Prepare for rolling blackout
За несколько месяцев до операции освобождения. Василий Воронцов, шаркая ногами, поднялся до своего этажа и начал хлопать себя по карманам выискивая ключи. Даже армия не выматывала его, так как школа милиции вперемежку с комсомольскими собраниями. На поднятый им в поисках ключей шум, выглянул сосед напротив. - Вася, опять вы вернулись домой почти ночью. Я уж было подумал, что в вашу квартиру лезут воры. – сосед, старик в круглых очках и с газетой под мышкой, покачал головой. – Молодёжь, совсем себя не бережёте. - Извините, Яков Израилич. – Василий устало вздохнул. – Собрание сегодня у нас было после занятий. До ночи промурыжилсь. - Да как будто по вам не видно, Вася. И за хлебом вы тоже ведь не зашли, верно? – Василий только кивнул. - Ну идёмте. – Яков Израилевич сверкнул стёклами очков. – Я вас чаем хоть напою. - А не помешаю, Яков Израилич? - Вася, вы думаете одинокому старому еврею есть чем ещё заняться? Проходите. Обмен приглашениям был скорее частью ритуала, Василий ужинал у соседа чаще, чем дома. Одинокий и бездетный бывший комиссар Красной Армии сильно привязался к молодому комсомольцу, знакомство с которым началось с их дворового спора о практическом марксизме. Устав тогда спорить на скамейке во дворе, они поднялись на лестничную площадку и были сильно удивлены, когда оказались соседями. Оставив дверь своей квартиры в покое, Василий отправился к соседу. - Вы, Вася, не бережёте себя. – добродушно проворчал Яков Израилевич, разливая чай по чашкам. – Это в моё время надо было выкладываться на полную, а не то сожрали бы нас буржуи. Но сейчас-то более спокойные времена, вы можете и отдыхать иногда. - А если мы не будем выкладываться как вы тогда, Яков Израилич, то можем и загнить. – парировал Василий, садясь в кресло. – Разленимся, а там и до реставрации капитализма недалеко. - А если вы от переработка загнётесь, молодой человек, кто будет коммунизм строить? – старый комиссар грустно усмехнулся. – Для вас же право на отдых прописывали. А реставрации капитализма вы не бойтесь, Романов всё по сталинским планам делает – лёгкую промышленность наравне с тяжёлой наращивает. Вот если бы он отказался, то была бы беда. А пока – живём. - Эх, вашими бы устами, Яков Израилич. Да нет времени, буржуев потеснили, а к границам уже новая напасть подбирается. Читал я про них в газете, пришельцы-псионики. Людей в тупых гедонистов превращают. - Не переспорить мне вас видно, Вася. Ну и ладно, давайте я вас печеньем угощу. - Вот от печенья не откажусь. Когда Яков Израилевич вернулся с кухни с печеньем, Василий уже крепко спал в кресле. Покачав головой, старик принёс запасное одеяло, которым и накрыл спящего курсанта. История повторялась уже не первый день и иногда Яков Израилевич даже задумывался, похоже ли это на то, что рассказывали ему про своих детей однополчане. Устало вздохнув и проверив, по привычке, коробку с наградным оружием старик пошёл спать сам.***
Василий убежал утром, ненадолго заскочив в свою квартиру, чтобы переодеться. Выйдя на улицу он удивлённо огляделся. Было непривычно тихо. Обычно, несмотря на ранний час, город в это время уже гудел как встревоженный улей. Кто-то ехал на работу пораньше, кто-то возвращался с ночной смены, почтальоны спешили доставить срочные письма, пока адресаты ещё были дома. Сегодня же улицы были почти пустые. Тем не менее, он обещал зайти в театральный кружок, забрать перед занятиями копию нового сценария, поэтому притихший город не особо занял его мысли. Ранним утром постановок в театре не было и внутри было всего несколько человек, в основном администрация. Василий несколько удивился, что вахтёра не было на месте, и он безнаказанно прошёл во внутренние помещения. Во внутренних помещения тоже было непривычно тихо, словно Василий был первым, кто пришёл. Насторожившись юноша прошёл за кулисы. Когда он проходил мимо гримёрок, его внимание привлекли звуки – шум, стоны и перекрывающая их мелодия флейты, доносящиеся со стороны сцены. Выйдя из-за кулис на сцену, Василий узрел крайне малоприятное зрелище. Словно собравшись в один большой клубок на сцене совокуплялась группа людей и не-людей (по крайней мере, щупальца, рога и хвосты на это сильно намекали). Всю сцену также пропитывал тяжёлый, хорошо знакомый Василию с детства, запах. - Вася!***
Инесса Мильская, по паспорту - Инна Уткина, всегда жила театром и страстью. До прихода к власти генсека Романова, она занималась экспериментами на сцене, в которых выражала бушующие в её душе страсти, самой большой из которых была тема плотской любви. Однако, после смены власти для Инессы настали чёрные дни. Народный Комиссариат Культуры жёстко цензурировал все будущие спектакли и молодой женщине приходилось раз за разом улыбаться квадратным мордам из Наркомкульта, обещая «вырезать похабщину», как часто говорилось в резолюциях, и держать фигу в кармане. Тяжёлым бременем стали и финансовые проверки всех театров, после ареста одного из самых прогрессивных режиссёров. Сначала Инесса питала надежду, что Альянс образумится и сменит Романова на более