Он смотрел исключительно вниз...
— Но это было не так? — усмешка взяла своё. — Слабо, наверное, верится, что такому невероятному существу как ты не удалось прочесть обычного человека.И когда поднял взгляд — выглядел так молодо и невинно.
— Сценарий всегда берёт своё... — он сложил ладони вместе. Выгнул пальцы, будто охватил небольшой шарик и застыл. Внутри них что-то трепыхнулось. Безликий развёл сцепленные подушечки... — Что за!.. Из распущенных ладоней вырвался маленький облезлый птенчик, что громко крикнув и проскакав по руке как по пирону, размахнулся оперившимися на глазах крылышками и, оттолкнувшись, спрыгнул на взметнувшийся к облакам ветер. Птенчик неуклюже замахал крыльями, сделал пару кривоватых пируэтов, и ушёл в крутое пике. Вот он скрылся за моей спиной, облетая по кругу живое препятствие и вернулся в поле зрения уже повзрослевшим орлом. Он продолжал кружить, взлетая всё выше и выше. Вслед его возрастающим навыкам росло и тело, пока не добралось до предельной отметки. — Не важно какие преграды будут стоять на жизненном пути души... Поддавшись свободному падению, старовато выглядящий орёл хлопнул напоследок крыльями и распался на серые пылинки. — Всё сведётся к одному — заранее предрешённому исходу... Пушинки остатков некогда гордой птицы опадали на землю. Кружась и развиваясь, они мягко плыли по незаметным потокам воздуха, приземляясь на раскрытую ладонь и тая, как невинная снежинка. — Предрешённых исход... — неестественно больно сжался кулак. — Иногда я чувствую себя камнем. Безликий обескуражено встрепенулся, натурально сверкнув глазами: — ... Камнем? Я кинул на него единственный взгляд и, судя по изменившимся в размерах зрачках — он понял, что я имел в виду. — Чтобы я не делал, я не могу сдвинуться с места, — дрожа и дёргаясь, кулак разжался. — Единственное, что влияет на меня — те, кто стиснут мою шероховатую поверхность между пальцами и запустят в полёт. Я буду подчёркивать собой и выписывать кривую линию судьбы, сотрясая пространство неслышным свистом. Постепенно скорость моя упадёт и я уподоблюсь ей. Зароюсь в землю, в воду или грязь, пока не наступит время нового полёта... И кто, нет, — мотнул головой, — важнее как далеко, забросит меня неизвестный в следующий раз? Летний бриз утих, установив молчание Безликого. Он молчал и не шевелясь смотрел на меня. — Я бы не назвал тебя камнем... Его слова вызвали усмешку на моём обвисшем угрюмостью лице. В голове нарастал посторонний шум. — Потому что я и не хочу им быть. Потому что я не камень, — предчувствуя скорое пробуждение, я взглянул на него в последний раз. — Я человек. Я живу, думаю и люблю... совершаю ошибки. Всё это и есть я, и этого не отнять никакой Судьбе. Безликий поднял опечаленный взгляд...И с ним меня наконец настигло озарение...
Речевой аппарат начал работать сам по себе: — Ты знал?.. — маленький мальчонка заинтересованно наклонил голову, — слово судьба на английском языке звучит довольно красиво... — стало необъяснимо грустно. — Надеюсь и меня когда-нибудь настигнет его красота. Серые глаза мальчика окончательно заполнились нескрываемой болью. Пространство исказилось и затлело по краям картинки выцветшей фотографией. — Чтобы мы не делали — события будут случаться. Хочешь ты этого или нет — столь близкая Мировая Нереальность к изначальной влечёт за собой это неразрывное условие. Ты одна из важнейших частиц... Голос отдалялся. Медленно растворяясь и истончаясь с неприятным послевкусием на языке. — ... не образующая их.***
Ледяная крошка стуженной воды, бившей из крана, остро впилась в полусонное лицо. «Холодно». Журчание и всплеск. С носа и кончиков чёлки слетают морозные капли. С щекоткой разбиваются об кожу. Пробегают мурашки, передёргивает тело. В сверкающей поверхности зеркала отразилась бледная кожа с редкими вкраплениями красного. И синяки под тусклыми серыми глазами не поблескивают энергией. По белку глазного яблока полезли тонкие алые прутики лопнувших капилляров. С глухим стуком закрылся кран. Журчание и всплески никуда не исчезли. Протерев лицо полотенцем насухо, вышел из ванной и направился на кухню. Маленькое помещение встретило меня тишиной жужжавшего холодильника. Медитативный настрой и лёгкая заторможенность призывали отправиться обратно в кровать и доспать нужные часы. Отнюдь, это было не нужно — спал я на цикл меньше обычного. Конфорка, стрекот и вспышка синего протуберанца. Изогнутые жала голубоватого цвета, опасно извиваясь, нагревали сковороду и узорчатую турку. Осталось не задремать перед плитой. «Если кофе не поможет, то вечером придётся бороться со сном и одновременно преподавать, — последняя мысль вызвала улыбку». Тоука-чан поистине старательна. Относиться с такой удивительной сосредоточенностью к учёбе не каждым сможет, а у неё получается. Пусть не всегда гладко и не без ошибок. Хотя её привычка занимать уши прослушиванием музыки в глухих наушниках забавляет. И ведь не мешает почти. А наблюдать за фигуристыми изгибами её бровей, когда она ломает голову над внеочередным заданием — одно невероятное удовольствие. Тоуке-чан остаётся только карандаш погрызть и тогда она будет вылетая мисс Задумчивость. Хотя она и так довольно экстравагантна. Закончив с завтраком и разлив кофе по