***
Он никогда не ходил в ночные клубы, из алкоголя пил только шампанское и ложился спать ровно в десять часов. Домашнее задание всегда было сделано до семи вечера, ужин — приготовлен своими руками (ни в коем случае не полуфабрикаты), а компании были исключительно в виде отличников и девочек, носивших юбки не выше колена. Родителям он звонил каждый день, часть стипендии отдавал в фонд защиты животных и никогда не ругался крепче слова "придурок". Вплоть до этого дня. Может, виной был однокурсник, толкнувший его в коридоре, из-за чего Ллойд облился собственным горячим кофе; или "неудовлетворительно" за домашнее задание (профессор просто не разобрал его почерк, уверял себя студент, ну не мог он ошибиться в такой простой теме!); а может, лишь дождь, зарядивший с самого утра — но итогом стало просто то, что в половину восьмого он встал с кровати, натянул уже изрядно потертую за пару лет зеленую куртку и отправился в ближайший бар, находившийся прямо за углом общежития. По дороге Ллойду казалось, что весь мир сегодня настроился против него: тучи все сгущались и сгущались, проезжающая мимо машина окатила его грязной водой из лужи, и одинокий пьяный прохожий обматерил его за "педиковатую прическу". Поэтому когда он наконец увидел знакомую вывеску в виде дракона с посиневшей мордой, мимо которой проходил так часто, настроение было хуже некуда. Когда Ллойд вошел в бар, первое, что ему бросилось в глаза - это окружение. Люди были абсолютно разные. Вульгарно накрашенные женщины под тридцать, парочка хиппи, студенты, в которых Гармадон с удивлением узнал нескольких своих одногруппников, несколько стариков, бородатые байкеры, пожилые, компания мужчин в деловых костюмах, смеющихся и говорящих за что-то тосты... Такое столкновение разных культур смутило. Ллойд привык к тому, что все аккуратно расфасованы по разным сферам жизни, привык к такому перфекционизму. Но даже тут все казались на своих местах, будто вставленные в специально выделенные для них ячейки. Ллойд, шедший мимо столов к барной стойке, освещенной единственными более-менее яркими лампами, чувствовал себя черным расползающимся пятном на аккуратном схематичном рисунке. Он плюхнулся на стол, уткнувшись в его необычно чистое для баров (в фильмах оно ведь всегда была заляпано, или он просто невнимательно смотрел?) покрытие стола и буркнул: — Виски со льдом. Первое, что пришло в голову. Ллойд даже не был уверен, знает ли он еще что-нибудь, кроме этого алкоголя. Он проклял свое нетерпение — мог бы хоть погуглить, что стоит заказать, чтобы добрести до дома. — Что, первый раз пьешь? Ллойд поднял глаза. Он никогда не считал себя геем. Да, парни — это весело, с ними можно поболтать о новом комиксе MARVEL или обсудить вчерашнюю контрольную, но чтобы от какого-то там одноклассника с миленькой улыбочкой вдруг быстро забилось сердце и затряслись коленки? Бред. Чушь собачья. У Ллойда даже девушка была - они расстались в начале экзаменов последнего класса школы из-за нехватки времени на отношения (если так можно назвать прогулки на расстоянии метра друг от друга строго до шести вечера). У бармена были неряшливые темные волосы, руки, исписанные ссадинами, красная повязка на голове и зеленые глаза, так и говорившие — "Черт возьми, парень, я вижу тебя насквозь, и ты ошарашен". Перед парнем стоял ряд стаканов, которые тот протирал кристально-белым полотенцем. Не то, чтобы Ллойд влюбился с первого взгляда. Но парень, безусловно, был горяч. "Вот дерьмо", - мысленно выругался парень впервые за свои девятнадцать лет. — Скажи честно, "виски со льдом" — единственное словосочетание, связанное с бухлом, которое ты знаешь, - ухмыльнулся бармен, потянувшись за следующим бокалом. - И, скорее всего, ничего крепче безалкогольного пива ты даже не