свободномыслящего лидера. Но жизнь повернулась иначе, сначала Романов сумел одолеть США, а после стал лидером всего человечества в борьбе против псионика Юрия. После войны, США полностью перешли под власть Советов, а Альянс в Европе, ведомый Триувиратом из дряхлых старцев Мосли, Муссолини и Бланко не смел даже вякнуть слова против. И без того тяжёлую для жаждущей свободы творчества Инессы ситуацию усугубило появление на горизонте пришельцев. По указке Наркомкульта до половины постановок должны были представлять произведения на военно-патриотическую тематику. Если бы не [он], у Инны давно бы случился нервный срыв. [Он], один из участников кружка театральной самодеятельности милицейского училища, которым нагрузили Мильскую, интересный и начитанный парень, сразу привлёк внимание Инессы. Живо интересующийся театром и методами актёрской игры, [он] был для Инессы отдушиной. Она часто представляла себя с [ним] как героев её не цензурированных постановок. Инесса страстно желала показать [ему] настоящие чувства и страсти, пылавшие в её душе. И продемонстрировать их страсть всему миру, прямо со сцены. И когда ей явилась белокрылая муза, пообещавшая исполнить её мечту, Инессе не было причин отказывать.***
Обернувшись на крик, Василий увидел существо, напоминавшее руководительницу театрального кружка Инну Уткину. Только Инна носила одежду, в то время как данное существо было полностью обнажено и голую грудь прикрывали лишь длинные волосы. У Инны, которую знал Василий, также не было козлиных ног и рогов. В руках рогатая держала длинную пастушью флейту. - Вася, как я рада вас видеть! – воскликнуло существо голосом Инны. - Инна? Это вы? – Василий отступил на пару шагов к краю сцены. – Что с вами стало? - Свобода, Вася. Владычица даровала мне свободу! – Инна откинула волосы назад в раскинула руки в стороны, выставляя грудь на обозрение. – Посмотрите, я всегда мечтала поставить такой спектакль как на сцене, без тех ужасных рамок, в которые заключали мой талант старые ханжи из Партии и морали старух у подъезда. - Не похоже это на спектакль. Разврат какой-то. – Василий отступил ещё на шаг. - Это Свобода! – вновь выкрикнула Инесса. – Свобода от ограничений, которые накладывали на моё творчество ханжи, которые сами уже забыли все тонкости эротических удовольствий. Свобода, когда желания и страсти не ограничены социальными нормами, когда балом правят инстинкты и чувства, а не закостеневшие правила. Последние слова девушка уже выкрикивала, находясь в каком-то экстазе, то хватая себя за грудь, то выгибая спину. - Давайте отринем это ханжество, Вася, и отдадимся своим инстинктам! - Человек тем и отличается от животных, что может подавлять свои инстинкты разумом. – Ответил Василий, отступив в сторону края сцены ещё на несколько шагов. – а наша общественная мораль есть выражение общества о том, каким должно быть поведение человека, который стремится к развитию. Или вы и это забыли, товарищ Мильская? Инна обиженно надула губки и повела плечами, а затем снова поднесла флейту к губам и заиграла. Из флейты полилась чарующая, пьянящая мелодия от которой совокупляющиеся люди на сцене стали стонать с большей страстностью. Василий сделал шаг навстречу мамоно, глубоко вдохнул… и протрезвел. Всё дело было в пропитавшем сцену запахе, который, как оказалось, исходил от Инны. Запахе, который Василий хорошо помнил с самого детства и который сводил на нет любую сексуальность. Запах козы. Когда Василий был маленьким, он часто гостил у бабушки в деревне, где ему поручалось присматривать за её парой коз. Вонючих, драчливых животных со скверным характером, чьи повадки, с точки зрения Василия, сводили на нет всю полезность даваемого ими молока. Терпение Инессы, тем временем, вышло и, полностью отдавшись инстинктам мамоно, сатир прыгнула на Василия. Точнее, прыгнула бы, если бы он не шагнул в строну в последний момент и мамоно едва успела затормозить перед оркестровой ямой, балансируя на краю и размахивая руками. Вот тут уже Василий не удержался и исполнил заветную детскую мечту, отвесив по козьему заду смачного пенделя. Раздался грохот и треск ткани. Заглянув за край оркестровой ямы курсант увидел торчащую из большого барабана козью задницу с яростно дрыгающимся ногами. Флейта валялась рядом. Не став дожидаться, когда мамоно освободится, Василий побежал к выходу. Неподалёку от театра располагалось отделение милиции где он проходил практику. Нужно было предупредить городские власти и армию о проникших в город пришельцах. Но когда Василий подбежал к зданию отделения, из дверей навстречу ему выскочил взъерошенный милиционер в рваной форме. - Не ходи туда. – закричал он, размахивая руками. - Что случилось? – Василий резко затормозил. - Там мутанты, эти пришельцы. – милиционер поморщился. – Мы их вчера арестовали, думали проститутки, хоть у нас их уже лет пять не было. Посадили в обезьянник, а из них под утро щупальца полезли. Вышеупомянутые щупальца внезапно вырвались из двери, схватив милиционера и потянув его внутрь здания. - Чёрт! Беги! – заорал он, пытаясь отбиваться. Василий схватил милиционера за руки и потянул на себя, но силы были неравны - несчастного вырвало из рук Василия и затянуло в здание. Василий бросился бежать и вовремя, спустя секунду ещё щупальца хлестнули по месту, где он только что стоял. Телефон-автомат на углу не работал. Василий пытался стучаться в квартиры в жилых домах, но часто ему отвечали или сладострастные стоны, или испуганные дети, не желавшие открывать. Так Василий дошёл до дома. Он вихрем взлетел по лестнице, но его домашний телефон так же молчал. - Телефон не работает, Васенька. – раздался за его спиной игривый женский голос. – Принцесса Друэлла не глупа, и позаботилась о телефонной станции.***
