Блондинки

      — До свидания, сестра, — улыбается Элисана.       Моргия смотрит на ее лицо, но совсем не смотрит в глаза. В серо-зеленый насмешливый берилл — у нее в сережках такой же. Серо-зеленый насмешливый берилл в золотой оправе. И глаза ее, как любимые серьги — глаза ее тоже обрамляет ласковое золото. Тонкое, слабое и ужасно прямое. Быстро грязнится, выгорает на летнем солнце, все время ломаются кончики.       Ее маленькая сводная сестренка, которой так идет нежно-розовый шелк нового платья — совершеннейшая блондинка.       Ну, блондинка она и блондинка. Что с нее взять?       Так, наверное, думал Вудборн, когда она им вертела. Загребал угли пальцами, подставлял шею под топор — и уверен был, что для себя. Что, когда все почти исполнится, он спокойно сможет смеяться и пировать, пока кучка убийц добирается до принцессы — совершенно не признавая, что, возможно, на краешке кубка будет змеиный яд, а принцессу в ее покоях уже не найдут…       Блондинки. Что Элисана — блондинка, что Вудборн, изумрудно-пшеничный, усмешка-оскал — блондинка. Блондинки, блондинки… они такие: и не скажешь наверняка по оттенку волос, у кого светлее слишком светлая голова.       Поэтому Хел не любит блондинок — ему бы шатенки, рыжие… Впрочем, иногда и брюнетки, хотя их Хел считает чрезмерно стервозными, жгучими и загадочными (в ухо бы ему дать!). А вот блондинки — совсем никогда. И непонятно: то ли опасные ассоциации, и навеки теперь отравлены для Хела молочно-белая кожа, волосы-золото, волосы-платина, волосы-лен, то ли…       Неважно, наверное.       А вот Моргия любит блондинок.       — До свидания, сестра, — улыбается Элисана. У нее в волосах — ветер, у нее в волосах — солнце. И в глазах у нее, в беспощадно-нежных бериллах — конечно, солнце, свобода и ветер. — И удачной дороги в Фёстхолд.       — Прощайте, сестра, — строго, официально кланяется ей Моргия.       А Эли все улыбается, проклятая маленькая… блондинка.       Да.       Блондинка.       Блондинка она на то и блондинка — что с нее взять?