чашкам, уселся за стол. Не успела теплота кофе наполнить желудок, как хлопнула дверь ванной комнаты. В дверном проёме показалась довольная мордашка Это с кое-как, но уложенной шевелюрой. Девушка мгновенно плюхнулась на своё место, хватая кухонные приборы и налетая на еду. — Манеры, — на мой выдох, Это протяжно и невразумительно промычала. Сложа ладошки вместе, она под нос буркнула пожелание и вернулась к трапезе. «Ну давай же, самое время задать вопрос! Нельзя тянуть столь важный момент». Прерывать подругу не хотелось. Да и повод был надуманным после особо приятного пробуждения. Вот только тема полностью противоположная по чувствам. Отставив кофе и отстучал по столу, привлекая внимание девушки. Это подняла хмурый взгляд и, жуя, открыла рот: — Чего опять? Слово не покидало моего рта, оставаясь глубоко в лёгких, экономя кислород. Горло наполнилось пустующим волнением. Нам никогда не нравилось говорить на эту тему. Были различные причины и аргументы запрятать данное слово под клеймо «табу». Никому не нравилось упоминать это без важного повода. Это продолжала смотреть на меня хмуро и с подозрением. В её изумрудных глазах с каждой секундой молчания нарастало понимание. «Успокойся, у тебя есть несколько исключений на счёте». Этих исключений у меня накопилось около девяти штук. И одним из них я собирался воспользоваться. Собравшись, произнёс на выдохе: — Аогири, — мимолётно отведя взгляд в окно. Редкие постукивания ложки об тарелку ожидаемо оборвались. Щёлкнул коротко и перестал гудеть холодильник. Наступила затяжная тишина. Это неторопливо отложила ложку и, не поднимая глаз, оглушительно громко сглотнула пережёванный кусок. — Я не выходила на контакт около месяца, — голос подруги упал на тона ниже, куда-то ближе к ногам. «Целый месяц?.. Много, — поверить в столь затяжной период неприсутствия Это, неофициальной главы организации, невыносимо сложно». — И... это нормально? Подруга не отреагировала. — Поверь — он справляется и без меня. Будь что-то серьёзное — непременно сообщил. Она секундно сморщилась. Мотнула головой, разметав по лицу высушенные пряди волос, и хмуро звякнула подобранной ложкой. Тонкий звон вернулся, но его частота потеряла в быстроте. И вдруг он снова прекратился. Это замерла не поднимая головы с занесённой над порцией омлета ложкой. — Мне... — она растерянно поиграла с вытянутым металлом, — нужно будет отлучиться на неопределённый промежуток времени... Волной на плечи навалилась усталость. — Сегодня?.. Край стола затрещал. Руки излишне сильно вцепились в злостное дерево. Это мотнула головой: — Не знаю, — её прекрасные изумруды грустно сверкнули. — В ближайшие дни. «В ближайшие?! — погряз в горле выкрик, воздухом провалившись в желудок». Неприятное осознание всплыло в мозгу. Оно усмехаясь постучало по плечу и грубо показало гниющий язык. — Я не смогу тебя отговорить... — да, именно это. Это не потрудилась сказать и слова: молча продолжила самозабвенно уничтожать приготовленный с любовью завтрак. Спинка стула неприятно вдавилась в спину. Перед склонённой головой замаячила кружка. Тронутая лишь пару раз, она была полна подостывшего кофе. Похоже, сегодня бодрости мне не видать.***
Подавив зевоту, я в который раз за вечер потёр налитые тяжестью веки. Мигающий экран телевизора болезненно резал уставшие глаза. — Утром я читаю и выписываю незнакомые кандзи, а днём бывает скучно и совсем не хочется ничего смотреть. Редко показывают что-нибудь интересное... Плечо плачевно заныло. Незаметно Хинами подсела ближе и положила на него голову. Её пальчики мягко сложились в замочек. «Скудный распорядок, — под рукой нащупал пульт, но нельзя. — Девочке трудновато одной в первую половину дня». Хинами неловко завозилась на месте. Подобралась, закинула ножки на диван и увлечённо уставилась перед собой. На прогоняющим тьму экране вовсю разыгрывалось небольшое шоу, сильно заинтересовавшее маленькую девочку. Она настолько ушла в себя, что не замечает, как тесно прижалась к чужому боку и как крепко стиснула тонкие пальчики на бледном предплечье. Моём предплечье. «Ох, Кен, неужели ты ощущаешь неловкость? — тихий выдох и вдох». Новая вспышка хлёстко ударила по сетчатке. Глаза полыхнули и накрепко сощурились. Это световое шоу начинает раздражать. Пальцы невольно огладили красную кнопку. «Нет, нельзя, — пульт выскользнул из руки, лишая соблазна выключить телевизор». Нужно просто перетерпеть. Хинами удерживает на своих детских плечиках огромную ношу. Одна, без родителей и любых других родственников. Её ситуация могла бы напоминать мою, если у меня не было Тёти. Единственной поддержкой девочки остались мы — старые друзья и знакомые Фуегучи-сан. Каково ей проводить время в четырёх стенах зная всё это? Она ведь не настолько маленькая, как мне хочется верить. Она отчётливо понимает и осознаёт случившееся. Грустит и страдает от потери отца и матери... — Хи-на-ми~, — мочку уха окатило приятным фруктовым жаром. — Чем это мы тут занимаемся? Мы синхронно вздрогнули и дёргано обернулись на вкрадчивый голос Тоуки. Девушка только-только закончила водные процедуры: с её кожи ещё не сошла характерная краснота и упущенные полотенцем капли. Мокрое, пушистое полотенце болталось на тонких плечах. Грозно нахмурившись, склонившись