Ненавидь её

      Смущаться Темари приходится недолго, пока Дейдара без лишних любезностей поливает Шикамару последними словами, почти со слезами на глазах упоминая «оскверненную» «тойоту», к компании приятелей присоединяется Сасори, которого сопли Тсукури не впечатлили, а вот возвращение одной из легенд этих гонок вполне.       — У меня галлюцинации или это действительно Темари но Сабаку собственной персоной? Давно не виделись, сестрёнка, — Акасуно приветливо улыбается и обнимает девушку.       — Да уж, действительно давно, — бывшая участница гонок чувствует себя почти виноватой, но грустить сейчас у неё нет никакого желания, — что новенького на мото-поприще? Есть достойные претенденты, желающие потеснить Дока на его пьедестале? Или этот обаятельный мерзавец все так же никому не дает и шанса?       — Так ты не знаешь? Вот Нара придурок…       Шикамару оглядывается на приятеля при упоминании своей фамилии и получает максимально неожиданный подзатыльник. Темари начинает громко смеяться, ударяя ладонью о ладонь Сасори. Да они же заодно!       — Не распускай свои клешни, членистоногое, — Шикамару потирает ушибленное место и снова оборачивается на визг недовольного Тсукури. Хороший механик, плохой гонщик, да еще и как мужик доверия не внушает. Что за нахер?!       Сасори вместе с Темари отходят в сторону к ярко-зеленому мотоциклу, пока на старте вместо дорогущих автомобилей выстраивается ровный ряд ярких, а главное до одури быстрых байков. Девушка не слишком уж в них и разбирается, да и Дока вживую видела всего пару раз. Лишь наслышана о его подвигах, хотя, кажется, это он забрал машину Шикамару. Однако с девяносто процентной уверенностью скажет, что байки спортивные.       Старт будет объявлен почти через полчаса, организаторы, главный из которых сейчас стоит слева от но Сабаку, должны убедиться, что все пройдет именно так, как они запланировали.       — Рваный Дока не катается уже почти два года. Где-то через полгода, как ты ушла, он попал в аварию и решил больше не рисковать здоровьем, — Сасори вглядывается в линию старта, пытаясь, наверное, найти там кого-то определенного, — поэтому подвинули его давно и вполне значительно, хотя и сравниться с ним пока никто не может.       — Твоё «пока» звучит двусмысленно. Неужто есть кто-то на примете?       — Всё-то ты знаешь… Да, есть, — Акасуно еще секунду разглядывает линию старта, куда подъезжают всё новые и новые мотоциклисты, — с правого края третья. Бордовый мотоцикл, колготки и шорты. Еще год, и Дока забудут, как страшный сон, если её не поломают.       Темари невольно задумывается о том, насколько значительной фигурой был Дока: его боялись, восхваляли и непременно желали превзойти. И все-таки за годы его езды на улицах Токио равных он себе не нашел. К тому же по самым старым рассказам Шикамару, этот Дока предпочитал особо не светиться, кажется, его родители против, а он сам был ещё совсем мальчишкой, когда впервые сел на мотоцикл. Что же, яркая жизнь всегда короткая.       — От тебя такие лестные отзывы о ком-то слышать даже странно. Ты не заболел ли случаем? Или девушка такая красивая? — Темари по-доброму ухмыляется, окидывая мотоциклистку оценивающим взглядом. Фигура и впрямь неплохая с расстояния в сто метров.       — Красивая? Про неё — это слишком громко сказано. Скажем так, блевать в первые попавшиеся кусты не хочется — уже ладно, — Акасуно смеётся, разглядывая похорошевшую за прошедшие два года бывшую гонщицу. Он её ведь ещё совсем другой помнит — дерзкой, недоступной, готовой решиться на самую отчаянную фигню.       — Ну, если она не ведьма, то я тогда точно не знаю, — девушка краснеет под внимательным взглядом друга, а после ещё раз оглядывает мотоциклистку. Та, кажется, тоже на неё смотрит.       — Ведьма? — Сасори удивлённо вскидывает брови, едва удерживаясь, чтобы не поперхнуться от неожиданности, и как-то почти обреченно и грустно добавляет, — ведьма это точно про неё.       