пробовал. Я прав? Фраза сбила Ллойда с толку, и он с трудом мог соображать, будто уже сидит в этом баре не первый час и заказывает не первый напиток. В голове вертелось только бесконечное "чертчертчертчертчерт" — и эти гребаные зеленые глаза. Отвернись, ну хоть на секунду, не обрушивай на меня эту лавину, дай, сволочь, придти в себя! — Чего ты замолчал? Надеюсь, ты не немой? Я язык жестов не знаю, он в требованиях к работе не прописан. Ллойду хотелось сматерится. Вслух. На весь бар. — Да, — выдавил студент вместо такого желанного "блять". — Что "да"? — прыснул бармен. — Парень, надо было проснуться двенадцать часов назад. Ты бы знал, скольких я сегодня людей обслужил — и половина абсолютно ебанутые. Облегчишь мне жизнь, окей? Хотя бы постарайся. Он протянул ладонь. Ллойд почувствовал себя ужасно — из-за этого мучительного ожидания в виде двух секунд, пока он понимал, что происходит. Прикосновение к чужой горячей коже немного освежило. — Ллойд, - хрипло выдавил студент. — Кай. — Просто Кай? — Ого, уже два слова в предложении! Прогресс, — парень улыбнулся еще шире, но уже как-то по доброму, не насмешливо. — Да, просто Кай. Спасибо папочке за имя из трех букв. Двадцать шесть лет, программист, но сейчас просто сижу в этой дыре и размешиваю различные виды бухла. И принимаю их же. Работа мечты, еще и чаевые бешеные. Ллойд неловко улыбнулся, не зная, что на такое ответить. Да и не нужно было — к стойке подошел один из посетителей и Кай отвлекся на заказ. Парень действовал быстро, и студент невольно засмотрелся на то, как ловко тот откупоривает, выжимает, смешивает... он даже не успевал заметить, что — только пальцы, запястья, кисти мелькали, и весь мир сужался до этих исцарапанных крепких рук. В этот момент Кай казался неким богом, к которому не имеют права прикасаться простые смертные, и когда заказавший протянул купюру бармену, на Ллойда нахлынула странная злость. Какого хрена ты делаешь, урод? Он очнулся, когда почувствовал, как ногти врезаются в ладони, оставляя кровавые следы в виде месяцев. Кай, подняв бровь, смотрел прямо в глаза. От такого столкновения взглядов Ллойду захотелось спрятаться, заплакать, умереть — не имеет, не имеет он права смотреть на это божество. — Ты покраснел, парень, — бармен участливо поджал губы. — Тебе плохо? Ллойд в спешке помотал головой, отводя глаза в сторону — боги, спасибо. — На, выпей, лучше станет. Небольшой граненый стакан медленно подполз к Ллойду, движимый рукой Кая. Студент, не контролируя себя, трясущимися руками схватил напиток и осушил за один заход. В голову ударили сразу две вещи. Первая — горький терпкий вкус, заставляющий судорожно схватится за стол, чтобы не упасть с высокого стула. Вторая — осознание того, что Ллойд прикоснулся к нему. Второй раз. — Нравится? — широко ухмыльнулся Кай. — Скажи привет своему первому алкоголю. Это мистер коньяк, - передразнивая познавательные передачи для детей, пропищал он. Ллойд закашлялся, пытаясь сделать ровный вдох. Было стыдно и как-то неприятно. Скрыться бы, спрятаться, убежать. Или остаться здесь, созерцая на божество. — Крепко, — наконец выдавил Гармадон. — Я никогда... не пил такого. — Парень, тебе стоит почаще говорить, голос у тебя что надо, — Кай опустился на невидимый Ллойду за стойкой стул. — Да понятно, что не пил, кто ж тебе даст? По виду ты настоящий ботаник и гик, уж прости за прямоту. Тебе хоть двадцать один есть? Студент поперхнулся. — Ну... по правде... - не смотри, не смотри, не смотри на меня так! — Да не отвечай, что ты, — бармен хмыкнул и достал из под стола бутылку без этикетки. — Думаешь, первый такой, решивший вкусить взрослую жизнь? Кстати, об этом. Какими судьбами ты тут вообще очутился? Беседа плелась сама собой. Слово за слово — и Ллойд разговорился, сам не