addiction.

Кагами полулежит на стуле так, что коленки почти упираются в дно маджибургерской столешницы, и мнёт в руках всё, что под них ни попадётся. Наверное, это первый раз, когда он, вместо того чтобы съесть, просто сидит и угрюмо таращится на лежащие перед ним бургеры, одновременно с этим методично отрывая от бумажных салфеток по небольшому кусочку. Разорвав до конца последний квадратик, Кагами несколько минут бездумно смотрит на образовавшуюся гору белоснежных ошмётков, после чего закрывает глаза и устало откидывает голову назад. В наушниках играет любимая группа, и Тайга пытается раствориться в знакомых звуках, ритмах, словах, что мысленно произносит раньше, чем сам вокалист… Но не выходит. И не выйдет. Тайга поднимает веки. Взгляд карминовых глаз лениво скользит по потолку и лампам, бумажным вывескам и табличкам, каким-то удивительным образом подвешенным туда, и наконец, когда его голова склоняется на правое плечо, встречается с кобальтовой синью очень хорошо знакомых глаз. Аомине сидит через три ряда столиков с какими-то своими знакомыми и чаще, чем хотелось бы Кагами, поворачивает голову в его сторону. Смотрит внимательно, подмечая, кажется, даже малейшее движение, прощупывая взглядом так, что Тайга чувствует жжение в тех местах, где останавливается синева его глаз, и осознаёт необходимость чем-нибудь занять нервные руки. Сие действо длится уже больше получаса, и к настоящему моменту Кагами стало от этого откровенно не по себе… Хватит уже, чёрт возьми. Тайга живо поднимается. Схватив рюкзак, закидывает его на плечо и чуть ли не опрометью вылетает из кафе. Несколько секунд попялившись на нетронутые бургеры на столике только что стремительно скрывшегося беглеца, Дайки поднимается и, никому ничего не сказав, быстро выходит из здания вслед за Тайгой. — Я говорил тебе не таращиться на меня так, — раздражённо, почти зло, выпаливает Тайга, когда Дайки его нагоняет. — Бесишь. — У нас это взаимно, не поверишь, — сарказм так и сочится, но Аомине, шагающий уже вровень с Кагами не отставая ни на сантиметр, совершенно спокоен, хотя и угрюм. — Можешь объяснить, какого хрена ты делаешь всю последнюю неделю? — Не можешь. — Я уже чувствую себя грёбанным сталкером, когда каждое утро пытаюсь угадать, где же ты в этот раз объявишься. — Мне кажется, или я не заставлял тебя пускаться в ежедневные поиски? — Кагами шагает быстро, желая оторваться от Аомине, но тот словно приклеился. Тайга хмурится, из-под нависшей чёлки мрачным взглядом буравя тротуар. — Но нет, тебе, очевидно, заняться нечем и значит надо стараться каждый день выбивать меня из колеи. — Почему ты меня избегаешь? Кагами, ожидавшего продолжения язвительной словесной дуэли, последний вопрос застаёт откровенно врасплох: споткнувшись, он чуть не падает на расколотый бордюр слева. К счастью, с асфальтом, негромко звенькнув чем-то внутри, встречается только рюкзак, который надеть на второе плечо Кагами не успел — слишком торопился улизнуть без последствий в виде откровенного разговора с Дайки. — Под ноги хотя бы смотри, когда спешишь снова свалить от меня, придурок! Аомине держит крепко: замерший Кагами чувствует, как бурно пульсирует кровь в плече под давлением смуглых пальцев. На миг Тайга ловит взгляд синих глаз: слишком взволнованный, злой и чересчур внимательный. Напоминающий сейчас бурный шторм в Тихом океане, который Тайга однажды застал на побережье. — Отпусти. Резко отвернувшись, Кагами выдёргивает руку и наклоняется за рюкзаком. Выпрямляется и хмуро, серьёзно смотрит на Аомине, рука