Марина Цветкова всегда стремилась к веселью и радостям жизни. Танцы и модная одежда, бурное веселье и красивая жизнь всегда привлекали её. Однако, страсти девушки всегда сталкивались с ограничениями. Строгие родители часто выговаривали дочь за чрезмерную беззаботность. Когда девочка подросла, к её бедам добавились моральные стандарты сначала пионеркой организации, а затем и комсомола, куда Марине пришлось вступить по воле родителей. Скучные и однообразные, вечно осуждающие её тягу к беззаботному веселью. Комсомол стал бичом в жизни девушки, её университет находился рядом со школой милиции и комсомольские собрания двух учебных заведений часто проходили вместе. Студенты быстро переняли более строгие порядки милиционеров и девушке постоянно приходилось слышать выговоры за прогулы в университете и за чрезмерную склонность к развлечениям. А последний год ей пришлось ещё хуже – напряжение и подготовка к войне с пришельцами, подбиравшимся к советским границам добавили в и без того загруженные дни обязательные занятия по гражданской обороне и политинформации. Сама Марина решительно не понимала, что плохого в том, как жили пришельцы. Пропагандисты рассказывали о том, что они называли «пучиной гедонизма и деградации», в то время, как сама Марина понимала лишь то, что на захваченных пришельцами землях все жили в своё удовольствие, не ограничивая себя нормами «морали». Девушке было бы совсем тяжело, если бы не [он]. Курсант школы милиции, вернувшийся с армейской службы. Начитанный и умный парень часто вступался за Марину на комсомольских собраниях. Он же часто утешал заплаканную девушку, когда ту доводили до слёз, выговаривая за многочисленные прогулы. В такого Марина не могла не влюбиться. Но она знала, что вместе им быть не суждено. В отличии от Марины, [он] строго соблюдал все комсомольские правила, и она знала, что в спутницы жизни он выберет ту, что разделяла его взгляды. Это терзало девушку изнутри, она была уверена, что никогда не сможет жить в клетке правил. Марина ужасно хотела, чтобы он научился, как и она жить в своё удовольствие. И когда однажды, ей явилась суккуб с белоснежными крыльями и предложила дар, который сделает её мечту реальностью, Марина согласилась без раздумий.***
Василий обернулся, за его спиной стояла ещё одна мутировавшая знакомая. Милая студентка Марина, за которую он пару раз заступался на комсомольских собраниях, превратилась в очередное странное существо. У неё тоже были рога, но не козьи, а бараньи, копыт и шерсти, правда, не было – вместо них был длинный хвост, с жалом как у ската и большие кожистые крылья, которые росли из поясницы. Одета девушка была в крайне пошлый купальник. - Васенька, я тебя ждала. – выдохнула девушка. – Теперь мы сможем отдаться любви. - Марина, на город напали враги. Какая ещё любовь? – Василий даже несколько оторопел. - Наша с тобой, Васенька. Я была такой глупой, пока не встретила Леди Друэллу. Всё ходила на эти скучные собрания, мучила себя, в то время, как могла быть счастлива – жить без забот, предаваясь удовольствиям. Разве ты этого не хочешь? - Нет. – покачал головой Василий. – Беззаботная жизнь это не ко мне. Я ж не стрекоза. - Васенька, - девушка шагнула в его сторону. – Это в тебе говорят заученные догмы. Отбрось их, освободи свои инстинкты, свои страсти. Мы с тобой обретём счастье и свободу. - Человек, предавшийся инстинктам – их раб и слуга. Разум освобождает, а не страсти. Человек тогда свободен, когда над ним не властны ни внешние эксплуататоры, ни внутренние. – Василий несильно оттолкнул девушку от себя. – А предаться инстинктам – значит стать животным. Разве мы для этого эволюционировали? - Но любовь. – запротестовала суккуб. Её глаза наполнились слезами – Это же самое сильное чувство. Страсть, что поглощает без остатка. - Даже любовь подвластна воле разума. И есть вещи поважнее, особенно сейчас. - НЕТ! – вскрикнула Марина. – Ничего нет важнее! Суккуб попыталась прыгнуть на Василия, но тот, хорошо помня инцидент с Мильской, был к этому готов. Он поставил девушке подножку, и та улетела лицом в кресло. Василий, не желая драться с девушкой, выскочил из квартиры и закрыл за собой дверь на ключ. Но уже через секунду дверь затрещала под яростными ударами с другой стороны. Чем бы не стала Марина, она явно была сильнее обычного человека. - Ложись! – гаркнул командирский голос. Армейские рефлексы сработали безотказно, и Василий растянулся на полу лестничной клетки. Над его головой сверкнула ослепительная молния и воздух наполнился запахом озона. Верхнюю половину двери разнесло в щепки. Когда Василий поднял голову, то увидел, как с другой стороны двери выглянула суккуб с дымящимися волосами. Испуганно пискнув она рванулась вглубь квартиры, выскочила сквозь окно и улетела. - Необычные у вас гости, Вася. – Яков Израилевич убрал в кобуру комиссарский Тесла-пистолет. – Не хотите рассказать поподробнее?***