к нам, Тоука возмущенно сдула неряшливую прядь со лба. Волосы её были в ужасном поблескивающем беспорядке. — С-сестрёнка Тоука? — Хинами пугливо дрогнула, опасливо передавив мне плечевую артерию. Реакция девочки была понятна. Получить нагоняй за неведомо чего не сколько неприятно, сколько обидно и страшно. — В ванную, — Хинами было открыла рот, желая возразить, — Живо! Или отправишься спать грязной! Небольшой крик Тоуки вмиг заставил девочку сдавленно пискнуть, подскочить и ринуться в указанное помещение. Хлопнула дверь и образовалась сизая тишина, прерываемая редкими разговорами из телевизора. — Не слишком грубо? — меня мягко проигнорировали скромным закатыванием глаз. Тоука плавно помотала головой, обошла диван и плюхнулась на противоположном краю. Под действием нерадушной девушки, плазма потухает и комната обращается во тьму. Пульт со стуком скидывается на пол. — Мм-му-ух~! — лениво потянувшись, Тоука сладко промычала. Коротковатая ночная футболка от небрежных действий неуловимо задралась, обнажив живот девушки от таза до рёбер, и неосторожно стянув округлую грудь. «М-ма, как небрежно, Тоука». Пристыжённый взгляд ловко отвёлся в сторону. Не вовремя проснувшаяся похоть затолклась глубоко внутри. Впрочем, быстро погаснув вслед засыпающему телу. — Сегодня было не легко... Согласившись со словами кивком, Тоука помассажировала указательными пальцами веки. — Ненавижу японский... — выдавила она, откинувшись назад. — Ну~, — протягиваю в лёгкой усмешке, — он немного сложен, бесспорно. Зато это подчёркивает его красоту. Скривившись, Тоука вперила в меня негодующий взгляд. — Ха? — на лунном свете не сложно заметить, как закатились её глаза. — Да тебе всё красиво. Небось и в гадких насекомых видишь произведения искусства! Воображение мгновенно подкинуло отвратную картинку с щёлкающими хитином многоножками. От мерзости по коже пробежал свербящий зуд. Закололо в макушке. — Возможно во всём кроме них... — нелепая догадка всплывает в мозгу. — Тоука боится насекомых? Выкрутившись вполоборота, девушка вопросительно вскинула брови. — С чего ты взял? Прогноз не оправдал себя. Похоже она просто вкинула первую попавшуюся мысль. — Ничего такого, — незатейливый смешок девушки перерос в дружескую ухмылку. Не говоря ни слова, Тоука в одно движение оказалась рядом и толкнулась локтем. От столь близкого контакта закружилась голова. Или в этом виновата сонливость? — Я хочу поблагодарить тебя, Канеки, — её лик окутался тенью, не переставая быть видимым. — Ты был не обязан помогать мне, но помог, ещё и разбавив одиночество Хинами, — Тоука выразительно выдохнула, прикрыв глаза. — Она ни за что не признается, но ей по настоящему одиноко... Плечи девушки тоскливо опустилась вслед повисшей голове. Длинная чёлка вяло облизала щёку, ненадолго зацепившись об влажную кожу. — Даже со мной она не до конца честна, — шёпотом донесла она. «Вот как...» Тоука думает об этом больше, чем мне казалось. Она замечает некую преграду между ней и Хинами и от того расстраивается. Ей кажется, что она как взрослая должна понимать такого ребёнка, как Хинами. Но у неё не получается. В этом заключается интерес мыслей другого человека. Один думает об одном, другой о втором... Накладываясь на острую боль потери и скорби Хинами, оно порождает невидимые барьеры между знакомыми людьми. Девочке нужно внимание и забота родителей. Без них бывало трудно прожить любому человеку. Родительские узы можно заменить. И, к счастью, Хинами старательно идёт к этому. К связям с знакомыми, друзьями и теми, кого в один удачный день ты назовёшь семьёй. От наполнившейся теплом груди разошлось приятное чувство.Гордость
Толчок в бок вытащил меня в реальность. — Я тебе о своих проблемах рассказываю, а ты сидишь и улыбаешься? — Тоука состроила обиженную мордашку, хмурясь и крепко поджав губы. — Кхе-хе! — о нет, меня невольно пробило на смех. Обида девушки ловко перепрыгнула в раздражение. — Разве ты не понимаешь чувства Хинами? — начала шипеть Тоука, склонясь вплотную. — Это ведь ты говорил мне быть внимательнее и обращать взгляд на каждый чих! Мои глаза определённо расширились. Напор Тоуки удивлял. Моё ожидание, когда я просил её следить за Хинами, было на довольно низком уровне. Кто бы мог подумать, что она воспримет маленькую просьбу, взыгравшую от беспокойства, призывом и указанием к действиям? — Всё в порядке, — открытыми ладонями, я разделил пространство между нами. — Просто от твоих слов, как бы сказать, я вычленил, что Хинами хорошо справляется с адаптацией в общество, — для убедительности, я помахал указательным пальцем. Тоука не оценила. — Чего? — она вся перекривилась, явно пытаясь понять сказанное. — Опять твоя заумность лезет. Выражайся легче — я ничего не поняла, — отстранившись, встряхнула Тоука волосами. — Прости, — от заскоков сознания так и хочется вздыхать. — Я хотел сказать, что поведение Хинами вполне нормально и соответствует норме. Я бы даже сказал — оно лучше многих побывавших в её ситуации. Тоука понятливо кивала, пока не прозвучала последняя фраза. Следом за ней на девушку напала хмурость и она скоропостижно отвернулась. Напряжённо всмотрелась в стену и стиснула обивку дивана. С лёгким треском заскрипел сдираемый материал. Непонимание