Aut vincere aut mori

Блайя смутно помнила всё, что происходило после смерти Маргрет: врачи, констатировавшие смерть от эпилептического припадка (Блайя понятия не имела, сколько денег пообещал им Ивар); полиция, решившая не открывать дело из-за заключения врачей, но всё-таки допросившая присутствующих. Она даже не помнила, что сама им рассказывала: её трясло, и Сигурд потребовал, чтобы они, «черт возьми, отпустили уже его жену». Уббе находился в прострации. Он сидел на стуле, раскачиваясь из стороны в сторону и вцепившись в волосы. Торви пришлось вколоть успокоительного и увезти домой. Администратор ресторана был в ужасе, а Ивар — в гневе, и только присутствие Иды и нескольких незнакомых людей не дало ему разнести помещение на куски. Ивару было плевать на Маргрет, но он никому не позволял и пальцем дотрагиваться до кого-либо из его семьи. Если бы он хотел убить жену Уббе, он сделал бы это сам, и избрал бы другой способ. Не такой трусливый и грязный (зато проверенный и безопасный), а свой собственный. Сигурд привез Блайю домой около полуночи, пока остальные ещё оставались в ресторане и давали последние показания полиции — формальные, но необходимые для того, чтобы полицейские подали рапорт об отсутствии состава преступления. Тело Маргрет уже увезли в морг для подготовки к похоронам, хотя никто ещё не знал, когда они состоятся. Теперь они сидели в спальне — явно не единственные, кто в эту ночь не мог уснуть. Блайя не знала, почему, но после истерики, случившейся с ней в ресторане, и слёз в ней вдруг поселилось ледяное спокойствие. Как будто кто-то украл все её эмоции и позволил разуму мыслить здраво. Возможно, та маленькая девочка внутри нее наконец выросла? Мысль промелькнула в её голове, но быстро была забыта. — Нам нужно уехать. Сигурд удивился её словам: сел рядом, обнял её, притягивая к себе и нежно касаясь губами её виска. Заглянул ей в глаза, пытаясь увидеть тень зарождающейся истерики. — Уехать? — переспросил он. — Да. — Блайя чуть отстранилась. — Нам нужно уехать и никогда больше не появляться в этом доме. Решение выглядело даже слишком простым. Все сны, видения и страхи, предупреждения, приходящие ей от провидца и Аслауг, раскрылись перед ней, как самая мрачная тайна, и она поняла, с какой стороны подползала к ней змея. Никто не знал, где они собирались проводить свадебный банкет, а, значит, змея затаилась внутри семьи, и от этой мысли у Блайи внутри поднималась темная ярость. Кто-то хотел убить их обоих, или кого-то из них. Эта мысль заставляла её вновь и вновь терзать зубами нижнюю губу, думая, что могло бы случиться, если… Если бы Сигурд не решил попробовать её напиток. Если бы Сигурд его… попробовал. Что бы она делала, если бы Сигурд выпил этот чертов эль? Блайя поняла, что не боится собственной смерти. В конце концов, её ждала бы вечная темнота. Но если бы с Сигурдом что-то случилось, умерло бы её сердце, и её жизнь превратилась бы в бесконечную череду ничего не значащих событий, следующих одно за другим. Она существовала бы — тенью, призраком прежней себя, но мир, прежде цветной и яркий, превратился бы в черно-белую реплику. Сигурд был её мужем, её любовью, первым мужчиной и самым близким другом. Он слушал, когда она говорила, и знал, что она сама будет слушать, стоит заговорить ему. Он любил её, во всех чертовых смыслах. Он забрался ей под кожу, стал её частью. И его смерть стала бы её личным адом, сотворенным чужими руками и по чужой воле. Но не только её адом. Она точно знала, что виновный в смерти её мужа не прожил бы и года. Блайя хотела взять Сигурда за руку и исчезнуть в неизвестном направлении. Уехать туда, где длинные руки семейства Лодброк никогда бы смогли до них дотянуться. Быть счастливой с ним. Проживать каждый день, как последний, потому что один из них едва таким не стал. — Я хочу уехать, — повторила Блайя твердо. И поняла, что Сигурд не может