live

- Йо, бро. Папирус поднял глаза от листка со списком сегодняшних новостей и тихонько фыркнул себе под нос. В дверях студии нарисовался Санс с привычной довольной миной, пачкой картошки фри в одной руке и кетчупом – в другой. - Санс, если ты вздумал чавкать в микрофон, то я тебе этого не разрешу! - Ой, да ладно, - старший братец преспокойно сгрузил снедь на стол и скинул худи с плеч, вешая одежду на спинку своего стула. – Ва-ау, да он крутится! Классный стул, надо будет купить такой. - Это только для профессионалов! – сердито выпрямился Папирус. – А ты не профессионал! - Конечно, нет, бро. Я просто прошел кастинг. - Нгхмвх. - Метаттону понравился мой голос, - усмехнулся Санс, - понимаешь, о чем я? Твой братишка достаточно крут, чтобы работать с тобой. - Я не сомневался в этом, САНС, - младший брат демонстративно отвернулся. – Но ты должен относиться к этой работе с большим почтением! Не мусорить, не издавать мерзких звуков и, ТЕМ БОЛЕЕ, не отпускать своих шуточек! Сейчас Я старший сотрудник, так что ты обязан слушаться меня! - Ты хотел сказать, старший диджей? - Не диджей, а диктор, - вздохнул Папирус. – Ты уже допускаешь такие ошибки… - Да брось, бро. Где там ваши любовные письма? – Санс тяжело плюхнулся в кресло и начал крутиться вокруг своей оси. - Их читают в одиннадцать вечера, у нас есть всего лишь полчаса, чтобы подготовиться. МТТ-эф-эм - единственная радиостанция во всем Подземелье, поэтому, пожа-алуйста, Санс, - Папирус попытался пристально посмотреть в глаза брату, но такое крайне сложно провернуть, когда объект внимания крутится, - прекрати вести себя, как обычно, и будь ответственным хотя бы сегодня! - Окей, окей, - Санс все же остановился, передергивая плечами, и занялся разглядыванием своего микрофона. – Что надо сделать, чтобы говорить? Нажать на эту кнопочку? - Да, она включит микрофон. Только не сейчас! У нас будет прямой эфир. - Лады. - И не дыши на аппаратуру! - Как скажешь. Нам же в принципе не нужно дышать. У нас нет легких. Дошло, да? - О-о-о, боги, ты только пришел, а я уже не могу это вынести. - Хе-хе. В каком-то смысле, Папирус не врал. Ему действительно будет непросто просидеть с братом в тесной полутемной студии целый час, а то и больше. Раньше… это не было бы проблемой, но… но не теперь, увы. Когда Метаттон позволил ему вести прямой эфир на этой радиостанции, Папс буквально с катушек слетел: прыгал от радости, вопил, катался вокруг дома в снегу и черт знает что еще делал. Это было пару месяцев назад, так что к обычным тренировкам и бремени Главы Королевской Гвардии добавилась еще и эта работа. Ведь человек уже освободил их, и больше не было необходимости расставлять ловушки и ловить его. Папирус был безмерно счастлив, а Санс был счастлив за него. Это можно было бы назвать чистой, светлой полосой в их жизни. Возможно, все повернулось так странно из-за того, что Папс стал реже бывать дома и иногда ночевать в студии. Он полностью увлекся этим занятием, и однажды не видел Санса целых три дня. А, когда вернулся… Неряшливый зевающий брат, встретивший его на пороге с пачкой чипсов подмышкой, вызвал такую волну умиления, что Папируса передернуло. Сначала он заобнимал Санса до хруста, ничего не объясняя, а затем побежал на кухню готовить. Резко откуда-то взялась энергия на это, да в придачу еще и желание как-то выразить свои эмоции. Неужели он и правда так соскучился? Но потом… потом это осталось. Утром сонный брат вылезал из своей захламленной комнаты, почесываясь, и плюхался за стол, где продолжал спать как убитый. Но Папируса это больше не бесило от слова совсем, а лишь вызывало желание потрепать «ленивую костяшку» по голове. Все вредные привычки брата стали откликаться нежностью где-то в грудной клетке, а не яростью или