происходящего напряжённо стянуло грудную клетку. Воздух неуловимо сгустился и неприятно окислился. — Хинами, она... — опущенная голова, напряжённые плечи и сдавленная хрипотца. — Она не «многие». Я отчётливо слышал скрип зубов и громкое сглатывание. На протянутую руку сорвалась горячая капля. Расплескалась по коже красной холодной краской, сияя даже в полумраке. «Кровь...» — Прости, я такой дурак. С прокусанной губы сочилась малым ручейком алая жидкость. Выведя кривую дорожку до подбородка и падая мне прямо в руку. — Иногда ты ужасно бесишь, Канеки. Тонкий всхлип потонул в тишине. Мягко протянув руку к лицу Тоуки, я затёр большим пальцем свежую кровь. От подбородка до прокусанной нижней губы. Ранка уже затянулась. Кровь не шла. Голубые глаза молчаливо всмотрелись в ожидании. — Тебе стоит умыться. Взгляд отвёлся. Голову повело в сторону. Хватка на подбородке не ослабла. — Я ведь поблагодарить тебя хотела... Руки аккуратно расположились на коленях. Прямо, ладошками вниз, почти как при сейдза. — Разве уже поздно? Тоука поражёно моргнула и вернула взгляд. Казалось всё её тело удерживалось одной моей рукой, сжимающей острый подбородок. — Я... приготовлю тебе кофе, — сказав это, Тоука плавно поднялась и слезла с дивана, уходя на кухню. Шум, грохот и звон посуды. Зашуршала пачка с зёрнами. Со стрекотом заколыхался огонь под туркой. Тоука в серьёз собралась готовить кофе в столь позднее время? Должно быть она хотела предложить что-то иное. Умудрилась растеряться и забыть после случившегося? Звучит неправдоподобно, исходя из характера Тоуки и её уверенности в себе. «Впрочем, её ход может и сыграть на руку, позволив мне вернуться домой без эксцессов». Расположившись на диване в удобном положении, я скатился головой на подлокотник и прикрыл веки в ожидании «заказа». На затылок неприятно давило твёрдостью и угловатостью. Обивка на месте вышедшей подушки получилась не очень мягкой и полноватой. Что ж, приходится довольствоваться тем, что есть и не возражать будучи в гостях. Звон и шуршание продолжались. На окунутые в темноту глаза давило резким поблёскиванием горевшей сетчатки. Разноцветные точки сплелись и засияли белоснежной вьюгой. Тело охватила лёгкая невесомость. Завывание ветра и хруст свежевыпавшего снега. Всё кругом бело и снежно. Холодно до дрожи в худых коленях. Извилистые горы с круглыми верхушками, широкие и усеянные деревьями поля. Промёрзлая речка, огибающая забытую деревушку с деревянными крышами застеленными сугробами. Парнишку, лет пятнадцати, жутко перекосило и передёрнуло. Прямо на его плечи, прикрытые только тонкой рубахой, обрушился снежный вал. Чертыхаясь, он скоро стряхивал с себя снег, неуклонно прогибаясь под здешнюю природу. Ему не было холодно. Из его речи то и дело вырывались ругательства связанные с промокшей тканью рубашки. Приятного было мало для него, откровенно говоря. Пока из-за дерева не выплыла улыбчивая особа. Её тёмные волосы с прекрасным цветком в них заплетённом трепыхались на слабом утреннем ветру. В руках она сжимала пустующую корзину и тёмное пальто с меховой окантовкой и воротом. Посмеявшись вдоволь над потешным другом, девушка протянула тому его верхнюю одежду. И с накинутым на промокшие плечи пальтом, парню стало в два раза теплее, чем до этого без него. Дорогой сердцу человек греет одним своим присутствием.По языку распространился железный привкус. До ужаса отвратный и гнилостный. Как бы я не старался выплюнуть его, он затекал всё глубже и глубже в глотку. Разложился там на составляющие. Да там и остался.
***
— Я дома! Позади негромко хлопнула дверь. Следом последовала тишина. Ответной реакции из глубины квартиры не последовало. Лишь болезненный стон одиноких стен. Йошимуры не было дома. И всё же — верить в это не хотелось. Тонкая, как человеческий волос надежда не желала рваться и опадать. От нерешительности сводило желудок. Не издавая ни звука ни шороха, я медленно прошёлся по всем комнатам. Не задевая стен, не включая свет, и не заходя внутрь комнат. Пустошь и глухота. Единственная вещь, покоящаяся на застеленной кровати, дёрнула меня внутрь спальни. Помещение, давным-давно бывшее гостиной, с рабочим уголком и спальным местом. Я грузно плюхнулся на матрас. Пружины издали изнывающую трель и замолкли. В руки прыгнула вдвое сложенная бумажка. На белом пространстве листа, огромными кандзи, была выведена одна единственная строка:«Срочно. Неизвестно. Позвоню. *****»
Последнее слово было не дописано и перечёркнуто множество раз, не оставляя и шанса разобрать, или, хотя бы, предположить, написанное. Трепыхнувшись на потоках воздуха, листочек мягко спланировал на чистый пол. От меня раздался приглушённый стон. Вспомнилось: Это не любит прощаться. Часто, пропадая вот так на долгие дни, девушка просто и незамысловато оставляя после себя краткую записку. Содержание редко менялось. Если это не являлось чем-то важным — оно не упоминалось. Как и здесь. Как и сейчас. Три стандартных слова, выученные наизусть. И перечёркнутое четвёртое. Иногда полностью отсутствующее. Часы отсчитывали последние удары до полуночи. Одеяло неприятно стянуло и смяло неснятую одежду. Не хотелось. Вот и тело провалилось в глубокую сонную лощину.Всю ночь меня преследовал стук карандаша.
