Beautiful (Красивый)

      Интересный факт об Институте: из него поразительно легко выскользнуть незамеченным.       Вся эта защита и охрана, буквально вплетенная в стены Института, не впускает нежелательных гостей, но внутри-то никого не удерживает! Алек очень рано об этом узнал.       Точнее, об этом очень рано узнали Изабель и Джейс, а Алек нехотя следовал за ними по пятам, чтобы удостовериться, что те где-нибудь не убьются. Он столько раз сбегал с ними на эти тайные прогулки (любые: от неодобренной миссии до тусовок по клубам до рассвета), что выбраться незамеченным для него самого - абсолютно не проблема.       Еще один интересный факт об Институте: в него почти, блин, невозможно, незаметно проскочить обратно.       Алек как-то раньше не задумывался, что все ужасные планы Джейса и Иззи заканчивались одинаково: на следующее утро всех троих эффектно ловили. Им, вообще-то, даже не приходилось пробираться обратно. Двери всегда были открыты. Правда, обычно в них, ожидая, стоял Ходж с лекцией наготове.       А осознал все это Алек, когда уже входил в парадную дверь. Этот момент он явно не продумал. Уже почти расcвело, значит, Институт еще не в рабочем режиме, но некоторые уже встали. А у него нет оправдания. И, что самое важное, он в жизни не сможет его придумать. Импровизация- не его сильная сторона.       Зная, что поздно уже метаться, Алек собрал остатки уверенности и распахнул дверь. Если он пройдет уверенным и твердым шагом, может, никто ничего и не спросит. Иди быстро, выгляди занятым, будто то, зачем ты идешь, важнее всех окружающих вместе взятых. Так он и пошел, быстро, но стараясь не бежать, чтобы выглядеть целеустремленным, а не в панике. Хотя именно панику он и чувствовал. Краем глаза он замечал какое-то движение вокруг: многие уже встали и спешили по утренним делам, но Алек отказывался смотреть по сторонам, чтобы не видеть, обратил ли кто-то на него внимание.       Когда он завернул за угол и увидел дверь в свою спальню, Алек громко выдохнул через нос. Судя по жжению в легких, до этого он забывал дышать. Но этот коридор безопасен, он уверен. Единственный человек, кто сейчас мог бы тут оказаться – это Изабель, но она ни за что не встанет так рано…       - И куда же это вы направляетесь, молодой человек?       На один болезненный миг Алек прикрыл глаза. Дверь его спальни наполовину открыта. Одна его нога практически уже за порогом. Он в прямом смысле был на расстоянии сантиметра от свободы.       Но, конечно, конечно, все это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.       - Иззи…       - Ничего не хочу слышать! - провозгласила Изабель тоном их матери. Даже страшно было, как похоже. – Ты представляешь, который час? Александр Гидеон Лайтвуд, тебя ищет половина института! – голос – копия Мариз, а вот хитрая усмешка – вся Иззи. – Ради Ангела, мы чуть с ума не сошли!       Алек заставил себя отцепиться от двери. Прощай, последняя надежда на побег!       - У тебя сценарий устарел. Мама уже годами не говорит, что беспокоилась. Теперь она просто возмущена и разочарована.       Изабель рассмеялась и уверенно нарушила его личное пространство, встав прямо в проходе. По пижаме и бардаку на голове, было ясно, что Изабель едва выбралась из кровати.       - Ой, да ладно, старший брат! Ты что, серьезно думал, что сможешь провести еще одну ночь у Магнуса, а я тебя потом не буду дразнить?       Алек почувствовал, как кровь прилила к щекам, почти ощутимо обжигая:       - Это не то, что…       - Алек, не оскорбляй меня. Уж я-то всегда узнаю «путь позора», если вижу его. Хотя, я лично никогда не понимала, в чем тут позор. – Она облокотилась на дверную раму и заговорила со знанием дела.        - Вся твоя одежда, может, и выглядит одинаково, но я все равно вижу, что на тебе то, в чем ты был вчера. Волосы выглядят прилично, значит, Магнус заставил тебя расчесаться перед выходом. Ты практически без оружия, значит, ходил не по работе. А если всего этого не достаточно, то вот, - Иззи кивнула головой в его сторону, - вот это так очевидно, что ты мог просто держать над головой огромный плакат.       - О чем ты говоришь?       Иззи повторила движение головой, на этот раз наклонив ее вбок. Она постучала пальцем себе по шее.       Поставленный в тупик, но уже раздраженный, Алек инстинктивно дотронулся до того же места на своей шее. Как только пальцы коснулись горла, он все почувствовал. Синяк, конечно, не ощущался при прикосновении, но Алек так ясно понял, о чем речь, будто там была открытая рана.       - Черт, - прошептал он, пряча ладонью огромный, темный засос. – Черт. Черт, черт, черт.       - Ну, - слишком уж невинно улыбнулась Изабель, даже не пытаясь не так откровенно веселиться за его счет, - как тебе секс?       - Изабель!       - Что? Я просто спросила!       - Это н-не… Этого не… Ничего не было! - заикался Алек, беспомощно пытаясь натянуть воротник куртки повыше и спрятать горло. – Я… упал.       Изабель прищурилась:       - На шею?       Алек даже не стал отвечать. Он практически ввалился в комнату и бросился к зеркалу, чтобы рассмотреть засос. Он был хуже, чем Алек думал. Темно фиолетовый, расплывшийся, размером с четвертак, абсолютно бесстыдный и расположенный так высоко, что ни один воротник его не спрячет. У Алека нет ни одного шарфа. Или… он просто думает, что нет… может, один зимний все же завалялся? Ну должен быть! Раньше такого не случалось. И теперь не должно было.       - Магнус обычно так осторожен с этой херней. Он всегда оставляет их там, где можно спрятать. Я даже не заметил и он, наверное, тоже. Или он бы, блядь, предупредил меня, чтобы я не вплывал в Интститут с этой… штукой прямо у всех на виду. Как он мог пропустить это? Он же размером с кулак…       - Алек.       Когда он начал говорить вслух? Алек так резко закрыл рот, что почувствовал, как щелкнула челюсть. Лицо горело еще сильнее, чем прежде. Он отвел взгляд от собственного отражения и увидел, что Изабель наблюдает за ним в зеркале. Ее усмешка уже просто бесила.       - Это не смешно, Иззи.       - Ты так и не ответил на мой вопрос.       Алек сжал зубы. У него не было на это времени:       - Какой вопрос?       Усмешка Иззи стала еще шире:       - Как тебе секс?       Алек мельком подумал, что проще всего сейчас будет самого себя поджечь и этим сменить тему. Но вместо этого он, наверное, снова потерял контроль над своей речью, потому что ответил:       - Хорошо.       Изабель издала тихий звук удивления. Она явно не ожидала реального ответа.       Алек снова посмотрел на свое отражение. Он просто не мог смотреть в глаза своей младшей сестренке и обсуждать это.       - Было хорошо, окей? Был очень… Все было очень хорошо.       Его лицо снова покраснело, но на этот раз не из-за подколов Изабель. Его мысли завертелись, когда глаза остановились на засосе в зеркале. Яркие вспышки воспоминаний о вчерашнем вечере нахлынули на него сотнями волн. На мгновение у него перехватило дыхание. Теплые и яркие огоньки словно зажглись под его кожей в тех местах, где ее касался Магнус, они покалывали теплом и воздух в комнате внезапно стал слишком холодным. Дрожь прошла по позвоночнику, и Алек снова вернулся на землю:       - Было хорошо, и это все, что я тебе скажу, так что даже не начинай. Как мне, блядь, избавиться от этой штуки?       Изабель сделала шаг к нему, все еще рассматривая его в зеркале. Она издала такой звук, который всегда делала, когда думала, что он идиот, но милый идиот. Такой покровительственный хмык.       - Алек, ты взрослый мужик. Ты не должен тайно сбегать, чтобы провести ночь со своим парнем, и не должен носить водолазки, чтобы скрыть один маленький засос…       - Это не маленький засос, Изабель.       - И что? Ты взрослый. Тебе не нужно ничего скрывать. Все знают, что ты встречаешься с Магнусом. Почему ты не можешь с ним встречаться, как нормальный человек? А не устраивать вот эти побеги как четырнадцатилетний подросток. Алек отвернулся, не сумев выдержать заботливый, но испытывающий взгляд сестры.       - Потому что это наше с ним дело, понятно? - он на секунду остановился, ожидая немедленного ответа. Но она ничего не сказала, и Алек быстро посмотрел через плечо, чтобы удостовериться, что и не скажет. Выражение ее лица… Он знал это лицо. Оно значило, что она знает, что ему еще есть что добавить, и она будет ждать его реплики. Алек собрался и продолжил:       - Да, все знают, что мы встречаемся, и да, я счастлив, что это не секрет. Но это все, что всем следует знать. А если я скажу, что останусь у него на ночь, или если вы, ребята, увидите, что я ушел и не вернулся, или если я буду разгуливать с блядской секс-меткой на шее… все будут знать. И даже если между нами ничего в действительности не произойдет, вы все всё равно будете думать, что знаете, что было. А это не ваше дело. Я не хочу, чтобы все думали, что знают, что… что мы делаем. Это только… это только между мной и ним.       Алек медленно выдохнул, будто из него вышел весь пар. Он никогда не произносил ничего из этого вслух, но раздумывал об этом уже несколько недель. Джейс ограничивался редкими подколами (наверное, потому что Клэри быстро приводила его в чувство), а вот Изабель уже становилась практически невыносимой. Алек знал, что она не имела в виду ничего плохого, а просто была рада, что ему, наконец-то, стало комфортно с… с этим всем. Но это не значит, что ему нравятся ее ухмылки, ее шутки, ее многозначительные взгляды и ее…да все, что угодно, если честно.       Через несколько секунд тишины, Алек снова повернулся, надеясь, что она не ждет, что он скажет что-то еще. Но ее лицо ничего не выражало. И Алек не понимал, что это значит.       Наконец, она пожала плечами:       - Окей.       Алек открыл рот, но не нашел, что сказать. Он издал невнятный звук, затем попробовал еще раз:       - «Окей»? И все?       - Да. Ты хочешь, чтобы твоя личная жизнь оставалась действительно личной? Окей. Это абсолютно ясно и я понимаю. – Выражение ее лица стало Деловым, что было чуть менее страшно, чем ее Лицо-Надеру-Всем-Задницу. – Во-первых, в следующий раз, когда будешь сбегать, бери с собой спортивный костюм. Когда вернешься утром, можешь сказать, что был на ранней пробежке.       - Это… вообще-то хорошая идея, - признал Алек.       - Во-вторых, засос.       - Как мне его спрятать?       Иззи преувеличено глубоко вздохнула:       - Вот бы ты знал эксперта в макияже, который очень сильно тебя любит!       Алек закатил глаза, но не мог скрыть небольшую улыбку:       - Вот бы она снизошла и поделилась своей волшебной силой макияжа со мной, потому что я тоже очень сильно ее люблю!       Изабель схватила его за руку и потащила из комнаты так быстро, что Алек не успел понять, что происходит.       - У нас совсем немного времени до того, как Джейс проснется, но нам много и не надо. Только проверю, есть ли у меня подходящие цвета… надеюсь, не придется брать у Клэри.       Через секунду они уже в комнате Изабель. Дверь захлопнута, а Алек сидит за ее туалетным столиком. Изабель расчистила край и грациозно уместилась на нем, как на троне. Ее руки замелькали: коллекция кисточек, губок, баночек и палеток появилась из ящиков. Мгновение – и она уже прикасается к его шее чем-то холодным и вязким. Алек бы запротестовал, но не стоит кусать руку, которая спасает его чувство собственного достоинства.       Но слишком уж все жидкое, и он не может не спросить:       - Ты уверена, что оно не отпечатается на одежде? И не потечет во время тренировки? Руки Изабель заняты, губка все еще прижата к его шее.       - Прости? – произнесла она тихим и страшным голосом. – Ты думаешь, я не понимаю, что делаю? Ты думаешь, у меня тут дерьмо, которое смывается непонятно от чего? - Она взирала на него так грозно, что Алек, казалось, уменьшился в размерах. – Это моя косметика! Она останется на тебе даже когда засос уже сойдет. Тебе надо будет душ несколько раз принять, чтоб ее смыть.       