легким раздражением. Это происходило постепенно, на самом деле, сам Папирус стал отдавать себе отчет в своей слишком уж сильной симпатии далеко не сразу. Безусловно, он любил Санса, всегда, ведь они… росли вместе. Любил как брата. И было сложно привыкнуть к мысли, что, кажется, какие-то из его чувств уже перестали быть похожими на братские. Хотелось иногда… Когда Санс приходил от Гриллби немножко пьяненький и лез обниматься, у Папируса не возникало желания сопротивляться. Нет, конечно же, он сопротивлялся, но далеко не так охотно. Все менее охотно. Брат был совсем беспомощный, спьяну он много хихикал и, почему-то, иногда всхрюкивал – чего с ним на трезвую голову вообще не бывало – ластился, как кот. Нес полную чушь. Постоянно говорил, как сильно он любит своего «маленького братика», и что какой же Папирус молодец. Папирус, конечно, был согласен с тем, что он молодец. Но горячие пьяные объятия стали вызывать странную реакцию у тела. После этого все движения становились какими-то дергаными и совсем неловкими, все валилось из рук, а в груди формировалось тепло, незнакомое младшему брату. Поначалу он думал, что это последствия какой-то тихой болезни, но, когда Папирус ломанулся с этим к Альфис, она не обнаружила никаких отклонений. Ответ пришел сам и, как водится, случайно. Папс просто смотрел телевизор, отдыхая от трудного дня. А Санс в это время шаркал мимо и чисто по приколу хлопнулся спиной на колени братца, довольно закинув руки за голову. Папирус тут же покраснел и, конечно, сразу его скинул, пытаясь игнорировать ехидный смех, но вдруг тепло в грудной клетке появилось опять, усиливаясь и скатываясь по позвоночнику к тазу. Это было похоже на легкую горячую волну, пробежавшуюся по костям. Папирус растерялся и подтянул ноги к груди, дожидаясь, пока Санс сгинет с глаз долой. Позже, в своей комнате, он расстегнул шорты и увидел слабое оранжевое свечение на соединении таза. Естественно, руки зачесались потрогать это место. Он и потрогал. Затем начал потирать, и от этого было хорошо, ох, даже слишком. Как будто бы… он катался на качелях, только екало в самом низу, а не под ложечкой. Папирус заинтересовался и продолжил потирать это место, тер его до тех пор, пока оранжевое свечение не сформировалось во что-то продолговатое и твердое, но, при этом, оно немного пружинило. Поначалу такая штука вызвала недоумение и даже напугала, но Папирус инстинктивно решил потрогать ее, и, уф, эм… На этом он не остановился. Вскоре счастливое, потрясающее чувство ударило ему в таз и выше, Папирус тихо вскрикнул, невольно запрокидывая голову, а потом увидел, что от оранжевой штуки на его ладони остался только влажный скользкий след. С тех пор многие действия Санса стали вызывать такую реакцию. Свечение появлялось все чаще и чаще, порой от совсем уж простых пустяков и движений, что начинало немного раздражать. Папирус, естественно, посмотрел в интернете, что же с ним происходит, раз оно все-таки происходит – и, нет, это была не болезнь. Подобное называлось сексуальным возбуждением, а продолговатый орган – вернее, член – у многих монстров появлялся только от него, что и случилось с Папирусом. Конечно, поначалу он был в диком смущении и изумлении. Касался себя постоянно, когда только мог, стараясь сдерживать звуки. Он отлично понимал, что Сансу об этом всем знать нельзя ни в коем случае… Ведь брат старше его и точно в курсе, почему с Папирусом может происходить подобное. А Папирусу бы этого совсем не хотелось. Хотя порой, запуская руку между ног, он представлял, как это делал бы с ним Санс, и тогда заходился крупной дрожью, силясь сдержать стон. Наверное, это бывало так часто, потому что для Папса было ново узнавать себя с этой стороны. Он… он не имел понятия. Не задумывался. Он