По лезвию

Как же долго он добивался её признания. Её взаимности. Как же долго убирал из её взгляда неприязнь и холод. Как долго сдерживал себя, чтобы не напугать её. А так хотелось прижать к себе, смять губы в грубом поцелуе, задрать эту осточертевшую белую рубашку, которая так часто пачкалась кровавыми пятнами, и изучить каждый сантиметр юного податливого тела. Но "хозяйка" этого тела всегда была холодна, груба и отчужденна. Скупая на эмоции, только если дело не касалось её сводного брата, она всегда точно и быстро выполняла свою задачу. Идеальный солдат. Правда он часто ловил себя на мысли, что лёгкое платье смотрелось бы на ней гораздо лучше, чем форма. Но и форма сидела на ней прекрасно, когда она неуверенно, смущаясь и краснея, отвечала на его поцелуи, обнимала, отдавалась целиком и полностью. От этих поцелуев кружилась голова и подкашивались ноги, рассудок туманился, оставляя место животным инстинктам. Рядом с ней невозможно было мыслить здраво и трезво. Разница в росте не смущала его, хотя, казалось бы, мужчина должен быть выше. Да какая к черту разница какого ты роста, если ты любишь, и тебе отвечают взаимностью? Правильно, никакой. Они легко избегали этой проблемы. Он садился на диван или кресло, сажал её на колени к себе лицом, заставляя обнять свой торс ногами. И целовал. Целовал, упиваясь сладкими девичьими губами, сминая ягодицы, вдыхая едва уловимый запах хозяйственного мыла- единственного доступного средства гигиены в их положении. Этот запах напоминал ему, что она единственная, кто разделял его стремление к чистоте. Она всегда следила за собой и за тем, что было вокруг. Не терпела грязь и всегда тщательно вычищала каждый угол. Он уважал её за это. Когда разведчики прибирались, он знал, что её не нужно проверять, всё будет блестеть чистотой. *** И вот сейчас, как обычно после отбоя, тихо, чтобы никто не видел, она вошла в его комнату. Он уже ждал, хотя она никогда не опаздывала. Всегда приходила с точностью до минуты. Эта черта ему тоже безумно нравилась. - Я уже заждался. Произнес он, усмехаясь. Она смущённо отвела глаза. Он готов был вечно смотреть на её вспыхивающее румянцем щеки. Это зрелище умиляло. Но сейчас наслаждаться её смущением ему мешал полумрак в комнате. - Я опоздала? Спросила она робко, не поднимая глаз. - Нет. Как всегда вовремя. Ответил он, вовлекая её в мягкий, но требовательный поцелуй. *** Когда она стала относиться к нему по другому? Точного ответа на этот вопрос он не находил. Возможно, это случилось после того, как он спас её и "надежду человечества" в лице 18-летнего парнишки от напавших на них титанов. Парень был обессилен. Превращение в титана отняло всю энергию. Он лежал на земле без сознания. Она, словно дикая кошка, не подпускала к нему этих мерзких тварей. Даже когда все клинки затупились, она не пожелала бросить сводного брата. Вот тогда подоспел капрал. Он быстрой молнией убил угрожавших им гигантов и помог девушке вытащить этого недотитана. По началу она была по-прежнему холодна. Но немного погодя, он услышал сухое "спасибо". После на его столе утром стали появляться чашки горячего ароматного чая. А позже рядом с чашками маленькие записки- пожелания хорошего дня. Его забавляли эти детские причуды, и в один день он вызвал её к себе в кабинет. Она была холодна, как и всегда. Но у него закрались сомнения, что все это напускное. Она играла в ненависть, что ещё больше смешило мужчину, ведь записки, написанные мелким аккуратным почерком, хранились ровной стопочкой в ящике его стола. Она прожигала холодным взглядом его каждый раз, когда он пытался приблизиться. Но с каждой попыткой взгляд серых глаз теплел, пока однажды она не сдалась. Тогда он в первый раз поцеловал её. Так, как хотел. Грубо, властно, жарко. Давая понять, что отныне она принадлежит ему. Девушка выходила из его кабинета, пряча шею в кроваво-красный шарф. *** Этот шарф всегда бесил его. Лишние напоминание о крови и боли. Он даже пах кровью. Но она никогда не поддавалась на его просьбы снять его. Этот кусок ткани словно стал