Шоколад

Ичиго никогда не жаловался на рассеянность, но последнее время вместо химических формул в голову настойчиво лезет красноволосый лейтенант. И если со своей головой он еще мог бы как-то договориться, то с самим Ренджи, наловчившимся ловить его в пустых коридорах школы, Ичиго справиться не в состоянии. Руки у Ренджи загребущие и горячие. Ичиго протестующее шипит – шаги Тацки еще слышатся из-за угла, и она может вернуться за ним в любой момент, но Абарай держит крепко. Нависает, высокий дьявол, вжимает в стену, усмехается в ухо. Обжигает шепотом: -И-чи-го. Сердце привычно пропускает удар под шальным взглядом, который искрит так, что впору патентовать новый способ получения электричества и опасаться ожогов. Тело реагирует предательски однозначно – кровь с сумасшедшей скоростью приливает к совершенно неподходящим органам, и Ичиго хочет побиться головой об стенку. Пожалуй, даже сильнее, чем побить об нее совсем слетевшего с катушек лейтенанта. -Ренджи, твою мать. – Удар перехватывается на стадии замаха. Какой тут замах, когда эта гора мышц вжимает в стенку так, что непонятно чье именно сердце вот-вот выскочит из груди. Хриплый смешок где-то в районе шеи посылает по телу волну мурашек, и разумная мысль, что они сейчас вообще-то находятся в школе, перестает казаться Ичиго такой уж весомой. Губы Абарая скользят вверх по коже, невесомо задевают висок. Выдох приподнимает рыжую челку, мягко касается горячего лба. Ренджи глубоко дышит, шаря руками по школьной форме, и только изредка, будто случайно, царапает открытые участки кожи. Он упирается лбом в лоб Ичиго и больше не разрывает зрительный контакт. Он с наслаждением ловит каждую эмоцию на подвижном лице – смущение и злость постепенно теряются, выцветают как старые краски. Под ними стремительно проступает неровный румянец желания, а в глазах Ичиго появляется что-то тягучее, затягивающее и опасное как патока. Попадешься один раз и - пиши пропало. Ренджи видел это уже не один раз. Рука осторожно вползает под выбившуюся из брюк футболку. Взгляд, которым награждает его Ичиго, красноречивее любых слов и обещает ему вечные муки. Или вечное блаженство, Куросаки сам еще не определился. И нет, Ренджи никогда это не надоест. -Ну нахрена, Ренджи, - уже тихо, обреченно, на рваном выдохе. От дразнящих касаний и голодного лихорадочного блеска глаз напротив, едет крыша и стремительно тает самоконтроль. Ичиго дергается последний раз, скорее для проформы, чем надеясь выбраться из рук Ренджи всерьез, и сдается. Тянется вперед, соединяет их губы. Не двигается. Дышит. Прикосновения – простые, привычные, неспешные – бьют как по оголенным нервам, поднимают вихрь животных, пока еще неопознанных чувств. «Чертов Ренджи», - думает Ичиго, старательно сдерживая предательскую дрожь, и дышит через раз. Его тело прошивают иголки возбуждения вперемешку с адреналином, и это такая адская смесь, что он не выдерживает - мстительно кусает Ренджи за губу. Ему ужасно не нравится терять контроль, особенно над собственным телом и ситуацией. Вопреки всем ожиданиям и законам здравого смысла, в ответ Ренджи смеется. Смешливые лучики разбегаются от его глаз, тянутся в улыбке покрасневшие губы, но только чуть-чуть, на мгновение. Все-таки он занят очень важным делом – Ренджи старательно зацеловывает Ичиго в пустых коридорах его школы. Куросаки сейчас как шоколад, подтаявший на солнце. Теплый, податливый. Обволакивающий. Когда только успел Ренджи под форму руками залезть? Его ладони проходятся по ребрам, и Абарай от удовольствия прикрывает глаза. Он никогда и не подозревал, что там, где разбегаются татуировки, у него есть еще одна эрогенная зона. Хотя, он иногда подозревает, что рядом с Ичиго его тело автоматически превращается в одну сплошную эрогенную зону. И также автоматически отключается здравый смысл на пару с логикой. Ну где это видано, что боевой офицер на грунте вместо выполнения задания чужую рейяцу выслеживает да по коридорам обжимается? Ренджи часто размышляет об этом, ворочаясь без сна, но все аргументы разбиваются в дребезги об образ рыжеволосого шинигами, который с готовностью, как живой, встает перед глазами, стоит их прикрыть хоть на мгновение. От желания