По крыше каплями до асфальта

— Сколько себя помню, никогда не запоминала тех, кого целовала единожды... — выдохнула стоящая в кругу свои однокурсниц девушка, попутно выпуская сгустки пушистого дыма. Загасив окурок, она размазала его по дну пепельницы. Взглядом обвела каждую присутствующую здесь даму и разочарованно спрятала свои порядком покусанные осенней прохладой пальцы в карманы кожаной курточки.       На лицах собеседниц читались всё те же привычные эмоции: зависть и явный упрек, о котором обычно боятся сказать прямо. Ну а как же тут по-другому? Ведь не каждая способна закрутить роман с помолвленным сынком миллиардера и при всём этом не растаять в его объятьях. А ей удалось.       Лю Ифэй с тяжестью в душе втянула пропитанный никотином воздух. А небо... Небо всё ещё выглядело так, будто усыпано пеплом. Такое серое, хмурое, словно в любой момент может разразиться холодным осенним дождем и смыть всё на своем пути. — Легко тебе говорить... — скромно улыбнулась длинноволосая брюнетка, — а я вот не могу. Никак не выкину из головы того парня с кафедры вирусологии.       Девушка тоже прикончила сигарету и, всё так же смущенно улыбаясь, бросила её в пепельницу. Одна из девиц задорно подхватила разговор подруги и положила ей на плечо свою руку: — Неужели тот крашеный блондин с первого курса? У вас что-то... — Он же мелочь пузатая, — отрезала другая, выражая явное негодование, и все четверо разразились противным смехом, кроме Ифэй, что лишь вяло подняла уголки губ. — В этом году и правда неплохой поток первокурсников. — А я вот млею от мужчин со стажем, хожу и засматриваюсь на нового препода по психологии Ким СокДжина, — европейка с больно пухлыми щёчками перевела презрительный взгляд на Цзы. — Хотя, куда там мне до Ифэй... И каково это быть любовницей миллиардера? — с наигранным дружелюбием подмигнула она ей.       Под кожей начало покалывать от взаимной ненависти, но китаянка вовремя сглотнула подошедшую к горлу колкость и натянула маску равнодушия. — Ничего особенного... ЧонГук ведь безумно любит меня и считает этот брак фиктивным. — То есть, его жена знает об ваших отношениях? — влезла со змеиным блеском в глазах любознательная Ким – главная сплетница на потоке. Ифэй с тяжким вздохом прислонилась к ледяной бетонной стене и прошептала: — Он обещал ей всё рассказать, но мужчинам свойственно забывать об обещанном... — Тогда зачем тебе эти проблемы? Вот, бери профессора, — предложила девушка модельной внешности, что так и светилась изнутри детским ребячеством. Волнистые мелированые волосы как нельзя кстати подчеркивали её горящие азартом ореховые глаза. — Этот лакомый кусок мой, — возмутилась иностранка и, сделав затяжку, выпустила дым прямо в лицо собеседницам. Она всем своим видом показывала, что не собиралась уступать. — А разве он уже не занят? — посмотрев на всех, Ким нахмурила брови, но её лицо ни капельки не выражало серьезности. — Даже слухи ходят, что к нему в аудиторию частенько захаживает кто-то из нашего потока, и я уверена, что там нечто большее, чем просто ещё один час психологии, — она показательно облизала пухлые губы, откровенно намекая всем на что-то. — Э-э-эй, Ким СоХен, — пихнула ту в бок сентиментальная любительница парней помладше ДжиНа, — то, что он пошутил по поводу твоей мини-юбки и из-за неё не впустил в аудиторию, не повод распускать про него слухи.       И все стоящие залилась хохотом, вспоминая ту дурацкую ситуацию...       Отделившись от бурного обсуждения, Ифэй взглянула на дорогой подарок своего ухажера – наручные сенсорные часы, и тут же что-то пробубнила себе под нос. Она спешила, хотя никто и не догадывался. На прощание шатенка позволила себе пометить каждую присутствующую поцелуйчиком в щёчку, а затем громко хлопнула дверью с мыслями: «Сколько ещё...»       Лю Ифэй была девушкой ростом немного выше подростка, со средним размером бюста и неидеальными бёдрами. Голос её был крайне тихим и уж больно напоминал детский. На вид эта худощавая шатенка не напоминала двадцатичетырехлетнюю, максимум восемнадцатилетнюю, и то если накрасит губы и подведёт глаза. Но зато её мировозрение и принципы, привитые матерью-феминисткой, отдавали сталью. Ей не нужно было подтверждение окружающих, не нужна была и их компания. Цзы и сама знала, что хороша собой и понимала, почему появляются все те осуждающие взгляды вокруг неё.       