которого медленно опускается. — Ну и пошёл ты, — тихо говорит Дайки, разворачиваясь. — Плевать я на тебя хотел. Внешне Аомине остался спокоен. Но синева, в которую Кагами вновь заглянул, отчётливо дала понять: двенадцатибальный шторм ему не померещился. *** Кагами ненавидит себя за это. Но всё-таки приходит сюда каждый раз, когда есть возможность. Стук мяча наполняет, кажется, всё пространство полностью, отведя лишь немного места для хохота молодежи, непрекращающихся разговоров да бурных всплесков самых различных эмоций — как положительных, так и негативных — когда мяч оказывается в кольце. Баскетбол. От одного слова уже начинает бурлить в крови непередаваемое, опьяняющее чувство. А уж когда есть с кем это чувство совместно выплеснуть, не жалея сил, никого не щадя, без остатка… Только Кагами думает об этом, появляется Аомине. Но в этот раз ему не нужен Тайга — здесь есть и другие весьма достойные игроки. В этот раз он не подходит, довольно осклабившись, и не зовёт играть один-на-один, он даже в сторону его не смотрит. В этот раз Кагами остаётся сидеть на скамейке. Сегодня Дайки играет как никогда красиво, с неприкрытым удовольствием. Ему хорошо, весело, и это льётся у него изнутри, затапливая всё и всех вокруг таким же драйвом, такой же жаждой двигаться, веселиться, жить. И Тайга, хоть и пытается, не может не смотреть. Хоть и болит в груди… всё равно не может. Вот Аомине останавливается; тяжело дыша, смотрит на сокомандников по стритболу, что-то им говорит; потом, когда они разбредаются, поднимает взгляд в небо — такое же, чёрт подери, глубоко синее, как и цвет его глаз — и, приподняв край майки до самой груди, утирает пот с лица. Тайком наблюдающие за последним действием девчонки с соседской улицы тихо пищат от восторга — ещё бы, их ходячий эталон мужественности, сексуальности и юности почти снял с себя майку. Но неофициально провозглашённый идол даже не обращает внимания — вместо этого на его смуглой физиономии расцветает некое подобие улыбки, когда на площадке появляется Кисе, которому сейчас тоже необходима своя доза наркоты под названием «баскетбол». Дайки кладёт руку ему на плечо, приобнимая, начинает что-то говорить и… Оградительная сетка гремит, нервно дёргаясь, будто в конвульсиях. Кагами стоит, неровно дыша, после чего, не обращая внимания на удивлённые взгляды знакомых, спешит к своему мячу, лежащему у сетки, которая всё никак не успокоится. Больно. Больно, сука, так больно! Торопливо выйдя за пределы площадки уже с мячом, Кагами жмурится до светлых пятен перед глазами, после чего трясёт головой, отгоняя навязчивые нерадостные картины, посыпавшиеся будто из рога изобилия. Отпустив Кисе, Аомине смотрит Тайге вслед. На дне синевы плещется торжество. *** Он слишком зависим. Слишком. Осознание не наваливается внезапно, Кагами вовсе не шокирован. Он понял это ещё тогда, когда у них всё начиналось. Ещё тогда, когда его только начало затягивать в эту грёбанную синеву… Тайга открывает глаза. В комнате кромешная тьма благодаря ночи, зашторенным окнам и плохой работе муниципалитета, неспособного выделить средства на починку уличного освещения. Сил не осталось никаких, поэтому ноги, будто не свои, свисают с края кровати почти на всю длину, а рюкзак валяется где-то на полу. Кагами зевает, жмурясь, и случайно нашаривает рукой мобильник. Память тут же спешит услужливо напомнить, что несколько часов назад, после того как он стремительно скрылся со стритбольной площадки, ему пришло сообщение. «Ты долго ещё будешь хернёй страдать?» Кагами горько