согласиться с ней. В его глазах она видела сомнение, неуверенность, страх. Все чувства, которые мешали ему признать, что Блайя права, что они должны уехать, исчезнуть навсегда, чтобы наконец-то быть собой и не опасаться за собственные жизни. — Мы не можем, — наконец произнес он медленно. — Если мы уедем, то, согласно завещанию отца, не получим ничего. Блайя замерла, не веря своим ушам. Он сейчас говорит это серьезно? На мгновение ей захотелось закричать, разбить тишину, возникшую после его ответа, ударить его, сделать что угодно, только не молчать, пытаясь загнать на самое дно истерику, неумолимо разрастающуюся в ней. Стало холодно, и Блайя вывернулась из кольца его рук, отодвинулась. Неужели он не понимает, что только что едва не умер? Неужели этот простой факт не дошел до его сознания? Неужели он не понимает, что она могла умереть? Они могли навсегда потерять друг друга. И неужели он, всегда понимавший её с полуслова, не понимает этого сейчас? — Блайя, — начал Сигурд. — Прошу тебя… — Ты чуть не умер, — тихо, но твердо произнесла Блайя, глядя ему прямо в глаза. Она знала, что в лепешку разобьется, но докажет ему, что права. Что ничто в этом мире не может быть дороже их спокойствия и возможности просто жить счастливо. — Я чуть не умерла. Ты прекрасно понимаешь, что кто-то заварил эту кашу, чтобы убить меня или тебя. Сигурд, кто-то хотел нас убить. И он вряд ли остановится. — Я знаю, — он смотрел на неё внимательно, и в его взгляде она могла видеть и понимание, и боль, и черт знает, что ещё, но сейчас её это не трогало. Не такого ответа она от него ожидала, и, хотя глупо было обвинять его в том, что он не оправдывает её ожиданий, так она сейчас и поступала. Впервые за всё время их отношений она поступала именно так. Ведь он сам просил её прислушиваться к себе, к собственной интуиции и к чувствам! Почему же не хочет слушать её сейчас? Он должен услышать её, должен! Она сделает всё для этого. — Ты взял с меня обещание, что я буду прислушиваться к своим ощущениям. И именно это я сейчас и делаю. От понимания, что Сигурд не может принять решение, от которого зависят их жизни, ей стало больно. Блайя чувствовала себя мраморной статуей, настолько ей было холодно сейчас. Впервые холодно рядом с ним. И она не знала, что ещё делать, как поступить, чтобы донести до него простую мысль: нужно что-то решать. Нужно уезжать, пока не поздно. Нужно бежать. Она должна объяснить ему… Должна. Сигурд, её Сигурд не мог быть настолько жадным, что готов был рисковать их жизнями ради денег. Ради части наследства Рагнара Лодброка, человека, которому не были нужны его сыновья. Он ли это сидит рядом с ней? Или она ошибается, и у него есть причины так говорить? Взрослая женщина внутри неё говорила, что Блайя несправедлива к нему. Что жизни их обоих зависят от Ивара, и что Сигурд не может предать свою семью, свой клан, потому что Ивар найдет их и уничтожит. Что Ивар никогда не отпустит их, и они оба должны это понять. Но желание просто выжить было сильнее разума. Сигурд моргнул, сглатывая. — Блайя… — Тебе так важны деньги Рагнара? Больше всего на свете она боялась услышать, что Сигурд скажет ей теперь. Он искал ответ, который бы устроил её, Блайя видела это. Но слышать ответ, который бы ей понравился, но не был правдивым, она не хотела. Она не желала проверять на прочность их любовь, да только мысль, что смерть Маргрет разверзла перед ними такую пропасть, была невыносимой. Блайя сейчас ненавидела эту девчонку, и, если бы Маргрет уже не была мертва, она убила бы её сама. — Нет, — наконец Сигурд покачал головой. Помолчал, подбирая слова. — Мне плевать на деньги Рагнара. Я просто знаю Ивара. Если мы уедем, он костьми ляжет, чтобы найти нас. Блайя. — Он подсел к ней ближе, осторожно, как к дикому животному, и взял за руку. Ладони она не отняла. — Во имя Фрейи и прочих богов, Блайя, — выдохнул он. — Я люблю тебя. Ты это