просто плыл по течению, ловя вспышки удовольствия от взгляда брата, от того, как тот потирает шею, или усмехается. Это было похоже на влюбленность, оно и было влюбленностью. Самый близкий монстр… Почему так получилось? Папирус просто смирился. Он никогда не скажет Сансу о том, что с ним творится, он лучше сгорит от собственных чувств, чем от стыда. И вот, Метаттон решил, что сегодня у роботов выходной. Устроил кастинг, где подобрал монстра себе на замену, с голосом, подходящим для чтения любовных посланий в эфир (голос Папируса был слишком высоким). И по какому-то сомнительному стечению обстоятельств Санс оказался этим монстром. Ну да, у него был низкий баритон, который обычно приятно слушать, и к тому же, старший скелет умел играть с интонацией, уж кому, как не Папирусу, это знать… И сейчас они будут вдвоем, сидеть напротив друг друга, за столом, в маленькой студии. Папирус уже чуял, что ему будет непросто скрывать свою нервозность. Нет, он привык находиться возле Санса и уже не заводился с полпинка, однако им же ведь нужно было еще работать. Санс откинулся на спинку кресла и выудил картошину из пачки, в то время как Папирус сделал ему сигнал вести себя потише и щелкнул переключателем. - Здравствуйте, дорогие радиослушатели, монстры и монстрята, с вами я, Великолепный Папирус! И совсем скоро у нас будет рубрика «Переписка», так что оставайтесь на связи! – он запустил заставку для радио, глубоко вздохнул и покосился на братца, преспокойно жующего картошечку. – Хочу предупредить вас, что сегодня вы услышите новый голос. Метаттон решил сделать маленький перерыв – дела, дела, ну, вы знаете, у такой великой звезды всегда найдется парочка важных дел! Поэтому сегодня читать письма будет мой брат, Санс Скелет. Санс, поздоровайся с нашими слушателями. Санс поперхнулся и, пытаясь откашляться, протянул руку к своему микрофону: - Кхе-кхе, привет всем неспящим! Надеюсь, я смогу полностью передать романтику этого вечера, - он широко и двусмысленно улыбнулся. Папирус порадовался, что он сам ничего не ел, потому что в этот момент точно бы подавился. - …Спасибо, Санс, а сейчас – минутку рекламы, - выключив микрофон, младший брат как следует пнул старшего под столом. - Хэй, бро, ты чего дерешься? Что я не так сделал? – искренне возмутился Санс, не оставаясь в долгу и подпинывая Папируса в ответ. - Что это были за намеки такие?! - Да какие намеки, я же собираюсь читать про чужие чувства! Просто стараюсь вжиться в роль, - с этими словами Санс легко ткнул Папса носком тапка в последний раз, но крайне неудачно. Он попал по тазовой кости, прямиком между ног. Но реакцию это вызвало далеко не болевую. Папирус рефлекторно съежился, сводя колени вместе, и изумленно выдохнул. - Не… н-не делай больше так! - Это ты начал, - невозмутимо откликнулся Санс, хотя он и был немного обеспокоен видом брата. Тот явно стал напряжен после того пинка, и старший скелет опасался, что ударил слишком сильно, причинив боль. – Извини, бро. - В-все нормально… ой, время! Готовь письма! - Это вот эти вот? Уже лежат, - Санс взял в руку пару листов с письмами слушателей МТТ-FM. Папирусу было… нехорошо. Не сказать, чтобы ему был сильно приятен тот тычок в тазовую кость, но он явно отозвался во всем теле. И спокойствия, даже того шаткого, уже как не бывало. - Так, пошел отсчет до начала рубрики. Один, два… - Папс быстро переключил рекламу и микрофон. – И-итак, наши дорогие радиослушатели – дорогуши, да, Метаттон? – мы начинаем рубрику «Переписка»! Милые дамы, присядьте поближе к вашему приемнику и прислушайтесь, вдруг ваш избранник прозвучит на нашей волне? Прошу, Санс, начинай и не томи их, - он выключил микрофон и отдышался. Метаттон приучил его говорить в фирменном метаттоновском стиле, но у Папируса