Он, то звучно отбивал секунды, то замирал на долгие минуты.
Пока в глаза не прыснул лучик солнца.
Тяжёлая голова с трудом поднялась с гладкой поверхности, тут же взорвавшись снопом искр. Боль быстро распространилась от шеи по позвоночнику до самых пят. Сквозь мутное сознание и затуманенный взгляд пробилась первая здравая мысль: «Почему я проснулся за столом?»***
Отложив чашку в сушилку, я выключил воду и обтёр глаз рукавом. Небрежная и противная резь не желала проходить. Будто слизистая совсем иссохла и трётся об веко. Сколько бы я не тёр и не промывал водой, жжение не утихало. — Да и чёрт с ним! Перетерплю. Намытое до блеска стекло приятно скрипело при контакте с сухим полотенцем. Вскоре последний стакан был убран и помещение погрузилось в спокойный сон. — Сложный выдался денёк... За панорамным окном показалась уходящая фигура Комы. Закончив пару минут назад, он неспешно брёл под светом Антейку. Пока не скрылся из поля зрения. В помещение взыгралась тишина. Такая нежная и умиротворяющая. Какую не найдёшь нигде в будний день. Ни одного человека и ни одного гуля. Ни души. С закрытием дверей на замки наступают минуты покоя. И мне, как персоналу, остаётся переодеться, да отбыть домой. Дожидаться нового, полного новых лиц, рабочего дня. По плечу постучали. — Канеки-кун. Рывком отлипнув от стойки, я столкнулся взглядом с карими глазами. — К-Кая-сан?! К чему такая резкость? Длинноволосая официантка стояла передо мной как ни в чём не бывало. Её черты лица украшала свойственная ей тонкая улыбка. — Прости, я не хотела... — она наконец убрала руку с моего плеча, успокаивающе проведя по предплечью. Устало вздохнув, протёр зудящие виски. Кая освободила дорогу по моей невысказанной просьбе, отодвинувшись в сторону. Девушка осталась за спиной, молчаливо проведя меня взглядом. — Ничего... на сегодня всё, Кая-сан? — спрашиваю чисто для проформы. «Скорей бы домой...» — Постой, Канеки-кун, — я удивлённо замираю и поворачиваюсь к Ирими-сан. Её глаза прикрыты, голова чутка отведена в сторону. — Нужно проверить запасы. Помнишь, как я тебя учила? — Э-э-э... — во мне взыграло возмущение. — Неужели прямо сейчас? Мы же уже закрылись... От понимания, что в любом случае не смогу отказать Ирими-сан, возмущение натужно затихло. Быстро пришло, быстро ушло. — Не похоже на тебя, Канеки-кун, — официантка вытянула понимающую улыбку. — Появились срочные дела с Тоукой-чан? — я не успел возразить. — Ничего страшного. Тогда я останусь здесь совсем одна и в одиночку переберу весь склад. Не беспокойся, я часто так делаю. Иди домой, Канеки-кун. «М-манипулятор... настоящий манипулятор, — в горле резко пересохло. — Да как после такого можно отказать?!» Она определённо следила за моей реакцией. Не успел я подать положительный ответ незримым кивком, как мне в руки впихнули знакомые блокнот с ручкой и приглашающе махнули рукой. Ирими-сан обошла меня по кругу и повела следом за собой. «И на что я подписался?..» — Ох, Канеки-кун, пока не забыла, — официантка неожиданно остановилась и окинула меня изучающим взглядом. Я вздёрнул бровь. — Давно ты... — она прервалась, слегка огрубев манерой, — ел? В голову сразу впёрся свой потрёпанный вид, которым я сверкал на протяжении всего дня. То-то, Ирими-сан так великодушно крутилась возле меня, удостаивая вопрошающими знаками. — Нет места для беспокойства, Кая-сан. Мой внешний вид вызван скорее бессонницей, чем недостатком пищи, — разубедил её тревоги. Девушка, похоже приняв мои слова, мягко кивнула, от чего её длинные прямые волосы легонько качнулись. «Ох, стоп, погоди!» — Кая-сан, — успевшая сделать пару шагов, официантка, остановилась, вновь бросив на меня глубокий взгляд. — Могу ли я... попросить вас кое о чём? — Конечно, — ещё один кивок. — Это как-то связано с едой? Замявшись, я растёр ноющее плечо. До сих пор не прошло от жёсткого удара Тоуки. — Моему другу, эм-м, — как там его имя? — Нишио Нишики, — девушка вскинула бровь, — требуется небольшая помощь. Он сам ранен и не может раздобыть пропитание, а повреждение не желает затягиваться уже долгое время. Могу ли я... вы достать из холодильника небольшой свёрток? К своему стыду, я опустил глаза в пол. Кто бы говорил, что просить нечто похожее настолько неловко... — Я правильно поняла, Канеки-кун? — Кая сделал шаг ближе, стукнув каблуком по плитке. — Это тот... «друг», попытавшийся убить тебя и отобедать твоим другом Нагачикой? «Она запомнила Хиде? — от быстро стучащего сердца закладывало уши». — В-возможно немного... — выдавил из себя, умоляющее. Два быстрых щелчка и лоб неприятно отозвался болью: — Ауч! Строгий взгляд Каи вернул меня в реальность. Видимо она дала мне смачный тычок промеж глаз. — И в кого ты такой добрый?[— Не будь таким грубым, Кен!]
