Заставь меня

Ебаный клоун. Ебанная жизнь. Эдди уже которую ночь просыпается, тяжело хрипя, хватаясь за горло, растрепанный, с расширившимися от ужаса зрачками. Крик застыл в глотке, а тело будто парализовало. Один и тот же сон. Один и тот же страх. Одно и то же наваждение. Одно хватательное, привычное до боли в суставах движение, баллончик в руках. Астма не дает спать. Все уже, наверняка, забыли о том, что произошло с ними в тот день. Может и не забыли, просто умело делают вид, но все же, Эддс не рассказывает. И так кажется им слабаком. Особенно Ему. Наверное, все можно было бы пережить. Даже клоуна, блядского Пеннивайза, после которого даже самый обычный разрисованный чувак вызывает безотчетный страх. Кровь стынет в жилах, а в горле першит от еле сдерживаемого крика. Пережить нельзя Ричи. Гребаный балабол, который засел в душе, раскинул свои корни, оплетя ими сердце Эдди, и с этим теперь хрен что поделаешь. Въелся сука, прикипел, как херова смола. Эддс раньше не ругался. Он тихо пил свои таблетки, временами раздражал занудством, маниакальным перфекционизмом, да и, в общем-то, до сих пор не перестал, но что-то в нем изменилось. Неуловимо, еле заметно, будто надломилась деталь и срослась правильно, делая крепче. Каспбрак был все таким же славным малым, которого дружески хлопали по плечу друзья, уходя сосаться со своими подружками. Билл, которому едва стукнуло семнадцать, обещал жениться на Бев, которая краснела и отмахивалась. Но все знали, что Денбро выполнит обещание. И Бев знала. Бен сбросил пару кило, но репутация «толстячка» так просто сбрасываться не желала. И все же, благодаря отсутствию Генри в школе, парню стало полегче. Майк вытянулся, подкачался и теперь напоминал типичного капитана школьной футбольной команды, только вот футбол не любил. Хенлон, как ни странно, записался в хоровой клуб. А Ричи… В жизни каждого парня наступает момент, когда член в штанах держать становится трудно, а у Тозиера этот момент наступил, наверное, когда ему было еще два или около того, и все же… Ричи в старших классах стал самой настоящей секс-бомбой. По крайней мере Эдди и еще примерно ¾ девчонок в школе думали именно так. Да, черт возьми. Каспбрак помнил как все началось так хорошо и четко, что страшно становилось. Как ржал с Билли, как пил свой дурацкий апельсиновый сок, стараясь удержать его во рту, во время очередного приступа смеха. Как повернулся и замер на секунду, наткнувшись взглядом на Ричи, с его гребаными растрепанными, черными смоляными волосами, чуть вьющимися на кончиках. Тозиера, с его ахренительно светлой, чуть насмешливой улыбкой, хорошим телом и еле заметными ямочками на щеках. Не то чтобы Эддс раньше Ричи не видел, просто в этот момент будто щелкнуло что-то. Перевернулось, убивая прямым выстрелом в сердце. Тозиер потянулся как кот, бросая какую-то, наверняка смешную, шутку хихикающей девчонке за соседним столиком. Эдди сглотнул, поспешил отвернуться, и понял, что влип. Конкретно и надолго. Пытался забыть внезапно вспыхнувшую далеко не дружескую симпатию. У него даже какое-то время была девушка. Милая миниатюрная блондинка, от которой всегда пахло ванилью, цветами, и домашними пирогами. Вот только это было не то. Не тот запах, не те волосы, не те ямочки и не те глаза. Не его человек. Его человек флиртовал направо и налево, улыбался так ослепительно красиво, что сердце екало, проводил ладонями по волосам, взъерошивая их, вечно снимал очки и забывал где попало. А Эдди был рядом. Просто все время рядом. Как гребаный мазохист. «Мы же друзья, Эддс, правда?», говорил Рич, подмигивал, а Каспбрак натянуто улыбался и кивал. Пусть лучше друзья, чем никто. Просто друзья. И ничего больше. Эдди, вообще, и не надеялся на большее. Молча любил. Научился отворачиваться за секунду до того, как Рич засосет очередную девчонку на ночь. Научился скрывать за зрачками тупую боль, и тихую злость на