Алек предположил, что она преувеличивает, но решил закрыть свой чертов рот. А еще он закрыл глаза, как только увидел, что она тянется за какой-то зеленой основой. Но она слилась с его кожей, как и все остальное, и, через несколько минут, засос полностью исчез.       Алек только начал расслабляться (что, как он потом понял, было его ошибкой), когда услышал громкий стук в дверь.       - Эй, Иззи!       Дверь распахнулась настежь:       - Ты не видела Алека? Нигде не могу его най…       Джейс замер на пороге. Изабель замерла с огромной пуховкой в руках, прижатой к шее Алека.       Алек, в свою очередь, старательно избегал смотреть на своего парабатая. Зато его отражение в зеркале подсказывало, что ситуация тут очень однозначная. Зачем вообще была нужна эта блядская пуховка? Почему она такая огромная, и пушистая, и розовая? Алек увидел, как его щеки заливает краска и почему-то подумал, а не примет ли Джейс это за румяна?       Изабель, конечно же, пришла в себя первой:       - Извините, пожалуйста! Я что, сказала, что ты можешь войти? Мы, вообще-то, тут немного заняты!       - Заняты… чем? – спросил Джейс, замерев взглядом на выставке открытых тюбиков и баночек.       Изабель закатила глаза:       - Ух ты, Джейс! Ты что ли раньше не видел макияж? – она подняла пуховку и сжала ее, осыпав Алека облаком белой пыли.       Джейсу это мало что объяснило:       - Ну да, но… зачем?       - Ради Ангела, Джейс, сейчас слишком рано для таких тупых вопросов, - Изабель раздраженно ткнула пальцем в Алека. – Вот Алек, а вот – косметика. Очевидно же, что я крашу Алека! Так тебе понятно? Я. Крашу. Алека. – Она четко произнесла каждое слово, артикулируя больше, чем это было необходимо.       Алек открыл рот, чтобы возразить – потому что, ну серьезно, почему она решила, что это менее унизительно, чем правда? Но Джейс прервал его:       - А почему ты красишь ему шею?       - Потому что хочу убедиться, что подобрала правильный оттенок, прежде чем нанести ему его на все лицо! Очевидно же, что я привыкла работать совсем с другим цветом кожи. А теперь выметайся, если не планируешь остаться и смотреть. Или у тебя есть еще тупые вопросы?       Алек напряженно смотрел в свои глаза в отражении, с каждой секундой они становились все шире и испуганнее. Он не видел, как Джейс попятился к двери, но слышал его шаркающие шаги:       - Нет, я… да, Алек, найди меня, когда… закончишь. Да. – голос Джейса исчез за дверью.       Изабель прижала пуховку к шее Алека, как будто ничего не случилось. Она начала напевать себе под нос.       - Иззи, - сказал тихо Алек, когда вспомнил, как говорить. – Какого хрена?       Она подняла удивленный взгляд:       - «Какого хрена» что?       Алек дернулся от Изабель и повернулся на стуле лицом к ней:       - Какого хрена это было? Почему ты решила, что сказать, что ты меня красишь – это лучшее оправдание?       - А кто сказал, что это было оправдание? – она положила пуховку и взяла губку с тональным кремом.       Алек посмотрел на губку, на Изабель, обратно на губку.       - Нет, - он начал вставать.       Далеко он не ушел. Изабель надавила ему на плечи и посадила обратно.       - Да ладно, старший брат! Почему я не могу немного повеселиться? Просто легкий макияж. Ничего такого, чего ты бы не захотел сам.       - Я не хочу ничего вообще, Иззи, - он уклонился от губки, которая опасно приближалась к его щеке. – Спасибо, серьезно, спасибо, что замазала засос. Но я не подписывался на помаду и блестки.       - Ой, не будь таким драматичным! – Изабель слегка шлепнула его. – Никто ничего не говорит про помаду или блеск. У тебя будет милый, незаметный макияж. Просто для прикола. Ты будешь отлично выглядеть, поверь мне. Я знаю, что делаю.       