Фортуна Фатум

Позволяю себе расслабиться в руках Лорда и опираюсь затылком на его плечо. Закрываю глаза, абстрагируясь от покалывания в коленях из-за жесткого пола, и наслаждаюсь невесомыми поглаживаниями груди. Поскольку мы оба сидим на коленях и я прижимаюсь к нему спиной, мне сложно понять настроение Риддла, но ощущение ушедшей насильственной бури приятно радует. Комнату освещают огни города и ароматические свечи, создающие интимную атмосферу. Легкий шелест занавесок добавляет таинственной чувственности. Несмотря на свежесть морского воздуха, я чувствую себя в пылу самого сильного жара, поскольку тело накрывает блаженная эйфория духовного слияния с объектом позади. Неделимый синтез физического влечения и нравственного удовольствия не сравним даже с чувством свободного полета. Не открывая глаза, ощущаю теплое дыхание на щеке и касание гладкой кожи на виске. Как никогда ласково и медленно, Риддл накрывает ладонями грудь, а затем придерживает на весу, поглаживая большими пальцами ареолы сосков через ткань. Закусываю нижнюю губу, чтобы не испортить момент стоном и не попросить снять платье. Неосознанно двигаю плечом, надеясь скинуть бретельку, но разочарованно жмурюсь от появления цепких пальцев на плече, останавливающих моё действие. Слышу, как он выдыхает после моего повторного жеста, но уже с его ладонью. Хочу сбросить её и освободиться от лишней одежды, в которой мне слишком жарко. Ко лбу прилипают волосы, по горлу к ямочке между ключицами катится капля пота, а вторая щекотно скользит за ухом по шее. Вздрагиваю от дополнительного источника влаги в качестве горячего языка, слизывающего каплю в области сонной артерии. Понимаю, что сегодня слишком бурно реагирую на любое его прикосновение. Я словно схожу с ума и отзываюсь на любой контакт, утоляя потребность в новой дозе. Намеренно или нет, но после касания упругим кончиком языка к горлу Лорд расслабляет всю его поверхность, скатывая по моей коже слюну. Мокрой щекоткой она стекает вниз по ключице, вызывая в теле дрожь. Нельзя не заметить моё состояние, потому что каждая клеточка трепетно откликается на волю своего властелина. Оставив одну ладонь на груди и очертив круговые фигуры по ткани, другой рукой он дотрагивается до щеки и ведет её по виску, стирая пальцами пот. Мгновенный ответ, показанный моим глухим всхлипом, получает посасывание мочки уха. Нервная система приобретает разряд и выбрасывает импульсы, ускоряя сердце и сбивая дыхание. Я дергаюсь в сторону, стараясь хотя бы на секунду отдохнуть от вожделенного безумства, но Риддл сразу же реагирует грубым и резким захватом волос. Его ладонь слишком влажная от моего пота, и локоны легко запутываются в пальцах. Он ведет ладонь к макушке, натягивая волоски с висков, а второй рукой приглаживает другую сторону, открывая вид на спину и затылок. Начинаю ерзать, отталкиваясь от его груди, и невольно трусь промежностью о его бедра, мимолетно проводя ягодицами по члену. Застываю от резкого протяжного выдоха Лорда в области шеи, вызывающего новую порцию мурашек. Короткого касания мне хватило, чтобы оставить капли горячей смегмы с головки члена вокруг анального отверстия. Риддл крепче сжимает волосы и, потеревшись носом о моё ухо, дотрагивается указательным пальцем свободной руки до бретельки платья. Его дыхание становится более хриплым, а последующие слова сопровождает почти угрожающая хрипотца с оттенком моления: — Если ты продолжишь дёргаться, я нагну тебя лицом до пола и жёстко трахну во все отверстия, — вздрагиваю от шока и мелькнувшего страха, поскольку никогда прежде он не использовал подобную лексику, — ты этого хочешь? Снова. Он снова говорит так, как ему несвойственно. Первый раз случился на мосту, когда он меня обозвал, а второй наступает сейчас. Такое ощущение, что мы переступаем на новый уровень личных отношений, где срываются сдерживающие оковы учтивости и исчезают границы пристойности. Как бы ни старалась, но я не замечаю унижающие ноты в его речи, а распознаю лишь обыденность