Она могла прожить и наедине со своим самолюбием. Но зачем, если желающих обзавестись её авторитетом предостаточно? Поэтому Ифэй и терпела столь ненавистные сплетни за пачкой сигарет, зная, что за каким-то безликим углом её имя точно так же мелькает в разговорах.       При обычных обстоятельствах сейчас бы она ещё успела забежать за чашечкой крепкого эспрессо в соседнем здании, но сегодня на это просто не хватало времени... Её ждали этажом ниже, а точнее она ждала этой встречи, чтобы раз и навсегда попрощаться.       Осень пришла так же незаметно, как и упорхнуло летнее тепло. Наступили холода, и обыденные дела заполнили жизнь от вздоха и до вздоха. Пропали лишние минутки сна, а вместо них появились темные мешки под глазами и въевшиеся в ткань пятна от кофе, взятого с собой.       Постучав в дверь четырнадцатой аудитории, шатенка незаметно перевела дыхание и пересекла порог помещения. Это была большая лекционная с высокими потолками и старыми деревянными окнами. Обычно её наполнял теплый солнечный свет, а персиковые стены придавали уюта. Ифэй помнила это родное местечко, где можно поспать на задних рядах ещё с первого курса. Но сейчас, когда тяжелые бордовые шторы были задернуты, а об подоконник начинал стучать дождь, развешанные на доске плакаты со строением человеческого нерва нагоняли страху даже на неё. Во всех этих прелестях наглядной медицины был лишь один лучик света: за учительским столом всегда сидел достаточно молодой мужчина и перечитывал какую-то документацию. Каштановая челка падала ему на глаза, а когда он щурился и наклонял голову к книге, очки непослушно сползали с переносицы... Он был прекрасен. На его столе как и обычно был легкий намек на хаос, и всё это заставило Ифэй невольно вспомнить, что так зацепило её в их первую встречу.       От приятных воспоминаний девушка улыбнулась и ещё раз, только уже сильнее, постучала в дверь. Глухой стук наполнил помещение, и молодой преподаватель оторвался от дел. Он поправил очки, а потом, заметив в дверях любимую студентку, и вовсе снял их. — Профессор Джин, я сильно опоздала? — разбавила застывшую между ними тишину Ифэй.       Парень осмотрел заложенный вдоль и поперёк стол и улыбнулся в ответ. — Ну, документации на данный момент точно стало меньше.       Так улыбаются только влюблённые люди.       Она заглянула в его заблестевшие карие глаза и, плотно закрыв дверь, провернула всунутый в скважину ключ три раза. Именно так всегда и начинались их дополнительные занятия. Именно она была героиней тех слухов.       Когда они впервые встретились, по университету уже ходили сплетни о том, что она встречается с женатым мужчиной. Ей не было тяжело из-за посторонней критики, даже когда она знала, что её все презирают за сделаный выбор. Но, видно, этот добродушный преподаватель подумал наоборот, когда увидел её фальшивую улыбку в шумной компании. Он предложил ей помощь, думая, что сможет спасти от постоянного негатива, и сам же увяз в её очаровании.       Для Ифэй всегда было легко начинать отношения. Ей не нужна была любовь со всей этой ответственностью – она желала мгновения, когда растворяешься во внимании мужчины, задыхаясь от одноразовой страсти.       Всё всегда происходило по одной и той же схеме. Сначала было дополнительное занятие...       Джин положил мел на стол, отряхивая руки от неприятной белой пыли. — Существует один хорошо наблюдаемый пациент Н.А., который не способен вести обычный разговор, поскольку при малейшем отвлечении он теряет нить мысли. Другой же пациент... — преподаватель неожиданно прервал свой рассказ и сел на край стола, рассматривая пишущую студентку. Её заинтересованность этой проблемой по-своему завораживала. Каштановые локоны падали на плечи, раскидываясь по столу и слегка закрывая лицо; губы были приоткрыты, брови задумчиво сведены к середине. — Опять ты на меня смотришь... Это отвлекает, — не смотря на Джина, пробубнила Лю Ифэй, а после отложила ручку. — Ифэй, что-то не так?       Она ещё раз осмотрела этого настолько же родного, как и этот класс, человека и мыслено выдохнула, не в силах сказать вслух «Прости и прощай».       Это мгновение было проиграно для неё. Преподаватель, ослабив затянутый галстук, подошел к девушке и, зажимая её между своими руками, навис над ней.       