Алек не запротестовал сразу, так что Изабель решила, что победила и потянулась за тюбиком с тональным кремом.       - Серьезно, Алек, ты никогда не хотел попробовать накраситься?       Алек отвернулся. Он не знал, что сказать.       - Ты никогда не видел, как Магнус красится по утрам?       Алек почувствовал, что его шея и уши медленно краснеют и подумал, сколько еще можно? Он смущается уже, наверное, сотый раз, и это еще до завтрака!       - Я видел… один раз, - он взглянул на Изабель, но сразу опустил глаза, рассматривая выставку пудры и теней. – Но смотреть было странно. Как будто… я просто пялился на него, пока он собирается. Будто я вторгаюсь в его личное пространство. Но я думал… - он не знал, как закончить.       Потому что он действительно думал об этом раньше. Алек хотел бы сказать себе, что впервые это пришло ему в голову, когда он начал встречаться с Магнусом, когда он увидел, что мужчина может ежедневно наносить макияж, как будто в этом нет ничего такого. А в этом и нет ничего такого, Алек теперь это знал, но просто…       Он все еще помнил первый набор теней, которые Изабель купила себе, когда ей было двенадцать. Конечно же, вопреки прямому запрету родителей. Она красилась, только когда мама и папа были в Идрисе или уходили на задание на несколько дней. Она не сразу научилась ими пользоваться (Алек смутно помнил, что первые несколько недель она выглядела как очень увлекшийся гримом клоун), но научилась быстро. И Алек все это видел. Он никогда не думал раньше о макияже, но теперь, то, как изменилась Изабель, то, какой уверенной, счастливой и даже более симпатичной стала она, затронуло в Алеке что-то, чего он не понимал до конца. Так что, от растерянности, он занял сторону их родителей, говоря, что она слишком молода, чтобы краситься, что это все ненужно и чересчур. Он никогда не признавался даже самому себе, что просто завидовал. Она могла закрыться в комнате на полчаса и выйти оттуда совсем другой, лучше, а Алек должен был выглядеть так, как всегда. Ему нельзя было сделать свой нос меньше, или глаза ярче, или губы мягче. Он должен оставаться с такой же внешностью, как обычно, и жить так, и смотреть, и ненавидеть себя. Каждый день. У него не было выбора, как у Иззи. И он ненавидел это.       Он ненавидит это.       Всегда ненавидел. С годами он научился как можно меньше думать о своей внешности, и ненависть вроде как выкипела, оставаясь где-то далеко в глубине сознания. Она не давила на него постоянно, просто напоминала о себе, когда Алек долго задерживался перед зеркалом. Он не понимал, что конкретно ему не нравилось в себе. Он не хотел ничего менять, какая-то часть его знала, что он не полностью непривлекательный. Но потом он видел свое лицо и оно просто было… таким. Какое есть. Бледное, угрюмое и такое ужасно, невыносимо… простое. И он всегда знал, что ничего с этим не поделаешь.       А потом в его жизнь вошел Магнус Бейн, покрытый блеском с головы до ног, проводящий больше времени перед зеркалом, чем даже Изабель (хотя магия, конечно, ускоряла процесс). Алек не мог вспомнить конкретный момент в своей жизни, когда ему сказали, что мужчинам нельзя краситься, нельзя думать, красивы ли они, нельзя быть красивыми. Что ему нельзя быть красивым. Но он был убежден в этом до такой степени, что Магнус и его блеск для губ просто сокрушили основы мироздания Алека. Если бы кто-то сказал Магнусу, что мужчинам нельзя быть красивыми, тот бы просто рассмеялся и наклеил бы искусственные ресницы подлиннее. Магнус разрушил стены внутри Алека, о которых тот даже и не подозревал, пока не избавился от них. Потому что Магнус мог выглядеть так, как сам хотел. Всегда. Он мог наносить блеск на веки, скульптурировать лицо, притягивать взгляды людей к тому, что хотел показать и как хотел показать. Он воплощал слово «красивый» и для него это было просто.       Но для Алека…       - Это… не для меня, - наконец сказал он, зная, что это звучит неправильно, но не в состоянии подобрать других слов.       - Что это вообще значит? – Алек все еще не смотрит на Изабель, но даже в голосе слышно, что она нахмурилась. – Ты думаешь, что парни не могут хорошо выглядеть с макияжем? Ты думаешь, Магнус плохо выглядит с макияжем?       - Что? Конечно, нет! – Алек наконец-то повернулся к Изабель, чтобы она увидела, как он возмущен. Потому что, правда? Это оскорбительно! Магнус выглядит потрясающе, с макияжем или без. Он абсолютно убежден, что Магнус может выглядеть только феерично, никак иначе. И хотя, частично, Алек предпочитает то, как Магнус выглядит по утрам: сразу после душа, мокрые волосы распущены, полностью чистое лицо, потому что только Алеку позволено видеть его таким (это очень странно? Есть что-то, чем Магнус делится только с Алеком и ни с кем больше), он не может отрицать, что когда Магнус полностью собран, он чарующе, упоительно великолепен. На столько уверенный и сексуальный, что кажется неприкосновенным. Но Алек никогда не сможет стать таким же.       - Значит Магнус может краситься, а ты – нет? – спросила Изабель, очевидно, пытаясь найти к Алеку мягкий подход.       - Потому что, - начал Алек, потому что ответ же очевиден! Но потом осознал, что не знает, как сказать это. – Потому что это… он. Он элегантный и гламурный и все это… имеет смысл. А я буду выглядеть просто нелепо.       Изабель усмехнулась:       - Поверь мне, Алек, если я возьмусь за дело, никто не будет выглядеть нелепо. Алек так и не понял, когда он дал Изабель разрешение, но она уже набрала на губку основу и мягко подталкивала Алека, чтобы тот развернулся к зеркалу. Алек вновь оценил то, что увидел: свою обычную разочаровывающую бледность, темные круги, общую безжизненность, которая заставляла его долгие годы ненавидеть зеркало. И когда Изабель нанесла маленькую капельку основы ему на нос, он не смог не почувствовать вспышку… предвкушения.       - У тебя, вообще-то, отличная кожа, - болтала Изабель, покрывая его щеки маленькими точками, - так что основы много не нужно. Что хорошо, потому что этот тон я себе использую, чтобы подчеркнуть скулы, и не хочу его весь перевести на моего неблагодарного старшего брата.       Алек лишь слегка улыбнулся кончиком губ: он не хотел испортить работу мастера над его лицом.       Изабель продолжала комментировать свои действия, объясняя, зачем использует каждый оттенок цвета, или крем, или кисточку. И она фокусировала его внимание на зеркале, чтобы он видел, что происходит. Так что у него не будет шока от неожиданности, что он себя не узнает, и Алек был ей бесконечно благодарен за это.       - Консилер тебе тоже не особо нужен. Ну, разве что, немного под глазами, потому что кое-кто не знает, что для здоровья нужно нормально спать.       Через несколько минут:       - У тебя и так хорошие черты лица, так что мне не нужно ничего структурировать. Немного румян – и все.       А потом она немного потрогала его лицо огромной пуховкой и вместо губок и кремов взяла тени и пушистые щетки:       - Закрой глаза и не открывай, попытайся не дергаться.       Алек думает, что такое распоряжение звучит слегка зловеще, но слушается. Жаль, что он не видит, что делает Изабель, но, с другой стороны, так и легче, потому что он не смотрел на себя столько в зеркало… никогда не смотрел.       Алек практически выпрыгивает со стула, когда Изабель касается его век. Он проклинает свои рефлексы, а Изабель смеется. Но он сосредотачивается, хотя иногда немного дергается от неожиданный прикосновений.       - Ничего темного, - объясняет Изабель, которой, кажется, совсем не мешают непослушные веки Алека. – Просто нейтральные тени с небольшим блеском, чтобы подчеркнуть глаза. Так, сейчас я сделаю подводку, так что, пожалуйста, не дергайся.       