сводит зубы. Если бы дело было только в желании переспать, Ренджи бы как-нибудь справился, но Ичиго не просто хочется взять. До Ичиго постоянно хочется прикоснуться. Обнять. Рассмешить. Разгладить вечную складку между бровями. Хочется спрятать от всего мира, запереть в каком-нибудь безопасном месте, чтобы посещения только по пропускам, и никуда, никуда не отпускать без присмотра. С его-то способностью находить на голову неприятности. Ренджи долго целует Ичиго, запуская руки в рыжие вихры. В ответ Куросаки цепляется за его плечи как утопающий и широко распахивает горящие глаза. Он уже сам прижимается к Ренджи так тесно, что тот отчетливо чувствует его возбуждение. Они никогда толком не говорили о том, что происходит между ними. Ренджи просто не понимает, как облачить в слова все то, что день за днем бродит в его голове, и может только гадать, что же думает об их странных отношениях Ичиго. Ренджи держит его в своих руках, плавится, как воск, от жара крепкого натренированного тела, зажатого между ним и стеной, греется в обжигающем взгляде. И почему-то именно сейчас ему кажется особенно важным наконец выразить словами, что для него это не просто всплеск гормонов или оригинальный способ скоротать время на грунте. Он вглядывается в россыпь веснушек и решает, что настало время внести между ними ясность и, в конце концов, заявить права. Ренджи чувствует почти физическую потребность узнать, что на самом деле Ичиго думает по этому поводу. У Куросаки мутный взгляд, бардак в голове и железный стояк. Где-то на границе сознания мелькает робкая мысль, что такой серьезный разговор, возможно, стоило бы отложить до лучших времен, но Ренджи решительно отметает ее прочь. Рассуждай он в таком ключе, никогда бы не урвал у Ичиго тот знаменательный первый поцелуй. Так что схема: «если чувствуешь что надо – делай», его еще никогда не подводила. За исключением пары сотен других раз. Ренджи слегка отодвигается от Ичиго и даже успевает открыть рот, прежде чем тишину школьного коридора разрывает настойчивая и такая неуместная сейчас трель его радара Пустых. -Черт бы их всех побрал, - вместо откровений раздраженно шипит сквозь зубы Абарай и с трудом окончательно отрывается от Ичиго. Тот автоматически тянется за ним следом, но вовремя берет себя в руки и почти возвращает себе человеческое выражение лица. Отлипать от стены он пока благоразумно не спешит – его все еще потряхивает от возбуждения. -Погоди, - мальчишеский голос сиплый, а движения рук, шарящих по карманам в поисках печати, беспорядочные и нервные. Ренджи кидает на него острый взгляд и не выдерживает – делает шаг вперед, перехватывает его ладони в свои и последний раз коротко касается покрасневших губ поцелуем. -Не сейчас, Ичиго, лучше я один. – Твердо говорит он тоном, не терпящим возражений, которого обычно шугаются шинигами шестого, попавшиеся ему под горячую руку. – Иди домой. Там поговорим. В глазах у Ичиго протест как острые иглы, но он прекрасно понимает – в духовном теле Ренджи доберется до его дома гораздо быстрее, чем он сам, даже если по пути ему встретится не один, а десяток Пустых. К сожалению, человечество еще не придумало способ передвижения сравнимый по скорости с шунпо. Помедлив секунду, он все-таки согласно кивает, а через мгновение насмешливо наклоняет голову, в бок разглядывая Ренджи из-под рыжей челки. Кажется, до него все-таки дошло, что именно сказал Абарай. -Дома поговорим? – Он растягивает слова, и в глазах уже пляшут черти. От подзатыльника его спасает только то, что Ренджи уже успел шагнуть прочь к окну. -Еще как поговорим. – Очень серьезно заверяет его Абарай и окидывает напоследок таким многообещающим взглядом, что Ичиго мысленно радуется, что остался стоять у стены. С ногами в присутствии Ренджи определенно творится какая-то фигня. -Чертовы шинигами, - недовольно бурчит Куросаки, разглядывая то место, где секунду назад стоял Ренджи, и прижимает пальцы к горящим губам. –Ничего не могут довести до конца вовремя. Он ощущает спиной прохладу стены и широко, счастливо улыбается, думая о том, что дома его будет ждать Ренджи. А Ренджи…Ренджи никогда прежде не убивал Пустых так быстро. И никогда прежде еще не признавался в любви.