замечая, как с каждой новой фразой произносил все больше и больше. О себе, о жизни. О колледже. О том, как он устал от бесконечной опеки (удивляясь, как он смог выплюнуть это с такой тихой ненавистью в голосе), как ему надоело быть хорошим мальчиком всегда и везде. О том, что хотел пойти на филолога, а родители, не спрашивая, отправили на исторический. Ему девятнадцать, а он даже материться толком не умеет. Кай слушал, кивал временами, иногда поднося ко рту наполненный до середины стакан с чем-то прозрачным и делая крошечные глотки. Он был похож на того, кто действительно мог понять Ллойда. И, кажется, понимал. Больше, чем следовало. Прожигал горящим изумрудным пламенем взглядом, читал строчки на сердце, и казалось, что с губ его вот-вот сорвется что-то, заставившее залиться краской, встать и уйти. Ллойд пытался понять, что происходит. Он сидит в баре, выпил всего десять грамм не самого крепкого напитка и изливает душу бармену, от которого прежде спокойное сердце бьется, как бешеное. Если Кай все-таки божество, то он богохульствует. Потому что не принято, не принято влюбляться в богов в каком-то баре на углу общежития . — Вот что, — прервал поток мыслей студента парень, со звоном ставя стакан на стол и доставая очередную бутылку. — Кажется, мы тут надолго, так что проведем это время с пользой, тем более у меня смена скоро заканчивается. Добро пожаловать в чудесный мир, как говорится, — он вновь ухмыльнулся, и эта хитроватая улыбка, кажется, стала Ллойду уже родной. — Начнем с ликера. Ллойду оставалось только кивнуть — сказать бы он что-то все равно не смог бы.***
- И потом он трахнул ее, как последнюю шлюху, - Кай с грохотом опустил стакан на стол, знаменуя им конец первого десятка выпитых порций. — Грустная история, да. Но жизненная. Ллойд что-то неразборчиво промычал, обсасывая собственный палец, который ранее нечаянно макнул в стакан с мартини. Время уже давно перевалило за одиннадцать, он пил уже не первый бокал и чувствовал себя впервые за долгое время в своей тарелке. Жизнь примерного мальчика - хорошая жизнь, но еще лучше - сидеть в баре под негромкие звуки бритпопа, заливать прошедший день алкоголем рядом с человеком, которого, по сути, знаешь всего пару часов. Ллойд осознавал, что сегодня он предал все свои годы, которые угробил на учебу, секции вне школы и общение с хорошими мальчиками и девочками. Но ему было плевать. До сегодняшнего дня он был атеистом, а сегодня познакомился с богом. — Кстати, о грустных историях. Ллойд переместил взгляд на руки Кая, зная, что если посмотрит выше, совершит непоправимую ошибку. За все время, проведенное здесь, он так и не смог, не краснея, смотреть в глаза бармену. - Тебе когда-нибудь жизнь наносила такой удар, что хотелось упасть и не подниматься? - Что? Вопрос ввел в ступор. Ллойд пожал плечами, не зная, что ответить. С каких пор непонятные и чуток глуповатые истории подвыпившего Кая — скорее всего подвыпившего, не может он же быть трезвым после одиннадцатого стакана? — перешли в разговоры по душам? В разговоры, в которых он не смыслит ни черта. Ему поучиться жизни стоит, а не раздавать советы. — Ну, знаешь. Что-то такое, выбивающее из колеи, — Кай в задумчивости пожал плечами. — Что-то очень... неприятное. Типа смерти или предательства. — Почему ты спрашиваешь? Если спрашиваешь, значит, я небезразличен. Но разве бывает такое? Бывает, что боги могут любить верующих в них? – Да так, интересно стало. Выглядишь потрепанным для второкурсника. Кай резко закатил рукав толстовки, обнажая простые наручные часы на кожаном ремешке. "Ему чертовски идёт", – пронеслось в голове Ллойда, и он тут же рассердился на себя. В конце концов, что с ним происходит?! – Через пять минут кончается моя смена. Что ты думаешь насчёт того, чтобы