конкретного смысла. Передо мной он больше не придерживается репутации Тёмного Лорда, в котором главной чертой является величие. Я не знаю, кем себя ощущать в этой ситуации: близким ему человеком, способным открыто общаться без масок приличия или жертвой поруганной чести. В первом случае я могу олицетворять Риддла, как равного себе, и ответить тем же, не боясь вызвать его гнев, а во втором случае… я превращаюсь в жалкую, грязную девицу, используемую по назначению для удовлетворения физических потребностей. Первый вариант вполне приемлем, ведь открывает новую степень доверия, благодаря которой интимная близость получает новую пикантную особенность, а второй вариант вызывает во мне недавно забытое отвращение и злость в адрес жестокого тирана. Не до конца понимая, какой из вариантов подразумевает Лорд, я начинаю вырываться, надеясь распознать подсказку в его следующих словах. Не услышав ответ, он наматывает мои волосы на кулак, опуская голову вперед, и прикусывает полоску кожи на шее. Ползу вперед, хватаясь за края матраса, и хнычу под нос от болезненного засоса. — Ты помнишь, как я назвал тебя в последнюю встречу? — он прижимается к моей спине, оглушая ухо частым дыханием, и отталкивает мои руки от кровати, вынуждая опустить их вдоль тела. Хочу поднять голову, но мертвой хваткой её держат низко опущенной. Подбородок давит на ямочку между ключицами, и я хрипло выдыхаю: — Да. За ухом ощущаю лижущее касание языка, смачивающее слюной ушную раковину. — Да, — шепотом повторяет он и зажимает губами мочку уха. — Я был слишком мягок с тобой, — замираю от шокирующего эгоизма, поскольку не разгадываю ироничного посыла. — Подобную суку, как ты, нужно укрощать, — вдавливая мне голову в грудину, второй рукой он проводит по спине и зачесывает вверх оставшиеся волоски на затылке, а затем я чувствую дыхание на коже у основания волос и невесомый поцелуй, напоминающий обманчивую ласку, — ты хочешь этого? Во второй раз я не смею проигнорировать вопрос, но не могу гарантированно утверждать, правильно ли я поняла его слова. В моей жизни никогда не было человека, способного объяснить особенности мужской психологии и межполовых отношений. Гарри с Роном едва ли вкусили гендерных различий и основ поведенческих признаков с противоположным полом. Они бы не смогли выявить точности эротической манипуляции и правильно сыграть. А спрашивать у отца я бы постеснялась. Риддл давно уже не мальчик, а мужчина, умеющий провоцировать половой инстинкт у женщины, используя жизненный опыт в сфере межполового взаимодействия. Не знаю, что делать и как отвечать, поэтому не скрываю обиды и говорю открыто: — Я не такая. Укрощают животных, а со мной надо… — с трудом подбираю слово и на глухом выдохе робко шепчу, — нежнее. Судорожно боюсь его реакции на свой ответ, которая не заставляет себя долго ждать. Лорд тянет меня за голову обратно к своему плечу и обводит свободной рукой контур челюсти. — Поэтому, грязнокровка, я и спрашиваю, так ответь, ты хочешь этого? Неспроста он трижды задает этот вопрос. Надеюсь, ему не заметны мои округлившиеся глаза, поскольку я получаю очередной шок, ведь он на самом деле откровенно спрашивает… Мерлин, какая же я глупая, что сразу не поняла! Как только до меня доходит смысл его слов, я сразу же отвечаю, чересчур поспешно, но замедлить предложения не могу и проговариваю: — Нет, я не выдержу жестокости, потому что мне тяжело из-за беременности, — быстро сглатываю, — но… — ещё один глоток, чтобы не подавиться, и мольба, — я хочу тебя, — слегка поворачиваю голову, дотронувшись губами до его щеки, — безудержно и неистово. Рефлексивно он стягивает волосы, впиваясь в кожу головы ногтями, но затем ослабляет руку и еле слышно произносит: — Тогда не дергайся. Интонация звучит не столь угрожающе, сколь просяще. Я киваю и расслабляю напряженные плечи. — Ложись. Не смея возражать, забираюсь на матрас, по пути теряя с лодыжек нижнее белье, и ложусь на спину ближе к середине кровати. Риддл поднимается с колен