её частичкой. И вот сейчас, когда она вновь сидит у него на коленях, он первым же делом срывает с тонкой шеи эту красную тряпку и отбрасывает куда-то в сторону. Она пытается возмутиться, но не получается- рот вновь заткнут поцелуем. На этот раз вязким, неспешным. Словно ленивым. Но все это лишь иллюзия- чужие руки уже стаскивают с плеч рубашку, обнажая хрупкие с виду плечи. Она не смотрит на него, отводит глаза, смущается. А ему сейчас больше всего хочется видеть её такие холодные для всех кроме него (мальчишка-титан не в счёт) глаза. - Смотри на меня. Шепчет он. Она подчиняется. Судорожный вздох срывается с её губ, по телу разливается приятный жар, по спине бегут мурашки. Она выгибается навстречу его прикосновениям, когда он увеличивает темп. Он помнит их "первый раз". Она пыталась быть неприступной, холодной. Но вскоре сдалась и сама потянулась к пуговицам его рубашки. Такая сильная для всего мира, и такая слабая лишь для него. Он ликовал, целуя нежную кожу, сжимая её ягодицы и ловя каждый вздох. *** Звуки с её губ слетали редко. Она всегда была немногословна, и наедине с ним не изменяла привычкам. Была молчалива, больше делала, чем говорила. Он любил и эту черту. После потери элитного отряда, она помогала ему своим молчаливым присутствием. Сидела рядом и держала его за руку, пока он молча перебирал в руках нашивки эмблемы с крыльями его лучших солдат. - Куда вы деваете эти нашивки? Спросила она тихо. Обращение на "вы" было неизменным. Она, несмотря на все возражения, всегда "выкала" ему. - Сжигаю. - Зачем? - Помогает отпустить прошлое. Она сжала его руку немного сильнее, словно желая что-то спросить, но не решаясь. - А мою..мою нашивку... Вы бы тоже сожгли? Вопрос дался с трудом. Голос дрожал. Она тут же замолчала. Он посмотрел на неё. Только сейчас, мужчина осознал, что она по сути рано повзрослевший ребёнок. Ну что за возраст 17 лет? Ей бы венки из цветов плести, под звёздами с любимым человеком гулять. А она сидит здесь в форме легиона разведки и думает о сжигаемых в огне нашивках погибших. - Не сжёг бы. Ответил он, убирая все "крылья" в карман. - А что.. - Перешил бы на свою куртку. Он видел, как заблестели её глаза, хоть она и попыталась скрыть это, поспешно смахнув подступившие слезы. Вот эти эмоции. Все, что она прячет каждый день за холодной неприступной маской. Вот здесь настоящая Микаса Аккерман. Сидит на полу в его кабинете, сжимает его руку и пытается унять слезы. Не показать слабость, хотя он и так все видит. Он целует её, нежно обхватив руками лицо. Пытается успокоить, забрать всю боль себе. *** Он не раз думал о том, как глупо строить планы сейчас. Ведь каждый день может стать последним. Но наивные мечты по поводу их будущего все равно появляются в его голове. Он хочет увидеть её в белом платье, хочет, чтобы она подарила ему сына и дочь. Глупо. Невозможно. Нереально. Но так желанно. Простое человеческое счастье недоступно им. Они могут лишь наслаждаться ещё одним прожитым днём. На большее надеяться нельзя. Слишком больно терять надежду. Они- два сильнейших воина человечества. Казалось бы, у них нет слабостей. Но нет. Слабость каждого сражалась обычно где-то рядом. И оба с облегчением выдыхали, когда после тяжёлой битвы видели друг друга. Она с дрожью в руках молча обнимала его, он стискивал руки на её талии в ответ. От них обоих пахло кровью. Этот запах неизменно преследовал всех солдат. Он буквально въелся под кожу, смешался с запахом тела, на котором с каждым днём становилось все больше шрамов. Иногда, когда она спала, он проводил кончиками пальцев по "украшениям" на ней и думал, как бы сложилась её жизнь, не вступи она в ряды разведки. Завела бы семью, детей. Была бы счастлива, как все эти люди, которых сейчас называет скотом. Никогда бы не встретилась с титанами (если они конечно не проломили бы стену). И никогда бы не встретилась с ним. С тем, кто может погибнуть в любой момент. Он убедил себя в том, что они оба ходят по лезвию. Оба не вынесут смерти друг друга. Но, пока есть за что бороться, они будут бороться