Голубые глаза (Blue Eyes)

Его тело – расплавленный свинец, странно неповоротливое, невероятно тяжелое и не принадлежит ему; кончики его пальцев полосуют склизкую от дождя землю, вонзаясь и зарываясь, беспомощные, отчаявшиеся. Из его горла вырывается крик, когда он напрягается и делает рывок, - нечеловеческий, состоящий из одной ярости, и он тяжело спотыкается от силы импульса. По его венам бежит кислота, выжигает его внутренности, делает его движения медленными, неуклюжими. Его крылья сломались при падении. Теперь он просто человек. Леви. Его внимание перескакивает, цепляется за тень, неясно вырисовывающуюся над головой; его тело движется самовольно: напряженно пригибает к земле и вышибает воздух из груди. Рёв, расплывающиеся очертания и дуновение ветра от резкого движения. Дикий взгляд Леви выискивает, а его мышцы сокращаются, пляшут, и он просто уклоняется от замаха титана, легкие ходят ходуном, глотка саднит. Деваться некуда, так что он убирается с траектории движения - принося в жертву свои ноги кучке грязи. Вторая рука пролетает над ним. Пар опаляет бритый затылок. Леви. Мир – ураган, бушующий и завихряющий. Гремит гром, и молния раскалывает вечер, впечатывает злой поцелуй в землю, отбеливает небо и ослепляет Леви. Смерть усмиряет его своими погремушками будто новорожденного. Он задается вопросом, какой звук он издаст, умирая, и он тренируется, вытаскивая последнее уцелевшее лезвие, кромсая ожесточённо яркое марево. Он присматривается, окруженный шипением испарений титана. Голубые глаза. Колени подкашиваются. Леви. Эрвин. Кровь сочится вдоль его клинка, прочно засевшего в кишках Эрвина, идеальный разрез – фирменный стиль Леви. Он содрогается, давится, задыхается, чувствует запах меди под дождём, когда она пачкает его щёки, липкая и тёплая. Снова вспышка и гром. Мир расплывается. Его ладони сжимают в кулаки рубашку командира, и он трясёт, рычит от горя, срывается на крик. Эрвин. - Леви! Голубые глаза. Эрвин. Сильные руки сковывают его запястья; он борется с ними, извивается, глотает воздух, словно не может надышаться. На его щеку капает что-то мокрое, и он вздрагивает, невольно передёргиваясь от запаха металла. Когда он открывает глаза, Эрвин обеспокоенно смотрит на него сверху вниз, губы змеятся и извиваются, повторяя мантру – в безопасности, спальня, страшный сон. Его дыхание успокаивается и замедляется; кровь стекает по подбородку. Нос Эрвина выглядит криво, странно в темноте, из него льётся как из крана. - Чёрт, - шипит он, вырывая руки из захвата командира, отползая по кровати. Эрвин отпускает его, садится на пятки и подносит тыльную сторону ладони к лицу, чтобы остановить кровотечение. - Всё нормально. Просто кошмар, - его голос странный, гнусавый. Скорее всего, нос сломан. - Эрвин, твой нос, - хрипит Леви, берет одну из простыней, стереть кровь с собственного лица, тянется, чтобы предложить её командиру. Он придвигается ближе, изучает лицо Эрвина в лунном свете, льющемся через окно. Зелёные глаза. Лицо Майка и свёрнутый нос залиты бледным свечением, зелёные глаза яркие и блестящие от душевной боли. И всё же он нежно улыбается. Он застывает с открытым ртом – сердце падает глубоко, глубоко в грудную клетку и рикошетит обратно в горло. - Майк, - звуки дрожащие и неуверенные, извиняющиеся, насколько это возможно для Леви. - Всё нормально. Голос звучит мягко, убедительно, когда он принимает простыню из протянутой руки Леви, всё ещё окаменевшей от шока. Его пальцы сгибаются, а рука падает, когда вес Майка соскальзывает с матраса, его массивное туловище исчезает в соседней ванной комнате. Леви опускается на их кровать, смотрит ему вслед красными глазами.