все еще не очень получалось. Похоже, он не был создан для такого тона. Санс понимающе взглянул на него исподлобья и, склонившись к микрофону, произнес: - Что ж, раз ты так настаиваешь, бро… Первым в нашем списке идет аноним из Вотерфолла, скромный и милый парнишка, который, к сожалению, не захотел признаваться, кто он: «Я хочу рассказать, как я люблю одну девушку и надеюсь, что она услышит меня хотя бы здесь… Ведь сам я не могу говорить, у меня нет рта, - Санс поднял бы брови, если бы они у него были. Не повезло монстру… - Так вот, Эмма, знай, что ты прекрасна. Я не сплю из-за тебя ночами… Я не знаю, как еще передать тебе все то, что не позволяет мне моя физиология… Ты… ты просто не создана для меня, и я пойму…» Папирус смотрел в стол, сцепив пальцы в перчатках. Голос Санса чем дальше, тем становился мягче – он переходил в струящийся вдоль строчек бархат, и, что бы ни было прочитано этим голосом, оно замирало где-то в районе сердца. С одной стороны, чувствовалась неуверенность того, кто отправлял им это письмо. А с другой – глубина, которая крылась за этими словами, она проскальзывала вибрирующими, хрипловатыми нотками. Он не знал, что Санс может вытворять со своим голосом ТАКОЕ. Он, правда, не знал. По телу пробежала дрожь, где-то внизу моментально сладко заныло, и Папирус закрыл лицо руками, чтобы не светить румянцем. Это же его брат. Просто его брат. Почему, ну почему у него такая сильная реакция на голос брата? Такой соблазнительный, тихий и усталый голос… - …Это все. Я… я сказал, что мог. Еще раз, надеюсь, что ты услышишь меня», - Санс печально вздохнул. – Любовь – такая грустная вещь. Особенно, безответная. Ты согласен со мной, Папс? Папс? - Д-да, так трагично. Санс на секунду прикрыл микрофон и шепотом спросил: - Все в порядке? - Ага, продолжай, - кивнул Папирус, не глядя в глаза. То, что он зарделся оранжевым цветом, вряд ли укрылось от старшего брата. - Ну, освежим эту трагедию другим письмом от такого же анонима, но… - у Санса внезапно округлились глазницы, - …оно совсем иного характера, и я не знаю, готовы ли к такому наши радиослушатели…. В любом случае, каждый имеет право высказаться, верно? Лучше уберите от радио детей, беременных монстров и чувствительных личностей. Итак, некий мужественный_лось пишет: «Зайка, я люблю тебя. И, когда я вернусь к тебе, я обещаю, что мы сделаем все, что так давно хотели. Я желаю тебя. Я хочу тебя. Прямо сейчас, когда пишу это…» Что. Вот, просто, что? «Кто такое вообще отправляет на радио?!» - мысленно взвыл Папирус. Санс как будто издевался, идеально передавая абсолютно все. Возбуждение. Хрипотцу. Сухость во рту. Какие-то потаенные, пошлые вещи, которые выставляются так откровенно… Нужно будет закрыть эту рубрику. - «…Я клянусь, что наши соседи возненавидят нас. Ты чувствуешь жар, который я испытываю к тебе, детка? Очень рассчитываю на это… У меня больше нет сил терпеть. Я вернусь завтра. С порога возьму тебя, стоя, жестко, и ты будешь умолять меня остановиться…» Папирус тоже готов был умолять остановиться Санса. Интересно, фильтрует ли чертов Метаттон то, что им присылают. Потому что это уж точно не работа Папируса. Сам Санс и то немного подрастерял часть своей невозмутимости: вид у него был слегка смущенный. Он полу прикрыл глаза, продолжая читать страстным, ничуть не монотонным глухим голосом это послание, и не видел, как оно влияет на Папируса. Тот не удержался. В тазу ныло так сильно, что младший брат незаметно опустил руку под стол и вздрогнул – у него стоял. Крепко и действительно больно. От обычного, мать его, голоса. А уйти никуда он не мог из-за прямого эфира. Худшего положения и представить нельзя. - "… Увидимся, милая. Я обещаю, что ты запомнишь это надолго." Ох… - Санс глубоко вздохнул и слегка