Рефлексия

Пустая бутылка кулинарного хереса с глухим стуком падает на пестрый ковер и, прокатившись, ударяется о ножку стула. — Профессор Трелони снова пьяна, — пафосно говорит Сивилла своему отражению в окне и пытается подняться со своего места, но ноги упорно не хотят держать ее худое тело. Предприняв четыре попытки, Трелони разочарованно машет рукой и, подтянув к себе узорчатый плед, уютно устраивается на полу возле окна. Со стороны Трелони, освещенная тусклым светом ночника, выглядит очень уютно, и если не знать, что творится сейчас в ее голове, то можно решить, будто профессор прорицаний решила помечтать о сказочном принце. Вот только она не мечтает. Она боится, и чем меньше дней остается до предначертанного, тем больше бутылок хереса скапливается по углам её комнаты и кабинета. — Толку-то, мечтать, — бормочет она, выводя дрожащим пальцем узоры на запотевшем стекле. — Будущее…— хмыкает она, вспомнив недавний разговор с мисс Браун, которая отчего-то грезила стать ясновидящей. Услышав это откровение, Сивилла, как и подобает учителю, улыбнулась и, любезно дотронувшись до плеча Лаванды, от всей души пожелала удачи. Любой на ее месте поступил бы так же, ведь если ученик тянется к знаниям, тягу эту надо поддерживать.В противном случае студент потянется к чему-то похуже. К ядам или, например, к тому же кулинарному хересу. Вспомнив о ядах, Сивилла даже икает и, уронив голову на колени, искренне надеется, что когда-нибудь отравится алкоголем, и эта пытка под пафосным названием жизнь закончится. Вот только дар ясновидения назло тут же сует ей картинку о том, как все будет на самом деле. Сивилла кривит губы, размазывая по лицу слезы и думая о всех тех счастливчиках, кому повезло не знать будущего. — Они думают! — чересчур громко кричит она в своей пустой комнате. — Они думают, что я сумасшедшая. Что я… та, кого можно не брать в расчет. Местный клоун! Вместо того, чтобы знать и быть готовыми, они лишь смеются! — выкрикивает она, сотрясаясь от рыданий и понимая, что завидует им всем, глупым и несведущим. — Сама виновата, — шепчет она, утыкаясь лицом в пыльный плед и вспоминает давно минувшие годы. Еще в детстве, впервые осознав себя как ясновидящую, Сивилла невероятно впечатлилась этой способностью. Сила, доступная лишь немногим, подчинялась ей в совершенстве. Настолько, что даже знаменитая прабабушка поражалась способностям внучки и, качая головой, к недовольству родителей, пророчила отнюдь не счастливое будущее. — Многие знания — многие печали, милая, — говорила ей старая Кассандра, и Сивилла лишь кивала, не понимая смысл этой странной фразы. В ее мире все было наоборот. У нее были друзья. Общительная и веселая, она умела найти подход к каждому. Даже чистокровные, вечно сторонящиеся всего, что связано с магглами, приходя к ней домой, спокойно реагировали на ни капли не владеющую магией мать. Её любили и, затаив дыхание, ждали очередного предсказания, на которые маленькая Сивилла никогда не скупилась. Скажет Трелони, что Барти влетит дома за очередную шалость, и тот заранее выпьет обезболивающее зелье. Да и сестры Блэк, хотя и были старше, но с удовольствием приходили послушать рассказы о таких, пока еще далеких для них, мужьях и поклонниках. Время шло, и дар рос вместе с его обладательницей. Предвидеть то, что будет послезавтра на обед, уже казалось скучным, и Трелони упражнялась, заставляя свое внутреннее око все глубже смотреть в будущее. На долгие часы впадая в транс и подчиняясь одному лишь ей понятному инстинкту, она шла вперед, словно моток пряжи разматывая чужие линии жизни. Вот сестры Блэк взрослеют. Вот Меда рожает дочь, а та, в свою очередь, рожает сына и… Трелони смотрит в окно и крайне сожалеет, что по ту сторону не хлещет так подходящий под настроение ливень. Теплое майское солнце