и, сняв обувь, опускается на кровать рядом со мной. Забыв о своем обещании, я тянусь к оставшимся пуговицам на его рубашке, но мою руку ловят в воздухе, с силой стискивая пальцы. Опасный огонек его глаз доказывает недовольство моим действием. Поводив челюстью, Риддл прищуривается и отталкивает мою руку. Честно, я не понимаю, почему он не желает моего участия. Сложно бороться с искушением, когда собственные зрачки ловят испарину на его теле и припухлость губ от недавних поцелуев моей шеи. Густота волос побуждает изнывать от желания запустить ладонь и потянуть их в сторону, запоминая тактильное ощущение на пальцах. Прежняя одержимость испить его тела распространяется с новой силой, тем не менее меня останавливает его странное состояние. Наблюдая, как я опускаю руку на одеяло, он на несколько секунд закрывает глаза и задерживает дыхание, опускает голову и коротко дергает ею вбок, будто избавляясь от наваждения или успокаивая собственное сердце. Когда он снова смотрит на меня, взгляд предстает более осмысленным, однако частое моргание навевает мысли о том, что дается ему это с трудом. Открываю рот, желая спросить о его поведении, но в ответ он кривит губы, фактически угрожая мне немым укором. Свожу губы вместе, не решаясь мешать, и глубоко вдыхаю запах эфирных масел. Как только чувствую на щеке чужие пальцы, возвращаюсь к чарующим черным глазам. С натянутым спокойствием Лорд поглаживает меня по щеке и придвигается ближе, но остается стоять на четвереньках сбоку, а не ложится сверху. Ласковые поглаживания лица сбивают с толку, поскольку раньше он никогда так не делал. Челка закрывает его бровь, и он аккуратно двигает головой, убирая черную прядь. Я прослеживаю его жест, нервно сглатывая комок в горле, но не сдерживаю долгого выдоха, когда он облизывает губы и наклоняется к моим. Моё дыхание опаляет его рот. Прикрыв глаза, он зависает в миллиметрах от моих губ. Ожидание поцелуя никогда не было настолько томительным и страстно желанным. Ранее Риддл не скупился на скорость и дарил мне жадное насыщение посредством скоростного пламени страсти, а сейчас я словно смакую огоньки по крупицам, отчаянно поглощая каждую искорку. Слишком медленно, дразня моё терпение, Том прикасается губами к моему рту. Именно прикасается, потому что не двигает губами, а лишь невесомо дотрагивается. Прерывисто делает вдох, будто пробуя на вкус незнакомку, и, неторопливо приоткрыв уста, целует мою нижнюю губу. Боясь спугнуть момент триумфальной нежности самого тёмного волшебника всех времен, я чуть-чуть размыкаю губы. Не отвечаю, а наслаждаюсь бесплатной лаской близкого человека. Положив ладонь мне на плечо, он сначала поглаживает его, а потом тянет бретельку платья вниз. Не разрывая медленный поцелуй без участия языка, повторяет движение с другим плечом. Двумя руками обхватывает моё лицо, углубляя поцелуй, но не требует ответа и не меняет скорости. Я настолько теряюсь в непривычном поведении Риддла, что не слежу за собой и в припадке искренней благодарности обнимаю его за шею, зарываясь ладонью в волосы, но через мгновение тихо и удивленно восклицаю, встречаясь тыльными сторонами ладоней с подушкой. — Грязнокровка! — хрупкие запястья сжимаются стальной хваткой его рук, а я невольно перестаю дышать от открывшейся картины его глаз. Они никогда не казались мне настолько пронизывающими и выразительными. Впервые вижу отблеск синевы. Зрачки как темно-синие сапфиры поблескивают при тусклом свете свечей, а бездонная глубина черной радужки поражает чистым цветом. Я не собираюсь больше молчать, нет сил держаться, желание преобладает над разумом, и неважно что в основе — похоть и вожделение или духовность и нравственность. — Почему? — голос вовсе не мой, чужой, откуда-то с небес или небытия. Свой родной я потеряла несколько минут назад, когда осознала, что Риддл способен быть по-настоящему нежным. Почему ты так себя ведешь? Почему не позволяешь прикоснуться к себе? Я ведь так хочу! Мне воздуха не нужно, воды не надо, только дай