встряхнулся. – На этом письмо заканчивается. Думаю, когда этот товарищ вернется домой, у них будет о-очень горячая ночка! Папирус, у нас рекламная пауза? - Да, да, пауза! – слишком резко подорвался младший брат и быстро включил долгожданную спасительную рекламу. Санс задумчиво посмотрел на него, расслабляясь на стуле и закидываясь кетчупом. - Бро, ты не слишком ли волнуешься? Это было, конечно, очень пошлое письмецо, но оно же всего лишь письмецо. - П-просто твой голос… - Папирус запнулся на полуслове и опять смущенно уткнулся взглядом в стол. – Нет, ничего. Полный. Хаос. Вот стоило прийти Сансу, и на их и без того сумбурном радио начался полнейший… каламбур. То есть, беспорядок. Папирус забыл даже, как думать нормально. Его немножко потряхивало, а привычки держать что-то в себе у Папса не было, и он еле мог сделать вид, что все в порядке. Санс был слишком пофигистичен, чтобы докапываться до сути, но и он может заинтересоваться, находясь так близко. - Мой голос? Считаешь, он божественен? – усмехнулся старший брат, отставляя бутылку и многозначительно глядя на Папируса. – Я прав? - Вот еще! - Ха-ха-ха! Что же ты так смущаешься, а? - Н-не твое дело! - О-о, боже, малыш Папс смущен, какая прелесть. - Я НЕ смущен! Замолчи! «Я возбужден, дурак», - пронеслось в мыслях. Папирус пытался успокоиться, но его взгляд все равно возвращался к Сансу, который сидел в полу расслабленной позе, потягивая кетчуп. Спокойный взгляд старшего брата давно действовал на Папса как-то по-особенному. И сейчас, вот прямо сейчас, хотелось ему рассказать все-все… …Но эфир. - Что ж, реклама рекламе рознь, а мы продолжаем! – Санс подмигнул и склонился над своим микрофоном, чуть прикрывая его рукой, чтобы не надышать. – Напоминаю, что сейчас у нас идет рубрика «Переписка», и я, Скелет Санс, охотно прочту вам следующее письмо. Оно безумно романтичное, и отправитель, хочу сказать, совсем неплохо владеет своим… ха-ха, - скелет хмыкнул на вздохе, - языком… Простите мне эту шутку. Уж что поделать, шоу - оно на то и шоу, чтобы цеплять вас, дамы и господа. Теперь Папирус не мог перестать пялиться на Санса. Его поведение, его интонации и даже, черт побери, пошлые шутки – все вызывало ответную дрожь. Господи, Папсу всегда казалось, что его низкорослый брат очень нелеп и забавен, при этом ленив, а он сам, ВЕЛИКИЙ ПАПИРУС, служит ему опорой. Но сейчас он увидел какую-то другую сторону Санса. Очень… необычную. Обаятельную. После этого становилось понятно, почему его брат был так популярен. Много где, не только в Сноудине. Возможно, некоторые монстры чаще видели Санса таким… Папирус этого не замечал. Он вообще… кажется, раньше он не замечал вовсе ничего. А теперь даже его тело отзывалось на вибрацию мягкого голоса, который так понравился Метаттону, голоса, которым Санс никогда не говорил со своим братом. Это напоминало кошачье урчание, настолько он был глубоким, и, одновременно тихим. Ласковым и напористым. Звук действительно способен влиять на живых существ физически, это факт. Папирус стиснул зубы и прикоснулся к себе снова, держа руку под столом. Боже, как он хотел, чтобы это закончилось. Чтобы Санс дочитал уже все это наконец. А не то младшему братику грозило совершенно неожиданно снести крышу. - «Ох, прости меня, я бы хотел признаться в этом раньше, но не смог. Это… это все. Извини, что делаю это так публично. Ты… ты простишь меня?» Фуф, - Санс перевел дыхание. – Это было совсем неплохо, а? В любом случае, судить об этом стоит лишь той, кому это посвящалось. А мы заканчиваем нашу рубрику на сегодня – да, да, всего три красноречивых письма - и через пять минут у нас будет «Музыкальный час». Не забывайте о тех, кто любит вас, даже если они безумно далеко! С вами были скелебратья, а сейчас