уже практически село, оставив после себя лишь небольшую красную полосу на горизонте. Света ночника теперь хватает лишь на жалкие несколько метров. Она в темноте. Впрочем, быть в темноте для Трелони вполне привычно. Впервые темнота для нее наступила, когда она увидела смерть того, кто даже еще не родился. Девочка-метаморф, дочь пока еще маленькой Андромеды, однажды родится и проживет очень мало, погибнув в битве. И ей будет плохо и холодно, ведь душа матери, оторванная от ребенка, обречена на беспокойство и муки. Так увидев смерть и осознав её, Трелони на время забросила свои упражнения и почти что свела на минимум общение со старшей Блэк, чтобы случайно не проговориться. Ей казалось, что если никто не будет знать своего будущего, то оно и не произойдет. Но от дара нельзя уйти. Не желая говорить о будущем, Трелони лишь добилась того, что предсказания вырывались из её рта помимо воли, повергая присутствующих в ужас. Сивилле оставалось только делать вид, что она совершенно не помнит и не знает, что именно и кому сказала, ведь она совершенно не хотела быть причастной. В такие моменты она старательно отговаривала друзей верить в этот бред, чем добивалась совершенно обратного эффекта. Школа, однокурсники и не слишком подчиняющиеся молодой ведьме чары на время перевели внимание на себя. Попав на Когтевран, Сивилла изо всех сил старалась не отставать от однокурсников, а дар, между тем, выходил из-под контроля все чаще. К пятнадцатому дню рождения, вновь увидев чужую смерть во время своего первого поцелуя, Сивилла, по совету прабабушки, решила прибегнуть к медитациям. Всей душой стремясь стать обычным подростком, она старалась полностью взять видения под контроль разума. Книги по легилименции, выданные деканом, тогда оказались очень кстати, но до конца так и не помогли. Позже, на каникулах, прабабушка, видя, как внучка замкнулась в себе, лишь в сочувствии поджимала губы. В её глазах светилось понимание, но Сивилла уже тогда твердо знала — Кассандра слабее нее и никогда не сумеет понять на самом деле. Глядя на людей, она не видела их смерти, не знала, что будет с каждым из них, не слышала их голосов. А Сивилла видела. Она знала и, даже закрыв глаза, понимала, что видения не исчезнут. — Чем меньше что-то делаешь, тем хуже получается, — заметила как-то мама, взявшись после долгого перерыва вязать свитер, а Сивилла вдруг поняла, как именно можно совладать с ненавистным даром. — Если я перестану им пользоваться, — возбужденно говорила она прабабушке тем же вечером, — если все поверят мне, что я никакой я не прорицатель, то дар постепенно уйдет, понимаешь? Кассандра в ответ качала головой, пытаясь донести до внучки, что предыдущие её попытки оказывались провальными, но та по-прежнему не унималась. — Потому что я никогда не хотела этого по-настоящему, — горячо восклицала Трелони, — потому что в глубине души мне нравилось предвидеть, но сейчас я решила твердо. Усмехаясь непрошенным воспоминаниям, Сивилла вспоминает, как резко перестала произносить пророчества. Она хорошо помнит, как заставляла себя поверить, что её знания чужой судьбы — всего лишь плод воображения, а друзья и близкие будут жить вечно и счастливо. А тогда легилименция вкупе с медитацией внезапно принесли свои плоды, и спонтанные предсказания стали срываться с языка все реже. Даже самые простенькие моменты будущего она замалчивала, искренне надеясь, что просящие сами придумают причину отказа. Поначалу казалось, что выбранная тактика работает. Первая сплетня о том, что внучка знаменитой Кассандры теряет силу, настигла Сивиллу к Рождеству и стала лучшим подарком. Кружась по комнате в обнимку с подушкой, она чуть ли не светилась от счастья, предаваясь мыслям о том, что смогла-таки обмануть судьбу, но в тот же вечер Кассандра попала в