усмехается и снова отшвыривет мобильник в сторону, не удосужившись поставить его на блокировку. — Будто, я знаю… Он и правда не знал. Избегать Аомине он никогда не планировал. Всё как-то само собой вышло. Потому что Тайга внезапно осознал, что стал слишком уязвим. Уязвим перед этой блядски затягивающей синевой его глаз, в которой Тайга увяз уже по самое горло. Ещё немного, и он, кажется, задохнётся… Кагами медленно сползает по кровати на пол, утаскивая за собой покрывало. Роняет голову на скрещенные на коленях руки, и понимает — больше не может. Слишком, сука, слишком долго он бежит от этой зависимости, даже сам не зная куда. Тайга поднимает голову и смотрит на очертания окна за плотной шторой: ни черта не видно, но он знает — там, в ночном небе, тоже всё напоминает об ублюдке, который и сделал его таким, но сам остался невредимым. Кагами душит нервный смех. Чёрт, он такой лузер… Плевать… Если излечиться от этой зависимости не выходит, если всё равно остаётся только подыхать, то уж лучше утонуть в синеве глаз Аомине. Такое самоубийство — менее изощрённое и однозначно более приятное. *** — Тайга… Затянув его в квартиру и захлопнув дверь, Аомине шепчет имя сбивчиво, тихо — словно не может поверить, что он здесь — но до дрожи отчётливо. Пытается прижаться как можно ближе, урвать поцелуй, снять верхнюю одежду. Кагами напряжённо дышит носом, не открывая рта, хмурится, но резкими, неуклюжими попытками отбиться от жадных, уверенных рук загоняет себя лишь дальше в угол, к точке невозврата. Он всё-таки пришёл, чтобы утонуть до конца. Но… что-то уже изменилось. Совершенно точно изменилось — пусть сейчас и он сам не в силах до конца осознать это. Кагами не знает, что делать, в отличие от Аомине, который бесцеремонно тянет его из прихожей в комнату, попутно всё ещё пытаясь раздеть. Только уже уверен — тупо приходить к Дайки, заниматься сексом и снова уходить не хочется. Ему нужно больше. Уже нужно. И стоит лишь взглянуть в морскую синеву, на которой бликами играют едва контролируемое желание и почти счастье, как следующие действия становятся абсолютно очевидными. Для Кагами. Тайга вцепляется в тёмные волосы на затылке, резко откидывая голову Дайки назад, и одним мощным движением прижимает его к стене. Из груди Аомине вырывается глухой судорожный выдох. Синева уже отливает неприкрытым удивлением, хотя кобальтовые всполохи похоти искрятся с той же силой, что и секундами назад. Кагами медленно, медленно приближает своё лицо; пальцы крепче сжимаются на затылке — Аомине немного щурится и тихо шипит от боли, но всё так же уверенно улыбается… Наивный. Приблизившись достаточно, Кагами приоткрывает рот… и громко клацает зубами прямо перед носом Аомине. Тот на миг рефлекторно моргает и дёргает головой в сторону, вцепляясь Тайге в рукав куртки. Со дна синевы поднимается лёгкий испуг — Дайки поражённо смотрит в яркое пламя карминовых глаз, сияющих торжеством. Да. Да, чёрт подери, да! Кагами дерзко улыбается; прожигая синий океан полыхающим взглядом, торопливо проводит языком по приоткрытым в удивлении губам Аомине и расслабляет пальцы на его затылке. Отстраняется, отходит на пару шагов, ухмыляется ещё раз напоследок и исчезает, хлопнув дверью. А Аомине не может двинуться с места. *** В тот же вечер Кагами отключает мобильный, собирает небольшую спортивную сумку вещей и уезжает к Химуро. И впервые за эти полтора месяца на душе его так свободно — ощущение сродни разжатым чугунным тискам. Думать о Дайки не хочется. Разумеется, избегать его фантомного присутствия в