Ифэй почувствовала его ядреный одеколон, опьяняющий её сознание похлеще красного вина, и застыла, удивлённая спонтанностью действий. Хоть Джин и был учителем с причудами, постоянно вёл себя как пенсионер, обделённый пенсией, но в любовных делах он не допускал оплошностей. — И как я могу преподавать, когда ты так смотришь на меня? — завороженно ухмыльнулся мужчина, и его колючая челка прикоснулась ко лбу девушки. На лице Ифэй проскочила мгновенная улыбка. Они смотрели друг другу в глаза, рассматривая в них свои зеркальные отражения. Это было настолько близко, что горячие дыхания сливались воедино.       Он играл с ней нечестно, сильно уж жёстко. Оставлял между их приоткрытыми губами не больше пяти сантиметров, но при этом не рвался сдирать с её губ верхний слой ощущений. Тянул резину. Это «не близко и не далеко» заводило девушку, заставляло дрожать от перенасыщения желаний. Такой расклад заставлял её забыть обо всём. — Как можно слушать, когда видишь, что у твоего учителя встало? — улыбнулась Ифэй и, запустив в его волосы пальцы, притянула желанные губы.       «Это будет последний наш поцелуй... я подарю тебе его на прощание».       Да, она встречалась с тем женатым парнем, но также она спала со своим преподавателем, и ни одного из них не любила по-настоящему, так, чтобы сносило крышу со всеми предлагающимися основаниями и хотелось кричать об этих чувствах. За эту непостоянность она и ненавидела себя больше всего и корила.       Губы Джина сползли на шею Ифэй, с легкой болью присасываясь к выступившим венкам на нежной девичьей коже. Студентке нравилось. Учитель чувствовал это и уверенно шел дальше. Нежно и очень аккуратно обжигал её разгоряченную плоть прикосновениями. Но лишь до момента, пока пальцы не полезли расстегивать джинсы. Ифэй неожиданно обняла его, так крепко, что он не мог двигаться, будто в последний раз. Она показала, что не желает сейчас большего, чем просто близости... — Давай закончим всё это, — хриплым отголоском прошептала Ифэй, понимая, что если не сейчас, то больше никогда.       Лицо Джина слегка сменило оттенок. Он был удивлён и обескуражен. Парень медленно отстранился от ученицы, хмуря брови в негодовании. И чтобы спасти остатки своего самоуважения, поправил растрепанную челку, делая вид, что это не задело его. Хотя она знала, что оттолкнула его самым жестоким образом, когда он хотел секса.       Джин, развернувшись спиной, сделал глубокий вздох и тяжелый выдох, после надел очки и вновь развернулся к ней. По одному взгляду шатенка поняла, что ему нужны не просто объяснения.       Цзы, застегнув блузку и поправив волосы, с некой тяжестью сказала: — Это из-за ЧонГука...       Она не хотела смотреть ему в глаза, но как назло постоянно ловила его пристальный взгляд. — Ты говорила, что это несерьезно, — слегка повысил голос преподаватель, и Лю Ифэй заметила, как сжались его кулаки. — По крайней мере, оно так было, — покачала головой студентка и развела руками. — Всему свойственно меняться.       Идущий за окном осенний ливень отлично подчеркивал сложившуюся между ними ситуацию. Прогремел гром, и отблески молнии отразились в бликах на лице преподавателя Джи. — Я ждал тебя... — Напрасно, — отрезала Ифэй, проникая в его рассерженный взгляд. Подойдя к учительскому столу, она достала небольшой красный кошелек из сумки. Он удивлённо взглянул на неё и ещё раз оценил ситуацию, но промолчал. — У наших отношений с самого начала не было будущего, — с равнодушием на лице проговорила китаянка и положила на стол пару зелёных бумажек, возле пустой кружки с заваркой черного чая. — Это последние занятие.       Она так ценила его, что специально рассекала словами вены, делала больно, лишь для того, чтобы ограничить от самой же себя. Не хотела ранить ещё больше своим эгоизмом. Если это можно назвать верностью, то, наверное, в понимании Ифэй оно так и было.       Нет, это было не из-за любви, так проявлялась её искренняя благодарность человеку, что не прошел мимо, а попытался изменить что-то... Для Ифэй это имело большое значение, так как мимо неё и её детских проблем всегда проходили и мать, и отец.       Прежде, чем раз и навсегда покинуть этот кабинет, она остановилась у самого порога и, не оглядываясь назад, произнесла: — Найти мне замену будет несложно.       Застучав каблуками, она растворилась в темноте, оставив в аудитории стойкий запах "Марлборо".       