госпиталь. — Если никто и никогда не узнает о том, что их ждет, не случится ничего плохого, — говорила она бабушке, зная, что жить той осталось три дня, и храня этот секрет в глубине сердца. — Предсказания сбываются, если в них верить. — Судьбу нельзя обмануть, — шептала в ответ старая предсказательница, морщась, когда больничный целитель старательно поправлял ей подушку. — Наш дар дан лишь для того, чтобы подготовиться к грядущему, и глупо закрывать глаза и уши, страшась его. Провидение не проклятие, милая. — Ладно, — недовольно отвечала Сивилла, ни капельки не поверив, — тогда подготовься к тому, что проживешь еще пять лет. Сейчас Сивилла помнит, как Кассандра тогда тепло и счастливо улыбнулась. Она совсем не заметила, как внучка, сжимая кулаки и кусая губы едва ли не в кровь, молилась всем богам чтобы ложь оказалась правдой. Утро того, нового года Сивилла встретила вместе с убирающими опустевшую палату целителями. Тело Кассандры уже перенесли, и больничная койка с еще пока хранящей след от головы подушкой отчего-то казались самым страшным, что сейчас есть в мире. Смерть бабушки, предвиденная еще несколько лет назад, что-то сломала в Сивилле. Еще вчера она верила, что подарила Кассандре еще пять лет жизни, а теперь вместе с прабабушкой умерли и её надежды. Ей вдруг стало все равно. Настолько, что, вернувшись в школу, она снова начала говорить всем правду, совершенно не заботясь ни о чьих чувствах. — Тебе нет смысла пропускать трансфигурацию ради квиддича, Джон, мы все равно продуем, — буднично сообщала она однокурснику, с чьего лица мгновенно сползала азартная улыбка. Джон обижался и все равно уходил на поле, а после, когда Когтевран проигрывал Пуффендую, то всей командой винили Трелони в том, что именно она накликала поражение. А Сивилла злилась. В промежутках между зубрежкой чар и отработками за все частые драки с теми, кого не устраивала правда, она злобно огрызалась, пытаясь вразумить однокурсников. — Судьбу нельзя обмануть, идиоты, — шипела она, рассказав Барти Краучу почти что всю его жизнь, — знания даны, чтобы мы просто были готовы, вы понимаете? Но её, конечно, не понимали. Друзья, теперь уже бывшие, постепенно перестали даже здороваться, избегая услышать о себе очередную печальную весть, а Сивилла махнула на них рукой. Чем меньше вокруг друзей, тем проще перенести их смерть. Вздохнув, Сивилла переводит взгляд на ту часть стены, что едва просматривается в свете ночника. Там в строгой рамке висит колдография с ее выпускного — кучка счастливых студентов и она, пока еще без своих шалей и бус, стоит чуть дальше от всех. — Все равно вы умрете, — шепчет Трелони, искренне жалея, что последняя бутылка хереса закончилась. Протянув руку, она берет с полки небольшой шар для прорицаний и смотрит в него практически трезвым взглядом. Все эти атрибуты маггловских ясновидящих появились в её жизни тогда, когда не сумев отыскать работу в родном мире магов, Сивилла подалась в маггловский. В отличие от волшебников, магглы хорошо платили гадалкам и часами стояли в очереди, искренне желая услышать, что плохого готовит им жизнь. Сивилле же было все равно, кому предсказывать будущее. Все равно ей было и тогда, когда один из клиентов прямо во время сеансов предложил ей руку и сердце. Она это предвидела. — Мы разведемся через три года, — пожала она плечами, вглядываясь в линии на его руке. — Потому что я не возьму твою фамилию. Но сейчас тебе это, конечно, не важно. Ты наверняка скажешь, что теперь уж точно все будет не так, и будешь не прав, а этим моим словам не поверишь. Мистер Хайггльботтом в ответ только кивнул, по-прежнему стоя на одном колене и ожидая ответа, а Сивилла емко ответила «да». В конце-концов, она прекрасно знала, что по меньшей мере первый год их брака будет прекрасным. По-прежнему