О фотографиях.

Onerepublic - Apologize

У нее в душе цвела сирень, у него же– в животе жужжали пчёлы. Фиона Фрауэнфельд была живым воплощением уюта. В её шоколадных кудрях, её смуглой коже, пахнущей ромашковым мылом, в белоснежной афро-американской улыбке Хью Апистон искал смысл жизни. Рассматривая старые фотографии, он вспоминает как это было. Вот они на небольшой поляне с подсолнухами. Её медовые глаза прекрасно сочетаются с окружающим их пейзажем. Хью помнил тот бесформенный свитер на узких плечах и то, как иногда он цеплялся за цветы, которые позже отлетали прямо в лицо юноше и тогда она смеялась. Лишь в такие моменты вместо жужжания в ушах Хью слышал этот заливистый смех. Миловидный азиат даже не предполагал, что сможет так до беспамятства влюбиться в немного резкую, постоянно прятавшую свое худое тело в мальчишеских рубашках, закатаных до локтя и мешковатых свитерах. У нее были не такие руки, как, к примеру, у Эммы: мягкие и нежные. У нее были шершавые пальцы от постоянной игры на укулеле. А Хью… Хью просто любил её. А вот еще одна. На этой фотографии она сидела в позе лотоса среди многочисленных горшков с всякими разными растениями и делала вид, что медитирует. В тот момент ей было трудно сделать серьезное, полное безмятежности лицо, из-за чего она рассмеялась прямо в то время, как пчеловод нажал на кнопку полароида. Её слегка прищуренные глаза обрамляли непомерно густые ресницы, а пухлые губы вновь растянулись в лучезарной улыбке. И вот последняя. Они лежали в гостиной на старом мягком диване. Заснули во время вечернего просмотра фильма. Мисс Перегрин тогда заботливо накрыла обнявшуюся пару клетчатый пледом и ее слегка морщинистые губы дрогнули в улыбке. Тогда их сфотографировал Джейкоб. Он посчитал это милым. И Хью был благодарен Джейкобу за то, что он оставил одно из воспоминаний. Такой неуловимый момент, что хочешь-не хочешь, а оно все равно со временем будет куда-то пропадать из памяти, улетучиваясь в небытие. Рядом с Хью у Фионы за грудной клеткой цвёл сад, а в животе распускалась календула. У Хью не порхали бабочки, у него жужжали пчёлы в животе, создавая приятные колики, что он испытывал, находясь рядом с заклинательницей цветов. А после… Все пчелы сдохли, оставив после себя лишь пустоту. Её больше нет. Он отказывался в это верить. Вернувшись на то напичканное подсолнухами поле, он вдруг увидел ее. В том самом изумрудном свитере, что связала ей Бронвин. И она все так же улыбалась. В тот момент он ринулся за ней. Распихивая высокие, до тошноты яркие цветы, он пытался догнать тот запах ромашкового мыла, те пышные кудри, те огрубевшие пальцы. Звоном в ушах отдавался ее смех, а на глазах наворачивались горькие слёзы, осознавая, что это мираж. «Лучше бы не стало меня» Он кричал. Спокойный, миролюбивый Хьюберт рвал на себе волосы, переворачивая всю свою комнату с ног на голову. Он бросил в стену коробку. Ту коробку, из которой вылетели его воспоминания, перьевыми движениями оседая на пол. Он хотел разорвать их, не посмотрев, но мимолетно взглянув на них, сердце парня горько облилось кровью. Глотая слёзы, он молил Всевышнего о том, чтобы забрали и его. Но он забыл, что Бога нет. И теперь, когда Хью смело нажимает на курок, он думает лишь об одном: «Скоро мы снова будем вместе».