прогуляться до моей квартиры и продолжить вечер там? Знаешь, мы ещё столько не обсудили, – даже не глядя на Кая, Ллойд почувствовал, как тот ухмыляется. – Типа, ты даже не сказал, кто тебе больше нравится – собаки или кошки. Кай вздернул бровь. Ллойд задумался. Можно отказаться, пойти домой, доделать латынь и лечь спать. Проснуться утром и вернуться к обычной жизни хорошего мальчика, к правильным людям и звонкам родителям каждый вечер. Сохранить воспоминание о Кае, как о чем-то необычном, взрывном, но принадлежащем другой жизни, в которой Ллойду не место. А можно кивнуть. Можно раскрыть ещё одну дверь, пробираясь все глубже и глубже в тайны этого современного Диониса – он чертовски похож на древнегреческого бога вина, решил Ллойд, разве что посимпатичнее – и, может быть, однажды... Глупо-глупо-глупо-глупо, да и не бывает такого. Бога не встретишь в баре, с богом не выпьешь текилы, не обсудишь проблемы отцов и детей за стойкой. Ллойду кажется, что он пожалеет. Он поднялся с места и наконец нерешительно посмотрел в глаза Каю – глаза, похожие на лабиринт из виноградных лоз. Ему показалось, что он уже заблудился в них. – Рептилии, если что. Я согласен.***
*** В ночи Ллойд едва успевал за Каем – тот шел очень быстро (боги всегда так спешат, боясь не успеть до Апокалипсиса?), не оглядываясь и не проверяя, идёт ли Гармадон за ним. Он прекрасно ориентировался в пространстве даже в переулках, где фонари давно стояли, разбитые местными пьяницами, – в отличие от Ллойда, и если бы не бармен, спокойно повествующий о том, как он познакомился с человеком, продавшим ему эту квартиру (ещё одна история, полная шлюх и убийств – почему-то этого добра у Кая в памяти было навалом), он бы давно отстал и потерялся. Лифта в доме Кая не было, благо жил он на третьем этаже. Нетвердым шагом, держась за перила, Ллойд таки добрался до уже раскрытой двери – пока он пытался не свалиться с лестницы, бармен уже успел воспользоваться ключами и гремел чем-то внутри). Сейчас они оба находились в небольшой кухне, освещаемой свечами ("Ты уж прости, лампочка перегорела", – извинился Кай, щёлкая зажигалкой) и тусклым светом луны за окном. Вероятно, обклеена комната фиолетовыми обоями и холодильник обвешен магнитами, но Ллойд точно сказать не мог. Во-первых – свет был, но слабенький, и только у стола, обставленного различными видами алкоголя, от джина до водки. Во-вторых, Ллойд был пьян. – Ну я ей говорю, а не охуела ли вы, дамочка? – Кай энергично размахивал зажатой между пальцами сигаретой. – Мол, это вообще не ваше, уберите свои наглые руки. А она продолжает визжать, что ее обворовывают... – Ммммм... – пробормотал Ллойд, пытаясь попасть джином в стакан. – Ну я и убежал оттуда, тем более начала толпа собираться, а мне скандал не нужен. Я не люблю драмы. Я вообще очень спокойный по натуре, чесслово. Кай сделал затяжку и, прикусив зубами сигарету, выдохнул через нос. Дым заполнил комнату, съедая остатки света. Ллойд закашлялся и поспешно вскочил с табуретки, бросаясь к предполагаемой – чертова темнота! – плите, надеясь нашарить вытяжку. Несколько мучительных секунд, и судорожно втягивая воздух в лёгкие, Ллойд на ощупь искал спасительную выемку. Поняв, что такая роскошь в квартире Кая отсутствует, сгибаясь пополам от кашля, парень бросился к окну и со всей силой дёрнул за ручку, тут же потянув на себя. Воздух, казалось, лавиной ворвался в помещение, разгоняя сигаретный дым. Ллойд глубоко вздохнул, пытаясь успокоить разошедшиеся лёгкие, махнул рукой, отгоняя залетевшую мушку... Удар ладони обо что-то твердое, мучительная секунда – и звон разбивающегося стекла. – Какой ты неаккуратный. Голос Кая напугал Ллойда больше, чем грохот упавшей на пол посуды – вкрадчивый и необычно тихий, но с привычной усмешкой. Он