Спустя полчаса двое обсуждали ситуацию в городе. - Ну и Марина, ну то существо, которое когда-то было Мариной, сказала, что какая-то Леди Друэлла позаботилась о телефонной связи. - Ну это-то как раз не проблема. К счастью, есть тут у нас старый комплекс связи, ещё со времён первой войны остался, законсервированный. Вот туда-то мы с вами и отправимся. Если что, запоминайте: на улице Коммунаров, возле дома номер три, стоит трансформаторная будка. Внутри три рубильника, надо опустить первый и поднять последний, средний не трогать – через минуту откроется проход. Ну а там уже и радиостанция, частоты-то вы помните? - Так точно. – Отрапортовал Василий. - Ну, Вася, мы же с вами пока не на войне. Пока. – Яков Израилевич покачал головой. – Кстати, вот, возьмите. Старик снял с ремня Тесла-пистолет с энергоблоком и протянул его Василию. - А вы как, Яков Израилич? – Удивился тот. - Эх молодёжь. – Старый комиссар хитро прищурился, затем подошёл к шкафу и достал из него два больших чёрных футляра. В первом футляре оказался старый наградной Маузер К96 и несколько магазинов с патронами. «Прадеда», - пояснил Яков Израилевич. А во втором обнаружились шесть гранат. - Яков Израилич, а гранаты-то вы где взяли? - Вася, ну что вы как маленький? Где взял, там уже нет. Берите – три мне, три вам.***
Два человека шли по городу дворами, осторожно выглядывая из-за домов. Город уже не спал спокойно, где-то слышался шум, где-то громкие сладострастные стоны, а где-то и одиночные ружейные выстрелы. Как верно догадались наши путники, кто-то добрался до охотничьих магазинов или своих личных охотничьих ружей и пытался организовать оборону. Василий и Яков Израилевич, после некоторых минут обсуждений, решили всё же не идти на контакт с формирующимся ополчением – чем больше группа, тем больше внимания она привлекает и тем медленнее движется. Однако, даже маленькая группа привлекает внимание достаточно острых глаз, и нет зрения острее, чем у птиц. Василия и Якова Израилевича можно понять, они хоть и привыкли к атакам с неба, но ракетный ранец Альянса издаёт уж очень специфический шум, и не слыша его, они не стали особо сильно разглядывать небо. За что и поплатились. - Берегись! – Яков Израилевич едва успел оттолкнуть Василия в сторону. Его самого же схватила огромная чёрная птица. Нет, не птица, заметил про себя Василий, - гарпия. Небольшая стая этих созданий схватила старика и куда-то его понесла. Василий выхватил тесла-пистолет, но на тот момент гарпии уже были на высоте этажа десятого. Комиссары, однако, не сдаются. Раздался громкий выстрел и одна из гарпий камнем рухнула на землю, Яков сумел, несмотря на вцепившиеся в плечи когти, вытащить из кобуры маузер и начал по одной отстреливать тащивших его чернокрылых созданий. К моменту, когда стая скрылась с глаз Василия, она поредела особей на пять. Василий устало вздохнул, внутренне ругая себя за безалаберность. Тени этих гарпий были неплохо видны, а он расслабился, не слыша привычного гудения альянсовских летунов. Впрочем, перед Василием стояла новая моральная дилемма. Краем глаза он заметил детский дом, над которым милицейское училище брало шефство. И теперь в нём боролись две противоположных установки – армейская практичность и коммунистические идеалы. Практичным решением было бы продолжить путь до пункта связи – город важнее нескольких человек. С другой стороны, человек человеку – друг, товарищ и брат, а значит удостовериться в том, что до воспитанников не добрались пришельцы было его долгом. Ругая себя за мягкотелость, Василий сжал пистолет покрепче и сделал шаг в сторону детского дома. - Дядь Вась, не ходи туда. – Внезапно окликнул его знакомый голос откуда-то снизу. Оглядевшись, Василий увидел в подвальном окошке дома, рядом с которым он стоял, лицо Ваньки - одного из воспитанников детдома.***
Для Арины Киновой, воспитательницы детдома, детский смех был смыслом жизни. Её сердце переполнялось счастьем, когда её глаза видели детские улыбки, а уши слышали их смех. Именно желание видеть детей счастливыми привело её на работу в организацию, которая занималась самыми несчастными из детей. Именно работа в детском доме позволила ей реализовать свою любовь к детям в полной мере. Она целиком посвящала себя воспитанникам, а они отвечали её любовью и уважением. Она почти единственная пользовалась доверием у старших воспитанников, которые нередко сами вызывались помогать ей. Немало помогали Арине и шефы из школы милиции, которые активно участвовали в воспитательной работе. Особенно сердце девушки трепетало, когда приходил [он]. Недавно вернувшийся из армии курсант, [он] сразу