дотронуться до твоей кожи хоть пальцем. Ногтем. Волоском. Всё равно чем… Мой вопрос Волдеморту не нравится. Ещё бы! Мышечные связки запястий хрустят от сдавливания. Он жмурится, а потом… Мерлин! Только не это! Я опять всё испортила. Подняв веки, он издает подобие глухого горлового рычания и ударяет меня ладонью по лицу. Пощечина не такая уж сильная, скорее неожиданная. Чтобы ударить меня, ему пришлось выпустить из захвата одно запястье. Пользуясь этим, я дотрагиваюсь до пылающей щеки, но видимых повреждений или царапин не ощущаю. Другую руку он по-прежнему придавливает к подушке. Насупившись, перевожу взгляд с его глаз на онемевшую ладонь в капкане. Презрительно щурясь, Лорд садится на колени, стягивая через голову рубашку, а затем торопливым движением тянет ткань моего платья вверх. Я не сопротивляюсь, страшась ещё одной пощечины, и выгибаю спину, позволив ткани дойти до лопаток. Сажусь, вытягивая руки, и наблюдаю, как Риддл снимает с меня платье и откидывает его на пол. Собираюсь лечь обратно и, смущаясь наготы, сгибаю ноги в коленях, но в сидячем положении меня останавливают пальцы, внезапно сжавшие щеки. — Тебя убить мало за то, что ты сделала в мэноре, — более не церемонясь, Лорд грубо сжимает моё колено, отодвигая его в сторону, и садится на колени между моих разведенных ног, — а за дерзость у ворот Хогвартса ты вовсе достойна самого жестокого наказания. Неужели? Он припоминает мне освобождение пленников из темниц и ложь у барьера. И к чему это всё? Хватаюсь за его предплечье, но не отодвигаю от своего лица, а просто придерживаю. Сознание постепенно успокаивается, ведь теперь Риддл снова становится прежним. Хорошо это или плохо? Пока не знаю. Меня радует один интересный момент — сегодня он как никогда многословен, а любые его слова на вес золота, потому что помогают в составлении психологического портрета. Проведя пальцами по цепочке с янтарем, костяшками он касается ложбинки между грудей и низким тихим голосом произносит: — Твои страдания, Гермиона, всегда приносят наслаждение, но… — отпустив мои щеки, Лорд притягивает меня к себе за затылок и делает долгую паузу, с каждым мгновением хмурясь всё сильнее, а затем с мрачной, будто нежеланной улыбкой, хрипловато говорит, — но сегодня я не хочу причинять тебе боль. Милостивый Мерлин! Искренность его слов превышает допустимый предел, а словесное признание обволакивает душу теплом. Я свечусь изнутри, рискуя заменить миру солнце, и смакую… каждую его морщинку, изумляясь его реакции на собственное признание. Оно ему явно не нравится, но он не жалеет о словах, а просто негодует из-за их правдивости. Не прятать от него свои чувства? Мадам, к сожалению, Лорд меня опережает и шокирует личными эмоциями! Моргаю и открываю рот, изображая азиатского болванчика, и неумышленно поглаживаю его предплечье. Проследив глазами мой невинный жест, Риддл улыбается более вызывающе. Он приподнимает моё колено, садясь плотнее, и мимолетно целует в уголок губ. — Несмотря на твою вину и мою жажду мщения, а также непомерное желание… — пальцем он проводит дорожку от моего горла до лобка и, усилив давление, погружает их в густую влагу, обволакивающую стенки влагалища, мы одновременно хрипло выдыхаем, я от чувствительности эрогенной зоны, а он от плавного, горячего скольжения, — вставить тебе, — вздрагиваю от его слов, — я позволил повлиять на моё решение и был… — он цокает языком, точно подбирая характеристику своему бережному отношению ко мне, — аккуратен. Вскрикиваю от толчка в грудь и неожиданного приземления на подушку. Приподнявшись, он снимает брюки, задевая мои ноги пряжкой ремня, и кидает их на пол к остальной одежде. Теперь мы полностью обнажены, но даже совместная нагота не позволяет мне избавиться от стеснения. — Но своими действиями ты всегда провоцируешь меня на потерю контроля. Хотя в его интонации отчетливо заметна злая напряженность, я принимаю подобное за комплимент. Постепенно до меня доходят причины его недавнего поведения. Он ясно объясняет