осенний вирус

у юнги тяжёлый день, может жизнь, а может, это он просто депрессивный идиот. дома холодно, и именно сегодня почему-то, кажется, совсем мороз. у юнги дыхание белым облачком, руки греет и в кровати сворачивается клубочком, желая скорее провалиться в сон, пусть даже снова беспокойный. телефон вибрирует тихо, и даже ненавязчиво, но он всё равно разлепляет глаза, заледеневшим пальцем проводя кривоватую линию по экрану, тем самым принимая звонок. -алло? у юнги глаза просят сна, смена тяжёлая, но на том конце тэхён, кажется, совсем лёгкий — что у тебя с голосом? заболел? юнги лишь хмурится, вздыхает тяжело и повернувшись на спину-пустой взгляд в потолок направляет-может, вселенную там увидеть пытается. тэхён и не ждёт от него ответа, но вопросы продолжает задавать, словно ведёт оживлённый диалог. юнги и не против лишь бы звонил почаще, а там уж пусть хоть смерть ему во всех подробностях описывает-неважно, он просто забьёт на сон, слушая хриплый, словно годами побитый голос, наделённый низкими нотами, с басоватостью и вечной осенью в своём звучании. уставится в потолок, сухие губы кусать будет сильнее, а может, в эти моменты просто ощущается всё острее. — поедем к морю? юнги замирает, едва-едва на часах сонным взглядом разбирая 2:10,удивлённо брови поднимает и привстаёт на локтях — прямо сейчас? — тэхён усмехается на том конце, делает глоток очередной чашки кофе и утвердительно мычит. юнги хмыкает, бросает короткое «я сейчас приеду » и трубку кладёт, уже наизусть зная, что должен услышать. у юнги в машине сигаретами насквозь пропахло, освежитель с мятным запахом всё ещё делает жалкие попытки хоть как-то сбить этот смрад, но вряд ли получится хоть когда-нибудь. тэхён к окну отвернулся, в яркий свитер кутается, видно, что новый, но отчего-то совсем растянутый, будто младший в него целиком прячется. он молчит, проносящиеся пейзажи за окном пытается словить беглым взглядом, подпирает голову рукой и кусает вишнёвые губы. и тишина не давит, оба знают, что слов слишком много, и достаточно взглядами встретиться, как напускное 2 февраля 2016 слово «друзья» в прах рассыпется, оставляя место только ночам горячим в квартире холодной, губам бледным на нежной коже и хриплое «я, кажется, влюблён в тебя по уши». только, всё разбито, как ваза из-за непутевой кошки, похоронено давно уже, словно и не было ничего. и будто не пытались в тайне засосы сохранить, как можно дольше, не запирались в своих квартирах и не бились об других людей, в слепой и безмолвной надежде на спасение. тэхёну вроде холодно, стоять в сентябре у самой воды, сняв кроссовки и позволяя волнам забирать последнее тепло из тела, взгляд направлять в даль, будто там самый красивый закат, а на деле, небеса тёмные, тихо шепчущие на ухо «ночь». юнги сидит чуть дальше, на песке недавно тёплом, зарывается в него тонкими пальцами, кожа в свете луны совсем белой кажется, но не болезненной, просто волшебной по-своему. смотрит на младшего, обводит глазами плечи дрожащие, кулаки сжатые и останавливается на ногах в ледяной воде, вот оно, тепло чужое, совсем рядом, но по-прежнему в километрах от него. и вода эта кажется для тэхёна такой же, как его собственные чувства, он слегка топит юнги, слегка в себе, и сам ныряет-слишком глубоко, чтобы воздух хоть немного ласкал лёгкие. и вроде волны так бережно к коже прикасаются, словно что-то родное, но в то же время, слишком ледяные ласки, чтобы иметь возможность как-то существовать. юнги закрывает глаза и на песок ложится, он тут же забивается в волосы и осторожно крадётся в одежду, причиняя щекотку, но не раздражая замерзшее тело. тэхён от воды отходит, босыми ногами чуть слышно шлепает, делая песок мокрым и липким, к старшему подходит и на колени садится, вынуждая того от неожиданности подпрыгнуть и взглядами встретиться. у юнги в глазах вопрос немой, а у тэхёна тепло бесконечное, и не кажется уже ночь столь холодной, а дыхание жжёт похлеще любого костра. младший разъёбанный немного, своими же чувствами добитый и подстреленный, ластится, словно кот, молчаливо прося прощение, по ранам старшего руками ледяными проводя- по каждому порезу на ребрах, под толстовку лезет, жмется сильнее, когда юнги дрожит и жмурится. и вроде всё кончено, но на самом деле, даже не приостановлено, внутри вся боль куда-то уходит, а страх, что это сон, остаётся у обоих, скользкой паутиной давит где-то в солнечном сплетении. юнги обвивает руками младшего, буквально вжимает в себя, дышит глубоко, но рвано и с помехами, словно радио старое. тэхён жмется ещё ближе, теснее, из себя пытается всю боль выкинуть, теплом делится последним и наконец чувствует — тело его уже не такое холодное. и сентябрь, говорят, месяц совсем не тёплый, но для моря самый подходящий, ночью ласкающий по особенному, ледяными порывами давящий, и в машине легким завыванием слышен. тэхён уже не отворачивается, налегает и голову на плече устраивает, руками за талию обвивая и улыбаясь блаженно, морща носик от горячего дыхания печки. и юнги вроде неудобно так машину вести, но он лишь хмыкает притворно, окно закрывает и делает напор тепла ещё больше, ощущая непривычный за столько месяцев адский жар на теле. нет, сентябрь не летний месяц просто морю отказывать нельзя,когда любишь слишком сильно