завоевал симпатии воспитанников. [Его] часто можно было найти посреди круга детей, которым он рассказывал разные смешные байки из армейской жизни. Человек, способный вызывать такие искренние улыбки у детей не мог не занять особого места в сердце Арины. Девушка лишь жалела, что не может предложить [ему] ничего, что заставило бы его остаться в городе после окончания школы. Даже если [его] не распределят куда-нибудь в медвежий угол, думала она, что может нянька из детсада предложить молодому перспективному специалисту? Однако, на почти безоблачное будущее легла тень грядущей войны. Вот уже и директор отменял в целях безопасности поездки в летние лагеря и просто выезды на природу. Вот уже и шефы из училища рассказывали не весёлые байки, а как добираться до бомбоубежищ. Вот уже и дети улыбались всё реже, старшие воспитанники шептались о том, кто на какой завод пойдёт, если всех взрослых заберут на фронт. Глубоко в душе Арины тёмный, чуждый голос шептал, что так быть не должно. Что дети должны быть счастливы и беззаботны. Тёмные мысли всё чаще одолевали девушку и совсем вогнали бы её в отчаяние, если бы не новая помощница. Иностранка, недавно переехавшая в СССР, и ожидающая прибытия семьи. Тоже воспитательница по образованию, Саша Фолмун всегда находила нужные слова, дававшие Арине надежду. Даже тёмный голос в душе Арины, который всегда ругал директора, правительство и вообще всех, кто имел бы отношение к войне одобрял новую подругу. Дети, правда, почему-то новую воспитательницу невзлюбили. Никто не хотел оставаться с ней наедине. Они раз за разом рассказывали Арине самые безумные истории, в которые трудно было поверить. Сама Саша лишь смеялась невероятным выдумкам детей, и голос в душе Арины вторил её смеху. Рядом с Фолмун, девушка чувствовала себя легко и свободно. Иностранка подбадривала Арину и в делах сердечных, убеждая, что [он] будет рядом с Ариной, стоит ей только открыть своё сердце истинной вере. Вере в Падшую Богиню.***
- Короче, эта Фолмун, ещё когда пришла она сразу странная была. – продолжал рассказывать Ванька, сидя на ящике из-под консервов. – Она и наших, это, трогала за всякое и дуреть от неё все старшие начали. - Вань, ты не на уроке. – Заметил Василий, садясь напротив. – Рассказывай мне, как пацанам во дворе бы рассказывал. - Пацанам? – Ванька задумался. – Ну, короче, эта Фолмун – она шиза полная и мацала всех, кого за жопу, пацанов за яйца, девок за п»№ду. Мелких ходила «мыть», они потом рассказывали, что мыла она им не голову. Мы к Арине Леонидовне, та только отмахивается, мол «обманывать нехорошо», а к другим воспитателям или директору пойдёшь – у них глаза сразу пустые делались, не слышат ничего и смотрят сквозь тебя. - И дальше что? – Василий нахмурился. - Ну, кто-то из старших подумал, может она как Юрий. Хотели к мен.., тьфу ты, в милицию пойти. – Ванька покраснел. – А сегодня, как это всё началось у Фолмун хвост и рога полезли, ну как у чертей. И у Арины Леонидовны тоже, а потом от них странная вонизма пошла. - Какая вонизма? - Ну, странная… как будто фиолетовый дым и вонь, как если фрукты сгнили. И все одурели, друг с друга шмотки начали срывать и трахаться. А мне хреново стало, будто съел что-то гнилое. Ну и пока никто не смотрел, я свалил. - Ясно. – Лицо Василия помрачнело. – Оставайся здесь и не высовывайся.***
В детском доме не должно было так пахнуть. Честно, говоря и в других местах тоже, но в детском доме запах, больше подходящий дешёвому борделю был совсем неуместен. Как и звуки стонов, которые слышал Василий, проходя по коридору. В кабинете директора не было никого, а вот в столовой, которую наскоро переоборудовали в подобие какого-то святилища, он нашёл двух женщин. Одна, описанная Ванькой, пришелица с зелёными волосами. Фолмон, или как там её. Вторая, когда-то бывшая Ариной Леонидовной Киновой – большой любительницей детского смеха. Одетые в подобие помеси монашеских ряс и вечерних платьев, они стояли возле импровизированного алтаря, взывая к какому-то божеству. На звук шагов Василия обе жрицы обернулись. Арина встретилась глазами с Василием и её лицо просветлело. - Вася! Вы здесь! Падшая Богиня услышала мои молитвы. - Падшая… богиня..? – Голос молодого человека звучал несколько сдавленно. - Да, Падшая Богиня. Это она дарит нам всем счастье истинной, плотской, любви. Посмотрите вокруг, Вася! Дети снова смеются, они счастливы! – Пропела жрица, закружившись в танце – Им больше не нужно терзаться мыслями о грядущей войне, о проблемах взрослых. Они свободны, свободны от всех забот, и снова могут смеяться! - Свободны, говоришь? – Василий шумно выдохнул. – Дети по собственной воле таким не занимаются. - Это дар Падшей, Вася. – Жрица снова взглянула ему в глаза. – Она учит нас, что только через плотские удовольствия обретёшь ты свободу и счастье. Иди же ко мне, я покажу тебе чему учит наша госпожа. Василий отвёл взгляд от Арины, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Затем он открыл глаза и сделал шаг навстречу девушке. Когда он заговорил, то слова, которые он раньше слышал только в книгах и помнил не очень хорошо, прозвучали чётко и ясно.***