передохните немного и окунитесь в океан музыки. Доброй ночи, - он выключил микрофон и махнул рукой, чтобы Папирус поставил запись. Зазвучала какая-то спокойная мелодия, напоминающая шелест волн. - Бро? С тобой точно порядок? – настороженно поинтересовался Санс. Осознать, что Папирусу совершенно «не норм» успел даже он. - Д-да. Я думаю… ты можешь идти. Спасибо за помощь, - Папс снова начал упорно отводить глаза. - Мы же в одном доме живем. Могу тебя и подождать. - Ой нет, мне еще час здесь сидеть, пока смена не придет… - Да ладно, кто ночью будет слушать. Два-три монстра максимум, - Санс встал со стула, оставив его крутиться в одиночестве, засунул руки в карманы худи и обогнул стол, подходя к брату. – Пошли домой, Папс. Тебе стоит отдохнуть. Папирус потерянно и испуганно покосился на него и быстро помотал головой, прикрывая руками таз. - Бро, ты заболел? – задал Санс самый банальный на свете вопрос. - Н-не-НЬЕХ, - Папируса легко ухватили за предплечье и отвели его руку в сторону, открывая внутреннюю часть таза на обозрение. Низкорослый скелет удивленно разглядывал это дело какое-то время, пока до него не дошло, что младшего брата мелко трясет. И что таз у него светится ярко-оранжевым, это даже сквозь одежду было хорошо видно. - Папс, это… что это? Ты же… - У-уйди! – Папирус с силой оттолкнул Санса, снова закрываясь руками и съеживаясь. – Я не хочу, чтобы ты это видел, ясно?! Иди домой! Санс пораженно застыл. - Я переиграл с голосом, что ли? Что случилось? Отчего ты… - Просто уйди, - сдавленно повторил Папирус. Не так. Если бы даже он хотел, чтобы Санс его увидел таким, то… не так. Старший брат откровенно растерялся. Он, конечно, отмечал, что где-то месяц назад отношение к нему Папса основательно изменилось в лучшую сторону, но ТАКОЕ… Он был ошарашен настолько, что прямо спросил: - Это я вызвал у тебя такую реакцию? - Нье… нх… - Что? Папирус понял, что он больше не может. У него рвануло крышу. - ДА, - крикнул он, выпрямляясь, вскидывая обе руки и демонстрируя четкий стояк в шортах, - ДА, ТЫ МНЕ НРАВИШЬСЯ. И ЭТО – ИЗ-ЗА ТЕБЯ, ЯСНО? Не надо было… так… читать эти дурацкие письма… - Папирус неожиданно всхлипнул. – Из-за тебя я… б-больше не могу это контролировать. Санс резко захотел сесть, но понял, что идти до стула далеко, и остался стоять. - Как давно? - Я не помню, - сердито ответил Папирус. Собственный вид здорово заводил и раздражал его. – Месяц назад, или больше, я не помню! Санс сглотнул. Ему стало нехорошо. Чертовски нехорошо. В груди начало собираться опасное тепло, хорошо знакомое скелету. - Та-ак. Его… его Папирус. Он может быть полностью его. Даже взрослый. Такой беззащитный… с этим оранжевым членом напоказ. Кстати, немаленьким. Это все казалось извращенным сном. - Ты… пытался что-то с этим сделать?.. - Конечно… я трогал себя. - Как часто? - Раз в три дня точно… Почему ты спрашиваешь?! Сансу пришлось сглотнуть еще раз. Такой вид Папируса, и эта его дикая сторона так сильно выбили старшего брата из колеи, что он не мог остановить свой поток вопросов. И на фоне всего этого звучала невероятно умиротворяющая музыка. - Мне интересно. Сейчас это правда случилось только из-за моего голоса? - НЕТ. То есть, да, да, поэтому… - Папирус снова закрыл лицо руками, - …ты не всегда бываешь так близко ко мне, и еще так… Я понимаю, это просто роль, но… Санс вдруг обнаружил себя в шаге от брата, отмечая собственный тяжелый, участившийся пульс. «Папирус хочет меня». Папирус. Он… - Я могу избавить тебя от этого, - вырвалось у Санса нервным шепотом. Кажется, он опять переключился с повседневного режима на тот, другой. Тот, находясь в котором, он читал письма романтического характера. Какого черта его понесло, он не задумался. Как конченый ублюдок, абсолютно не