Неравноценный обмен

- Прошу вас, мистер Акила ждёт, - молодой человек самого что ни на есть строгого облика обратился к нему на английском языке, демонстрируя безупречное произношение, и чуть склонил голову, демонстрируя безупречные же манеры. Арнав равнодушно кивнул и прошёл к единственной двери, ведущей из огромной приёмной в кабинет босса. Она распахнулась словно сама собой, с такой неуловимой грацией молодой человек проскользнул мимо Арнава и открыл её. - Добрый день, - хозяин кабинета - импозантный мужчина средних лет - также был сама вежливость, но в нём уже сложно было найти неуловимую угодливость, которая была в его секретаре. Скорее, у его вежливости был ледяной оттенок высокомерия, человека, привыкшего с лёгкостью решать судьбы других людей. При этом мнение этих людей не учитывалось. Мистер Акила встал из-за небольшого стола, расположенного у дальней стены и сделал несколько шагов навстречу, остановившись и дожидаясь, пока визитёр подойдёт ближе. Кабинет, в отличие от приёмной, поражавшей своими размерами, был невелик, и, хотя и был обставлен очень богато, но при этом не бил в глаза роскошью. Дизайнерская мебель тёмных тонов, ковры сдержанных расцветок, приглушающие шаг, и две рабочие зоны – одна самого хозяина кабинета, включающая в себя рабочий стол с креслом, невысокий закрытый шкаф, копия тех, что стояли у дальней стены, за стеклом которых угадывались папки с документами и никаких безделушек; и другая, находившаяся на небольшом возвышении, – та, где он, должно быть, проводил совещания и принимал посетителей или же гостей, и куда он повёл Арнава, когда он подошёл к нему. Низкий массивный стол, на котором красовалась красивая композиция из цветов и наполненная фруктами плоская ваза, в окружении четырёх кресел органично вписывался в подиумную зону кабинета. - Присаживайтесь, мистер Райзада, - мужчины не обменялись рукопожатием, ограничившись кивками, и сейчас мистер Акила подал пример Арнаву, опустившись на одно из кресел. Арнав выбрал противоположное, а, едва мистер Акила вопросительно взглянул на него, достал из внутреннего кармана пиджака фотографию и, положив её на стол, аккуратно передвинул собеседнику. - Простите, я не понял, - вскинул брови мистер Акила, внимательно разглядев фотографию красивой молодой девушки. – Вам нужна именно эта девушка или же похожий типаж? - Вы, действительно, не поняли, - Арнав, удобнее устроившись в кресле напротив мистера Акила, сцепил пальцы рук, опасаясь, что они могут дрогнуть в самый неподходящий момент. Нет, он не боялся, скорее, испытывал инстинктивное презрение и неприязнь к человеку, занимавшемуся таким «бизнесом». Он не испытывал никаких иллюзий по поводу своего собеседника. Демонстрируемые манеры интеллигентного человека и импозантный, строгий вид, только увеличивали его опасность, а имя Арнава Сингх Райзады, имевшее вес в модной сфере и среди равных ему по статусу людей, тут не значило ровным счётом ничего. Значение имела только сила – сила духа и сила денег, иначе серьёзный разговор не состоится. Просьбу своего друга о встрече с «просителем» мистер Акила выполнил, и вполне может свести всё к банальному разговору о погоде, если решит, что с такой работой ему лучше не связываться. Просканировав первые реакции умного и жёсткого главаря, Арнав решил, что с ним не стоит ходить вокруг да около. Любые словесные витиеватости, которые и так были вовсе не в его характере, мистер Акила, осторожный и хитрый, может принять за попытку манипулирования или глупость просителя, что однозначно повлечёт завуалированный отказ. - Думаю, мне лучше говорить с вами начистоту, - принял решение Арнав и начал его выполнение, произнеся его вслух. – Пропала моя жена. Это её фотография. Мне