знаешь. Если ты думаешь, что меня не испугало… — Голос Сигурда сорвался, и он замолчал на несколько секунд, глубоко вздохнул. — Блайя, когда я понял, что могла умереть ты, я чуть не умер сам. И я не хочу, чтобы это случилось из-за Ивара. И по его глазам было видно, что он говорил правду. Ни слова лжи. Блайя слушала его и оттаивала, понимая, что вовсе не жадность или трусость толкает его на решение остаться в доме Лодброков. Она понимала, что сейчас и всегда он был с ней честен и всегда думал только об её безопасности. Чувство стыда охватило её. Она всхлипнула, закусывая губы и думая, как только что была к нему несправедлива, и как чуть было сама не разрушила доверие, которое связывало их с самого начала. Ей стало страшно: что случилось бы, если бы она поддалась своим эмоциям до конца? Увидев, что Блайя приходит в себя, Сигурд обхватил её затылок ладонью и прижался лбом к её лбу. — Любовь моя, — пробормотал он. — Если бы я не знал, что Ивар найдет нас где угодно, я бы уже собирал вещи. И снова он был прав, а она не поняла этого сразу, позволив страху решать за неё, кто виноват, а кто — весь в белом. — Прости меня. — Блайя прижалась к Сигурду, обнимая, и его объятия были для неё домом, едва не потерянным по её глупости и вновь обретенным. Неужели у них нет выхода, и ловушка, мастерски расставленная Иваром и содержащая в качестве приманки их собственные жизни, захлопнулась за их спинами? Блайя отказывалась в это верить. Снова и снова она искала выход, перебирая в уме различные варианты, но чем больше она думала, тем яснее понимала, что Сигурд был прав. Чтобы уехать, им нужно быть уверенными, что Ивар не тронет их, не станет искать. — Я могу подарить ему весь бизнес отца, — задумчиво предположила она. — Я всё равно никогда не смогу с ним управиться. — Не сходи с ума. — Сигурд качнул головой. — От нашего убийства Ивара удерживает лишь то, что имущество в этом случае перейдет к Бьерну и Торви. Если ты отдашь ему казино и отцовские активы, он уничтожит нас обоих без колебаний. Он всегда меня ненавидел, а теперь — ещё больше. Клянусь богами, — прошептал он, — с тех пор, как умерла моя племянница, я сам каждую ночь представлял, как убиваю его… В его словах был резон, однако Блайя вспоминала, как в её снах Ивар признавался, что любил своего брата, и что-то вроде сомнений мешало ей воспринимать отношения между братьями с той же ясностью, которую демонстрировал Сигурд. К тому же, Ивар всегда был не только яростен и гневлив, но ещё и расчетлив, а любого расчетливого человека можно было переиграть. Блайя не была докой в интригах и хитростях, но она была хорошей ученицей, и не было у неё учителя лучше, чем Ивар Лодброк. А, может быть, она в чем-то и превзошла его, потому что в минуты, когда его разум застилала кровавая пелена ярости, ум Блайи оставался ясным. — Если бизнес нужен ему для прибыли — да. — Она вовсе не была уверена в собственных словах, но все равно произносила их. — Но если ему нужна власть, а не деньги, то, я думаю, мы сможем договориться. — И что мы можем ему предложить? — Сигурд взял её лицо в ладони, не позволяя ей отвернуться, отвести взгляд от его синих, ярких глаз. — Думаю, я знаю, что ему нужно. — Блайя коснулась кончиками пальцев его губ. Она совершенно точно знала, каковы они на вкус. — Он хочет власти, полной и неограниченной, и не остановится ни перед чем. Я хочу предложить ему стать доверительным управляющим бизнеса моего отца и теми казино, которые он заставил Осберта продать мне. — Звучит, как безумие. — Жаркое дыхание Сигурда обдало её ладонь. — Мы все здесь безумны, — ответила ему Блайя. — Такая уж мы семья. Но вряд ли мы сможем быть хуже Ивара. Потому что хуже Ивара быть просто невозможно. Ивару можно было только отвечать ударом на удар, зная, что ему это по душе. Что он любит тех, кто борется за собственную жизнь. Блайя была из таких — уроки Эллы Кинга ни для