задумался, какого хрена ему нужно от младшего брата. И какого хрена нужно его младшему брату от него самого. Вероятно, сказывался недавно выпитый кетчуп. Папирус быстро вскинул голову, встречаясь с глазами Санса напротив. Глазницы старшего были широко раскрыты, а взгляд белых зрачков прикован к лицу высокого скелета. - И-избавить?.. Как? Папс слишком поздно понял, как же глупо прозвучал его вопрос. Санс склонился к нему, держась за плечо одной рукой, ткнулся зубами в шею и лизнул позвонки языком, вызывая новый приступ дрожи. Папирус вцепился в синее худи, став напряженным, как струна. Он немедленно сорвался бы с места и сбежал, если бы ладонь брата не легла на пах и не начала поглаживать круговыми движениями. От этого ровным счетом все мысли о бегстве исчезли. - С-санс, что ты делаешь? - Помогаю тебе, что же еще. Ох, опять этот голос. Да еще так близко. Легкая вибрация от него скатилась по позвоночнику Папируса прямиком вниз, к копчику, окончательно обездвижив младшего скелета. - Нх… но… но мы же братья, я думал, этого нельзя… Санс полностью проигнорировал его слова, вместо этого сжимая туго натянувший ткань оранжевый член и вырывая у Папируса тихий стыдливый стон. Где-то на краю сознания играла все та же музыка, но оба слышали ее как будто со дна океана. - Давай, Папс. «Ты же доверяешь мне, хах?» Младший брат послушно опустил трясущуюся как в лихорадке руку и расстегнул шорты. Санс сразу же нырнул туда и ухватил инициативу. Ухватил. Инициативу. Да, так оно и было. Папирус не замечал, что стонет, задыхаясь, и мнет полы расстегнутого худи брата на спине. Санс продолжал покусывать его в шею, мерно двигая рукой и будто бы никуда не торопясь. Вскоре кроме стонов музыке начали вторить скользкие, узнаваемые звуки, от которых становилось чудовищно неловко всем, кто мог бы их услышать со стороны. Но не двум братьям-скелетам. Санс не знал, что может так завестись в принципе. От вздохов и слабых вскриков полностью открытого ему Папируса его собственная магия разгорелась в груди и отяжелила таз, собираясь в районе лобковых костей. Сообразив, что происходит, низкорослый скелет отпрянул и поспешно стянул с себя шорты, бросив их валяться на полу вместе с тапками. - Поможешь мне залезть на стол? Папирус вздрогнул от внезапно прозвучавшего вопроса и уставился на Санса, оставшегося только в футболке и худи. Почему он и их не снял, оставалось загадкой. - Д-да… Не возникло даже мысли уточнить, зачем. Или хотя бы поинтересоваться, что происходит. Папирус действовал на инстинктах и только на них. Он терпел долго. И сейчас его несло вперед и лишь вперед. Он поддержал Санса, давая ему возможность забраться на стол и улечься на него спиной, расставив ноги. Затем он позволил старшему брату притянуть себя следом, столкнувшись таз к тазу. - Папс, ты знаешь, что делать дальше? Да, он знал. Только… - А тебе не будет больно? - Нет. Больше он не спрашивал. Неуверенно запрокидывая футболку Санса, Папирус провел неловкой рукой по его позвоночнику и вдруг коснулся пальцами торчащего члена, точно такого же, как у него самого, только синего цвета. Крепкий и невообразимо горячий… Папс не удержался и обхватил его, немного сжав у головки, двигая ладонью по всей длине. Санс закрыл глаза, выдыхая и постепенно доходя до низкого стона. Он толкнулся тазом вперед, подмахивая руке младшего брата, которая проходилась по члену все быстрее и быстрее. Папирусу мучительно хотелось сделать что-то еще, этого было мало, ужасно мало… Но, в то же время, так много, что его просто оставляли силы. - Папс… пожалуйста… Он не сразу понял, о чем его просят. Но, когда понял… Папирус вошел легко и максимально медленно, придерживая себя рукой и не выпуская члена Санса. Тот отзывчиво прогнулся в спине и часто задышал, срываясь