Разговор по душам

       Эта история приключилась со мной прошлым летом. Моя страсть к путешествиям привела меня в старинный чешский замок-крепость с мрачной атмосферой, полной тайн. Озираясь по сторонам я и сам не понял, как отстал от своей группы.        Коридоры, по которым я блуждал, были не так ярко освещены, как парадный вход и холл, но я прекрасно мог осмотреть обшарпанные каменные стены, которые были старше меня на несколько столетий. Внезапно появилось желание прикоснуться к вечному, руки сами потянулись к каждой завитушке на канделябрах, к каждой кисти портьерных штор, к позолоченным картинным рамам, что украшали весь коридор, в котором я оказался. И правда, только сейчас я заметил, что прохожу по портретной галерее. С каждой картины на меня смотрел то важный мужчина в забавной шапочке с пером сбоку, то статная дама, увешанная драгоценностями. Вот мужчина с округлым лицом, заплывшими глазами и крупным носом, его взгляд строгий и суровый, внушающий страх вперемешку с уважением. Наверное, он был генералом, так как на его груди много наград. Рядом с ним портрет молодой девушки с тонкой длинной шеей, такую ещё называют лебединой. Её большие зелёные глаза смотрят в самую душу, но взгляд высокомерный и презрительный, от него становится неуютно. Не хотел бы я водить с ней дружбу, будь я графом, да и в жены бы себе точно не выбрал.  — Как будто ты лучше? Посмотрел бы на себя! — слышится голос, и я вздрагиваю. Судорожно оглядываюсь по сторонам, но кроме меня в этом коридоре никого нет.  — Показалось… — мой голос эхом разлетается по галерее, теряясь в складках бордовых штор.  — Что тебе там показалось? — и вновь этот голос, но сейчас я отчетливо чувствую его за своей спиной! Резко разворачиваюсь, но за спиной лишь портреты. — Ну и чего ты вертишься, словно заведённый волчок? — от этих слов мне становится не по себе. Я конечно знал, что в замках бывают привидения, вернее так говорят, но что бы они появлялись среди белого дня и так шумели…  — Кто здесь? — дрожащим голосом вопрошаю я, одновременно пытаясь убедить себя, что поступаю глупо и ответа не последует, потому что мне это все лишь мерещится.        Долгое время, возможно минуту-другую, я стою как вкопанный, боясь пошевелиться и внимательно вслушиваясь в звуки замка, но слыша лишь ветер за большими старыми окнами и звук дрожащих стекол в оконных рамах.  — Значит, показалось… — я облегченно выдыхаю, успокаивая участившееся сердцебиение. Нет, пора выбираться отсюда, наверное, темнота этого замка все же давит на меня, а запах сырости и плесени мутит рассудок, вызывая галлюцинации.  — Успокоился? — снова раздается голос, но сейчас он грубый и низкий, явно мужской. Я аж подпрыгиваю на месте, а сердце уходит куда-то в пятки. — Трус. — голос наполнен презрением, и это мне совсем не нравится, потому что я даже представить не могу, откуда идёт этот звук.  — Кто здесь? Если это шутка, то она совсем не смешная… Плохая шутка… — я с трудом выдыхаю последнюю фразу, заикаясь и жадно хватая воздух губами.  — Ты все ещё ничего не понял! Шутка?! Да как смеешь ты говорить такое мне, герцогине Ягеллон?! — вновь в моих ушах звучит женский голос, а я начинаю ощущать, что схожу с ума.        Мою голову разрывают появляющиеся снова и снова голоса, они кричат наперебой, пытаясь что-то сказать мне, я хватаюсь руками за голову, падая у стены на колени. Руки дрожат, голова раскалывается, горло как будто что-то сдавливает, а сердце пытается пробить грудную клетку, больно стуча по ребрам и отбивая ритм в барабанных перепонках. Совершенно непроизвольно мой взгляд ползёт вверх по стене, и я буквально выпадаю из реальности: изображения на портретах, эти неподвижные статичные лица, сейчас словно ожили, смотрели на меня, стояли рядом, кто-то даже пытался протянуть мне свою нарисованную руку. Из моего горла рвётся немой крик, и я до сих пор не понимаю, как мое сердце ещё не остановилось.  — Я схожу с ума… — единственное, что я пытаюсь выговорить, но получается что-то неразборчивое.  — Да, похоже на то. Только сумасшедший рискнул бы сидеть на здешнем холодном полу. — говорит одна дама с дальнего портрета, а я никак не могу понять, что же происходит.  — Почему вы говорите?! Где я? Это все мое воображение, только воображение, больше ничего…  — Ты все ещё пытаешься отвергать реальность? — голос тихий, отличающийся от всех остальных, кричащих и требующих внимания.        Он сразу выделяется, западая в душу из-за своего мягкого тембра, вибрации от которого плавными волнами прокатываются по моему телу. От этого голоса внутри все успокаивается, дыхание как-то незаметно приходит в норму, а взгляды живых картин не кажутся такими странными.  — Кто вы? — я даже не знаю, зачем задаю такой банальный вопрос, на который скорее всего не получу вразумительного ответа, потому что даже сам не знаю, что бы сейчас меня удовлетворило. Все портреты замолкают, принимая привычные позы, вновь закрываясь в позолоченные рамы, а я пытаюсь подняться на ноги.  — Найди меня… — единственное, что я слышу в ответ на свой вопрос. Ноги сами движутся дальше по коридору.        Я держусь за стену, потому что ноги ватные и идти очень сложно. Многие портреты снова начинают возмущаться, потому что я невольно задеваю их рамы, сотрясая их нарисованные мирки, но я уже не обращаю на это внимания. Голос — единственное, о чем я сейчас думаю, это то, что ведёт меня вперед, заставляет двигаться.        Длинный коридор с бордовыми шторами сменяется небольшой залой, я бы даже сказал, что это просто небольшая комната в одно окно, которое по размерам меньше остальных окон этого замка. В ней я увидел большую старинную вазу с изысканной росписью и большой портрет, занимающий половину стены.        Сердце замирает, и я не могу отвести взгляд от девушки, изображенной на холсте. Она смотрит прямо на меня, одаривая легкой, нежной улыбкой, такой чистой и искренней, какой я давно не видел. Она воистину прекрасна: её русые волосы уложены в тяжелую прическу, алые губы, бледная кожа, напоминающая фарфор. Но сердце замирает вовсе не от её красоты, нет. Меня поражают её большие голубые глаза, что сияют словно два лондонских топаза. Она смотрит прямо в душу, будоража все чувства, заставляя сердце вновь взять разбег, стуча о ребра. Смотрит так, словно зовет к себе, хочет что-то сказать, а я не понимаю её.  — Кто вы.? — я повторяю свой вопрос, но в этот раз не так смело, а как-то нерешительно, осторожно, шепотом, будто боясь, что нас могут подслушать.  — Мое имя не скажет тебе ни о чем, — её голос плавно льется, окутывая мягкостью и нежностью, будто самое мягкое одеяло, которым мама укрывала меня в детстве.        Сердце больно щемит от воспоминаний о семье, и я даже не понимаю почему, ведь у нас все хорошо. Перед глазами предстает образ мамы, ласково улыбающейся, сидящей в своем любимом кресле и вяжущей что-то, скорее всего для меня. Она всегда переживает за меня, хоть я уже и взрослый.  — Что происходит? — я не понимаю, почему именно эти мысли появляются в моей голове, а она молчит, продолжая удерживать меня своим взглядом. Только сейчас я замечаю, сколько боли и тоски плещется в глубине этих синих глаз, будто в глубинах океана.  — Ты видел то, что видел, — спокойно отвечает она.  — Почему глядя на вас я видел свою семью? Что вообще происходит в этом замке?!  — Не в замке дело, — её губы трогает грустная улыбка, — а во мне, — её слова не укладываются в моей голове, я до сих пор не могу понять, о чем она говорит.        В ушах появляется странный шум, будто кто-то ещё что-то говорит. Голосов много, они сводят меня с ума! Все повторяется вновь, только сейчас я не могу и слова разобрать.  — Ты слышишь их? — спокойно спрашивает девушка с портрета, а я лихорадочно киваю головой.  — Что они хотят от меня? Кто это?! Почему я слышу их? — я вновь хватаюсь руками за голову, опускаясь прямо перед портретом на колени, а девушка устремляет на меня свой усталый, теперь уже тяжелый взгляд.  — Много лет назад я слышала это каждый день. Они осуждали меня, ругали, ненавидели… Мой мастер, что сотворил меня, был бедным художником из соседней деревушки. Его называли вторым Да Винчи, прочили славу талантливого живописца, но в один момент все оборвалось. Именно тогда родилась я — картина, что погубила своего творца, — её голос дрогнул, а мне на мгновение показалось, что в её глазах мелькнули слезы, которые вот-вот готовы были сорваться с длинных ресниц, и мокрыми дорожками бежать по нежной коже девичьих щек. Картина, погубившая своего мастера…  — Как картина могла погубить его?  — Неужели ты не понимаешь? — наши взгляды встречаются, и у меня внутри все переворачивается.        Её взгляд буквально выворачивает меня наизнанку, проникая в самые потаённые уголки моей души. Она смотрит с укором, осуждает за что-то, и мне становится не по себе. Хочется убежать, спрятаться от этого взгляда, закрыться и никого больше не подпускать. Внутри рождается какой-то животный страх, природа которого мне не известна.        А я с первого взгляда и не заметил, что на её лице вовсе не улыбка, а презрительная ухмылка, насмешка над тем, кто смотрит на неё. Её взгляд прожигает, заставляет опускать свои глаза в пол, зарождает желание пасть к её ногам, просить прощения и каяться во всех грехах, что когда-либо совершил. Это чувство уничтожает меня, я не выдерживаю и вовсе отворачиваюсь. В голове плывет её образ, превращая милые девичьи черты в облик надменной, холодной аристократки, рождающей лишь злобу и ненависть к себе.  — Теперь ты видишь? — её голос, по-прежнему нежный, возвращает меня в реальность, а в душе поселяется чувство покоя.        Я вновь начинаю размеренно дышать, вдыхая запах сырости и чего-то ещё. Не могу заставить себя повернуться, не хочу снова видеть этот надменный взгляд, осуждающий меня за всю ту жизнь, которую я вел.  — Повернись и взгляни мне в глаза. Найди в себе силы, — эти слова звучат как вызов, но в то же время это просьба, произнесённая таким измученным, уставшим голосом, что я не могу отказать.        Развернувшись, я все ещё жмурю глаза, боясь открыть их, но всем телом, каждой клеточкой ощущаю тепло, которое исходит от портрета. Это словно нежное весенние солнце, что греет, но не обжигает, не наносит вред, а лишь ласкает своими лучиками. Тепло, разливающееся во мне волнами, окутывает и наполняет меня. Страх отступает, и я, наконец, открываю глаза. Передо мной все тот же портрет милой улыбчивой девушки с приятными чертами лица и удивительными глазами. Злая усмешка, только что мелькнувшая на этом портрете, испаряется без следа.  — Что за… — я не нахожу подходящих слов, чтобы описать свое состояние. Я даже не понимаю, реально ли все происходящее, или это плод моей фантазии.  — Ты видел то, что видят во мне другие. Никто не смог понять всей сути моего изображения. — я клянусь, что прямо сейчас я почувствовал, как чья-то рука нежно опустилась на мое плечо, но в зале я по-прежнему был один наедине с портретом. — Все видят мою красоту, но она невольно превращается в отражение мыслей того, кто смотрит на меня, люди видят того, кем являются на самом деле. Они отрицают правду, стараясь спрятать её за фальшивыми улыбками, лицемерием, обманом. Лучше скрыть правду за красивой оберткой, нежели постараться изменить что-то, ведь так? Меня окрестили дьявольским творением, никто не видел во мне ничего прекрасного, но лишь он, мой мастер, мой творец, видел во мне правду. Он желал поделиться ей со всем миром, показать им их души, будто в отражении зеркал, показать им надобность в изменениях. Он, как истинный творец, мечтал изменить этот мир, сделать его лучше. Он любил людей, но они его и погубили.        Её слова вызвали сильный резонанс в моей душе. «Видят то, кем являются на самом деле»… Выходит я — лицемерный, злой человек, смотрящий на всех свысока? Нет! Это не так! Я же…я же…        В голове всплывают моменты из моей жизни, а я смотрю на них будто со стороны, замечая и подмечая все детали. Я слишком много раз поступал некрасиво со своими родителями, ставя свои желания выше всего, совершенно не обращая внимания на то, как непросто им было осуществлять их. На глаза навернулись слезы, когда я снова вспомнил о маме, мечтая прямо сейчас оказаться рядом с ней и крепко обнять за усталые плечи, прижать к себе и слышать биение её сердца, понимая, что вот она, такая родная и любимая, все ещё со мной, рядом.        Я будто смотрел на мир совершенно другими глазами, видел все в ином свете, заново учился чувствовать.  — Ты напоминаешь мне его. Твоя душа чиста, ты можешь видеть прекрасное даже в обычных вещах. — Портрет, висевший на стене, начинает светиться, а девушка на нём дарит мне свою искреннюю улыбку, словно в последний раз, будто её образ вот-вот ускользнет от меня, будто ничего и не было. — Теперь ты понял, чего хотел мой мастер.  — Постой, но как? Почему я смог понять тебя?  — Язык искусства один для всех, все зависит лишь от самого человека. Ты можешь знать тысячи произведений искусства, но ни в одном не увидеть сути. А можешь просто случайно, проходя мимо какой-нибудь картины, услышать её голос, погрузиться в тот мир, в те эмоции, что вкладывал в неё автор.  — Искусство есть посредник того, что нельзя высказать… — эта фраза невольно всплывает в памяти, а девушка с портрета улыбается. Я наконец-то понял суть этой фразы.  — Именно так. Каждый творец, будь то художник, музыкант, писатель вкладывает определённый смысл в свои работы. Истинный творец никогда не станет писать на заказ. Искусство — полет мыслей, радуга эмоций, это то, что переполняет автора и чем он хочет поделиться с миром. Шедевры, наполненные смыслом, всегда ценнее, ведь подлинные чувства невозможно купить, их нельзя подделать.  — Выходит, что те люди, что смотрели на вас, не могли совладать с эмоциями, что возникали у них при взгляде на самих себя?  — Та правда, что скрыта во мне, тот секрет, оказались неподвластными умам тех людей, что зовутся «истинными ценителями прекрасного»… — эти слова были последним, что я успел услышать в разговоре с картиной.        Звучит совершенно нелепо, но я отчетливо помню, как стоял напротив этого портрета, не замечая ничего вокруг, лишь думая о том, каким же великим человеком был мастер, что создал зеркало души в образе юной девы, и как сложно ему было жить среди людей, оставаясь непонятым, будто не высказанным. Из моих глубоких размышлений меня вывел голос пожилой женщины, которая дергала меня за рукав моей кофты, заставляя вернуться в реальность и обратить на себя моё внимание.  — Молодой человек, почему вы здесь? Вы отстали от своей группы? — голос старушки был мягкий, но строгий, я почему-то сразу же вспомнил галерею портретов. Кажется, где-то там я слышал похожий голос с одной картины.  — Ох, да, простите. Совершенно не заметил, как заплутал. — я виновато улыбнулся, озираясь по сторонам.        Вокруг были все те же обшарпанные стены, кое-где виднелись щели, куда проникал солнечный свет. Невольно мой взгляд упал на ту самую стену, где висел портрет. Я так хотел вновь увидеть то прекрасное лицо, ещё раз почувствовать тепло, но вместо этого увидел в позолоченной раме лишь изрезанный холст, где отрывками угадывались черты той юной девушки, с которой я вел диалог. Как же так? Но я ведь только что видел этот портрет, и он был совершенно целым!  — Пойдемте, я помогу вам выйти. — пожилая женщина развернулась, направляясь к тому самому коридору, откуда я и пришел.  — Простите… — я окликнул её, заставляя повернуться — А что случилось с этой картиной? — я взглядом указал на изуродованное полотно, — разве она не должна быть на реставрации?  — Ей там не место, молодой человек. Ужасная картина, в таком состоянии ей намного лучше, — женщина проговорила это со злостью в голосе, а затем зашагала по уже привычному для неё маршруту.        Её слова задели меня, ведь я находил эту картину совершенно прекрасной. И только тогда я действительно понял, почему девушка с портрета говорила, что погубила своего творца. Только сейчас я смог понять, что действительно все люди смотрели на эту картину по-разному: кто-то, как и я, с восхищением, а кто-то — с глубокой ненавистью и отвращением.  — Поторопитесь! — крикнула мне женщина, а я бросил прощальный взгляд на полотно, которое вновь предстало в моих глазах в своем первозданном облике.  — Теперь я понял. — последние слова, которые я сказал той девушке. Последние слова, что отпечатались на моей душе.        Людям свойственно скрывать правду, прятать чувства и эмоции, стараться не выбиваться из той серой массы, в которую нас превращает современное общество. Но те, кто творит, видят мир другими глазами, и их мыслями и чувствами пропитана каждая их работа. Искусство — это голос творца, нужно просто уметь внимательно слушать, но далеко не ушами. Искусство нужно уметь слушать сердцем, чувствовать душой. Только тогда оно расскажет то, что нельзя выразить словами…