самого себя. За то, что позволил этому случиться. За то, что не выходит утопить эту чертову любовь, как ненужного котенка. А Ричи и не замечал ничего. Может не хотел. Наверное, не хотел. Потому что и Билл, и Майк, и Бен уже все поняли. Даже Бев уже сочувственно поглаживала его плечо, когда Тозиер заваливался за их столик в столовой: довольный, натрахавшийся. А Эдди только противно было. Жалкий придурок. Влюбился в бабника, в лучшего друга. Сам виноват. И Каспбраку было даже проще: молча наблюдать за Ричи, любить его издалека. Пока Тозиер не собрался уехать. Новость, как хлесткая пощечина, едва не сбивает Эдди с ног. Он тупо смотрит на Билли, который пожав плечами, говорит что-то о том, что Рич завтра сваливает в Бостон. Эдди отрицательно качает головой, прикусывая губу. Смотрит с какой-то мольбой. Скажи, что пошутил. Скажи, что это неправда. Скажи, что он не бросает нас. Меня. Каспбрак сжимает кулаки, когда Билли уже уходит к себе. Сжимает до боли, от впившихся в кожу коротких, обгрызенных из-за волнения, ногтей. Ярость внезапно захлестывает, как всполох пламени. Искра, которая заставляет спящий вулкан внутри Эдди снова зажечься. Злость, как магма разливается по телу, вместе с кровью. Обжигает вены, ударяет в мозг, не давая думать здраво. Чувства берут верх над разумом. И вот уже Эдди бежит по улице, наплевав на чертов дождь, прямо к его дому. Холодные капли не отрезвляют, а темнота вокруг неожиданно не пугает. Какая, нахрен, темнота вообще может напугать, когда Ричи, хренов придурок, Тозиер собирается уехать отсюда навсегда? Эдди даже не стучится, распахивает дверь и заваливается в прихожую, совершенно наплевав на то, что на часах, вообще-то, уже давно за двенадцать. С темных, растрепавшихся во время бега волос капает дождевая вода, а дыхание срывается. Спешил. Почему-то боялся не успеть, хоть и знал, что Рич уезжает лишь завтра. Нечаянно снес на пути в гостиную какую-то идиотскую, аляповатую статуэтку, которую Тозиеру наверняка подарила одна из его подружек, и в одной из комнат загорелся свет. Эдди уже не был уверен в том, что ему стоит быть здесь. Будто он знает что сказать, что сделать. Захотелось развернутся на сто восемьдесят градусов, и выбежать из дома с той же скоростью, что и зашел. Пара секунд, и побег уже невозможен, потому что из своей комнаты выходит Ричи. И Эдди уже не может сдвинуться с места. Рич такой заспанный, без футболки, с розовым следом от подушки на щеке, взъерошенными волнистыми волосами, непониманием в глазах. Смешные, клетчатые пижамные штаны сидят так низко, что видно косые мышцы живота, и Эдди приходится усилием воли не опускать глаза на практически идеальный торс Тозиера. — Эддс, какого черта ты делаешь? — его голос хрипловатый после сна, такой бархатный, привычно обволакивающий. Эдди пытается сглотнуть внезапно вставший в горле ком. Вспоминает зачем пришел, и уверенность снова появляется. — А какого черта делаешь ты? — сжимает зубы, стараясь не наговорить лишнего, Касбрак смотрит прямо в глаза немного удивленного Ричи. — О чем ты? — Ты уезжаешь. Это правда? — вопросы, вопросы, вопросы, и все ни одного ответа. Эдди смотрит на Ричи пристально, взгляды сталкиваются, как мечи, так, что искры летят. — Правда, — легко соглашается Тозиер, опираясь плечом на косяк двери, скрещивает руки на обнаженной груди. — И что с того? — И что с того? — повторяет Касбрак, а потом смеется. Запрокидывает голову и хохочет, будто это самая смешная вещь на свете. «Что с того». Что с того, что человек, который тебе дороже всех на свете валит в закат? Что с того, что парень, которого ты любишь уже три года не понимает, что тебе, вроде как, важна его дружба? — А то, Рич, что ты бросаешь всех нас. Ты… — А что ты думал я сделаю, Эддс? — неожиданно зло спрашивает Тозиер, отрываясь от двери и делая несколько шагов к Касбраку. — Буду жить в этом гребанном городе еще двадцать семь лет, ожидая