Дождь разошелся не на шутку и, казалось, стучал в висках. Джин сел на своё привычное место, попытался вернутся к документам. Прикрыл глаза ладонью, а после будто сорвался с цепи, и одним ловким движением все вещи со стола оказались на полу. — Стерва... — тихо прошипел Джин, низко склонив голову, — проблема в том, что таких, как ты, больше нет. ***       Неожиданно для всех людей этого города погода решила поиздеваться над их больными головами. И если пару дней назад лило как из ведра, то сейчас сияло солнце. Закутанная по уши в теплую одежду Ифэй медленно, но уверенно маневрировала под припекающими лучами. Раздраженно притопывая ножкой, девушка ещё раз посмотрела на наручные часы. Полшестого. Она спешила, хотя, кого это волновало?       Вызванное пятнадцать минут назад такси всё ещё колесило где-то просторами этого города.       Обычно людям свойственно не замечать течения времени, но осенью, когда не хочется терять и лишней секунды, наши рецепторы заметно обостряются. И не спасает ничего. Возможно, таким образом нам дают повод остановиться, оглянуться вокруг и понять, какая красота подарена нам быстротечным временем. Но ведь немногих интересуют опавшие листья каштанов, засохшая трава и пушистые, сполна напитанные влагой облака, медленно проплывающие над головой. Ифэй тоже относилась к тем, кому несвойственно замечать прекрасное в обыденном. Она такая же, как и все – эгоистичная человеческая натура, что была погружена лишь в свои осенние проблемы.       Если бы она могла, то заметила бы, как подчеркивает это скопления теплых красок подъехавшее к её ногам жёлтое такси.       Шатенка нетерпеливо распахнула дверь автомобиля и с кислым выражением лица залезла в салон. Девушка не любила такси всем сердцем и всегда предпочитала метро, хоть и людное, но зато без необразованных старых таксистов, что так любят поприставать, как назойливые мухи. Ещё она считала моветоном открывать окно, когда на всю громкость играет шансон. Её раздражало тут всё, все мелочи, но из-за сложившихся обстоятельств приходилось со стиснутыми зубами терпеть этот затхлый запах салонной обивки.       Ифэй не желала даже смотреть в сторону водителя. Только уместившись на заднем сидении, она сняла свой шерстяной фланелевый шарф буровато-красного цвета и устало прикрыла глаза. — Комплекс «Джири Хан», пожалуйста.       Мотор вновь загудел, и автомобиль тронулся, выезжая на шумную улицу.       Прошло пару минут дороги, но, на её удивление, ни звука не прозвучало в этом салоне. Даже радио было выключено. Стояла невесомая тишина, и было слышно лишь как на светофорах со скрипом готовится к остановке автомобиль. Чувствуя себя слегка некомфортно, Ифэй открыла глаза и повернула голову к окну. Городской серый пейзаж, переполненный жизнью, мазался в движениях, превращаясь в броские пятна.       Девушка сама не заметила, как в порыве всего этого извлекла из сумки маленькую бархатную коробочку и начала крутить её в пальцах.       Очередной светофор – очередное торможение, но только, видимо, это уже надолго. Машина погрязла в громкой пробке, тянущейся от одного квартала до другого. Тогда она случайно бросила взгляд на неразговорчивого таксиста, желая сказать ему пару "ласковых" слов, потому что водить он точно не умел.       Ифэй была приятно удивлена и тем же ошарашена... этот человек никак не подходил под описание старика, а наоборот, был молод и хорош собой.       Он определённо привлек её внимание своим не лишенным ума взглядом, которым он оценивал дорогу. Его длинная русая челка прикрывала лишь левую бровь, остальные волосы были аккуратно заколоты в сторону. Темные корни отросли, но это не портило картины. Он нервно отстукивал по рулю какой-то неведомый ритм. На пальцах красовались кольца. Этот парень не выглядел, как водитель такси, его образ отдавал легким бунтарством.       Ифэй, сама того не понимая, начала искоса рассматривать его в надежде запомнить. Уши русоволосого топырились нестандартным для корейцев образом, чем он походил на мартышку. Но только в самом хорошем понимании этого слова. Этот таксист выглядел сурово, но почему-то, глядя на его пухлые губы, хотелось сказать слово «мило». В нем сталкивались противоположности.       Она увлеклась... Парень отвлекся от дороги и посмотрел в зеркало, словив её с поличным. Ифэй затаила дыхание, как неопытная первокурсница, и перевела взгляд куда подальше. Но таксист лишь тяжело вздохнул. — Это надолго, — кивнул он в сторону загруженной дороги.       Китаянка слегка расслабилась и, чувствуя привкус неловкости, начала рассматривать погрязшие в пробке номерные знаки.       