мне, что специально подавляет своё неумолимое желание наказать меня за Боунс и Нагини, а также позволяет себе быть нежным и аккуратным в постели с беременной девушкой. Похвально. Приятно и до экстаза заманчиво наблюдать за его стараниями! Вот только одна проблема — я опять допустила ошибку, и его терпение, придерживающее ненасытное вожделение, разлетается вдребезги. — Я… я не сдержалась, — озвучиваю факт, но вместо сожаления голос пропитан самодовольной иронией. Мерлин, помоги! После моих вызывающих слов Риддл расплывается в хищной ухмылке. — Конечно, моя дорогая грязнокровка… — резкий жест его руки выдергивает из-под моей головы подушку, — в этом мы похожи, — ответный сарказм сквозит удовлетворенным довольством. Пока я вожу ладонями по спинке кровати в поиске опоры, Лорд хватает меня за лодыжку и тянет вверх, устраивая её на своем плече, а другую ногу разводит шире, оставляя на кровати. Подушку подкладывает мне под поясницу и подтягивает за бедра к себе. Следует признаться, что для девушки в положении, поза является весьма удобной. К Риддлу я повернута полубоком, подушка помогает выгнуть спину без лишнего давления и тяжести на позвоночник, а вытянутая нога… вот этот пункт меня вгоняет в краску, поскольку выглядит крайне смущающим. Подтягиваю свободную ногу, инстинктивно прикрывая откровенный вид на деликатное место, но Лорд небрежно ударяет пальцами по колену, заставляя вернуться и расслабить ногу на матрасе. — Не зли меня ещё больше, Гермиона, — без предварительной ласки он раскрывает половые губы пальцами и размазывает членом смазку из влагалища, я подавляю хныканье и мысленно жалуюсь, что за животом не вижу его действий, ориентируюсь только на ощущения и вздрагиваю от смущающих звуков, — в темнице ты была слишком сухой, в отличие от теперешнего момента. — Замолчи, — зажмуриваюсь от собственного шока и слетевшего с губ слова. Не хочу вспоминать мэнор, мне по-прежнему больно. Больно… мышцы влагалища больно сжимаются от стремительного глубокого проникновения. Лодыжку обжигает горячий протяжный стон, а последующее неторопливое покачивание бедрами задевает внутреннюю полость. Прячу лицо в изгибе локтя и терплю конвульсивное сокращение мышц. Дрожь передается по всему телу, и я напрягаю плечи, дергаясь ими вперед и запрокидывая голову. Возбуждение последнего часа помогает быстро приспособиться к напору Лорда, который не особо торопится причинять мне боль ускорением фрикций. Осмеливаюсь посмотреть на него и замираю от скрещивания сладострастных взоров. Прижимая мою ногу к себе одной рукой, он касается щекой косточки на щиколотке, а второй ладонью придерживает меня в районе тазобедренного сустава. Начинает с плавных движений, следуя своему личному темпу, а через несколько минут выходит из меня и трется крайней плотью о клитор. Пот с брови попадает в глаз, вызывая жжение, и я снова закрываю веки, параллельно карябая древесину кровати. Боль не отвлекает меня от приятно нарастающей эйфории, и заслугу я вижу в правильном ритме. Несмотря на угрозу Риддла, он всё равно ведет себя со мной довольно-таки нежно, и я хочу отплатить ему благодарностью, но только не знаю как. Качаю головой и в перерывах между укусами собственных губ чувственно поскуливаю, и при особо ощутимом давлении на клитор рефлексивно открываю глаза. Не хочу верить в то, что Риддл всё это время смотрел на моё лицо, но его затуманенный сладкой истомой взгляд убеждает меня в догадке. Легонько похлопывая по клитору влажной головкой, он вынуждает меня исступленно вскрикнуть. — Нет, я… я… — должна остановить его, поскольку из-за обстановки, запахов, желанного объекта влечения и его действий я не смогу долго продержаться, меня больше волнует его удовольствие, нежели собственное, поэтому я тихо произношу пылким, почти развратным голосом, — я хочу почувствовать тебя внутри. Тянусь рукой вниз и пальцами натягиваю нежную кожу влагалища, всем своим видом умоляя его выполнить просьбу. Зная его привычку к отрицанию моих слов, я подставляю