати тревожиться из-за дрожи. Ты будешь думать, что со временем справишься с ней, но в действительности этого не случится. Ты будешь чувствовать постоянную неловкость, пока не заметишь, насколько нравится это Джону. Ты ведь доверяешь ему, а он знает, что делает. И по его лёгкой дрожи ты поймёшь, что это тоже нормально. Вот и он — твой счастливый финал! В итоге вы получите один из вариантов, такой же невероятный, каким он будет казаться в продолжении всего пути. Мило, не правда ли? Мы тоже так думаем. Нет, я не думаю, что это конец, если тебя интересует техническая сторона вопроса; если ты хочешь углубиться в семантику. На этом ничего не закончится. Мы обещали рассказать вам важные детали и мы это сделали. У вас будет довольно много секса, если ты это хотел узнать. Вот оно как! Ты боишься, что всё испортишь, верно? Не стоит. Конечно, у вас, также как и у всех пар, будут свои взлёты и падения. Но ваши падения не будут чем-то примечательным; не изменят основ. Мы могли бы рассказать, к примеру, что под влиянием импульса ты сделаешь Джону предложение с тем же обручальным кольцом, что и Джанин; мы могли бы напомнить, что у Джона есть все основания ненавидеть это кольцо, и что это, по сути, женское кольцо; мы могли бы также предупредить тебя, что не стоит оправдывать своё решение тем, что оно подходит ему, и что мужчины с маленькими руками не любят, когда последнее оказывается предметом внимания. Мы могли бы, честно, но всё это не будет иметь значения, потому что Джон скажет Да в любом случае. И конечно, как сторонник семантики, ты хорошо понимаешь значение слова неизбежно? Что ж, было действительно приятно вот так вот поболтать с вами обоими. Мы непременно должны повторить это когда-нибудь. Большое спасибо за чай! Если честно, он был холодноватым. И… крепким. Нет, мы не жалуемся! Просто факт! И на тот случай, если вы не заметили — возможно, вам захочется проверить источник того странного запаха, что доносится из холодильника. Теперь мы предоставим вас самим себе, вы ведь справитесь, верно? Тогда вперёд! Дайте нам повод ещё поговорить о вас, ладно? Мы будем наблюдать.