нужна вся возможная информация о том, не попала ли она, - он на секунду приостановился, чтобы подобрать корректное слово, спокойно встречая во время краткой заминки цепкий взгляд мистера Акилы, и продолжил, не выразив своих истинных чувств, испытываемых к нему, - в сферу ваших интересов. И если, - в горле пересохло, но он не позволил себе даже сглотнуть, говоря всё тем же ровным и спокойным тоном, - всё же попала, я хочу узнать об этом и решить этот вопрос. - Не буду вас спрашивать, каким образом вы готовы решать этот вопрос, поскольку вижу, что вы человек здравомыслящий, - любезно ответил мистер Акила, который во время краткого изложения просьбы едва ли не просканировал своего собеседника, и остался удовлетворён увиденным. – Думаю, по расценкам моих услуг мы с вами договоримся, - это не звучало вопросом, да и не было им. Арнав едва заметно выдохнул. Основное дело было сделано – его своеобразный заказ приняли, он почувствовал это сразу – так неуловимо изменился светский собеседник, став в одну секунду бизнесменом, обсуждающим сделку. - Уверен в этом, - ответил он. – Цену вы назовёте сами. Мистер Акила снова вскинул брови, на этот раз искренне, но промолчал. Взяв телефон, он нажал клавишу быстрого дозвона, и, когда через минуту в кабинет вошёл его сотрудник, передал тому фотографию, которую всё ещё крутил в руках. - Проверить по всем базам. Информацию лично мне. Срочно. Дождавшись, пока тот выйдет, поднялся с кресла, показывая, что их встреча завершена. - К вечеру информация и стоимость работы будет доставлена вам… - он сделал паузу, и Арнав закончил его фразу: - … в корпорацию «АР-дизайн». - В корпорацию «АР-дизайн», - повторил мистер Акила и повёл рукой, указывая на выход. - Благодарю, - коротко отреагировал Арнав, направляясь к двери и напрягся, услышав в спину немного ехидное и совершенно выбивающееся из диалога двух бизнесменов: - А ведь вы её любите, мистер Райзада. Сжал зубы, не имея возможности сжать кулаки. «Никаких эмоций, - как заклинание повторял он про себя. – Никаких эмоций». Медленно обернулся и уточнил прежним, спокойным тоном. - Это что-то меняет в нашей договорённости? - Нет, ну что вы, - в глазах мистера Акилы мелькнуло разочарование. Ему нравилось выводить людей из себя, и, хотя данный клиент был малообещающим в этом плане, проколовшись только в том, что не выяснил стоимость услуги, он не смог отказать себе в удовольствии поддразнить его. – Скорее, просто ремарка. Прощайте, мистер Райзада. - Прощайте, мистер Акила. Их слова совпали, и уже спустя секунду дверь за Арнавом мягко закрылась, притянутая специальным механизмом, не позволяющим посетителям хлопать дверью, а такие явно случались. Всё с тем же невозмутимым выражением лица Арнав спустился вниз, выходя из высотного здания в центре города, в котором располагался офис торговца живым товаром. И только сев за руль и отъехав с пару кварталов от того места, он припарковался и позволил гневу и страху за Кхуши отразиться на его лице. Громко и грязно выругавшись, чего не позволял себе никогда, он залпом выпил бутылку воды, едва ли не молясь, чтобы Кхуши не попала в такие руки. Она не выдержит, его девочка просто не выдержит того, что могут с ней сделать подобные… Снова выругавшись, он отшвырнул пустую бутылку, и, с силой нажав на педаль газа, направился в АР-дизайн. Ему снова оставалось только ждать… - Не переживайте вы так, - Кхуши обняла девушку, ровесницу по виду, глаза которой были красны от бесконечного потока слёз, остановившегося только тогда, когда к ней, одиноко сидящей в закутке за автоматом со скверным кофе, подошла Кхуши, услышавшая странные всхлипывающие звуки. Хотя нет, плакать Джита перестала далеко не сразу, полностью погрузившись