на все те же сладостные низкие стоны. - Ох, блять… Сука, прости, Папс… О-оо-ох, боже, бляяя- Папирус зарделся еще сильнее, чем прежде, начав осторожно двигаться. Было чертовски узко и жарко там, внутри, но больше всего выносило то, что он видел, как его собственный член движется вдоль позвоночника Санса, плотно стянутый нежно-голубой магией. - Т-тебе точно не больно?.. - Папс… гх… просто продолжай, ОХ, прошу… Он не мог поверить, что это его брат. Он никогда не слышал от Санса подобного. Он ни разу в жизни не видел Санса ТАКИМ. И, боги, в каком же он был восторге от этого вида. Упершись в столешницу уже обеими руками, Папирус взялся за дело серьезнее, вколачиваясь на всю длину, жмурясь от глубины проникновения. Он буквально выбивал из Санса стоны, не замечая, что к его ладони прилип листок с текстом, а стол ходил ходуном, грохоча на все лады и потихоньку отъезжая в сторону. Санс, понятно, вообще ничего не видел и не слышал, кроме возбужденного дыхания Папируса и собственных невольных криков, редких, но абсолютно бесконтрольных. Он обхватил поясницу младшего брата ногами, инстинктивно боясь свалиться со стола, цепляясь за чертов красный шарф и грозя порвать его. Шлепки перемежались с ударами и стуком кости о кость, стонами, и все на фоне той же самой блядской музыки, звучащей в студии как издевательский аккомпанемент. Папирус все ускорялся, чувствуя, как сладость во всем теле достигает своего пика, становится выше, и это совершенно не сравнимое с мастурбацией удовольствие напрочь выносило все: реальность того, где они; то, что он занимается сексом с братом, который его элементарно соблазнил; резкую смену будничного поведения Санса на ЭТО; то, что стол под ними скоро сломается и что объяснить это потом Папирус не сможет. Все это… ему было наплевать. Он испытывал кайф. От того, что Санс так близко. И что… и что эти стоны предназначены ему. Только и только ему. - Н-н… ха-ах, АХ! Папируса огрело кучей хаотичных эмоций, он даже вскрикнул, кончая и с силой толкаясь в Санса, который ошалело наблюдал за его лицом, тут же не сдерживая стон от последнего толчка. Старший брат вцепился в собственный член и несколькими движениями довел себя до оргазма, глухо выдыхая в три партии, становясь все тише, тише… - Са-анс… - Тшш, бро… - Санс провел по голове Папируса, успокаивающе гладя его. Младший скелет уткнулся в грудину старшего, все еще дрожа от пережитого скопища чувств и физических ощущений. Его колотило просто зверски. Он был выжат полностью, но был готов продолжать, причем продолжать прямо сейчас. - С-санс, я… - Хочешь еще? Папирус вздрогнул, пораженный, как легко Санс угадал его мысли. - Можно еще, но не здесь… Пошли домой. - Да… Они отлипли, наконец, друг от друга. Папирусу пришлось помогать брату слезть со стола – тот не очень хорошо стоял на ногах. Стол они действительно свезли, да еще и заляпали разноцветной магией, и какое-то время Папс все это бестолково убирал. Руки у него тряслись и тогда, когда он сжимал тряпку, и когда застегивал свой пояс, и перематывал шарф. Санс чуть не забыл свою еду, которую он так и оставил, вместе с телефоном. Они собирались молча. И только когда Папирус склонился над микрофоном, он увидел кое-что, от чего ему резко стало плохо. - Бро? Все окей? – хрипло спросил Санс с порога. - А-ага, - младший скелет быстро развернулся и зашагал к нему, - просто все еще немножко не в себе. - Хех… Я не буду настаивать… - ПОШЛИ. Хлопнула дверь. Впервые в своей жизни Папирус адекватно соврал. Все это время, пока он нагло имел Санса на рабочем месте, микрофон был включен. И единственный, кто решил послушать музыку в это время ночи по радио – призрак Напстаблук – чувствовал себя теперь крайне неловко, зависнув посреди комнаты с открытым ртом.