пока гребанный клоун заявится по мою гребанную душу? Не особо так перспектива. Меня заебало просыпаться по ночам и оглядываться по сторонам, заебало видеть его рожу во всех темных углах, заебал вечный страх. — Ты думаешь, что один такой, Рич? Мы все боимся, мы все просыпаемся по ночам, но нас спасает именно то, что мы вместе! — Эдди уже не знал, зачем говорит все это. Ему самому не раз хотелось свалить куда подальше и останавливало лишь осознание, что он не выдержит без Ричи. Просто, мать его, не выживет. И сейчас эгоистично бросался фразами, в которые и сам-то не верил. Лишь бы он не уезжал. — А хотя знаешь… Делай что хочешь. Мне плевать. Езжай на все четыре стороны, забудь обо всем что видел. Забудь о Бев, Билле, Бене, Майке. Забудь обо мне. Так же легче, да? Давай… — Заткнись, — сквозь зубы цедит Ричи, делая еще шаг. Теперь они в одном метре друг от друга. Так близко, что Каспбрак, потянув носом, даже чувствует мускусный запах Тозиера, с примесью хвои, лайма и чего-то терпкого. Сладко-острого. То ли мята, то ли грейпфрут. — А ты заставь меня, — вздергивает подбородок Эдди, упрямо смотря ему в лицо. Его глаза — океаны, в которых разгоралась буря. Уголок губ Ричи дергается, а зрачки неожиданно расширяются. Он весь напряжен, как натянутая струна, а на острых скулах ходят желваки. Каспбрак знает, что Тозиер может быть порывистым и вспыльчивым, так что ожидает удара в челюсть, но происходит кое-что совсем другое. Еще секунда и сильные руки Ричи впечатывают Эдди в стену, Тозиер грубым поцелуем впивается в губы Каспбрака, жёстко раздвигая их языком. Настойчиво, властно, жадно. Его губы такие обветренные и горячие, какими их представлял себе Эдди. Он целует с напором, уверенно, без капли сомнения, его руки бродят по телу Эдди, задирая футболку, посылая тысячи мурашек каждым прикосновением. Он чувствует цепкие пальцы Ричи в своих волосах, его язык на своём и просто посылает нахер все остатки самоконтроля. И Каспбрак с тихим полустоном-полувсхлипом, цепляется за плечи Ричи, отвечая на этот дикий, рваный поцелуй. Рука Тозиера медленно скользит по оголенной спине Эдди, оглаживая острые выступы лопаток, позвонки. Горячая ладонь ложится на талию, и парень легким движением заставляет Каспбрака прогнутся в пояснице, выгнуться ему навстречу. А пальцы Эдди невесомо скользят по голой коже Ричи вверх, достигая кромки волос на шее. Эдди проводит рукой по волосам Тозиера, оставляя ноющую сладость внизу живота. Он упивается запахом его волос, смешанным теперь с чем-то возбуждающим, обжигающими губами, отдающими хвоей и виски. Парень потерял всякую способность здраво мыслить и поддался своему желанию, губам Ричи, чувствуя, как сильно прогнулся вперед Тозиер, прижимая его своим телом к гребанной холодной стене. Ричи отрывается от губ Эдди, целуя, кусая, касаясь языком его шеи, оставляя лиловые метки на светлой коже, выцеловывает родинки и Каспбрак, не сдерживаясь, стонет от очередного умелого прикосновения Тозиера. Они отрываются друг от друга тяжело дыша, оставляя между губами лишь несколько сантиметром, преодолеть которые — ничего не стоит. Эдди смотрит неверяще, ошарашенно. Глаза потемнели, а зрачки расширились до предела. Мог он себе представить, что все обернется так? Нет. Пошел бы сюда еще раз, если бы знал? Черт, да. А Ричи смотрит довольно, с явным желанием на дне темных, сожравших радужку, зрачков. Его руки все еще где-то на пояснице Эдди, поглаживают позвонки. — Так ты уедешь завтра? — вопрос вырывается прежде, чем Каспбрак успевает его обдумать. Но Ричи лишь усмехается, поднимает ладонь и кладет ее на щеку Эдди, проводя большим пальцем по его скуле, обводя нижнюю губу. Каспбрак не в силах и шевельнуться, впитывает каждое прикосновение, каждое движение будто последнее. Это же Ричи. Он из тех, кто легко плюнет на все и уедет. Навсегда. — Я хотел тебя три года, Эддс. Черта с два я теперь уеду.