И потом что-то жидкое и холодное. А потом «открой глаза и посмотри вверх» и как будто по нему нежно водят карандашом. А потом «сиди смирно, красить другим людям ресницы чертовски раздражает». А потом что-то мягкое размазывается по его губам и « потри губы одну об другую, это оттеночная помада, она не размажется».       А потом Изабель отступает, вытирая руки об футболку (которая уже покрыта пятнами от макияжа):       - Ну, что думаешь?       Мысленно собравшись, Алек смотрит в глаза своему отражению. Глаза выглядят большими, и яркими, и теплыми. Кожа вокруг них мягкая и ровная, а не сухая и темная. Небольшое, здоровое сияние на щеках и на лбу. Губы не выглядят блестящими или накрашенными, но они все равно как-то полнее и мягче, чем обычно, так, как они выглядят, когда он слишком долго целовал Магнуса. Он выглядит здоровым, и ухоженным, и…       Он осознает, что немного наклоняет голову в разные стороны. Каждый новый угол интересен. Что-то новое появилось в чертах лица, оттенки цвета, которые он раньше не замечал, в глазах. Но нет ничего незнакомого. Это не шокирующее изменение. Ничего не выглядит так, будто это… не он. Это точно он. Просто.. выглядит лучше. Теперь можно разглядеть в его лице то, что он сам всегда считал привлекательным, действительно разглядеть. Глаза выделяются, скулы острее и он выглядит таким уверенным в себе, каким никогда себя не чувствовал. И это…       Во рту внезапно пересохло и куда-то исчезли все слова, что он знал.       - Тебе…не нравится? – осторожно спросила Изабель, прервав затянувшееся молчание.        - Нравится, - наконец-то говорит Алек, хотя это такое приуменьшение, что даже похоже на ложь.       Изабель, наверное, ожидала большего, так как вид у нее не уверенный:       - Это просто для забавы. Чтобы ты посмотрел. Я не обижусь, если это не твое. – Она пошарила в одном из нижних ящиков, вытащила тонкую, измятую упаковку и положила ее на стол. – Вот, это все смоет, когда ты захочешь. Тушь, правда, иногда, сильно держится, но душ обычно смывает остатки.       Алек хочет посмотреть вниз на салфетки для снятия макияжа, но, оказывается, оторвать глаза от своего собственного изображения может быть сложно.       И это…       Это новое чувство.       Это хорошее чувство.       - Иззи. Спасибо. – Его голос тише, чем обычно. Он хочет сказать больше. Но ничего не приходит в голову. Он все еще не может оторвать от себя глаз. И, медленно, начинает улыбаться.       Изабель кладет руки ему на плечи встав сзади. Алек будто бы выходит из транса и поднимает на нее глаза в зеркале. Выражение ее лица говорит о том, что она понимает. Даже если не знает, как сказать, понимает.        - Не благодари. Вот для чего нужны сестры. – Она улыбается и, наклонившись, целует его в макушку. – Фу, - морщит нос. – Ты пахнешь сандалом! Алек отводит взгляд, смущаясь больше, чем он хотел бы:       - Это шампунь Магнуса.       - Вы двое отвратительны, - усмехается Изабель и толкает его в плечо. – Убирайся из моей комнаты, ты мне заразишь тут все своими любовными сандаловыми микробами!       Алек тихо смеется и, наконец, встает от зеркала, забирая салфетки для снятия макияжа с собой. Робко проводит кончиками пальцев по подбородку. Чувствуется, что на коже есть что-то, чего обычно там нет, но это почему-то не странно.       Это прикосновение привлекает внимание Изабель. - Я не шутила, это хорошая косметика. Она не сотрется, пока ты ее не смоешь. – Она подходит к двери, высовывает голову в коридор и поворачивается к Алеку. – Ты только не три глаза. Уважай макияж! - Она ухмыляется и кивает на дверь. – Горизонт чист.       Алек хочет сказать что-нибудь или обнять ее, но не хочет выдавать своих чувств. Хочет, чтобы она думала, что для него это просто шутка и на самом деле ему все равно. Так что он кладет руку ей на плечо и слегка улыбается.        - Спасибо.       Изабель широко улыбается в ответ:       - Пожалуйста, старший брат. – Потом наклоняет голову к плечу. – А теперь, серьезно, выметайся. Из-за тебя вся комната провоняет сандалом!       