кого не проходили даром. Сигурд был из таких — по крайней мере, пока это не касалось их семьи, и пока ему не приходилось волноваться и за её жизнь тоже. — Это настолько ненормально, что может сработать, — неожиданно отозвался Сигурд. — При этом дивиденды от бизнеса по-прежнему будут поступать на счета владельцев, и нам не придется думать, как зарабатывать на жизнь, — закончила свою мысль Блайя. Это действительно могло сработать. Компромисс, который мог понравиться Ивару, который ненавидел, когда ему не подчинялись, но в равной степени ненавидел, когда его противники не сражались за то, что принадлежало им. Если Ивар хочет получить бизнес Эллы — а он хотел этого — ему придется согласиться на чужие условия. Что будет, если он решит, что проще убить их, Блайя не думала: такое решение было бы в стиле Ивара, но не принесло бы ему выгоды. Телефон Сигурда коротко пиликнул, сообщая о поступлении нового сообщения. Прочитав его, Сигурд поднял взгляд на Блайю, и его глаза сияли — странная реакция, не вяжущаяся ни с их серьезным разговорам и почти ссорой, ни со смертью Маргрет, разделившей происходящее на «до» и «после». — Читай, — он протянул ей телефон. Вкладка сообщений, приглашающе раскрытая на весь экран, гласила: «Змееглазый, не хочешь подработать с нами в туре? Кормежка и койка в автобусе включены в предложение». — Что это? — удивилась Блайя, вновь перечитывая сообщение от номера с канадским телефонным кодом.  — Шанс, Блайя. — Сигурд улыбался так широко, что, казалось, щеки треснут. — Это наш шанс.  — Тогда расскажи мне, — попросила Блайя, возвращая ему телефон. — Я хочу знать.  — Рассказ будет скучным, — предупредил Сигурд, укладываясь на постель и притягивая её к себе. Блайя устроилась головой у него на груди, слушая, как размеренно бьется его сердце, положила руку ему на живот.  — Это не важно. Она знала, что не уснет. Сигурд познакомился с Чедом Крюгером случайно: вокалист Nickelback однажды зарулил к ним в казино, только не играть, а выпить без левых соглядатаев. Папарацци и так преследовали Крюгера буквально по пятам, но в некоторые заведения, принадлежащие Лодброкам, хода им не было, а если они туда и пробирались, то охрана быстро отнимала у них камеры и выкидывала за дверь. Потому что в казино, принадлежащих Lothbrok Inc., зачастую далеко не последние люди в рулетку проигрывались. И каждый хотел сохранить свои проигрыши в тайне. Чед играть не любил, но выпить в одиночестве ему хотелось. Не рассчитав дозу алкоголя, после очередного стакана виски он прошел свою точку невозврата и, поругавшись с одним из барменов, едва не выбил тому все зубы. Сигурду, как единственному заглянувшему в казино в тот вечер члену семьи, пришлось разбираться с буйным посетителем. Которого он, конечно же, узнал, и разборки с которым закончились совместным распитием вискаря из отцовской коллекции. Они обменялись контактами — разумеется, e-mail’ом Крюгера Сигурд первоначально пользоваться не собирался — и расстались на дружеской ноте. А потом в и без того разворошенном змеином гнезде семьи Лодброк гадюки перекусали друг друга, и Сигурд понял, что у него есть выбор: либо он продает свои песни, которых не слышали даже братья, либо навсегда остается «мальчиком для битья» для Ивара, возомнившего себя наследником отцовской империи. К двадцати двум годам у Сигурда накопилось много музыкального материала, и первым человеком, которому он решился его показать, оказался Чед Крюгер. Вовсе не потому, что его электронный адрес по-прежнему валялся в недрах тетради с текстами. Просто мистер Крюгер в очередной раз посетил казино Лодброков. И в очередной раз напился с Сигурдом: Чед заливал алкоголем свой развод, а Сигурд — смерть матери, которую любил так же сильно, как ненавидел. И черт знает, как их разговор перешел на музыку, но, узнав, что Сигурд пишет песни, Чед попросил его скинуть пару текстов и записей. И Сигурд, выпивший