резко повернулся, и успел заметить, как бармен, подобно кошке, мягко крадётся к окну. – П-прости... – пробормотал парень, делая шаг назад и утыкаясь спиной в оконный проем. – Я разбил... что-то... – Пустяки. Ллойд покачнулся, вдруг отчётливо поняв, что прижат к стене. И Кай как-то близко. Неправильно близко. Ноги его не держали, и он бы упал, если бы не схватился инстинктивно за бармена. Это определенно было ошибкой. Он почувствовал теплое дыхание Кая, пахнущее алкоголем. – Ты пьян, парнишка. – Ты тоже. Ллойд с трудом сглотнул и подумал что он, вероятно, спит и видит какой-то чертовски странный сон. Сон, в котором он пьет с воскресшим из мифов Дионисом, а потом, потом... И бог ухмыльнулся. – Потрахаемся? Ллойд успел лишь пискнуть, прежде чем ощутил на своих губах Кая, его язык и руки, эти прекрасные руки, которые грубо сорвали с него рубашку, снося пуговицы к чертовой матери и даже не извиняясь... Падая на стол, Ллойд решил, что всё-таки свихнулся. Когда Кай поцеловал его снова, он понял, что ему, в сущности, все равно.***
"У него вся комната увешана плакатами, черт. Процентов семьдесят стен. Рок-групп. С автографами. И Blur. Да он еще больший гик, чем я... вау, Arctic Monkeys!". Ллойд поворачивается на спину. Он медленно изучает пространство — каждый предмет, каждый фрагмент потолка, полку шкафов, постеры — отчаянно отдаляя миг, когда ему придется взглянуть на Кая. Да, однажды он должен будет сделать этого — но до этого еще целое зеркало, плакат Rage Against The Machine, все три тома "Властелина колец", горка поломанных будильников, подушка... Волосы Кая во сне растрепались, закрыли пол-лица, и на щеке остался след от чьей-то ладони — до Ллойда не сразу доходит, что от его ладони. Губа прокушена, на плече свежая ссадина, и студент постепенно вспоминает, что это его рук дело. И эта чертова улыбка не исчезает даже во сне... Ллойд рывком поднимается с постели, и тут же понимает, как хочет опуститься обратно, прижаться к Каю, закрыть глаза и проспать до обеда, а лучше - до самого вечера. Нет, нельзя-нельзя-нельзя. Надо встать, осторожно собраться, закрыть за собой дверь и броситься прочь, как можно дальше, и в час, когда уже — или еще — в общежитии никого не будет, вбежать, закрыться в своей комнате и... и... сделать что-нибудь, чтобы забыть произошедшее. Никогда не вспоминать дорогу в этот треклятый бар, увешенные плакатами стены и зеленые глаза. Он слышит вздох рядом с собой и буквально чувствует, как его план рушится вдребезги. — Ты ведь знаешь, что проспал всего три часа? Ллойд прикрывает глаза и качает головой. Он совершенно не помнил, во сколько вчера лег и... и как вообще добрался до кровати. Это мог сделать Кай. Мог донести тебя до кровати, мог заботливо укрыть одеялом и прижаться, приобняв, взглянуть на время и подумать, что он сегодня припозднился. Мог... да черт возьми, так оно и есть! — Сейчас около шести всего лишь. Ложись. — Пять тридцать пять, — автоматически отвечает Ллойд. Чужие руки обвили его шею и утянули за собой. Он падает: в пучину сна, в чужие объятия. Виноградные лозы обвивают все его тело, кто-то шепчет что-то успокаивающее. Умереть бы, и никогда не проснуться.***
Ллойд просыпается снова, когда пространство уже заливают солнечные лучи. В комнате чуть потеплело, и стало светлей — вероятно, из-за отсутствия штор. Рядом никого не было. Гармадон поднимается с кровати и с удивлением обнаруживает, что одет в темно-зеленую пижаму, напоминавшую одеяние ниндзя. Ему становится смешно. Серьезно, он умудрился надеть на Ллойда чертову пижаму? Это мило и странно одновременно. Как вообще удалось? Немного покачиваясь, еще не до конца отойдя от сна, Ллойд босиком проходит до двери и приоткрывает ее, заглядывая в коридор. Никого. Небольшое зеркало висит