Саша Фолмун смотрела на стоящую перед ней будущую пару. Как много времени прошло с тех пор когда она видела подобную сцену, когда герой отрекался от своей прошлой веры и присяги ради любви Тёмной Жрицы. Эта сцена всегда наполняла её тело жаром, напоминая о том, как Эльт отдал себя ей, Лизии и Эмию. Вот рыцарь делает шаг навстречу жрице, вот он глубоко вздыхает и говорит: - Я люблю те… - Именем народа Союза Советских Социалистических Республик, что? по законам военного времени нет, это… за измену Родине и использование псионического оружия на детях неправильно, я приговариваю нет тебя Арина Кинова к смертной казни Нет! через расстрел. НЕТ! Нет… нет. Рука молодого человека поднялась, зажатое в ней странное устройство низко загудело. Это неправильно. Глаза молодой жрицы расширились, но она ничего не успела сделать. Так не должно быть. Сверкнула молния и фигура Арины рассыпалась пеплом. Так не должно быть. Так не должно быть такнедолжнобытьТакНеДолжноБытьТАКНЕДОЛЖНОБЫТЬ Он должен был сказать другое. Он должен был отдаться радостям плоти, вместе со жрицей. Почему? Почему?! Почему, почему, почему? ПочемупочемупочемуПОЧЕМУ?! Мозг Фолмун пытался и не мог осмыслить поведения пришедшего в новый храм Падшей молодого воина. Такого никогда не было раньше. Немыслимо! Неправильно! Когда Саша осознала, что воин поворачивается к ней, ей понадобилась лишь доля секунды на заклинание телепортации, но молния всё равно успела коснуться её тела. Саша появилась не в Пандемониуме и не в царствах монстров. Она сама не знала, где находится, но боль от шока переборола адреналин и Фолмун упала без чувств.***
Василий вышел из детдома тяжело дыша. Он несколько минут пытался прервать оргию, но не смог, даже застрелив обеих зачинщиц. Здание пришлось покинуть, когда он понял, что «вонизма», как её описал Ванька, начинает действовать и на него. На улице стало легче, однако на всё тело навалилась слабость. То ли адреналин выходил, то ли ментальное напряжение давало о себе знать. Только через несколько минут Василий смог заставить себя подняться и пойти дальше. Путь до пункта аварийной связи предстоял ещё не близкий. Проверив перед уходом Ваньку, и велев тому сидеть в подвале и не выходить, пока не придут войска, курсант отправился дальше. Продолжая путь, Василий постоянно смотрел на небо и внимательно прислушивался к хлопанью крыльев. И потому ему удалось избежать очередной атаки с воздуха, когда на него спикировала чёрная тень. Правда, разряд из Тесла-пистолета тоже прошёл мимо, но он, по крайней мере, заставил нападавшую сменить курс. Мощная, бронированная фигура ударилась оземь, подняв кучу пыли. - Ну, здравствуй, Сокровище. – Послышался из пыльного облака знакомый голос.***
Майор уголовного розыска Надежда Воздвиженская тяжело переносила тот факт, что ей пришлось передать операцию, которую она вела полгода Особому Отделу НКВД. И всё, якобы из-за того, что среди банды оказались культисты Юрия. «Повышенная опасность псионической атаки», - вот и всё объяснение, которое ей дал начальник отдела. Девушку не первый год переполняла злость по отношению к верховной власти в стране. Генсек Романов старательно уничтожал всё, что смогли восстановить монархисты за период нахождения СССР под властью Альянса. Политика «Дебуржуизации и демонархизации» охватила все уровни общества, и девушка, всегда влюблённая в последнего императора, не могла этого пережить. Надежду мутило от новых фильмов, где последний Царь было показан безвольной тряпкой, верные короне офицеры – идиотами, а большую часть Белой гвардии даже не верными слугами Российской Империи, а унылыми республиканцами-западниками, готовыми за возврат титула и власти присягать хоть немцам, хоть англичанам. Ярость тогда поглощала девушку – да кто такие были эти потомки черни, чтобы так показывать таких людей как Царь и его верные слуги? Она страстно желала кричать, указать им на их место, рассказать, что они должны вымаливать прощения у Последнего Царя. Но новая власть явно была нацелена на другое. А последние монархисты лишились поддержки, когда Романов взял США. Надежде же пришлось задвинуть в дальний угол мечты о балах и юнкерах и приспосабливаться к новой жизни. Девушка пыталась найти себя в борьбе за Закон, последнее, что осталось от Святой Руси, но и здесь на её пути встала преграда - Особый Отдел НКВД, который имел право применять любые методы, когда речь шла о псионических культах. И это не давало ей покоя. Когда её отстраняли от дела, она едва не набросилась на непосредственное начальство с кулаками. И если бы не [он], то Надежда бы лишилась звания в ту ночь. Молодой курсант стал отдушиной для Надежды. [Он] всегда был готов выслушать и протянуть ей руку помощи. Был рядом, когда он был так нужен. Понимающий, рассудительный, он словно сам был тем идеалом цесаревича, что жил в душе Надежды. В своих мечтах девушка часто представляла их двоих в бальной зале дворца, когда короны принадлежали им, а чернь смотрела на них с завистью. Увы, молодой человек полностью разделял взгляды Советов на монархию. И Надежда ничего не могла с этим поделать. Пока, в один прекрасный день, она не встретила суккубу с белыми крыльями. Та обещала сделать все мечты Надежды реальностью, той лишь надо было отречься от верности Советам и присягнуть новой госпоже. Надежда не сомневалась ни секунды.***
