Дождь

      Он вышел из дома, и как всегда, из теплых вещей на нем были только старая, видавшая виды куртка и длинный шерстяной шарф. Он стоял под крыльцом, не рискуя выйти под нещадный ливень, который бьет по лицу с силой пулеметной очереди.       А он сидит напротив его дома, на мокром бордюре. Его тонкие пальцы с силой стискивают голову, будто желая причинить себе как можно больше боли. И весь он как-то поблек, его зеленая форма еще больше выцвела, а на ногах нет обуви. Она стоит рядом, полная дождевой воды, медленно расклеивающаяся.       Он пришел к его дому. Он целенаправленно шел сюда, покусывая нижнюю губу до крови и зажмуривая глаза, чтобы не расплакаться прямо посреди улицы.       Брагинский подошел к Китаю и сел перед ним на корточки. Он раскрыл над ними большой черный зонт, который не спасает от хлестких струй дождя, но он придает чувство защищенности, которого так не хватает сейчас Ван Яо. — Ты не взял зонтик, — как всегда неловко и нелепо. А Китай лишь пытается подавить истеричные всхлипы, рвущиеся наружу. Он закрывает рот руками, кусая свои пальцы. Его глаза расширяются, зрачки ненормально большие. Иван проводит по его волосам свободной рукой, и они липкие, грязные, и не пахнут как раньше, вишневым вином и молодыми листочками. Да и форма парня вся в темных пятнах, а на руках и под носом кровь, и Китай растирает ее по всему лицу.       Он боится за его душевное состояние. Китай сейчас безумно близок к нервному срыву, и это будет гораздо хуже, чем просто истерика. Хах, просто истерика. Ивану хочется убить себя за такие слова, хотя они даже не произнесены, за такие мысли. Ничего не бывает просто, когда твой близкий человек, просто твой человек сидит рядом с тобой и растирает по лицу мокрые дорожки от слез. Дождь не может их скрыть, не может скрыть красные глаза, черные синяки. Россия роняет зонт, не обращая на это внимание, и с силой хватает Яо. Китай падает на колени, прямо в лужу. Прямо в его теплые объятия. И забрызгивает джинсы Ивана, но тому все равно, как и на бурые пятнышки крови на плече. Их размоют дождь и слезы Ван Яо.       Но на его руках крупно дрожит человек, который не заслужил этих горьких рыданий, и на это ему не наплевать. Брагинский беспорядочно целует темноволосую макушку, приговаривая, что все будет хорошо. Нужно только перетерпеть, переждать. Он как всегда немного груб, но его пальцы гладят Яо по грязной щеке, а губы ласково целуют в подбородок, в лоб над правой бровью, за ухом. А его сильные руки немного укачивают и успокаивают Китай, усыпляя.       Яо просыпается в постели Ивана, накрытый шерстяным одеялом и мягким пледом, на двух подушках. Его форма затвердела от грязи, потому что Россия не извращенец, чтобы раздевать обессиленного друга. Его волосы пахнут сыростью и песком, но они расплетены и причесаны. Но около кровати стоит его просушенная и вымытая обувь. Но его лицо и руки чистые, а на лбу теплая тряпочка-компресс (а вот и пластмассовый ковшик с грязновато-желтой водой, отмечает Ван Яо). Но на тумбочке рядом с кроватью лежит градусник с несбитой температурой (37.9°), недопитый стакан воды и жаропонижающее.       Он так и видит, как Россия запихивает ему, брыкающемуся в бреду, таблетки и сжимает челюсть, заставляя проглотить, а потом тревожно выдыхает. Ван Яо подходит к Ивану, неспокойно дремлющему здесь же, на неразложенном кресле-кровать, и целует его в лоб. — Спасибо.