в состояние отчаяния и не воспринимая окружающий мир. Кхуши понадобился почти час, прежде чем она смогла пробиться к разуму Джиты и узнать причину её слёз. А узнав, постараться растормошить девушку, поддержать её, самой едва сдерживая слёзы… Отец девушки лежал в этой же больнице, и он тоже, как Кхуши, потерял память, но у него была амнезия другого типа – деменция, страшная для родных и близких тем, что больной ею не узнавал любящих и любимых людей. Он проходил лечение, и врачи давали хороший прогноз на улучшение его состояния, но вера в это именно в тот день дала трещину. Джита, которая была поздним ребёнком и единственной, кто находился в Дели рядом с отцом по причине того, что у неё не было мужа, тогда как остальные две её сестры проживали в Керале и обе – так сложилось – были на последних месяцах беременности, потому не могли помочь сестре с отцом, навещала его каждый день. Тяжёлая ноша для любящей отца дочери, учитывая, что каждый вечер, прощаясь с ним, она уносила домой в памяти тёплую улыбку родного человека, а каждое утро, приходя к нему, натыкалась на безразличный или недоумённый взгляд, раз за разом надеясь, что уж сегодня-то точно в его глазах блеснёт узнавание. И раз за разом сдерживала слёзы, не находя того, во что верила. И раз за разом рассказывала отцу, кто он, и кто она ему, и то, что его жена давно умерла, а сёстры ждут детей, и называла имена их мужей, и… Тут девушки, разревевшись обе, обнялись, находя утешение в объятиях друг друга. Общие слёзы – это разделённые слёзы, горе не делится надвое, но становится легче, когда тебя слушают, сопереживают, и хотят помочь искренне, от души. Почти сроднившись за этот час, девушки, совсем ничего не знающие друг о друге, открылись так, как не всегда открываются самые близкие люди. Кхуши, как на духу, выложила свою нехитрую историю спросившей о том, что она тут делает, Джите. И теперь настала её очередь получать поддержку от новой знакомой, поддержку, подаренную так же искренне и от всего сердца. В итоге, когда Кхуши обнаружила медсестра, выяснилось, что она пропустила свои последние процедуры, а Джита – время кормления отца, которого она упорно кормила сама тем, что готовила дома, сумев вытребовать это право у врача, ведущего её отца. Слабость, в которой застала её Кхуши, совсем не отражала характера этой упрямой и упорной девушки. Поспешно распрощавшись, девушки полетели по своим делам, унося в сердцах частичку тепла другого человека… Кхуши обвела взглядом палату, вынырнув из воспоминаний, очень маленький багаж которых сиротливо ютился в уголке её памяти. Впрочем, игра, предложенная Ансари, захватила её, и она с увлечением пыталась узнать саму себя. Пусть память пока не вернулась к ней, но ежедневные, не очень-то и важные события, случавшиеся с ней, открывали для неё часть её личности, заключавшейся в реакции на них. Ранбир Ансари… Она никак не могла определиться со своим отношением к этому мужчине. Он был неизменно добр к ней и приветлив, но иногда ей казалось, что между ними стоит невидимая стена, которую он же сам и возвёл. Возможно, потому, что в его глазах или словах недоставало сердечного тепла? Или искренности? Кхуши ругала себя за такие мысли, думая о том, что всё, что сейчас у неё есть, абсолютно всё, включая палату в частной клинике, которая наверняка стоила огромных денег, это если не говорить о чести, которую он защитил во время того нападения, это его заслуга, но сомнения нет-нет, да и проскальзывали. Если бы у неё был хоть какой-то выбор, она бы не приняла его гостеприимство, но выбора как раз и не было. - Кхуши, добрый день, - вошедший в палату Ранбир Ансари, словно почувствовал, что она думала о нём, и, улыбнувшись, помахал объёмной