Торс обвили аккуратным движением. В грудь уткнулись два мягких шарика, а в нос ударил лавандовый привкус. — К-кая-сан?! «Почему она?!.» Зрительный контакт не прервался. Её бывший строгий взгляд перетёк в до нежности заботливый. Пока одна рука опоясывала мою талию, вторая придерживала затылок. Я попытался отстраниться, но не сдвинул голову ни на сантиметр, ощутив лишь усилившиеся давление.[— Ты ответственен за случившееся, Кен! Нельзя просто уйти и забыть!]
— Канеки, в этом мире нельзя ответить добром на зло и стать с другим человеком другом, — её голос убаюкивал, говоря столь серьёзные вещи, словно маленькому ребёнку. — Прошлые обиды и ненависть не забываются так легко, — Кая вымучено выдохнула, явно вспомнив что-то. — Иногда для этого стоит применить силу и никак иначе. По другому, такие как он... не понимают.[— Не смей дерзить человеку, Кен! Неужели так сложно потерпеть?! Может у него тяжёлая жизнь!]
Ирими разорвала объятия и отошла на шаг. Вовремя, мне требовалось пространство для кислорода. «Её слова... следовало бы обмозговать. И не думать, не думать!» Вот только в голове не соберётся ничего путного. Пустота и ветер. А тело бьёт крупой дрожью. Руки колотит, трясутся коленки. Осушено горло от надрывного крика.Но ничего из этого не происходит в реальности.
[— Тебе это не нужно, Кен!]
Кая смиренно выжидала чего-то. Должно быть моей реакции. Хоть одного внятного слова, чтобы понять мою сторону. Губы с трудом разлепились: — В мать... Ирими издала непонимающий вздох и склонила голову. — Что ты хочешь сказать?[— Говори внятней, Кен, я ничего не понимаю!]
Я потёр лоб и встретился с её глазами через приподнятую ладонь. — Вы спрашивали: «в кого я такой добрый?», — девушка удивлённо вскинула брови, расширив чутка глаза. Никогда не видел её такой. — Характером, в основной мере, я пошёл в мать. Она была поистине добрым человеком...[— Лучше страдать самому, чем причинять боль другим. Добрым людям хватает для счастья и этого. А ты вырастишь ужасным человеком, Кен!]
— ... но не для меня. — Канеки... — я остановил её жестом. — Растила меня в одиночку после смерти мужа. Едва зарабатывала гроши, работая и подрабатывая везде где могла. И готовила фантастические бургеры... Возможно, после кароси я несу в себе частичку от её воли. Хмуро выдохнув, Ирими устало глянула на меня: — Не стоило говорить об этом, если тебе так тяжело вспоминать свою мать, — стараясь аккуратно сойти с темы. Я схватился за подбородок, прикрыл рот и крепче сжал кожу. — Ох, простите, ничего страшного. Я.. я и сам не знаю, зачем вам это рассказал. Просто... вдруг налегло и... Такое случается, не так ли? Отведённые пальцы тряслись. Мелко, почти незаметно. Бледные и холодные. Безжизненные. Ирими долго смотрела на меня не отводя взгляда. Её карие глаза напряжённо вглядывались в меня. Пока девушка нерешительно не отвела их налево и вниз ведя внутреннюю борьбу. — Я выполню твою просьбу, — вдруг изменила решение Кая. — При условии, что ты выполнишь мою. «Точно-точно, это лучшее, что может произойти!» — Да, конечно, всё, что угодно вам! Кая неспешно подошла к выключателю света в основном помещении и положила на него бледные пальцы. — Тогда...***
По макушке нещадно било чем-то маленьким и острым. У уха голосил скрипучий голос, выкрикивая одно и тоже слово. — Неудачник! Неудачник! Неудачник! От дёрнувшийся к пищалке руке распространилось неприятно покалывание. Видимо, уснул в неудобном положении. Неприятель, оказавшийся попугаем с золотым оперением, взмахнул крыльями и закружил надо мной. От чего и так гудящая голова окончательно отправилась в кривой полёт за птичкой. Висок разрывало недюжинным кровяным давлением. Хлопая крыльями, попугай не прекращая парадировал кого-то, явно научившего его этому единственному слову. Фантазии у хозяина было не шибко много. Вдруг заткнувшись, попугай устремил охочий взгляд на мою ладонь. И зигзагом спикировал на её ребро. Тонко вцепившись коготками лапок, птица принялась тщательно вычёсывать оперенье. На обоих его крылышках будто отпечаталась пятиконечная звезда сероватого цвета. — Ах! — от двери послышался детский вздох. — Тебе нельзя вылетать. Стоя прямо в дверном проёме, с железной клеткой в руках, девочка, с голосом Хинами, сняла одной рукой маску и огромные очки. На ней всё ещё осталась немалых размером соломенная шляпа со свисающей по боками тканью. — Мне кажется, твоя маскировка вызывает больше подозрений, чем старая повседневная одежда, — вырвался отстранённый смешок. Хинами поставила клетку на стол и отложила маскировочные принадлежности, впрочем, оставшись в соломенной шляпе. — Хи-хи, — негромко рассмеялась она. — Я одолжила эту одежду у сестрёнки. Мы пока не можем позволить себе разгуливать по улицам свободно. Да и денег не особо много на новую одежду, — Хинами немого погрустнела. — В нашем старом доме у меня было не так много вещей, но теперь нет и их. Это немного расстраивает меня. «Да, к сожалению, дом Фуегучи опечатали до того, как мы успели забрать оттуда хоть что-то, — мои мысли ненадолго метнулись к тому дождливому дню». — Не переживай, — я осторожно погладил девочку по голове, прежде сняв надоедливую шляпу, — Через