Циклы

Милая моя девочка, столько столетий прошло, что не сосчитать. Не выскрести из головы потоком слов и видений. Я стою на рубеже меж городом и степью, вдыхаю горячий июньский воздух и режу на ветвях старой дороги "Беги, не беги, вернешься обратно. Город - не Рим, но подобие сети. Ты не поэт, не прозаик и не художник вовсе, но что ведет тебя по этой дороге?" Скорее всего сны, - отвечаю я самому себе и поправляю рюкзак на худых плечах. Плечи мои остры и бледны, как в любительских книжках про вечного странника и поэта. А я ведь не умею писать, не умею плеваться словами, как ядом. Я чувствую лишь тоску и светлое чувство, которое зовет меня в золотые степи, в мира, где человек еще не ступал, но уже разрушил все до основания и глубже. Это было резко и неуловимо, как сны сразу же после пробуждения, как удар под дых и в спину, но без боли и отчуждения. Степи, просторы, холодные улицы за спиной, чей-то крик, чей-то смех и сказка на двоих, когда вас вовсе не двое, а целая свора. Стая псов на окраине города, что скалит свои зубы на каждого прохожего, потому что им самим страшно и одиноко. Каждый достоин страха и наивных желаний. Наша стая была серой и безмолвной, она была шумной и пестрой до боли в глазах, но нас это не останавливало. Кем мы были на самом деле? Детьми, взрослыми, новым племенем? Нам неизвестно, прохожим тоже. Последние вовсе слепы и безнадежны, сокрытые в мире своих проблем и скандалов, укрытые серостью мостовых и старых вокзалов. Мой друг сейчас бы посоветовал Диккенса аккуратно вложить в рюкзак, где валяется нож и бутылка воды недельной давности. Не помню, с крана ли, с речки или чайника. Но мне все равно, знаешь ли. Мне хотелось бы выть и скулить побитой собакой, но не умею, не хватает сил ли или терпения, когда входишь в воду, чтобы утопить все печали. Позади меня серые улочки мертвого города, впереди золото степи и кромка лесопосадок, в голове крики и чужие песни. Золотая империя на грани распада, но ее правитель погибнет в самом начале. Куда мне идти, если нет цели? Милая, знаешь ли ты ответы на все вопросы мироздания? Я храню их на задворках сознания, вспоминая и забывая каждое столетие этого отчаянного мира. Мы живы, потому что нам страшно. Мы верим, потому что желаем найти кого-то более прочного и сильного, чем мы сами. Людям нужны проблемы, скандалы, молитвы и мотивы для преступлений, чувство свободы и беззащитности. Всем нужна боль, всем нужно счастье, желание, грехопадение, множества плюсов и минусов, которые ломают и будут ломать нас вечно. Все это - ошибка природы. Создателя. Вселенной. Нашего сознания и бессознательности тоже. Я делаю шаг на окраине города, в это время ты встаешь с кровати, идешь умываться, а далее все по расписанию. Кофе, люди, желание выпить, шумные застолья в баре с незнакомой компанией, дом, утро... Кто-то сейчас умирает, плачет, смеется, издает первый крик или стонет во всю глотку. Но что делаем мы? Пропадаем в водостоке своей жизни. Милая моя девочка, я проживаю не пятое, не седьмое столетие, курю одни и те же сигареты (вкус поменялся со смертью владельца фабрики), встречаю твою душу каждое двухсотлетие и тону в золотистых росчерках солнца в маленькой кухне нашего дома... Вчера ты умерла. империя не пала.