ноготок к уголку своего рта, а второй рукой невесомо поглаживаю головку члена. Его плечи сильно напрягаются, ребра заметнее выпирают через кожу, а мышцы пресса становятся более твердыми. Грудная клетка часто поднимается из-за сбитого дыхания, а глаза поблескивают откровенной страстью. Незатейливо приходит идейка о… Мерлин, нет, я не смогу! Это не по мне! Мне стыдно и неприятно произносить, но… что-то мне подсказывает — Риддлу понравится слышать подобное, но… нет, нет, я не могу! Но должна попробовать… он взрослый, я взрослая, у нас будет ребенок и уже есть домашние питомцы, мы не стесняемся друг друга, ведь так? Правда? Да? Можно же? Появление новой судороги и горячее томление вокруг клитора окончательно ставят точку в моих сомнениях. Лорд обхватывает основание члена, скользя по половым губам, и явно не собирается удовлетворять мою просьбу, а значит другого выхода нет… — Повелитель… Томно тяну средний слог, высовываю язычок и, облизнув указательный палец, дожидаюсь момента, когда Повелитель досмотрит сей жест до конца, и ласкающим полушепотом с долгим выдохом на конце каждого слова произношу: — Я хочу, чтобы ты меня трахнул, — голос на окончании подрагивает, но я добавляю, — глубоко и жёстко. Возможно, секундный шок Риддла стоит дороже моих будущих водных процедур полости рта, но внезапная эйфория от его изумления сменяется моим звонким визгом от введения до упора твердой плоти. Я закрываю рот рукой, подавляя собственный голос, потому что меня начинают яростно и ожесточенно вбивать в матрас. О нет! Я ожидала улучшения ситуации, а не скорого ошеломляюще фантастического оргазма. Это даже не секс, это… это… я не знаю, это дикость, граничащая с безумием, нет, не с безумием, а с бешенством. Он до боли прижимает мою ногу к плечу, а вторую придавливает к матрасу. Ногти впиваются в кожу, закрывая пути к спасению. Я оглушаю себя не громкими стонами, а надрывными, разноголосыми криками, напоминающими пронзительный, нечеловеческий, визжащий вой. Сквозь яркую пелену неизвестного сверкающего серебра на глазницах я успеваю заметить лишь рьяные, стремительные движения нависшей надо мной фигуры. Уши закладывает, и я с трудом различаю его рваное, частое дыхание. У меня кружится голова и срывается голос от криков, а от сумасшедшей скорости зрение вовсе горит ослепляющим ярким светом. Тело изливается потом, а ногти ломаются от сжатия древесины кровати. Я не распознаю толчки, а бьюсь в судорогах от острой ощутимой вибрации члена по стенкам влагалища. Хлюпающие, капающие, стекающие, влажные звуки сопровождаются скользкими ударами мошонки о мою промежность, а запах выделений смешивается с терпкостью кисловато-горького мускуса и пота. — Т-том, стой! — кричу ли я или это моё подсознание, не знаю, но на языке появляется привкус горечи, а затем чувствительность пропадает совсем. Вслед за языком немеет всё тело. Я больше не ощущаю жара чужого рта на лодыжке, потому что не уверена в существовании ног. Соски набухают, краснеют и пощипывают, а окружности ударяются между собой, вызывая боль в грудной клетке. Я ничего не вижу и слышу лишь свои срывающиеся крики, а бешеные толчки дразнят настолько глубоко, что невольно навевают мысли об участии в процессе матки. Хотя физиологически это невозможно, но в данный момент я этого исключать не могу, потому что половые органы горят, изнывая в пламени разврата. Мышцы не успевают сокращаться и непроизвольно сжимают член. Сейчас я в тысячу раз более чувствительна, чем раньше, поэтому набухание плоти кажется огромным, но в пылу огня любое движение теряет конкретное описание. — Господи! — кто угодно, Мерлин, я не могу больше. Риддл терзает моё тело, выдалбливая душу, как в прямом, так и в переносном смысле. Пружины кровати давят на лопатки. От скоростного трения и влажности волосы теряют легкость и липнут к лицу. — Да, Гермиона, давай, — знакомые слова и моё имя звучат не так, как обычно, бархатистый, властный баритон с привычной хрипотцой достигает вен и подхватывается