Прости...

Видимо, твой президент не слишком волнуется о твоей защите. Я пробрался к тебе во двор даже не напрягаясь. Всего-то десяток солдат, не снабжённых даже нормальным оружием. Как жаль, а ведь они правда думали, что я простой дурачок, решивший подшутить над той, кого они защищают. Наивные. Ох, почему же я слепо верил своему правителю и придерживался его идеалов? А ведь он сам был отнюдь не святым. Впрочем, как и я. «Долг превыше всего!» — да, я так считал раньше. Но сейчас… Мне просто стыдно за то, что я сотворил с тобой, с твоими сестрой и братом. Я был не прав. Но сделанного не воротишь. Как у вас там говорят? «Hochmut kommt vor dem Fall»? И правда — я был слишком высокомерным, чтобы просто приземлиться на землю. Слепо выполнял приказы, не щадя никого… Я подошёл поближе к твоему окну. Свет не горел, хотя оно понятно — ещё не так уж и много времени. Я достал из кармана педантично сложенную записку и привязал к подобраному тут-же камню. Оригинальный способ объявить войну, ничего не скажешь. Замахнувшись посильнее, я швырнул булыжник тебе в окно. Через три секунды в окне загорелся свет. А у тебя быстрая реакция. Хотя другого от тебя, Брагинская, я и не ожидал. Ты выглянула в окно, а я, не позволив ни одному мускулу на своём лице дрогнуть, отдал честь своему боссу, развернулся и, твёрдо чеканя шаг, пошёл по направлению к своей команде, что поджидала меня недалеко от твоего особняка… Мне правда жаль. Я помню, как слёзы текли по твоим щекам, а ты со всей силы сжимала кулаки, не в силах помочь своим брату и сестре. Я помню, как ты взяла себя в руки, после того, как услышала слова Украины и Беларуси, и побежала на помощь своим войскам, которые смело сражались. Я до сих пор помню их слова, сказанные в унисон: — Катись оно всё к чёрту — держим оборону до последнего!.. — и их глаза, горящие пламенем веры в свои силы. Я был там, а ты наблюдала со стороны. Но мне всё равно жаль, за то, что я сделал… Я безразлично смотрю на растекающуюся по полу лужу крови и, словно робот, повторяю один и тот же вопрос: — Сдаёшься?.. Ответ очевиден, и ты, подняв на меня взгляд, сплюнула мне в лицо кровью. А после этого, ты, Брагинская, совсем осмелела. Хрипло рассмеявшись, ты прошептала: — Ни за что!.. Врагу не сдаётся наш гордый… — конец этой фразы потонул в твоём кашле. Ты меня уже бесишь, поэтому, я просто врезал тебе. Мне не важно, кто передо мной. У меня есть приказ. Ты снова подняла на меня взгляд. Дерзкая. Чтож, приступим ко второму этапу, раз не хочешь по хорошему… Господи, Анна, мне правда жаль, что тебе приходится носить эти перчатки из-за меня. Но я помню, как ты искусала себе все губы, лишь бы не выдать того, как тебе больно… По подвалу разносятся хриплые вздохи. А ты, оказывается, крепкая. Любой на твоём месте сдался бы уже, но не ты. Ты будешь держаться до последнего, так? Ты, или смелая, или просто дура. Впрочем, регенерация у нас быстрая, завтра мы сможем продолжить, а пока — наслаждался часами спокойствия… Я до сих пор не могу понять одного — как ты, с поломаными пальцами смогла открыть стальную дверь, уложить охрану, и бежать без передышки ещё несколько часов, учитывая, что ты была без еды и воды пару дней? Ты и вправду удивительная, Анна… Ох… Помню как бесился мой командир — фуражка в одну сторону, грамота в другую… А уж криков-то сколько было… Даже мне тогда наскучило его слушать. Давно хотел спросить: двадцать восемь шрамов — это много? Двадцать восемь миллионов погибших… Ты и вправду герой. И, что бы не говорил Артур — ты не такая, как представляют другие. Ты — ранимая, нежная, красивая… Но, в то же время, ты — смелая, сильная и беспощадная. Идеал. Но со мной ты никогда не будешь — слишком много боли ты перенесла именно из-за меня… И всё же — прости меня, Анна. Прости…

***

— Людвиг? — до мужчины, словно сквозь вату донёсся взволнованный голос сидящей рядом девушки. Немец резко повернул голову, слегка растрепав свои идеально уложенные волосы. — Да?.. — голос, слегка хриплый, из-за постоянных криков на незадачливого Италию, эхом разнёсся по комнате. Анна нахмурилась: — Ты где летаешь? Собрание закончилось пятнадцать минут назад, а ты до сих пор сидишь, и смотришь в одну точку… Не дослушав, мужчина сгрёб девушку в объятия, повторяя, словно мантру, одно и тоже слово: — Прости, прости, прости… Анна ловко вывернулась из рук и легонько стукнула немца по голове. — Я же говорила — ты не виноват. Ну сколько уже можно? Ты мне каждый год этот день портишь! Нет, чтобы цветы подарить… Так он в депрессию впадает на весь день. Германия улыбнулся. Всё хорошо, — не важно, что началось двадцать второго, — будет ещё лучше, по тому что это — Анна. Она — смелая, добрая, красивая… Идеал для него. И она будет с ним, не смотря на всю ту боль, что он ей причинил.