Profundus somnus.

Первое, что я ощущаю - влажность и вязкость алой земли. Багровой рекой, она нисстекает из-под моего привязанного позвоночника; её струи подобно щупальцам прилипали к лианам и закоренелым шипастым стволам. Я ощущаю каждой продрогшей клеткой, как эти низвергаемые отростки вытягивают из них целые спирали моей генетической индивидуальности, трансформируя строение других макромолекул, всасывая в себя всю вакуоль моего покрова. Незащищенное, нагое тело,лежало в центре этой необъяснимой воронки, циркулирующей свои подогретые воды в хаотичном порядке. Породивший и погрязший сам в этой бронзовой лаве, я старался привыкнуть к буквально выжигающим Евангелия на моей посиневшей коже полизываниям. Однако, оторопевшее мое сознание выпорхнуло из оболочки, сублимируясь и стремглав улетая ввысь. Все небо мерцало в отражении доспехов Гелиоса и от лоска его быстроходных коней. Мой обессиленный разум, подгораемый от паров жидкого пламени, хотел было уже убежать, если бы не один неосторожный луч, опаливший бестелесное создание. В одно мгновение, потеряв ориентир, дух заколотился в страшных муках,горько и терпко завывая фугу: упакованные в отсутствие пространства и тела, все люди,что жили в моей голове, ожили под потоком мелодии апофеоза затянувшегося концерта. Каждый из них - алмазная крошка в бездонном мешочке - находился внутри и снаружи, пел о своем и о связующем их. Сосуд для всех этих обитателей, придуманных или скопированных, плавился именно в крови запертых внутри него. Все эти голоса звучали сквозь засилие пористости растительности. Но только до тех пор, пока загрубевший ворс не ступил в порочные воды. Он скалился по-кошачьи, брезговал и колебался - всё это в течение доли секунды. Зоркий лазурный глаз окрасился отражением от угольной тени моей. Он бросился вперед с ярым рвением во что бы то ни стало вытащить мое существо из ультразвука порока. Он царапал своими крупными ногтями реку, создавая беспорядочную рябь. Захлебываясь в чужой породе, его длинный, искрящийся стан рассекал препятствие наточенными черными полосами на спине до тех пор, пока не проткнул ими мою плоть. Я чувствовал, что растущие из меня канаты нескольких миров обрываются, но вместе с ними обрывался и я сам, а, конкретно, наросшие на веревки куски замаринованного под зноем мяса. Мой разум почти разорвался на мириады струн, однако тигриный рык издал огромный импульс, заставив каждую из них завибрировать в одном тембе,а пронзительный глянец небесный зрачков заманил каждую под грифель, коим я, наконец-то, мог вновь стать. Натянув каждую медленно и осторожно, спаситель вновь забросил сожженный инструмент моего бытия на свои широкие плечи,иступленными шагами пробираясь через густую,сладковатую листву, покрытую кристальной испариной. Он ловил для меня каждую, надевая, подобно бусам, на мой ледяной лоб, а они жемчужинами скатывались по изгибам опаленного тела, пропитываясь сажей и моей слабостью,заживляя увечия и обновляя все мое строение. Мы прилегли под покровом тени, в унисон задыхаясь от незнакомства и жары. Впервые за столько время я распахнул слипшиеся веки, и, ослепнув от ауры джунглей, уткнулся носом в вздымающуюся шерсть животного. На этот жест он покровительски обогнул меня своими бесконечным хвостом, склонив массивную морду, украшенную гнутым шрамом через пол лица, прямо передо мной, погружая полностью в складки своего тела. Живая непреступная крепость, распластившаяся прямо перед ногами одурманенного опасностью. Разжав ладонь, я украдкой заглянул внутрь ее многочисленные трещин. В них лежали дикие топазы, чьи грани были девственны и безлики, однако уже отразившие стольких ужасающих призраков моего сознания.