потоком крови по направлению к сердцу. От ног до макушки по мне ползут мурашки, сопровождаемые сладкой щекочущей дрожью, мышцы напрягаются до предела, бедра ноют, а по подбородку течет кровь от прокушенной губы. Подступает кульминация. Светило проходит через меридиан, где я выступаю в качестве небесной сферы. Точка наивысшего наслаждения достигает апогея. Выгибаюсь, теряя из-под поясницы подушку, и ударяюсь кулаками о спинку кровати. Меня толкают к изголовью, насаживая глубоко до плотных слизистых стенок влагалища, а прерывистое струйное хлюпанье и выброс горячей густой спермы, вытекающей за пределы отверстия, сопровождаются истошным, гортанным рыком, переходящим в почти свирепое шипение. Едва улавливаю приглушенный, короткий звук, когда с тихим влажным щелчком Риддл выходит из меня. Сперма щекочет кожу и стекает вниз по промежности, но я не могу свести ноги, впрочем, как и пошевелить хоть чем-нибудь. В глазах блестит серебро, будто меня ослепляют фонариком, а плечи периодически бьются в конвульсиях, заставляя дергаться грудь. Издаю всхлип от непонятного ощущения: по-моему, мою ногу опускают на кровать. А где она была до этого? Точно, на его плече. А вторая? В наличии? Не знаю. Я совсем не уверена в правильности собственного рассудка, что уж говорить о конечностях. Рядом со мной прогибается матрас. Мы случайно соприкасаемся плечами, а затем я ощущаю чужие слегка подрагивающие пальцы на своем подбородке. Честно признаться, мне всё равно, что происходит сейчас. Даже если сюда ворвутся Пожиратели смерти, я не пошевелю и пальцем. Дыхание у обоих по-прежнему затруднено, а скользкое поглаживание по подбородку мешает отдыхать. Не веря в собственную дерзость, я заторможенно поворачиваюсь на другой бок, подставляя вражескому взору спину, и закрываю глаза. Мне бы в ванную, но не могу. Мне бы прибраться, но не могу. Мне бы представить реакцию профессора Макгонагалл на свою недавнюю просьбу к известному Повелителю, но не могу! Такова моя жизнь… теперь! Взрослая, реальная жизнь. Хотя просьба оказалась непродуманной, поскольку я в очередной раз продемонстрировала свою неготовность к равноценному бою и не показала ничего, кроме наивности. Возможно, для Гарри с Джинни подобный опыт стал бы пугающим и дерзким, но для Риддла это не является чем-то новым и чарующим, в отличие от меня. Закрываю лицо, превращаясь в красный помидор, и со стыдом вспоминаю своё поведение. К сожалению, известный Повелитель не желает оставлять меня в покое. Мне льстит ощутимая дрожь его рук и рваные вдохи, но усталость не позволяет поинтересоваться, чего он хочет. Действительно, чего он хочет, поглаживая меня по волосам и спине?! Вжимаю голову в плечи, застенчиво повторяя про себя одни и те же пошлые слова, и ощущаю слезинки в уголках глаз. Тело болезненно реагирует на неожиданный телесный контакт. Риддл подхватывает меня под грудью, подтягивая к себе, а вторую руку заводит под мою шею и сжимает тело в кольце рук. Мы оба лежим на боку, и я опираюсь затылком на его плечо. Сжимаю руки в кулаки, закрывая ими рот, и натянутой струной лежу, не двигаясь и боясь его следующих действий. Наконец, он оставляет грудь в покое и заправляет волосы за ухо, наклоняясь к нему губами. — Если бы я раньше знал, как сильно тебя терзают стыд и чувство вины, — оцепенев, смотрю перед собой, не веря своим ушам и в его сообразительность, — заставил бы повторять похожие мольбы снова и снова, — на последних словах он кратко целует в висок и поглаживает плечо, — наблюдать за тобой - истинное удовольствие. — Хватит! — шепот едва уловим, но Риддл слышит. На злость у меня не хватает сил, и я медленно падаю в объятия сна, ожидая ухода Лорда, но немыслимым образом ощущение за спиной его обнаженного тела и теплые объятия вызывают в душе тоску. Он ещё не ушел, а я уже скучаю. Не хочу прощаться, но… он всегда уходит. Мы никогда не спали вместе, и вряд ли он останется на всю ночь. Тоскую по нему. В таком положении мы лежим уже несколько минут, я расслабляюсь, ощущая