вглядываясь в шар, Сивилла думает о том, что было бы, согласись она взять фамилию мужа, но хрусталь предсказуемо хранит молчание. Думать можно сколько угодно, но на реальность такие мысли не влияют. Там, в прошлом, ей действительно не хотелось становиться мисс Хайгльботтом, и на то были причины куда весомее глупого упрямства. После развода, оказавшегося на редкость мучительным, а за ним и выкидыша, лишившего ее возможности иметь детей, Сивилла случайно встретила директора Хогвартса. Случайно для Дамблдора, естественно, но никак не для нее. Когда ты знаешь будущее, любые случайности перестают быть таковыми. Собеседование тоже прошло как по нотам. Изображать стереотипную гадалку давно вошло у Трелони в привычку, а пресловутое предсказание Избранного вышло на редкость эффектно даже по ее меркам. В салоне за такое можно было бы попросить как минимум сто фунтов. В замке, скучая по своим клиентам, Сивилла развлекалась как могла, играя для крайне неблагодарной публики роль странной и чуточку сумасшедшей предсказательницы. Подобное поведение очень помогало отвадить от себя потенциальных претендентов в друзья. Во всяком случае, после парочки туманно предреченных темных предсказаний коллеги больше не лезли к ней с душевными разговорами о жизни и будущем. — Пора, — четко говорит сама себе Сивилла, очнувшись от воспоминаний, и чувствует, как похмелье окончательно сходит на нет. Контролировать себя даже в таких вопросах давно вошло у нее в привычку. Легко поднявшись, словно и не было тех трех бутылок хереса, Сивилла аккуратно сгружает все хрустальные шары в заранее приготовленную для этого сумку. Тяжелые и скользкие, они то и дело норовят выпасть из рук, но колдовать и перемещать их взмахом палочки отчего-то не хочется. Недолгая жизнь среди магглов наложила отпечаток и оставила после себя несколько привычек. Вот и все, багаж сложен. Первая остановка — балкон над холлом. Достигнув цели и выдохнув, Трелони снова раскрывает сумку и методично достает шары, стараясь сложить так, чтобы те не укатились. — Совсем мозги пропила? — слышит она позади себя усталый вздох. — Сивилла, немедленно перестань. — Нет, — емко отвечает она, краем глаза замечая, как директор собирается разразиться гневом. — Я делаю то, что должна делать. Совсем скоро, стоя на этом самом месте, я спасу жизнь мисс Браун, — спокойно говорит она. — А вот там, — подобрав шаль, Трелони указывает рукой на соседний балкон, — еще нескольким студентам. — Скоро? — потрясенно переспрашивает Снейп, за секунду растеряв весь свой гнев. Осмысляя услышанное, он даже будто бы стал ниже ростом. — А еще? Что еще ты знаешь? — Все, — просто отвечает Сивилла и рассказывает. Из Снейпа хороший слушатель и даже помощник. Незаметно для себя, слушая рассказ о будущем, он помогает раскладывать хрустальные шары в укромных местах и лишь прикрывает глаза, узнав о собственной судьбе. — И ты это видишь? — помолчав удивляется он, когда последний шар сложен рядом с собратьями. — Постоянно видишь чужие смерти? — Смерти, судьбы, жизни…— буднично перечисляет Сивилла, поражаясь тому, как оказывается, скучала по простым разговорам. — Ты пьешь, потому что допустил смерть одного человека. А я — потому что ежеминутно вижу тысячи человеческих смертей и ничем не могу помочь этим людям, — внезапно добавляет она, когда возникшая тишина становится звенящей. Голос МакГонагалл и какая-то возня из соседнего с ними коридора мешают Снейпу ответить. Сейчас, вопреки логике, он выглядит на редкость спокойным и собранным. Вынув палочку, он кивает Сивилле и уходит, вооруженный знанием о том, что случится через пару часов. Глядя, как исчезает за углом пыльный край черной мантии, Трелони поднимается с колен и уже без страха медленно идет туда, где и должна быть. Просто потому, что все уже предначертано.