Совсем отчаявшись, девушка вздохнула и открыла коробочку, которую всё это время не выпускала из рук. На молочном атласе лежало красивое, инкрустированное бриллиантами золотое кольцо. Оно не выглядело сильно вызывающим и по-своему было привлекательным. Как и Чонгук (парень, подаривший его), оно вызывало только теплые ощущения под ребрами, но, увы, не те, с которыми можно прожить всю жизнь.       На этот раз Цзы словила любопытный взгляд незнакомца и, едко улыбнувшись ему, спросила с некой усмешкой: — Красивое кольцо?       Она сама не поняла, зачем это сказала. Почему побудила совершенно незнакомого человека обратить на себя внимание? Да и будто ей это надо. Если логически размышлять, вовсе не нужно.       Парень теперь не скрывал оценивающего взгляда и смотрел прямо в глаза. — Ему лучше подходит описание «слишком дорогое».       Ифэй хмыкнула и тут же поставила коробочку на подлокотник, практически ему под руку. — Могу подарить... будет как оплата.       Но, посмотрев на предмет, таксист лишь нахмурил брови. — А твой парень не обидится? — Парень?! — ухмыльнулась Ифэй и задумчиво подперла рукой подбородок, засматриваясь в окно. — Он моё наказание.       Таксист улыбнулся, на мгновение показалась милая ямочка на щеке, но эта улыбка не была вызвана весельем, а скорее отчаянной жалостью. — Лучше не наказывать себя человеком. Истории с подобным сюжетом заканчиваются плохо для обоих.       После этих слов водитель не стал больше ничего спрашивать или интересоваться чём-то, он лишь развернулся к рулю и замолчал.       Посмотрев на его равнодушие ещё раз, Ифэй задумалась. А чего она добилась этой беготней? Неужели заигралась? Скорее всего, так оно и есть. Девушка всё понимала и ненавидела себя за свою ущербность. Все считали ее сильной, независимой от мнения остальных. И частично это было правдой, её воспитали такой. Но, если мы можем воздержаться от одного, то другим мы начинаем упиваться. В случае с Цзы это было мужское внимание. Она была зависима от него, как от наркотика. Всю жизнь разжигала себя и других, пока не дошла до кончика фитиля... Джин был для души, с его поддержкой она могла спокойно быть лучшей на потоке; ЧонГука она страстно желала, зная, что дома в кровати его ждет жена. И ей это нравилось... Но на этом всё. Отношения с обоими могли существовать только в том случае, когда один дополнял другого.       Настала осень, холодная и крайне дождливая, и, наверное, за всё содеянное Ифэй решили наказать. Когда ЧонГук встал на колено и поклялся жить лишь ради неё, она не поверила ни единому его слову. Ей наоборот захотелось как можно дальше убежать и больше его не видеть, но она промолчала, а после ответила «Да».       В этих действиях не было ни капли смысла, она посчитала всё шуткой, но время не вернуть назад. Тогда всё произошло по инерции, считай, что пьяный бред во время секса. Но и на то, чтобы сказать ему правду, сил не хватало, так же, как и на то, чтобы перестать влюбляться от ночи и до утра в каждого пятого.       В горле неожиданно зачесалось, стало пусто и сухо. Одиночество обволокло одеялом, и захотелось рыдать, но не в личку кому-то, а так, просто. Но взрослые дамы не плачут, слезы им заменяют сигареты. Ифэй, не глядя по сторонам, ринулась искать в сумке спасение. И нашла, но только без зажигалки.       Нет, она не хотела обрекать себя на жизнь с человеком, который был изначально на мгновение. Её дамское сердце желало и дальше искать того единственного... Она забрала то, что не было ей предназначено. А на чужом счастье своего не построишь...       Закусив губами никотиновую отраву, она с некой надеждой посмотрела на знакомого-незнакомого водителя, и тот, чувствуя её взгляд, посмотрел в ответ. Он смотрел на неё не с упреком, как остальные, а с хрустальным безразличием. Будто вероятности, что они могут встретиться в стенах этого города ещё раз, не существует. — У меня в салоне не курят, — устало произнёс водитель и поправил упавшую на глаза челку.       А Ифэй так необходима была поддержка, если не от человека, то хотя бы от собственного забвения в дыму.       «Тогда поговорите со мной, тишина разрывает уши», — хотела бы она произнести, но непонятно почему струсила и послушно положила сигарету обратно в коробку. Скорость машины постепенно увеличилась, и вскоре они помчались в назначенное место, не проронив ни слова. Так и остались пленниками безграничной тишины. ***       Лю Ифэй переступила порог уже практически собственной квартиры. Она была небольшая, однокомнатная, но в сказочно дорогом районе. Когда у них только началось что-то вязаться, Чон снял её для того, чтобы не кочевать от мотеля до мотеля. Они оба приходили сюда, когда возвращаться домой было сравнимо с пыткой огнем. А здесь было уютно в чужом одиночестве. По крайней мере, никто не задавал вопросов и никого не осуждал. Обычно тут было тихо, но сегодня стены содрогались от инородных голосов. Грубых, сравнимых только с металлом, режущим по нервам. — Отец! Это моя жизнь, и только я в праве... — обычно спокойный и умеренный голос Гука срывался до крика. — Нет, не в праве, — твердо ответил ему набравшийся за года хриплости бас. — Твоя жизнь – лишь последствия моей, малец. Ты хотел жить, как взрослый? Быть сильным и независимым?       Пожилой мужчина с суровыми, но такими вымотанными жизнью глазами подошел к сыну вплотную. — Тогда вспомни, на каких условиях ты обрел всё это, что пообещал нам с матерью в обмен на свободу.       Ифэй видела отчаянье во взгляде ЧонГука и понимала, что ему нечем возразить. А в то время, как парень проявлял неуверенность, отец всё наступал и наступал, превращаясь на глазах у Цзы в непреодолимую преграду. В этой семье так было заведено. Есть только один центр у этого мира, и только благодаря мистеру Чону всё вертится вокруг и живет. Его мнение – закон. Это была ещё одна причина, почему Ифэй не хотела вступать в их семью.       Отец Гука был на редкость противным мужчиной и не давал поблажек никому. Поэтому, не выдерживая этой политики, ЧонГук и рвался на волю. В своем подростковом возрасте он пил, курил и доставлял проблемы. А когда его поставили перед фактом, что он женится, парень сбежал к другой. Всё неимоверно просто. — Я люблю её... — хрипло выдавил шатен, заглядывая в глаза отца. Слова, что он говорил, нельзя было назвать легкомыслием, они были обдуманными и взвешенными. Всё говорило о том, что он серьезен. — Не ври, — спокойно ответил отец в лицо сыну. — Ты любишь только себя, а эта девушка – оправдание. Ты всегда был трусом.       ЧонГук замер, стиснув кулаки. Кажется, перченная отцовская пуля задела что-то важное в области сердца. Парень аж покраснел от злости. Он взъерошил свои перья, как орел перед атакой, и замахнулся на отца, но ударить так и не смог. Фактически упал на дно самобичевания и схватился за волосы цвета горького шоколада.       Мистер Чон самодовольно улыбнулся, когда сын закричал не своим голосом: — Да, я слаб! А что ещё я мог делать, когда с самого рождения мне не давали право выбора? Я чувствовал себя пустым... Думаешь, мне нужно всё это: свадьбы, жены, дети, семья?!       Его красивые карие глаза покраснели, и слезы покатились по щекам. — Нет, — простонал ЧонГук, — мне нужна всего лишь капля свободы... и Пусть Ифэй – не та девушка, о которой я мечтал, но она хотя бы не предоставлена мне тобою в залог, как Нари.       Его слова разбили стеклянный покров вокруг Цзы. Всё это посыпалось дождем из осколков и глубоко ранило её. За это мгновение она успела уже три раза задохнутся. Глаза, вроде как, открылись на реальность, а мир потерял любые очертания. Стерлись нанесённые годами контуры. В теле не осталось сил, и ключи, сопровождаясь грохотом, свалились на гранитный пол. Двое ранее споривших наконец обратили на неё внимание, но было уже поздно. Всё, что нужно, она уже услышала и всё уже поняла.       Не знаю, что случилось в этот момент в её голове, но ноги сами понесли её к выходу. Каждый сантиметр кожи знобило от воспоминаний о поцелуях и прикосновениях, что медленно и осознанно убивали её гордость. Она не любила его, он не любил её – идеальное сочетание событий, но всё равно от чего-то на душе было дурно.       Ступень одна, другая... К черту лифт! Где выход из этого дома? Где свет?       За ней с опозданием на три этажа неслись чьи-то шаги. Ифэй знала что он сейчас пожалел о тех пустых словах, знала что возможно это была и не правда. Но лишь в этом видела запасной выход из всех созданных собой ошибок.       «Прости, ЧонГук... Это не ты трус, это я трусиха, что не смогла поменять себя и полюбить тебя».       Лю Ифэй отворила тяжелую железную дверь подъезда, и её глаза обожгли фонарные огни. На улице потемнело, и температура заметно понизилась. Теплый день, переполненный последними солнечными лучами этой поры, сменила осенняя холодная ночь. Но кое-что, на её удивление, осталось прежним. Желтое такси, что привезло её сюда, так и не уехало, и неподвижно стояло на том же месте.       