папкой. – Врач передал мне все анализы и рекомендации, так что мы можем ехать через полчасика, только дождёмся Рашми. Вы готовы? - Здравствуйте, - ладони взлетели к груди в жесте «намасте», и Кхуши немного не уверенно улыбнулась мужчине, которого по прежнему немного стеснялась, и снова обвела взглядом палату. Собирать ей было практически нечего, хотя, благодаря помощи Ансари, у неё было всё необходимое. Да, она готова, вот только…- Если есть ещё время, я бы хотела зайти на минутку в храм. Можно? - Кхуши, не спрашивайте меня, - рассмеялся Ансари и прошёл к окну, на ходу доставая телефон. – Я пока потороплю кое-кого, а вы делайте всё, что считаете нужным. Дождавшись, пока за Кхуши закроется дверь, Ансари положил телефон обратно в карман и задумался. Он видел, что девушка до сих пор настороженно относится к нему, и причины этой настороженности не понимал. Ещё раз мысленно пробежав по всему их недолгому периоду знакомства, он проанализировал все свои слова и поступки. Вроде, всё верно. Оставалось ждать, пока Кхуши оттает. Всё же стресс, перенесённый ею, должен был так или иначе сказаться на её характере, и недоверчивость к мужчине после того, что случилось, можно отнести к категории лёгких последствий. Расслабившись, он снова достал телефон, собираясь звонить сестре, которая решила добраться до больницы на такси, отказавшись от его предложения заехать за ней в университет, и попала в автомобильную пробку. Кхуши вошла в храмовую комнату, которую она нашла на второй день своего пребывания в больнице совершенно случайно, свернув не в тот коридор по дороге на процедуры. Именно тогда и тут смотрительница храма – седенькая старушка, почитавшая Дургу, рассказала ничего не помнившей о своей Подруге Её историю, найдя благодарную слушательницу в лице Кхуши, едва она опознала в мурти, найденной в своей палате, изображение Дурги. Правда та, которая теперь была в «комнате» Кхуши – как она стала называть свою палату – была сделана из обычной глины и восседала на тигре, а тут, в храме, среди других женских божеств, её мурти выделялся тем, что был сделан из бронзы и Богиня была верхом на льве, но не узнать десятирукую Богиню было невозможно. И Кхуши, как завороженная, следила за дрожащими руками смотрительницы, любовно переставляющей мурти божеств, стряхивающей несуществующую пыль между ними, и слушала её напевный голос, вполголоса рассказывающей на память Дургу Сапташати*. Она полностью погружалась в эти рассказы, находя в них какой-то отклик в своей душе, словно что-то, давно знакомое, занимало уютные и привычные уголки в её сердце. И сегодня она снова пришла в храм, чтобы попрощаться со смотрительницей и оставить маленький подарок. Ранбир Ансари принёс ей очередные сладости, пытаясь – с его слов – угадать, что она больше любит, и Кхуши решила поделиться ими и со смотрительницей, и с Богиней. Но смотрительница – она даже забыла спросить её имя, так увлеклась её рассказами! – отсутствовала, а возле алтаря, где всегда горела масляная лампа, освещая мурти Божеств, стояла незнакомая женщина. Немного расстроившись, что не удалось увидеть и поблагодарить старушку, Кхуши подошла к алтарю, встав рядом с женщиной. Открыла коробку со сладостями, вдохнула тёплый, пряный и сладкий, чем-то невероятно родной, аромат джалеби, и улыбнулась. Да, именно такими должны быть приношения для Богов, она уверена. - Богиня, - молитвенно сложив ладони, Кхуши заговорила тихо-тихо, так, чтобы услышала только Дурга. Сегодня была ещё одна причина, по которой она хотела зайти в храм. Сегодня она собиралась просить не за себя. Встреча с Джитой на многое раскрыла ей глаза… – Ты знаешь, ты всё про меня знаешь. Я потеряла память, потеряла себя, но я не сдамся. Однажды