Алек ныряет в коридор, чувствуя небольшой приступ паники: вдруг, кто-нибудь поймает его и придется объяснять, что с лицом? Но горизонт и правда чист, и Алек лишь слегка волнуется, пока бежит в комнату, где можно запереть дверь и, наконец, оказаться в безопасности.       И секунды не проходит, а он уже, бросив салфетки на кровать, снова у зеркала. На миг он боится, что волшебство разрушится, что второй взгляд на себя уже не принесет такого чувства, что в другом зеркале он будет выглядеть так же ужасно, как обычно.       Но оно все еще тут. Это неуловимое изменение. Это неописуемое улучшение. И, да, все выглядит по-другому при другом свете (или, скорее, при отсутствии света – комната Иззи освещена гораздо ярче), но все еще…       Все еще хорошо. Он все еще выглядит хорошо. Он выглядит… почти, вроде как… симпатично, в какой-то мере. Алек не знает, как к этому относится. Он чувствует, как бегут минуты, а желания отвести от себя взгляд все нет. Он стоит у зеркала дольше, чем когда либо раньше, смотрит на себя и улыбается. Улыбается себе. Улыбается тому, каким видит себя в зеркале. И это… это действительно что-то.       Где-то через пять – десять минут Алек чувствует, как завибрировал телефон в кармане. И удивительно тяжело отвернуться от своего отражения, чтобы посмотреть. Это сообщение. От Магнуса.       «Тебя уже сослали в ссылку в Идрис?»       Черт. Алек должен был написать ему, когда вернется в Институт.       «Нет, я вернулся, все нормально. Просто меня Иззи задержала».       Алек снова поднимает глаза и думает.       Он не уверен, что вообще когда-то пользовался камерой в телефоне и потому ищет ее чересчур долго. И еще дольше пытается понять, как расположить телефон перед зеркалом, чтобы получить приличный снимок своего лица. А потом делает еще с полдюжины фото, меняя наклон головы, чтобы получить одну фотографию, за которую не стыдно. Он не понимает, как можно выглядеть в зеркале настолько хорошо, а на фото – настолько неуклюже. У него занимает несколько минут, чтобы получить приемлемый результат, хотя он все еще разочарован, что не выглядит более…более… он даже не знает. Но пытаться уже надоело, так что сойдет.       Еще минуту Алек соображает, как отправить фотку с подписью «Скажи честно, выглядит по-идиотски?» Магнусу.       Пока он ждет ответ, пульс начинает учащаться и он успевает потерять всю свою новообретенную уверенность. Он снова смотрит в зеркало, но мягким сиянием макияжа нахмуренные брови не компенсируешь.       Алек вздрагивает, когда телефон вибрирует в руке. Он знает, что Магнус не будет грубым, даже если ему очень не понравится, но, все же, нужна секунда, чтобы собраться с силами и прочитать.       «А тебе нравится?»       Алек едва сдерживается, чтобы не закатить глаза. Конечно. Он должен был знать. Это же Магнус, а Магнус знает его лучше, чем Алек хотел бы это признать. Магнус знает, что Алек спрашивает его мнение, когда не желает осознать свое собственное. Что когда Магнус спрашивает его, чего он хочет, Алек переспрашивает, чего хочет Магнус, но не выражает собственных желаний. Что Алеку удобнее, когда ему говорят, что он должен чувствовать, когда ему не приходится решать самому. Вдруг он не прав? Но Магнус такого не позволяет. Никогда.       Алек сжимает зубы, снова смотрит на свое отражение и заставляет себя просто… увидеть.       всего через секунду он робко и легко улыбается.       «Да. Очень нравится»       На этот раз Магнус отвечает через секунду.       «Ты очень красивый, Александр»       Что-то сжимается в груди у Алека, в горле застревает ком. Магнус уже говорил такие вещи раньше, говорил слишком часто. И каждый раз Алек отмахивался от него. Менял тему, избегал комплимента или откровенно отрицал его. Но в этот раз…       Он снова посмотрел на себя. На блеск в глазах. Легкий румянец на щеках. Улыбку, мягкую и искреннюю. И впервые увидел это.       Впервые увидел, что он красивый.