дыхание на затылке, а Лорд… я не знаю, о чем он думает. Быть может, спросить? Глупая, он не любит с тобой разговаривать! Это обидно! Я ведь люблю наши диалоги… Собственно, почему я уверена, что он не ответит?! Сейчас он спокоен, настроение в норме. Рискни. — Том? К несчастью, от моего вопроса нас обоих отвлекает его предплечье. Я ощущаю легкую смену температуры, а затем перед глазами его татуировка начинает меняться, образуя окружность в виде змеи. Лорд приподнимается на локте, смотрит на руку, опираясь подбородком на моё плечо. Лицо — застывшая, отстраненная маска, словно и не было недавнего безумства. Вот и всё! Его вызывают. Кто-то. Куда-то. Возможно, Пожиратели хотят отчитаться, а может, сообщить об удачных нападениях или захвате полезных сотрудников Министерства. С грустью смотрю ему в глаза, но, в отличие от случая в лечебном бассейне, в данный момент я хочу, чтобы он остался по другому мотиву… Остался просто так. Хочу подольше побыть с ним, подышать одним воздухом, спровоцировать или наоборот самой броситься в омут его манипуляций. Отворачиваюсь от него и закрываю лицо руками. Кровь от сломанного ногтя пачкает щеку, но я не замечаю, а сквозь туман обреченности еле слышно шепчу: — Останься. Это не мольба и даже не просьба, это спасение. В одном слове я показываю ему всю степень своей привязанности. Искренней и теплой. Невзирая на крайне отрицательное влияние Лорда, я всё равно прилагаю усилия для закрытия замков вокруг своего сердца, желающего быстрее биться только в его присутствии. Риддл не отвечает. Проходит минута. Я кожей чувствую его взгляд, но не отнимаю рук от лица. В первые секунды его движений в душе рыдаю от несбыточной надежды, но затем с изумлением застываю из-за… более удобного положения, в котором меня обнимают крепкие руки. Риддл щелкает пальцами. Свечи гаснут. Нас накрывает простыня. Крепче прижимает к себе и… всё. Не верю! Не могу поверить! Неужели? Мерлин! Господи! Святые небеса! Он здесь! Со мной. Он проигнорировал Пожирателей и остался со мной! Я наверняка сплю. Конечно, давно уснула и во сне я встречаюсь с этим потрясающим явлением. Не верю в сказку! Лорд кладет руку мне на бедро и выводит незамысловатые узоры, а я с трудом сражаюсь с сонливостью, потому что боюсь исчезновения Тома. Смотрю в одну темную точку и глубоко дышу, как вдруг… Снова это ощущение! Оно дарит спокойствие и тепло. Я чувствую, как малыш переворачивается или просто толкается ножкой. Нужно ли мне показать Риддлу? Не всё ли ему равно? Прикусываю щеку изнутри и бережно беру его ладонь за тыльную часть, убирая с бедра. Напряжение мышц доказывает его настороженность. Я аккуратно прикладываю его руку к месту недавнего толчка и слегка веду в сторону, и в этот самый момент малыш снова ударяет меня, попадая прямо в его ладонь. Мысленно кричу в эйфории от удачного стечения обстоятельств, но Лорд небрежно откидывает мою руку, возвращая её на прежнее место к бедру, а я… Материнское чутье меня не обманывает, и я нагло хватаю его за запястье, притянув обратно. Сзади себя слышу, как он утомленно вздыхает, но, к моей радости, не отдергивает руку и снова ловит приветствие своего сына или дочки. Кстати… — Надеюсь, у него будут твои глаза. Мозг за слова не отвечает, я не хотела говорить подобное вслух. — Естественно, ты далека от идеала красоты. Поперхнувшись, я кашляю в кулак. Слишком уж человеческие заботы. Не особо обижаюсь на его слова, поскольку они сказаны с читаемым сарказмом. Больше всего меня шокирует его непринужденность. Если бы ещё год назад мне рассказали о возможности данного диалога, я бы покрутила пальцем у виска. А если ещё пожелать… — Спокойной ночи! Минута. Две. Нет, всё-таки он не отвечает, а жаль, но сам факт его присутствия и сделанный выбор в пользу своей грязнокровки, а не первостепенных дел по захвату власти, побуждают меня к сладкой полудреме, ведь находясь в объятиях родного человека, я ощущаю себя самой счастливой и ценной, даже несмотря на воспоминания минувших событий…