месяц другой в CCG утихнет шторм вызванный вашим делом и ты сможешь спокойно гулять ничего не опасаясь. Улыбка искренней надежды расцвела на лице Хинами. Она умилительно зажмурилась под моей рукой и снова негромко засмеялась. — А откуда птица? — «Хохолок» уже вовсю брыкался в клетке, продолжив вычищать оперения. — Он!.. — Хинами резко замолчала, метнув взгляд в сторону. Вскоре и я услышал звук потревоживший её. От распахнутой двери донёсся сдвоенный мерный стук явно мужских каблуков. — Хинами выходила его, — обозначил свой великолепный слух Йошимура-сан в сопровождении Йомо-сана, — и мы решили оставить его здесь, пока хозяин не объявиться. — Шеф, Йомо-сан, — я приветственно кивнул вошедшим. Находясь на втором этаже Антейку, они оба не соизволили после возращения снять верхнюю одежду, что может говорить об их обратном желании покинуть заведение снова. В таком случае, куда они собрались? — Будет лучше, если мы все будем за ним присматривать, — Йошимура-сан склонился к клетке с привычной улыбкой. Хинами вторила ему, с интересом уставившись на попугая. Тот отвлёкся, бросил девочке очередное «неудачник», и вернулся к своим делам. — Интересно, а он знает другие слова? — и посмотрела на меня, будто желая получить ответ. — Думаю, если ты его научишь, он запомнит, — зашевелился в сторонке Йомо-сан, отвечая на поставленный вопрос. Приняв его за удовлетворимый, Хинами кивнула и вернулась к птичке. — Как мы его назовём? Хетаре? «Назвать попугая Неудачником? Хинами-чан, ты серьёзно?» Словно подтверждая мои слова, попугай грозно чирикнул и заголосил своё вечное и неповторимое: — Неудачник! Неудачник! Неудачник! — Впрочем, на него мало кто обратил внимание. — Не стоит принимать поспешных решений. Может подумаем ещё? Йомо-сан же мягко отверг предложение Хинами, от чего та заметно надулась, продолжив усиленно думать. — Что же делать? Я ещё никому имя не придумывала, — девочка нахмурила бровки не отрывая глаз от попугая. — его крылья, словно звёзды. Может... Так и не закончив сказанное, Хинами надула губки и зажмурила глаза. Кое-кто подходит к вопросу со всей ответственностью. — Канеки-кун, — шеф повернулся ко мне, — я прочёл твоё сообщение и не имею ничего против. Ты и так выкладываешься на полную без выходных. Но почему ты ночевал сегодня в Антейку? «Почему?..» В голове прозвучало эхо сдвоенным хором одного голоса.[— ... не против?]
Улыбнувшись, я быстро отмахнулся: — Ох, просто дома никто не ждёт, вот и решил посидеть здесь немного дольше обычного, да не заметил как уснул, — подтверждая свои слова, я киваю на стол. Шеф задумчиво окинул взглядом аккуратно разложенные книги и бумаги ничего не сказав. — Мы с Йошимурой-саном уходим на неопределённый срок, — обратил на себя внимание Йомо-сан. — Приглядывай за Тоукой, Кен. Поднявшись, шеф направился к выходу. Вслед ему устремился Йомо-сан и они скрылись за дверью, прикрыв за собой оную. «Что значит «приглядывай за Тоукой»? Я и так постоянно рядом с ней...»***
— ... и она забрала в наказание мои книги! Но я ведь ничего не сделала! Только правду сказала! Братик, ты бы знал какая сестрёнка иногда безответственная! Это просто ужас! Взбудораженный рассказ подошёл к концу и Хинами возмущенно надулась. Обиженно сопя, вцепилась пальчиками мне в руку и потянула за рукав рубашки, вынуждая к себе склониться. Судя по неизменному выражению лица, сделала она это неосознанно. И откуда у неё взялась привычка постоянно хватать меня за руку? При любо удобном случае, так вцепится, что с трудом оторвёшь. «Ей совсем не хватает тепла...» Сверкающие глазки ждали ответа, неотрывно следя за мной. Хватка не ослабевала, от чего, волной иголок под кожей, накатило онемение. Помявшись на диванчике, Хинами моргнула и требовательно встряхнула удерживаемую руку. — Тоуку тоже можно понять, Хинами-чан, — по не произнесённой просьбе Хинами освободила мою руку и зажмурилась, когда я нежно потрепал её по макушке. «В желании получить это само тепло, она тянется к тому, кто больше всего её понимает в данный отрезок времени. Словно я заменяю Хинами... Даже про себя не могу завершить эту мысль». Стоило убрать руку и Хинами выдохом изобразила обиду. За умилительным надуванием губ, последовала не менее умилительная улыбка. Совсем лёгкая, почти невесомая, затрагивающая края детских щёк с таким необъятными эмоциями... Изменилась ли её улыбка? Или это лишь игра моего сознания? Может она просто вернулась к своим обычным широким чувствам и свету? — Птица... — от двери донеслось напряжённое ни то восклицание, ни то вопрос. В проходе появилось лицо Тоуки. Губы девушки были нервно поджаты, а глаза направлены строго на безымянного попугая. — Оу, сестрёнка сказала, что не любит птиц, — шепнула Хинами, пока Тоука отчаянно продвигалась к нам сквозь страх. — Но мне кажется она их боится, — ещё тише закончила она. Я улыбнулся в прекрасном чувстве, что я не один приметил сию деталь. Каким бы не был характер Тоуки острым, даже в нём нашлось место для разного рода фобий. «Хотя, фобии не возникают на пустом месте, так?» Тоука, тем временем, подобралась к клетке: — Охо-хо, какой малыш, — девушка «бесстрашно» к ней наклонилась, натянув на