я всё вспомню, но… Если есть на этом свете люди, которые любят меня, которые ищут меня, прошу тебя, помоги им. Помоги им выдержать эту разлуку, - сердце у Кхуши стиснуло, на глаза навернулись слёзы. Кто любит её, кто ждёт? Родители, братья, сёстры? Возможно, жених? – Дай им силы, Богиня, прошу тебя. Пусть они верят, что найдут меня, пусть верят, что я вернусь… И… мне пора, Богиня, - чувствуя, что к горлу подступают рыдания, Кхуши поднесла сложенные вместе ладони ко лбу и губам, и поспешно вышла из храма. Прислонившись спиной к стене, она закрыла глаза, пытаясь остановить слёзы. - Кхуши? - Простите, - Кхуши смущённо отвернулась, смахнула ладонями слёзы со щёк и повернулась к своему спасителю, пытаясь выдавить хотя бы слабую улыбку. - Нам пора, Кхуши, вы готовы? Не доверяя своему голосу, она согласно качнула головой и, опустив глаза, пошла в свою палату. - Кхуши, - окликнул он её ещё раз, догнав и взяв за руку, останавливая девушку и разворачивая к себе лицом. – Вы снова плакали? Осторожно потянув ладонь из слишком горячей мужской руки, Кхуши подняла взгляд на внимательно глядящего на неё Ансари. - Да, - честно призналась она, и, неожиданно для себя самой добавила: - Но сегодня это совсем другие слёзы. - Другие? – удивлённо спросил Ансари, удивившись внезапному порыву к откровенности Кхуши не меньше, чем она сама. - Да, другие, - качнула головой Кхуши, и попыталась объяснить. – Если раньше я плакала за себя, жалела себя, то теперь я так больше плакать не буду. Сегодня я просила Богиню за своих родных, - чуть тише продолжила Кхуши, - чтобы она дала сил им. Чтобы им было легче перенести бремя разлуки. Ведь, наверняка, у меня есть семья, - теперь она говорила неуверенно. Самым большим страхом, который она гнала от себя, было то, что она может быть совсем одна на свете. Она вскинула взгляда на Ансари. – И, должно быть, меня любят? – в её голосе прозвучала такая пронзительная надежда, что Ансари внезапно отвёл взгляд, не выдержав этой ясной и чистой мольбы. Сейчас эта девочка была вся как оголённые нервы, такая открытая, такая чистая и непосредственная, совсем как… Кхуши вовремя продолжила, прервав его воспоминания. – Представляете, как им тяжело – не знать, где я, что со мной… - Кхуши, я уверен, что всё будет хорошо, - перебил Ансари что-то ещё хотевшую сказать девушку и тут же извинился: - Простите, мы продолжим наш разговор немного позже, хорошо? Дело в том, что нас ждут. Со мной приехала моя сестра, она привезла вам необходимые вещи и хочет познакомиться со своей подругой. Вы же помните про мою тётю? - Да, - Кхуши уже смутилась своего порыва, и немного нервно и виновато улыбнулась. Её пугала смена обстановки, пугала зависимость от чужих людей, и она очень надеялась, что сестра Ранбира Ансари сможет на самом деле, а не понарошку, стать её подругой. – Мне очень неловко, что я вас собой обременяю, и из-за меня вам приходится обманывать родного человека. Вы так много сделали для меня. - Когда ложь во благо, она имеет преимущество перед правдой, ведущей к разрушению, - задумчиво и не очень понятно отозвался Ансари. Заметив вопросительный взгляд девушки, он легко улыбнулся и добавил: - Вы меня не обременяете, Кхуши. Просто подумайте, ведь, к примеру, моя сестра могла попасть в похожую ситуацию, и я был бы безмерно благодарен тому, кто помог ей в трудную минуту. Для меня в радость небольшая забота о вас, - закончил он неожиданно и слишком многозначительно, по мнению Кхуши. Они уже дошли и Ансари распахнул перед ней дверь в палату, и она вспыхнула, ощутив, как его взгляд прикосновением скользнул по её лицу. Взгляд, смысл которого ей никак не удавалось расшифровать. Арнав засунул руки в карманы джинсов и подставил лицо