Пыль рассеялась и перед Василием предстала ещё одна его бывшая знакомая. Правда, вместо строгой милицейской формы, её тело теперь покрывала плотная зелёная чешуя, а за спиной подрагивали кожистые крылья и чешуйчатый хвост. Наряд девушки составляли остатки чего-то похожего на длинное платье, сильно изодранное превратившимися в гротескные когтистые лапы конечностями. - Здравствуйте, товарищ майор. – устало выдохнул Василий. – И до вас тоже добрались? Что-то везёт мне последнее время на заражённых знакомых. - Просто ты – хороший пример мужчины, Сокровище. – Надежда усмехнулась. – Сильные мужчины притягивают мамоно, особенно низших. - Низших? Интересное выражение, значит есть и «высшие» ма-мо-но? – последнее незнакомое слово Василий медленно растянул по слогам, словно пробуя его на вкус. - Перед тобой, Сокровище. – девушка развела руки в стороны и повернулась, словно на подиуме. – Элита армий Леди Друэллы, самой активной дочери нашей Владычицы. Не забудь поклониться, когда я буду представлять тебя ей, Сокровище. - Не для того мы царей скидывали, чтоб перед захватчиками спину гнуть. – резко оборвал её Василий. – Что с вами стало, товарищ майор? За что ж вы Родину-то продали? - Родину продала? Её Романов продал, когда демонархизацию объявил! – ощетинилась драконица. – Он кровь свою предал и корону. Ничего, Владычица ему тоже найдёт место – волкодлак обслуживать. А ты, Сокровище, будешь при мне, когда мы от красной заразы Русь освободим. - Освободите? Из того, что я видел, эта ваша «Владычица» только от совести освобождает. – рука курсанта сжалась на рукояти пистолета. – Все, кого эта зараза коснулась – оскотинились. - Не «оскотинились», Сокровище, а освободились. Освободились от тех рамок, в которые их загоняла слабая человеческая сущность. Разве ты не хочешь быть свободным, Сокровище? Жить в прекрасном мире, который построит Владычица? Том мире, где мы займём подобающее нам место. - Лучший мир мы и так строим, без всяких Владычиц и прочих падших богинь. – Василий посмотрел девушке в глаза. – Нам не нужны такие «освободители», у которых народ на «высших и низших» делится. - Виделся со жрицами Падшей Богини, Сокровище? – драконица наклонила голову. – Если не подчинитесь Владычице, то править на Руси будет она. Только Владычица даёт вам шанс на настоящую свободу. - Ни Владычица, ни эта падшая, ни даже ангел небесный с дипломом по квантовой физике, нам настоящей свободы не дадут. – Василий напрягся, сжав пистолет покрепче. – Помните, товарищ майор, как в песне говорится: «Никто не даст нам избавленья, ни Бог, ни царь и ни герой. Добьёмся мы освобожденья своею собственной рукой». При настоящей свободе – никаких «Владычиц» быть не может. - Знаешь, Сокровище, мне надоело с тобой спорить. Я просто покажу тебе счастье, которое нас ждёт. И не думай, что твоя игрушка тебе поможет. – девушка улыбнулась, обнажив острые клыки. – Высшим существам, вроде драконов, ваше оружие – не помеха. Василий уже заметил закономерности в поведении заражённых. Их мозг, лишённый ограничений, не мог долго сдерживать инстинкты. И рано или поздно они просто кидались по прямой линии на цель. Так случилось и этот раз. К прыжку Василий был готов, и прыгнувшую драконицу встретила молния Тесла-пистолета. Мамоно, абсолютно уверенная в своих силах, и переполненная характерной для драконов гордыней, даже не попыталась увернуться. Справедливости ради стоит заметить, что бронированная драконья шкура действительно выдержала прямое попадание из Тесла-пистолета. Но при этом, солидная часть разряда всё же дошла до мышц и внутренних органов. Шокирующее откровение, что «игрушка» всё же может ей повредить мучило драконицу недолго, отброшенная разрядом на несколько метров она прилетела головой точно в чугунную мусорную урну. Бронированная шкура во второй раз за эти короткие секунды спасла своей хозяйке жизнь, но вот от потери сознания уберечь её уже не смогла, и Надежда отправилась в страну грёз. Дальнейший путь Василия пролегал почти без приключений. Пару раз пришлось прятаться от стаек гарпий, круживших над домами, но самого Василия больше никто не выискивал. До улицы Коммунаров он добрался минут за тридцать. Спуск в небольшой, но хорошо укреплённый, пункт связи занял ещё пять минут, а через ещё пять ситуацию уже докладывали командующему округом.***