И совсем не обязательно сестренке Темари знать, что эта девица с вечно недовольными карими глазами посещает его мысли с завидной периодичностью. Видно, призвание у неё такое — мешать мужчинам здраво думать. Акасуно не слепой и прожил уже достаточно лет, чтобы уяснить одно правило: такие, как Такахаши, не ломаются. Иногда лишь делают вид, чтоб после с двойным остервенением ответить тому, кто пытался загнать в рамки.       Сасори видел и то, как попал на крючок этого обаятельного блуда Неджи, но для него привычнее Дока. Он видел это по глазам. По деланно отрешенным и налитым ненавистью к Красному Скорпиону. В тот вечер в кафе он посмел посягнуть на чужое на свою голову. Хьюга не терпит, когда забирают его: его законное место на пьедестале, его девушку. Он смолчал. Просто встал и вышел. Однако игра на этом не может закончиться, ведь Тен-Тен рванула за ним. И всё это было очень забавно наблюдать со стороны, если бы не следующая бессонная ночь с десятками кошмаров, где в главной роли та самая почти неизвестная Сасори мотоциклистка. Дока попался. Скорпион попался.       Темари возвращается к Шикамару, успевшему переспорить друга. К удивлению, даже не подрались. Нара как-то слишком просто обнимает её за талию, а Темари вздрагивает, будто по спине пришелся удар плёткой. Успела отвыкнуть от подобного.       — Заедем к Неджи? Давно нет вестей от этого бродяги, — Шикамару улыбается в свойственной ему манере человека, уставшего от выполнения привычных дел, но отказаться от которых он также не может.       Дома Хьюги не оказывается, о чем оповещает чуть взъерошенная совсем ещё юная девчонка. Хинату Шикамару знает не так хорошо, как мог бы узнать за годы приятельских отношений с её братом, но всё-таки был удивлён несвойственной ей неопрятности. Однако дети растут, а выглядывающий из окна второго этажа парень — это уже далеко не дело Нара.       Ничего не остаётся, как направиться домой. Но Сабаку знает дорогу, по которой без лишних объяснений её везёт Шикамару, и ехать в его небольшую холостяцкую квартиру в такой вечер ей почему-то совсем не хочется. Звёзды проглядывают сквозь серые остатки туч в чёрном небе, а редкие встречные автомобили почти слепят светом назойливых фар. Конечно, квартира Шикамару почти в самом центре, но четыре стены сейчас почему-то кажутся клеткой, мешающей наслаждаться свободой неспящего мегаполиса. Хочется быть где-то среди всего балагана и шума центра.       — Ты веришь мне? — Темари, расположившись боком к лобовому стеклу, разглядывает Шикамару, который выдаёт самодовольную ухмылку в ответ, — Нара Шикамару! Отвечай! Ты мне веришь? — девушка с напускной грозностью громко отчеканивает имя и кладёт одну свою руку на руль.       — Что-то мне подсказывает, что моё согласие мне дорого обойдётся. Ну, допустим…       — Тогда слушай и делай всё, что я тебе сейчас скажу, — Темари расстёгивает свой ремень безопасности и крепче хватается за руль, — хорошо?       Кивок со стороны молодого мужчины говорит о его согласии, но всё-таки, не удержавшись, Темари переспрашивает, желая убедиться, что он всё сделает именно так, как она скажет и без промедления.       Первое:       «Закрой глаза» — что она задумала?       Темари пристально смотрит вперёд, оценивая ситуацию на дороге и дожидаясь, пока машин на пути не окажется вовсе. Шикамару зачем-то идёт у неё на поводу. Не боясь, он закрывает глаза.       Второе:       «Отпусти руль» — опасные манёвры.       Руки Шикамару плавно опускаются на колени и напряжённо сжимаются в кулаки. Рядом с ним не менее опытный водитель. Он верит? Зачем он ей верит?       Третье:       «Поставь на нейтралку» — Нара наизусть знает расположение рычага коробки передач.       «Выжми газ и подними ручник» — он всё понимает.       