ветру, пытаясь вдохнуть полной грудью, чтобы распрямить сжавшиеся лёгкие. Так давно сжавшиеся, неделю назад. «Возможно, это вовсе и не лёгкие, а сердце?» - мысль скользнула по краю внезапно наступившей, оглушительной тишины и унеслась прочь. Арнав обречённо замер, уже зная, что последует дальше. Это случалось с ним каждый вечер, и всегда – всегда предвестником Этого служила странная тишина. Тишина его не разочаровала и на этот раз... - Арнав джи… - ветром прошелестел голос Кхуши, и он сжал зубы, сильно, до неприятного хруста в челюсти. По своему имени, по произносимым интонациям он узнавал то, что показывала ему память. По крайней мере, он надеялся, что память, потому что иначе вместо того, чтобы искать по больницам Кхуши, ему самому следовало посетить узкого специалиста. Но видение не дало ему погрузиться в пучины самоанализа, снова позвав за собой, и он послушно скользнул следом, хотя прекрасно знал, что дальше будет, и знал, какую боль вызовет в нём его очередная безжалостность к той, которую он так отчаянно любил. - Ни ты, ни твой паял, ничего не значат для меня, - злые, приправленные болью слова. Слова, не отражающие его чувств, слова, прячущие чувства… Как она не поняла? Она всегда значила для него слишком много. Сначала – слишком много для досадной помехи, умудрившейся испортить показ. Затем – слишком много для обычной сотрудницы, пусть и нанятой на жёстком контракте. Потом – слишком много для той, которая взялась учить Лаванью тому, какой должна была быть его невеста. Ирония судьбы… Кажется, так говорят о таких ситуациях? Девчонка, в которую он влюблялся всё больше и больше, незаметно для себя, но бесповоротно, делала всё для того, чтобы невестой стала другая. Он медленно сходил с ума, и тогда, на Дивали, сошёл. Одно безумие следовало за другим. Наваждение, притяжение, магия… Даже сейчас, в воспоминаниях, он чувствовал её дыхание, ощущал дрожь её тела, тонул в золотистых искрах невинного взгляда, сходя с ума от дикого сочетания невинности и соблазна, сосредоточившихся в ней одной. Снова и снова склонялся к её губам, убирая непослушную, как и сама девчонка, прядку волос, обнимая её лицо ладонями. Он растворился в ней, она – Арнав это чувствовал! – растворилась в нём. Губы жгло предвкушением касания, а внутри разгорался пожар – он должен, он хочет, он получит её! Она – такая – принадлежит лишь ему… Всё было ясно уже тогда! Почему, почему он оттолкнул её? Почему оттолкнул себя от неё, разрезав соединившее их по живому? Сердце кровило, стонало, сопротивлялось, но он – глупый, самоуверенный, безжалостный, - отторгал его правду. Холодный разум, не верящий в чувства, твердил, что всё правильно, что ему ничего не нужно от этой девчонки… Он был прав – ничего. Ничего, кроме самой этой девчонки. «Где ты, Кхуши?!» Тишина исчезла, хлестнув по лицу невесть откуда взявшейся сухой веткой, которая оцарапала щёку до крови. Однако Арнав даже не пошелохнулся, остановившимся взглядом глядя прямо перед собой. Нет, не на бассейн и не на увитую плющём стену. Он смотрел в наполняющиеся слезами глаза Кхуши, поверившей его словам. Смотрел, как солёная влага, разъедавшая его сердце, сорвалась с её ресниц, чертя влажную дорожку вниз, по щеке, чью нежность и бархатистость ещё помнили его ладони. Смотрел, как дрогнули губы, чей вкус он почти ощутил, и как опустились вниз плечи, придавленные его «правдой». «Ничего не значат для меня!» Пытка продолжалась, только теперь нечто терзало его не извне, память терзала его изнутри… * Деви Махатмья (Величие Богини), называемая также Дурга Сапташати (семьсот шлок, посвящённых Дурге) – наиболее известный текст, в котором описана природа Богини Дурги, её проявления и качества, а также способы почитания.