лицо кривую ухмылку. — Сможем ли мы позаботиться о тебе? И ткнула пальцем между прутьев. Попугайчик, естественно, взбесился, распахнул крылья и заскакал по клетке. — Ва-а-а-а! Издав столь нелепый визг, Тоука отпрыгнула от стола прямиком в нашу с Хинами сторону. К счастью, юная официантка не запуталась в собственных ногах, быстро выпрямившись и сделав непричастный вид. Сразу как наши глаза пересеклись, лицо Тоуки покрыли алые пятна. Столь смущающая девушку обстановка подпитывалась, в не малой степени, моей снисходительной улыбкой. Отбросив неловкий момент, переведя внимание с Тоуки, я повернулся к затихшей Хинами. Взгляд девочки вернулся изучать поведение грозного попугая. Похоже, она всё никак не подберёт ему стоящее имя. «Может сказать ей, что не смысла так загоняться? — Кусающая губы девочка вызывала лёгкий дискомфорт». Или сохранить и предать этим уроком немного самостоятельности в принятии решений? «Ладно, оставив её. Сейчас я больше всего хочу выпить кофе, — рассказал Хинами был по настоящему длинным и эмоциональным. — А я ведь толком проснуться не успел». — Прости, Хинами-чан, — названная непонимающе оборачивается на мой неожиданный выпад, — Я отойду выпить кофе, хорошо? Потом поболтаем. Под радостный кивок я поднялся и направился на первый этаж. Не нашедшая себе место, Тоука, вздрогнула и ринулась вслед за мной. В коридоре, её маленький, плоский каблук с неуверенным щелчком замер позади меня. — Канеки... — на плечо легла рука, прося остановиться. На незаданный вопрос, не успевший слететь с губ, блеснули беспокойным цветом голубые глаза. Тоука развернула меня, с моего позволения, и продолжала упрямо стоять крепко скомкав ткань рубашки. — Что-то случилось? — Девушка мялась и не отвечала долгий промежуток времени. Стреляя глазами куда угодно, кроме меня, Тоука краснела, бледнела и повторно наливалась кровью. Судя по искажённому лицу — она испытывала не сколь смущение, сколько нарастающее раздражение. — Я слу... Напомнить о причине остановки не дали. Тоука вскинулась, грозно вперилась взглядом и тряханула за не отпущенное плечо: — Мне не нравится, как ты выглядишь! «Ч-чего?..» Скрыв глаза за чёлкой, Тоука толкнулась плечом и ринулась по лестнице вниз. Оставив после себя одно недоумение и затихающий топот. — И как это понимать? — в пустую отразилось от стен коридора.***
Старый и проверенный подход оправдал себя. Теперь следует правильно дожать и вывести более индивидуальную линию обучения. Поставив жирную точку в блокноте, захлопнул его и откинул на стол. С хлёстким шлепком, он приземлился на гладкую поверхность. «И всё же, Тоука-чан удивительно усидчива в сравнении с Нагачикой, — от потягивания хрустнули шейные позвонки». Даже в моменты затруднения, когда Тоука-чан сильно раздражена, она умудряется сохранить нейтральное отношение к происходящему и взглянуть на материал по-новому. В отличии от Хиде, Тоука никогда не поддавалась гневу и не бросала тему на полпути, пока окончательно не истрачивала эмоциональные запасы сил. Позади, за диваном, раздались лёгкие и быстрые шлепки оголённых пят по холодному полу. Обогнув диван, Тоука тихо приземлилась рядом на небольшом расстоянии. Её лицо выдавало крайнюю степень усталости и истощённости. Особо не задумываюсь, окинул Тоуку вопрошающим взглядом. Девушка быстро смекнула и слегка кивнула: — Уснула, — добавила она, распластавшись по мягкой спинке. «Это хорошо, — молча мотнул головой в ответ. — Хм, если так подумать...» Тоука блаженно прикрыла глаза, получившие сегодня излишнюю порцию напряжения. Она лежала без движения, словно погрузилась в долгий сон. «Со мной Тоука-чан ведёт себя по-другому. Не так, как обычно». С посторонними, или клиентами Антейку, девушка ведёт себя отстранённо. Она не грубит, но и не улыбается без причины. Проявляет максимальную вежливость. С персоналом, друзьями и «семьёй», она открывается с другой стороны. Её уже не стесняет проявление эмоций и чувств — девушка просто выражается согласно задиристому подростковому характеру. Но её поведение рядом со мной, в том числе, когда мы оказываемся наедине, кардинально разнится с построенным психологическим портретом. Она может начать беспричинно грубить и ругаться, чтобы через время ходить и смущаться собственного поведения, слов. Так было изначально. Она теряла хватку каждый раз попадая в невыгодное положение выстроенное мной. Со временем что-то поменялось. Пропали неосторожные словечки, изменилась походка и жесты. Преобразился взгляд ярких голубых глаз. Тоука-чан стала вести себя слишком тихо и ненапористо. Словно... «... её подменили? — громкая мысль перекинула размышления на другую линию». За плечо осторожно потрясли. — Канеки, ты задремал? — голос Тоуки звучал тихо и обеспокоенно. — Уже поздно. «Совершенно не так, как обычно. Не так, как с другими. Так, как...» Тень обволакивала девушку. Свет в комнате давно не горел. Только лунные серебристые лучи выхватывали из тьмы острые силуэты. И маленькие зрачки, поблескивающие с тревогой. Я дёрнулся от несуществующей пощёчины. Проглотил густой комок стоящий в горле. И выпалил таким повседневным тоном, на какой был только способен: — Тоука-чан, я тебе нравлюсь?