Был водитель в машине или он ушел перекурить – совершенно не важно... Она бросилась к автомобилю в надежде быстрее уехать отсюда. ЧонГук догонял, дыша в спину, но... Дверь такси она захлопнула практически перед его носом и заблокировала её. Выдохнула. Парень ударил руками по стеклу, заглядывая внутрь. Ей не нужно было смотреть на него, чтобы понять всё отчаянье.       «Всё ложь... так было с самого начала!» — читалось по его бесшумно шевелящимся губам. Но слышать она этого не хотела.       Водитель, который к счастью для Ифэй оказался на месте, был свидетелем этой картины и практически сразу же завел старенький автомобиль. Машина захрипела. Таксист, как и тогда, ничего не спрашивал, будто не замечал бившего в его окна парня. Шатенка была благодарна за это молчание и лишь потерянно смотрела вдаль, стараясь от всего абстрагироваться. — Куда? — как ни в чем не бывало поинтересовался парень, поправив стекло, на котором болтался освежитель воздуха.       Срывающимся хрипом вперемешку с обрывочными вдохами и выдохами девушка прошептала: — Куда угодно, только отъезжайте от этого подъезда...       Водитель надавил на газ, и машина двинулась в уличную темноту перекрестков, оставляя ЧонГука позади. Он схватился за голову и присел на коленки. Выглядел он убого, но зато не держал весь этот яд в себе. Ифэй не сводила с него печальных глаз.       Вдруг молодой таксист заговорил тоном, что откидывал всякую формальность. — Сейчас ты сломаешь его.       Девушка прошептала в ответ: — Он далеко не единственный, с кем это происходит.       Её рука потянулась к коробке сигарет совершенно не женской крепкости, но девушка, достав их, сразу же заснула обратно. — Точно... тут нельзя, — озвучила она свои мысли и развернулась окну. На часах показывало восемь часов – детское время. Глаза слегка намокли, и туш, наверное, поплыла чёрными дорожками. — Держи, — не отрывая взгляд от дороги, водитель протянул ей зажигалку. Ифэй удивлённо посмотрела на него. Когда они ехали туда, ей не представилась возможность рассмотреть его вблизи, потому что сидела она на задних сиденьях. Но сейчас...       Этот поступок заставил её почувствовать себя не так ущербно. Ифэй подпалила кончик сигареты и, втянув смоляного дыму, тихо зарыдала в душе.       Она игралась, думая, что сможет усидеть на двух стульях, просто поставив их один на другой, но просчиталась, упала с той высоты и разбила своё самолюбие. Внимание вскружило ей голову, а теперь рядом никого. Вот, как выглядит одиночество: твоя компания тихо обсуждает тебя, парень, что искренне любил и хотел добра, ненавидит, а потенциальный жених и вовсе им не является.       Эта осень раскрыла ей глаза. ***       Холодный ночной ветер по-своему обжигал тело, а горячий черный чай в противовес согревал окоченевшие руки. Ифэй укуталась по самый красный нос в свой теплый, пропитанный отцовскими духами шарф и рассматривала покрывшиеся коркой грязи лаковые ботинки. — Спасибо, что не бросил меня там и привёз сюда, а ещё большое спасибо за то, что отдал мне мой шарф... — её голос звучал обессилено, и складывалось впечатление, что его сейчас сдует ветром. — Он многое для меня значит.       Таксист сел на старую тракторную шину напротив и на выдохе произнёс, разглядывая наполненную кружку в свои руках: — Тут не за что благодарить, каждый может проявить милосердие к ближнему, стоит ему откинуть свой эгоизм и обратить внимание.       После его слов откуда-то из темноты выбежал пёс, сжимающий в клыках резиновый мячик, и послушно бросил его у ног хозяина. Сие действие происходило уже, наверное, раз пятый, Ифэй не считала.       Русоволосый парень поставил кружку и, подняв игрушку, опять запустил её куда-то в темноту. Возбужденная игрой собака подала голос и побежал за мячом. — Всех на ночь я запираю в вольеры, но Джеки не могу, — взгляд парня смягчился до консистенции сладкой ваты и наполнился отцовской заботой и искренней любовь. — Он мне как брат, только четвероногий.       Девушка перевела взгляд на золотистого ретривера. — И как давно ты этим занимаешься? — она мельком осмотрела всю территорию небольшого приюта для бездомных животных. Всего лишь сарай с крышей, окружённый вольерами, на самой окраине города. «Тут невозможно жить», — подумала она, когда попала сюда. Всё выглядело довольно мрачно. Дома вокруг приюта обветшали и смотрелись уныло. Здесь не было уличных фонарей, только где-нигде встречались самодельные лампы на стенах домов. Этот район казался другим миром по сравнению с богатым на вывески центром. — Около года назад начал всем этим заниматься, после того, как с карьерой сеульского ветеринара не сложилось, — улыбнулся парень, и его оскал показался острым, как лезвия бритвы, что задевали за живое. — Не смог отпустить детскую мечту.       