достаточно, чтобы море было ему по колено, а океан — по щиколотку, прямо с телефона и скинул на адрес Крюгера несколько файлов с текстами и запись, сделанную на диктофон. И забыл об этом: в собственную счастливую звезду он не верил, понимая, что занятия музыкой приведут его не к славе, а к большим проблемам, а ещё больше не верил, что вокалист Nickelback вообще вспомнит о своей просьбе утром, когда очнется с трещащей по швам головой и пустыней Сахарой вместо горла. Однако Чед вспомнил, да так, что в первое прочтение ответного письма Сигурд не сразу понял, что произошло. Перечитал. Крюгер предлагал выкупить у Сигурда одну его песню. А также — предлагал сотрудничество в будущем: иногда Nickelback использовали чужие тексты или музыку, выкупая права на произведение и добавляя собственные аранжировки. И это могло бы стать для Сигурда звездным часом, но разум, к обеду очистившийся от похмелья, подсказал ему, что Ивар не потерпит своеволия и перекроет ему кислород быстрее, чем он получит свой первый гонорар. Поэтому в ответ на предложение Чеда Сигурд выставил свое условие, единственное и очень для него важное: никто не должен узнать, чьи песни иногда исполняет группа Крюгера. Он просил, чтобы даже в лейбле его настоящее имя знали лишь те сотрудники, которые должны быть в курсе этого по специфике работы (и, разумеется, высшее руководство, если их вообще интересовали такие вопросы). Чед согласился, и через несколько дней на банковскую карту Сигурда упали первые деньги, заработанные любимым делом. Блайя слушала его, не перебивая, и лишь иногда водила рукой по его животу, выписывая круги на ткани рубашки. Ещё одна тайна перестала быть тайной, ещё одна дверь его души приоткрылась со скрипом. Сигурд Лодброк был полон секретов, но, глядя на его семью, Блайя понимала, почему: она бы сама скорее умерла, чем доверила кому-то из них что-то, для неё важное. Даже Уббе не вызывал у неё доверия: если он не мог разглядеть, что его собственная жена спала с другим, что он вообще видел? Хотя Блайя не сомневалась, что его желание заботиться о братьях, быть им вместо отца было искренним. Просто Уббе сам был слишком для этого молод, и жизненного опыта у него явно не хватало. Да и у кого из них он был?  — Такая вот история. — Сигурд поцеловал её в нос.  — Я надеюсь, ты собираешься согласиться на его предложение? — Блайя приподнялась на локте, заглядывая ему в лицо. — Если откажешься, я с тобой разведусь, — фыркнула она. Сигурд расхохотался, склонился к ней и прижался поцелуем к её губам, покусывая их и лаская, и Блайя приоткрыла рот, позволяя углубить поцелуй и отвечая на прикосновения. Когда Сигурд отстранился, его глаза были слегка затуманены, но он улыбался.  — Я не могу так рисковать, — шепнул он. — Разумеется, я соглашусь. Но знаешь, — он посерьезнел. — Думаю, прежде нам нужно будет разобраться с твоим бизнесом. И собрать кое-какие документы, которые докажут Ивару, что я не уйду из этого дома бомжом с пустым кошельком.  — Например?  — В основном, банковские выписки со счетов, — пожал Сигурд плечами. — Нужно перенести деньги на один счет и собрать кое-какие сбережения, оставшиеся ещё с учебы. Я транжирил бабла меньше, чем Хвитсерк.  — Думаешь, нам нужно много денег? — Блайя вздернула брови.  — Думаю, на переезд мы потратим немало, — ответил он. — Лететь нам предстоит в Канаду, а жизнь там несколько дороже, чем в Иллинойсе, любовь моя, — он прикусил щеку изнутри, явно размышляя над чем-то, потом взял телефон и набрал ответное сообщение Крюгеру. Блайя заглянула в экран. «Созвонимся по этому поводу завтра, обсудим детали. Я согласен. Только я вообще-то с женой». Ответ пришел через пару минут. «Я помню, женатик. Разберемся». И, всё-таки засыпая в объятиях Сигурда, Блайя впервые за долгое, долгое время почувствовала, что у них обоих есть надежда на жизнь как можно дальше от дурного семейства Лодброков.