каждом предмете синего цвета не представляется возможным, но теперь мысли не причиняют настолько сильной боли, как это было раньше. Да и с Тацуей не заскучаешь, откровенно говоря… — И всё-таки, что случилось? Ухмылка Кагами, вызванная воспоминаниями об уморительном походе в горы днём ранее, замирает. Химуро смотрит внимательно, спокойно и серьёзно. Не давит, не торопит. Просто спрашивает. И, в общем-то, было бы глупо предполагать, что внезапный визит Тайги останется без внимания. — Прости. Личная жизнь ни к чёрту. Кагами ухмыляется и встаёт, чтобы уйти. Но Тацуя вцепляется в его руку коршуном, взгляд становится суровее. Он знает, когда человека лучше оставить наедине со своими мыслями. И ещё знает, что это — не тот случай. — Я же вижу, Тайга. Мы не чужие друг другу, ты ведь знаешь. Ты можешь мне рассказать всё, что бы тебя ни беспокоило. И тут предохранители на эмоциях Кагами начинают воспламенятся один за другим. — Всё началось так спонтанно, и я… Я даже не успел опомниться, а уже попал, Тацуя!.. Мы два месяца были вместе, целовались, трахались, иногда играли, и всё было потрясающе, но… Так бездушно, понимаешь?.. Страсть — да, она была, без неё ничего бы вообще не началось, и вместе нам всегда было безумно хорошо, но за этим ничего не стояло! И я сначала тоже решил себя так вести: будто мне похуй, будто нужно перепихнуться разок в неделю, и норм, но потом..! Потом понял, что не могу… Мне мало! Я хочу большего! Хочу, чтобы… чтобы только я был в мыслях, чтобы кроме меня никого не было, чтобы мы больше общались, больше доверяли и проводили время вместе..! Тайга жмурится, стукнув сжатыми кулаками по столу, и переводит дыхание. — Но, судя по всему, хочу лишь я один… Тацуя молча смотрит на друга несколько минут, затем его рука мягко, но решительно сжимает плечо Кагами. Тот оборачивается и смотрит печально, но в то же время как-то счастливо, с улыбкой. Спасибо — вот, что видит Химуро в ней. — Извини, я… — Всё нормально. Я понимаю, — Тацуя улыбается и, развернув Тайгу к себе, крепко обнимает. — Я уверен, ты справишься. Ты найдёшь выход, поймёшь, что надо делать. И это будет правильно — уж мне ли тебя не знать. А сейчас, думаю, самое время отправиться на горячие источники, м, Тайга? Тихо выдохнув, Кагами ухмыляется. Легче. Стало ещё легче — немного, но всё же. Теперь назойливые мысли приобрели физическую форму, звуком разлетелись в пространстве — они уже не заперты в одной его черепной коробке. И самый близкий его человек во всей Японии говорит, что он справится. Действительно, это ли не повод посетить онсэн и немного расслабиться? *** Возвращается Кагами через неделю. В Токио льёт, как из ведра, и, выскочив из автобуса, он пулей мчится к дому. Взлетает по ступеням пятиэтажки до первого пролёта и останавливается перевести дух. Помотав головой, чтобы стряхнуть капли, Тайга заботливо трясёт и рюкзак, но вдруг замирает, после чего достаёт из бокового кармана телефон. Интересно, сколько раз ему звонили? Точнее, сколько раз звонил ему он, и звонил ли вообще? Нахмурившись, Тайга запихивает мобильник обратно, решив, что включит дома, и поднимается на свой этаж. Мысли бродят где-то вдалеке: Тайга старается концентрироваться на воспоминаниях, связанных с Тацуей, но память то и дело подкидывает моменты немного более давние, чем хочется. Поднявшись на свой этаж, Кагами, не останавливаясь, вновь лезет в рюкзак — копошится в поисках ключей. Поднимает голову, лишь достав их почти у самой квартиры, и в шоке застывает. Аомине сидит, сгорбившись, на полу у его двери.