Темари поворачивает руль на девять часов. «Ауди», поднимая за собой брызги, разворачивается на сто восемьдесят градусов почти на месте и останавливается посреди дороги, собирая автомобильные сигналы и выкрикивания увидевших всё это людей. Мастерски выполненный элемент дрифта.       Пятое:       «Открой глаза» — она обратно усаживается на пассажирское сиденье.       — Ты ненормальная! — буквально вскрикивает Шикамару, растерянно глядя на улыбающуюся чуть ли не во все тридцать два девушку, — тебе жизнь не дорога! Ками, какого вообще ты такое вытворяешь, Мари?       — Давно ли Нара Шикамару стал такой истеричкой? — Темари смеётся и защелкивает ремень, пока Шикамару растерянно ищет ориентир впереди.       — Ага, то есть именно сейчас ты решила пристегнуться?       — Тебя что-то смущает?       Шикамару переводит на неё почти уничтожающий взгляд, но сдерживается от дальнейшего переброса вопросами, смысл которых «а я, вообще-то, круче». Лучше промолчать. В абсолютно любой ситуации, где можно промолчать, он немедленно заткнётся. Нервные клетки, как известно… Ан нет, всё-таки восстанавливаются.       — И тут я должен узнать, куда ты так резко начала опаздывать? — Шикамару раздражает эта тишина. Напряжённая, глупая. Потому что стучит какое-то барахло в бардачке, потому что из-за идиотского дождя придется ехать на мойку, потому что, потому что… просто бесит.       — Ты мне веришь, истеричка Нара Шикамару? — но Сабаку едва сдерживается, чтобы не засмеяться от одного лишь «я тебя на месте придушу» выражения лица мужчины.       — Ой нет, Мари, иди к чёрту, пока я не привязал тебя к дереву в ближайшей лесополосе.       — Ну, Шикамару, — Темари протягивает последнюю «у», почти жалобно мурча.       — Нет.       — Пожалуйста?       — Нет.       — А здесь налево, — Темари кладёт свою ладонь поверх руки Шикамару и вместе с ним резко входит в поворот, шокируя водителей.       Девушка решает припарковаться за зданием заправки и, на пару минут отлучившись, возвращается с двумя стаканчиками кофе к Шикамару, ждущему её, облокотившись на бампер «ауди». Оба стаканчика в картонном подстаканнике остаются на зелёной крыше, а сама Темари хочет встать рядом, но Шикамару ловит её за локоть, заставляя встать напротив него. Темари слушается, оттаптывая чужие ботинки. Ну и поделом ему, не будет ноги расставлять.       — Это самые дорогие два стаканчика кофе в моей жизни, — Шикамару разворачивает девушку к себе спиной и обнимает за талию. Что-то всё-таки есть такое в фарах снующих туда-сюда автомобилей и паре сотен фонарей вдоль шоссе.       — Даже с учетом, что я за них сама заплатила? — оборачиваясь, Темари усмехается, завороженно глядя на раскинувшийся в отдалении Токио. Годы назад, заезжая на эту же заправку, она и подумать не могла, что однажды всему миру предпочтет именно её. Простую заправку. Простой кофе. Простой вечер.       — Пара седых волос от меня не в счет?       — И когда ты успел превратиться в старика, а? Нара Шикамару — победитель всех и вся — боится крутых поворотов?       — Победитель всех и вся тут с месяц назад в дерево въехал, — Шикамару потирает указательным пальцем висок и тянется рукой в карман за сигаретами. Темари, отступившая от него на пару шагов, лишь сейчас вспоминает про почти зажившие раны — лишь разодранная бровь напоминает о происшествии, — и победитель всех и вся был не один и жизнью этого пассажира рисковать не мог, — на мгновение голос Нара меняется до неузнаваемости.       Темари удивлённо смотрит на мужчину и, пользуясь его задумчивостью и чрезмерной медлительностью, выхватывает пачку сигарет и прячет за спину:       — Раз уж за кофе платила я, то за сигареты твоя очередь, — девушка отходит так далеко, что бы он не смог до неё дотянуться, — тариф: одна сигарета — один поцелуй.       — Кажется, я никогда не брошу курить, — Шикамару искренне смеётся, прикрывая глаза и поднося к губам сигарету, которую успел вынуть из пачки незаметно для спутницы, чтобы прикурить.