Красные, с чёрной склерой, глаза злобно глядели на магическое зеркало, словно пытаясь пробурить в нём дыру. План, успешно работавший на землях Ордена, и с небольшими огрехами на землях стран Альянса, здесь не задался с самого начала. Если в городах Альянса сопротивление оказывали лишь одиночки, здесь с самого начала операции стали организовываться группы сопротивления. Откуда-то, как по волшебству, появилось оружие, причём не охотничьи ружья, а боевые образцы, хоть и старые. Составляя планы, лилим долго изучала армию врага, и могла определить вооружения на глаз. Хоть первые шаги и были успешны – город был отрезан от связи с внешним миром, а спящие агенты Друэллы нейтрализовали силы правопорядка, дальше вся операция буксовала сильнее и сильнее. С каждым часом сопротивление организовывалось дальше. Не помогала делу и природа самих мамоно, часто попросту забывавших про приказы при виде подходящего кандидата в мужья. - Ваше высочество? – окликнул её советник. – Ваше высочество, вы чем-то недовольны? Друэлла тяжело вздохнула. Эллиот, или Эльт, как он предпочитал называться, был хорошим мужем для её избранных воительниц, и неплохим помощником в простых работах. Добрый и отзывчивый, чем покорил сердца сразу нескольких прекрасных дам, парень, к сожалению, был полным идиотом. Жизнерадостным и неунывающим идиотом. - Эллиот, идиот. Наш план трещит по швам. В городе действуют хорошо организованные отряды сопротивления, а ты спрашиваешь недовольна ли я чем-то?! - Ваше высочество, эти отряды крайне малочисленны. Я уверен, что их капитуляция только вопрос времени. Кто может устоять перед чарами мамоно? - ТАМ НЕ ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ СОПРОТИВЛЕНИЯ! – рявкнула лилим. – Мы должны были уже контролировать город! А они есть, и их численность растёт. Ты это понимаешь, пустая твоя башка?! Если бы Друэлла в этот момент смотрела в зеркало, а не орала на незадачливого советника, причин для ярости у неё было бы ещё больше.***
Лёгкий БТР с зенитной пушкой на крыше трясся по дороге. Сидящие внутри солдаты – тоже вооружённые зенитными орудиями, только персональными, жаловались друг другу на жизнь. - Всё-таки, зенитной пушке обязательно быть такой тяжёлой? – спросил один. – Можно ведь было бы убрать что-нибудь лишнее. - Лишнее уже убрали. – шикнул на него другой, ветеран отряда. – У этой пушки магазинное питание, и небольшие заряды. У старой модели калибр был больше, а вместо магазина был здоровенный барабан на шесть зарядов. Перезаряжался он долго, поэтому многие таскали с собой по два барабана. - Барабан? Да не бывает такого. – встрял ещё один. – Брехня-я-я. Вместо ответа, ветеран порылся в кармане и протянул солдату фотографию со старой пушкой ПЗО-8, на задней части которой красовался приличных размеров револьверный барабан. - Бывает, как видишь. – ветеран ухмыльнулся. – Альянсовцы потом у нас эту идею для своих реактивных гранатомётов приспособили. У них, правда, барабан поменьше был – трёхзарядный. Пока солдаты болтали, БТР остановился. - Вылезай, приехали. – послышалось снаружи. Солдаты кряхтя выбрались из БТРа, вскидывая пушки на плечо. Большая часть войск уже развернулась, и командиры рассматривали город в бинокли, время от времени переговариваясь по рации. Командующий операцией, полковник Пучков, проверив готовность всех частей, отдал приказ: - Начинайте мочить козлов. И с боевым кличем: «Мочи козлов!» - Красная Армия пошла в атаку.***
Изящные ладони сжались в кулачки, когда Друэлла всё же увидела, что к городу подходят войска. Впервые её план потерпел полных крах. Прелестное личико исказила гримаса ярости. - Ваше высочество! - в покои Друэллы вбежал гонец. – У меня срочное донесение от сира Анхеля. Ему пришлось подавить восстание, и он снова просит, чтобы разрешили ему начать организацию программ перевоспитания. - Ну раз восстание было подавлено, значит не всё так плохо. – сказал Эльт. – Ваше высочество, программа сира Анхеля излишне жестока. - Эллиот, ты идиот! Скажи это. Ну скажи: «Я - идиот». Ну же, Эллиот. – приторно сладким голосом пропела лилим. - Ну что ж. Я - идиот, Ваше высочество. – согласился инкуб. - Несомненно. – Друэлла повернулась к гонцу. – Передай сиру Анхелю, что он может начать строить свой «лагерь перевоспитания» как только появится возможность. Пусть обязательно напишет мне, какие силы ему потребуются для этой программы. - Да, Ваше высочество. – Гонец поклонился и покинул зал, оставив Друэллу мрачно глядеть на магическое зеркало, показывающее разгром её подчинённых.***
Саша Фолмун очнулась на куче кирпича, всё её тело болело. Неверно сработавшее из-за шока заклинание телепортации забросило её на окраину города, где она пролежала несколько часов без сознания. Магические силы тёмной жрицы были истощены, почти весь накопленный запас ушёл на защиту от молнии. В голове сильно гудело, поэтому Фолмун не сразу обратила внимание на шум, окружающий её. Где-то раздавались громкие очереди хлопков, где-то ещё громыхали взрывы. Жрица осторожно выглянула из-за угла, рассматривая одну из боевых машин людей. Впрочем, машина её не сильно испугала, ведь атака леди Друэллы началась несколько часов назад, а значит машина явно была брошена. Однако, когда Саша попробовала пройти мимо металлической махины, на странных железных её «усах» заплясали молнии, подобные той, что испепелила её ученицу. - Падшая, спаси меня! – только и успела подумать Фолмун, но никто ей не отозвался. Пыль, оставшуюся от тёмной жрицы, развеяло ветром через пару минут, когда Тесла-танк уже уехал.