Девушка, хоть и хотела знать причину этому, не стала лезть глубже.       Тишина вновь разъединила их. Мысли заполнили трещавшую по швам голову. Незнакомец сделал глоток горячей жидкости, почему-то начиная в упор разглядывать сидящую напротив. — А ты красивая...       Ифэй впервые за этот вечер вяло улыбнулась. — Так вот почему я здесь, — попробовала пошутить девушка, разглядывая своё отражение в полупустой чашке.       Но парень наклонил голову и добавил: — ...но выглядишь так, будто тебя растоптали. — Конечно, а как по-другому...? — ухмыльнулась студентка. — Эти полгода беготни от одного к другому... я заблудилась в себе. Наверное, потому, что боялась остаться такой же одинокой, как и моя мать, — произнесла со всей ненавистью Лю Ифэй, и её взгляд сполна налился болью. Но она не заплачет. Сможет вытерпеть. Она же всегда терпела... — Я устала. Хочу жить нормально. — Любовь... — выдохнул парень, запрокидывая голову на тёмно-голубое небо, затянутое тучами. — Бесполезное чувство, но нужное всем, чтобы жить дальше.       Он мельком посмотрел на Ифэй и ещё раз убедился в своих доводах. Губы дрожат, волосы спутаны, глаза опухшие и красные, а туш размазана по всему лицу. В её взгляде больше нет той уверенности и гордости. Она потеряла всё, чего достигла, в один момент и докатилась до того, чего больше всего боялась.       Как же ему знакомо это состояние. Он уже встречал человека с точно такими же симптомами, человека, чье сердце было изувечено другими. Он жил без цели и ненавидел всех вокруг, в том числе и себя. В итоге этого человека окончательно потеряли. Точнее, осознание того, что его нет, пришло слишком поздно. Этим человеком был он сам.       Парень поднялся с места, подошёл и протянул Цзы руку. Девушка посмотрела сначала на неё, потом на самого таксиста. Его выражение не выдавало никаких эмоций. Она знала его всего лишь пару часов, и у неё не было повода доверять ему, но почему-то хотелось верить, что он делает всё это без какого-либо скрытого подтекста. С некой опаской она протянула ему свою руку, не зная, чем это может обернуться для неё. Таксист вытащил из кармана ветровки ручку и каллиграфическим почерком написал свой номер, подписав «Таксист Мон». — Я лечил многих животных, и каждый случай был по-своему тяжёлым, но чужое сердце я буду исцелять впервые.       Ифэй посмотрела на руку, прочитала «Мон» и снова заглянула в его карие глаза. Среди холода и отрешённости она нашла милосердие и доброту, которая привораживала, но там было ещё кое-что. То, что словами нельзя передать. И это ощущение загадок интриговало натуру Шерлока Холмса внутри Лю Ифэй. — Не стесняйся, звони, когда нужно. Чай у меня есть всегда, — на щеках снова проявилась ямочка, и девушка поняла, что хочет узнать его имя. Хочет понять, почему он работает всего лишь таксистом, когда тот способен на большее? Почему не прошел мимо, как делали все, и подал ей руку? — «Мон» – это же сокращение? А настоящие имя?       Парень подозрительно помолчал, нахмурился, будто хотел, но не мог сказать. И когда он решился что-то выдать, из-за кустов выскочил Джеки, весь грязный и промокший до нитки. Вода с него лилась ручьем. Он подбежал к хозяину и положил у его ног тот самый мячик, только грязный и перепачканный тиной. Пёс виновато заскулил, прося по-своему прощения, и вытягивая лапы в собачьем реверансе. Видно, на этот раз бросок был слишком сильным, и игрушка улетела в располагающийся рядом канал. Ифэй заметила испуг в лице парня и поняла, в чем дело. На задней левой ноге у пса была повязка, которая намокла и слегка пропиталась кровью.       Хоть земля была влажной, Мон присел на колени. Пёс обрадовался. Парень положил ему на голову руку и с любовью в глазах приголубил питомца, похвалил.       Ифэй смотрела на всё это с восхищением и некой завистью. «Так вот, что такое настоящая любовь», — глядя на эту парочку, подумала она.       А настоящее имя таксист так и не сказал. Возможно, это была ещё одна его сокровенная тайна. Но тогда Ифэй поняла: для того, чтобы раз и навсегда запомнить его имя, ей не понадобится поцелуй или разделенная на двоих ночь. Она уже внесла его в свое сердце и пока не поняла, как именно.