***

      Маленькая глупая девочка.       Нара не просит её ничего объяснять, просто чересчур слабо нажимает на газ. Спокоен и сосредоточен на дороге, с которой не сводит глаз. Только Темари не знает, что он из последних сил держится и даже не смотрит в её сторону. Видеть её отрешенное выражение лица, неживую тонкую фигуру, резкие движения и осознавать, что всё её смятение — его вина, слишком тяжело. Но он пообещал больше не сдаваться. По крайней мере, он будет пытаться это делать. А пока через себя и через «не могу» ведёт автомобиль к дому, где живёт не его жена, потому что… Так надо?       Она зачем-то сжимает в руке край юбки и одергивает себя, когда кусает губы изнутри. Зрачки зелёных глаз мечутся из стороны в сторону, провожая очередную высотку, холодный воздух внутренних систем автомобиля приятно охлаждает разгоряченную кожу да так, что Темари даже вздрагивает, ощущая, как холодных чехлов сидений касаются её руки, но не отрывает взгляд от вечерних пейзажей мегаполиса. На периферии замечает, как Шикамару регулирует температуру «климат-контроля», и в голове она позволяет поселиться незадачливой мысли, причиняющей какую-то приятную боль. Однако снаружи Темари воплощение отрешенности. Это её маска, скафандр, не позволяющий окружающим задеть ее самолюбие и достоинство.       Темари о чем-то задумывается, разглядывая стекающие и соединяющиеся капли дождя на стекле. Рука интуитивно соскальзывает с колен, отпуская измученную чёрную ткань и опускаясь на самый край холодного сиденья. Впервые за всю их дорогу девушка позволяет себе взглянуть на гонщика. Закатанные рукава кофты обнажают забитую от слова совсем правую руку — полинезийские узоры заканчиваются лишь у линии подбородка — сжимающую руль до выступающих желваков. Его татуировки почти произведение искусства, она сама и эскизы рисовала, не знать бы ещё, кто приложил руку к их созданию. Губы Нара плотно сомкнуты и лишь едва заметно он косит взгляд в её сторону и то всего на секунду. Мало.       Темари вжимается в кресло и ощущает, как по спине соскальзывает холодная испарина. Делать шаги навстречу трудно, до этого момента она не знала насколько.       Она сильная, а, значит, справится. Её рука касается сначала соседнего кресла, а после свободной руки Шикамару, ощутимо крепко сжимая ее. Машина резко дёргается, а водители вокруг начинают назойливо сигналить. Ками, какие только идиоты!       Если и есть какая-то область жизни, где Шикамару теряется, то это отношения. Отношения с Темари, если быть точнее. Никого более противоречивого, ласкового и грубого одновременно он не знает. Спасибо всевышнему за это.       Нога непроизвольного нажимает на тормоз, из-за чего бедная ауди чуть не получает удар в зад.       Когда Темари предлагает чай, кофе, «Амаретто» и какое-то итальянское вино, находясь в паре метров от собственного коттеджа, Нара понимает, что Учиха где-то отсутствует, и язык не поворачивается ответить отказом. Девушка заходит в дом первая, спешно снимает туфли и почти незаметно переворачивает стеклом вниз фоторамку, стоящую на комоде. Цепляет длинными ноготками резинку для волос и завязывает небрежный хвост, удаляясь в какую-то неизвестную комнату.       — Я приготовлю кофе. Разувайся и проходи, — голос у неё становится моментально куда более уверенным, чем пару минут назад в машине. Она слегка по-детски покачивается в такт включенной песне популярной американской группы, и Шикамару нравится видеть её такой — необремененной.       — Хорошо, — Нара отзывается негромко, мысленно почему-то рисуя их совместную жизнь такой же простой, как сейчас. Разве что в руках у него не будет фото, где какой-то смазливый мужик в черном костюме будет обнимать Мари. Шикамару проходит вслед за девушкой и находит её облокотившуюся спиной на каменную столешницу, упираясь руками в её край. Она улыбается. А после замечает опрокинутую ранее фоторамку и меняется в лице, забирая её из рук и убирая куда подальше.       — Шикамару? Наверное… Все также без сахара? — кофемашина перестает гудеть, а значит, напиток готов, — знаешь, у меня тоже ничего нет сладкого.       Может быть, стоит сказать, что она только вернулась, а точнее просто сбежала? Хотя как тут вообще можно говорить, когда он так близко! У неё уже давно руки трясутся, и, спасибо, что сам берет в руки чертов кофе, потому что она бы его точно расплескала.       Тихо.       Шикамару аккуратно делает глоток и ставит чашку рядом с рукой девушки, он и сам держится за этот несчастный кусок камня, как за последнюю надежду.       — Вкусный кофе, спасибо, Мари.       Слишком тихо.       Безмолвные ухмылки и взгляды полные сожаления. Они опоздали на целую вечность любить друг друга, вселенная про запас подкинула им ещё одну. Наедине они не справятся с приличием и скромностью, оставшимися где-то за пределами этой кухни и мнения окружающих.       Темари вздрагивает от звука звонка собственного телефона, который Нара хватает почему-то быстрее, чем она сама. Шикамару секунду разглядывает экран и тут же разворачивает его к девушке перед собой.       — Точно. Итачи. А я уже было и забыл, как его зовут, — гонщик громко смеётся, наблюдая смятение на лице перед собой, и отступает назад, не позволяя коснуться, когда она хочет сбросить вызов, — он ведь не знает, что я сейчас здесь? Мы поболтаем, ты не против? По глазам вижу, не против.       — Нет! Стой.       Темари резко порывается вперёд и открывает мокрые от слёз глаза. Темно. За панорамным окном только занимается рассвет, на будильнике пять. Мелкая дрожь пробивает всё тело, и руки крепко сжимают белое одеяло. Темари аккуратно встаёт с постели, убирая руку Шикамару, обнимавшего её всю ночь, и на мысках проходит в ванную комнату, не включая свет. Касание холодного пола потихоньку останавливает бьющую всё тело дрожь. Слишком правдоподобный сон.       Девушка плескает в лицо едва теплую воду, заставляя себя окончательно проснуться и наконец-то побороть отвратительную дрожь. Получается. Телефон с вызовом Итачи больше не стоит перед глазами, да и к чему всё это, если и сам Шикамару спит за стенкой так умиротворённо, что даже невольно завидуешь?       У неё на щеке красный след от его руки и волосы, насквозь пропахшие сигаретным дымом. У Итачи двадцать три сообщения о недоступности абонента, сорванная встреча и ложь Канкуро, зачем-то снова её выгораживающего. Она этого не знает, правда. Брат ей расскажет всё позже, обязательно поинтересуется про Шикамару и предупредит про Гаару. Младший, но не глупый.       Одевается она тоже в ванной, потому что шуметь нельзя. И посмотреть в глаза Шикамару, уходя домой, сил у неё не найдётся. Но и не объясниться с Итачи она тоже не может, а вечно выключенный телефон вряд ли надолго её спасёт. В коридоре Темари пробирается на ощупь, предполагая, где стоят её ботинки, которые она скинула и тут же наугад пошла в спальню.       — Сбегаешь?       Темари оборачивается на звук со стороны спальной части и в потёмках различает силуэт Шикамару, прислонившегося к косяку стены. Сердце тут же ухает в пятки, начиная биться в ускоренном темпе, и мрак рассеивается как-то сам собой, обнажая и без того одетого лишь в белье мужчину. Слабый свет от окна падает на его левое плечо, скрывая в почти непроглядной тьме его лицо. Однако Темари поставит сто к одному, что взгляд его карих глаз сейчас буквально приклеен к ней, она физически это чувствует. Напряжение, повисшее в воздухе, с тройной силой давит на плечи вместе с притяжением. Темари чувствует себя ничтожеством.       — Я могу тебя довезти, или он уже стоит под моим окном? — Шикамару хватает с журнального столика пачку сигарет с зажигалкой внутри и закуривает. Игра не удалась. Он снова слабее обстоятельств.       Но Сабаку отрицательно мотает головой и почти про себя говорит «нет». Эгоистка. Как она смеет делать так больно? Не хочет, честно.       — Почему снова так? — снова сбегает. Снова выбирает другого. Снова не перед ним честна.       Каждое новое слово Шикамару бьёт по ушам. И она перестаёт замечать мир вокруг. Она неверная жена, бестолковая сестра и хуже того бесчестная эгоистка, но если и быть женой, то хотя бы честной. Темари должна быть честна, если уж не перед собой и даже Шикамару, хотя бы перед Итачи, так правильно.       — Ты можешь остаться у меня, — это не предложение, это просьба, которую Шикамару наконец-то осмеливается озвучить. Осталось добавить: ты можешь остаться у меня дома, в машине, в сердце. Можешь пить часами свой премерзкий жасминовый чай, завесить все стены будущими проектами, можешь заменить шторы, постельное белье и везде расставить тюбики с кремами и розовые чашки. Ты даже можешь не причесываться с утра — я люблю тебя сонную, с растрепанными кудрями, в старой-старой пижаме. Люблю слышать твоё хриплое «доброе утро» и «прости, проспала и забыла про завтрак», ты так мило потягиваешься, зевая в раскрытые ладони, а ещё у тебя самые прекрасные холодные руки. Знаешь, твои утренние объятия и украденные мной поцелуи под неизменное «дурак, я ещё не умылась» стоят продажи моей души. Так почему же ты не можешь остаться?       Шикамару должен сказать ей ещё очень много вещей действительно важных. Она его, к несчастью, не слышит.       — Я не могу уйти, ничего не объяснив, — мысленно добавляет — «себе», — и ещё раз прости, не хотела тебя тревожить.       Хотела.       Хотела тревожить каждый вечер, предлагая пойти в кино и на концерт любимой британской группы. Хотела по утрам готовить кофе, усаживаясь на кровать и убирая с закрытых сонных глаз длинные тёмные волосы, будить, целуя в щеку. А потом лежать рядом, стиснутой в крепких объятиях, чтобы сопение над ухом и губы на плече. Кутаться в одеяло до обеда, а потом лениво осознавать, что прошёл почти целый день. Хотела вечерами готовить романтический ужин, а после отмечать очередную победу. А в итоге почему-то вышла за Учиху.       — Мне нужно идти, — шёпот срывает с губ раньше, чем Темари успевает подумать. Уже входят в привычку совсем необдуманные поступки.       Не нужно.