около входа, вешалка с пальто и его зеленой курткой, полка с большим количеством шапок и кроссовки, раскиданные по маленькому красному коврику. Кай оказывается на кухне. Он сидит на подоконнике, поставив на него же ногу и зашнуровывая кед. Слыша шаги парня, бармен поднимает взгляд и улыбается. — Выглядишь слегка помятым. Похмелье не мучает? — Нет, — хрипло отвечает Ллойд и покашливает, прочищая горло. — Удивительно. Я бы сказал, необычно. Кай поднимается и подходит ближе. На мгновение Гармадону кажется, что он его поцелует в лоб, — студент вдруг осознает, что ниже на полторы головы — но тот лишь смахивает с волос Ллойда комок пыли. — У меня в холодильнике негусто, но можно сделать, эм, яичницу. Ты не будешь против? Правда, готовлю я так себе. Ллойд пожимает плечами и садится на табуретку. Он кладет локти на стол, прикусывает нижнюю губу и вспоминает, как вчера кончал здесь же. Двоякое ощущение. Что бы сказали его родители? Наверно, стоило закричать. Сказать, что это повториться не должно. Отказаться от еды и уйти, не попрощавшись. Вместо этого Ллойд произносит: — Что дальше? Кай, неуклюже разбивающий яйца на сковородку, оборачивается. Вздергивает бровь и, кажется, в его глазах мелькает растерянность — но лишь на мгновение. В следующую секунду привычная ухмылка утренней незабудкой расцветает на его лице. — А дальше — завтрак.***
Проходит время. Недели, месяцы — Ллойд не считает. Да и зачем? Торопиться некуда. В глубине души Кая оказывается интерес к греческой мифологии, потухшая детская мечта стать настоящим ниндзя и любовь к року. И бритпопу. И алкоголю. И, как оказывается чуть позже, к Ллойду. В отношениях он оказывается находчивым. Всегда делал завтрак в постель (даже когда студент ночевал в общежитии), распечатал их первую совместную фотографию — да-да, там, где у Ллойда размазано лицо, а сам Кай с большим темнеющим пятном от пролитого кофе на кофте — на четверть стены и пожертвовал ради нее двумя плакатами Queen; а как-то Гармадон признался, что у него сносит крышу с рук бармена, и на следующий день застал его, обрезающим рукава своей любимой толстовки. На вопрос "Какого ты хрена делаешь?", тот ответил, что позволяет ему любоваться своими конечностями теперь всегда и полностью. Всего через пару месяцев Кай предлагает Ллойду переехать к нему. Парень в шутку ставит условие, что сделает это, только если получит от него все его плакаты с Arctic Monkeys и в придачу билет на концерт. Потом бармен пропал на час, а когда заявился, держал в руках VIP-билеты. Ллойд узнаёт, что год назад у Кая умерла сестра. Уйдя в запой, тот вылетел из университета, не получив высшее образование, а затем, выбравшись из цепких лап алкоголя, подался в бармены. — Наверное, поэтому я и спросил тебя про... ну, про удары жизни. Знаешь, бар, тихий, как мышка, мальчик, не умеющий пить... Короче, я сам таким был год назад. Просто вспомнил. Ллойд до сих пор не верит, что эти зеленые глаза, исцарапанные руки (между прочим, очень милым рыжим котенком) и виноградные лозы принадлежат ему. Засыпая в одной постели, беседуя после учебы в баре, целуя в обветренные губы. Кай, на самом деле, тоже. Но, по сути, это неважно. Важно, что рядом есть человек, готовый разбудить тебя на работу; что телефон всегда включен, чтобы ненароком не пропустить звонок; что по вечерам шторы задернуты, диван разложен и смяты простыни. Каждый день, лежа в кровати, Кай задумчиво перебирает длинные светлые волосы Ллойда, смотрит на часы и пытается понять, что он сделал, чтобы заслужить такую жизнь. Чтобы кто-то улыбался ему каждое утро, в шутку называл Дионисом и краснел при поцелуях. Ллойд же по-прежнему звонит родителям каждый день, делает домашнее задание и аккуратно складывает одежду в шкаф, чтобы не помялась. И любит Кая.