***

      Тен-Тен нервно выкуривает толстую сигарету, которую ей услужливо принёс невесть откуда какой-то фрик во всем чёрном и с кучей пирсинга. Она сидит на какой-то бетонной плите, оставленной при постройке чего-то до сих пор недостроенного и болтает ногами, обутыми в мотоботинки, вглядываясь в линию горизонта. Там, где-то далеко, океан и материк, а под ногами асфальтированная площадка, вокруг мотоциклы и какие-то люди, среди которых Тен-Тен от силы знает двух. Сбитый пепел ветер приносит на её колготки и шорты. Придётся стирать.       — Как настрой, леди? — Сасори неожиданно появляется откуда-то справа и присаживается на эту же плиту. До земли не достаёт, как и сама Тен-Тен.       Такахаши посильнее затягивается, сигарета тлеет почти до фильтра. Вообще-то, она не курит, впрочем, сегодня можно. Она оглядывается на Красного Скорпиона и вместо того, чтобы нервно улыбнуться, лишь вскидывает пару дней назад проколотую левую бровь, словно отвечая вопросом на вопрос: «а ты сам как думаешь?»       — Зря нервничаешь.       Ухмыльнувшись, Тен-Тен тушит окурок о плиту, резко тыкая его в бетон между пальцами ладони Сасори, расположенной в паре сантиметров от её бедра. Мужчина нервно дёргается, едва сдерживаясь, чтобы не высказать ей в лицо пару ласковых. Она ведь специально.       — Кажется, нервничаешь здесь только ты, — Такахаши искренне, но не без издёвки улыбается, хлопая недоделанного приятеля по плечу, и, спрыгивая с бетона, прихватывает свои перчатки, — лучше пожелай мне удачи, Скорпион.       — Никакой удачи, только твои умения и старания. Но мне что-то подсказывает, что тебе есть ради чего показать себя.       Тен-Тен удивленно оглядывается на миловидного мужчину и даже забывает, что до этого застёгивала на руках перчатки. Она ловит хитрый взгляд светло-карих глаз и не решается начать какой-то бессмысленный спор. Всё-таки, как-никак, но Сасори старше, опытнее, да и, собственно, она здесь только потому, что ему так захотелось. Да и парень он хороший, невысокий, правда.       — И что же это?       — Ты же слышала про ставки?       В ответ Такахаши кивает, забывая даже про то, что, вообще-то, она тут нервничает и переживает.       — Тут один молодой человек поставил на твою победу крупную сумму. Коэффициенты не в твою пользу, но, если проедешь, как пять дней назад, треть твоя. Как тебе такое?       — А как зовут этого балбеса? — Такахаши почти не верит в собственный успех, как и не считает, что кто-то другой в него верит, хотя и всё-таки где-то в глубине души надеется на удачу, которая частенько стала её покидать. За последние несколько недель она спустила уйму денег на бензин, взамен поднабравшись опыта и увидев Токио и его окраины на такой скорости, что у многих бы голова закружилась. Ей это нравится.       — Скажу, если на финише первую увижу тебя.       — Тогда встретимся там, — Тен-Тен надевает шлем и, быстро заведя мотоцикл, уезжает с места своего привала.       Сасори улыбается, доставая из кармана пачку тех самых сигарет, что курила Тен-Тен. Никто из них не курит, конечно, но нервы как-то лечить нужно. И Акасуно заботится, к несчастью, не только о своих, хоть и через посредников. Она ещё слишком наивная и дерзкая, пусть и дальше думает, что ничего не боится или, по крайней мере, этого не видно.