Когти

<…>       — В тот раз ты была сговорчивее, солнышко, — ладонь Марбаса уже поравнялась с моей грудью, зацепив её, отчего я почувствовала себя совсем странно: адреналин почему-то возбуждал. Внизу живота образовался чувствительный узел, я хотела было встать, чтобы сбежать подальше, но Марбас не позволил.       И только тогда я поняла, что в помещении уже никого, кроме нас двоих, нет. Ассасины то ли, будучи в курсе произошедшего между нами ранее, благоразумно убрались, то ли просто потеряли интерес, потому что жертвенный агнец Эдема был мёртв.       — И маленький трусливый кролик снова угодил в западню, — прошептал он, резко перемещая ладонь на мою шею и ощутимо сжимая её, не давая полноценно вдохнуть. — И ещё одно откровение, Казадор: вид смерти пробуждает желание жить. А желание жить пробуждает кое-что поинтереснее. Правда, солнышко? Уверен, что ты уже прочувствовала это.       Он наклонился и грубо поцеловал меня, не давая толком дышать. Я попыталась было вырваться, но падший был сильнее и мои ногти лишь царапали его кожу, не причиняя особого дискомфорта: льву привычно, что его добыча пытается вырваться. Только когда в глазах потемнело от недостатка кислорода, он ослабил хватку, позволяя сделать судорожный вдох.       С одной стороны, мне не хотелось отдаваться ему на потеху, тем более после того, что сейчас произошло в этом помещении, и в тоже время я чувствовала себя отвратительно грязной, мерзкой, отчего казалось, что только такой же, как я, примет меня и поймёт. А может быть, он заберёт с собой мои грехи. На задворках сознания возник просто ужасающий план саморазрушения.       Следующий поцелуй я ждала, выгнулась ему навстречу, обхватила руками наёмника, застонала, когда он грубо укусил меня за губу, до крови, но это было упоительной болью, от которой всё тело трепетало.       — Сумасшедшая девчонка, — прошипел Марбас, отрываясь от меня, чтобы стянуть с себя рубашку и высвободить из плена одежды меня. Мы оставались на полу, залитом кровью. Перья липли к моему телу, а мне было плевать. Жадно припав к моей груди, лаская так, словно вот-вот собирался меня убить, Марбас спускался вниз. Его измазанные кровью руки пачкали мою и его белоснежную кожу, словно покрывая её пятнами гниения, но это было торжество животных сущностей. — Казадор, ты ненормальная. Тебе прошлого раза мало оказалось? Ещё синяков захотела?       — Заткнись, — прошептала я, выгибаясь от его проникновения языком внутрь. Хотела было добавить ещё что-то, для пущей убедительности, но застонала и вцепилась пальцами в его растрёпанные волосы, умоляя не останавливаться. Ни в коем случае не останавливаться, иначе я попросту погибну. Пытки, которые он устраивает своим пленникам, милосерднее чем-то, что произойдёт со мной.       К языку добавились пальцы. Несмотря на всю свою садистскую сущность Марбас явно не хотел делать мне больно, поэтому возбуждал и медленно растягивал. Но это, казалось, тянулось целую вечность, потому что через какое-то время я начала умолять его уже трахнуть меня, а не тянуть кота за причинное место.       — Раз ты на моей территории, Казадор, то будь добра, соблюдай правила, — услышала я его сквозь затуманенное от возбуждения сознание.       Неожиданно для себя я зарычала и в мгновение ока перевернула наёмника на спину, оказавшись сверху.       — Правила поменялись, — прошипела я, хотя пальцы падшего в одно мгновение оказались там же, заставляя меня выгнуться и застонать.       — И попытка к бегству жестоко карается, — отозвался Марбас, улыбаясь и притягивая меня вниз за шею для очередного грубого поцелуя, в этот же самый момент царапая меня внутри, и жадно проглатывая мой болезненный стон. — Советую ещё раз подумать, прежде чем ты выкинешь очередную глупость…       — Ты можешь заткнуться хоть на пятнадцать минут? — снова громко прошептала я, но мой голос был сиплым, мне не хватало воздуха, я задыхалась.       — Нет, — улыбнулся наёмник и тут же охнул, потому что я впилась ногтями ему под рёбра. — Казадор, да ты точно поехала!       — Заткнись, пожалуйста!       По телу прошла дрожь от возбуждения, на грани оргазма. Боль вперемешку с облегчением рождали новое чувство, и я наслаждалась им, отбрасывая все душевные терзания. Забывалась, отдавала их тому, кому невдомёк, что это за ощущения, когда ненавидишь себя за то, как поступил, не находишь себе места от одной лишь мысли, что, возможно, совершил непростительную ошибку.       Завтра мы снова будем сидеть за одним столом и делать вид, что ничего такого не произошло. Мы забудем друг о друге, может быть, ненадолго, а может и навсегда: Марбас насытится моей душой, моим телом, я же выплесну всё то, что так долго копила в себе. Опустошение и глупый способ полной перезагрузки мозга. Всё, что я хочу — это наказания за то, что сделала. И моим судьёй будет тот, кто однажды, возможно, убьёт меня по-настоящему.       Марбас не даёт мне шанса сбежать, воплощая угрозу Гера, хватает за руки и стягивает их одним из кожаных ремней, после чего грубо, без нежностей, дёргает вверх. Я продолжаю сидеть, потому что он мне позволил, но теперь я полностью открыта своему мучителю. Я не сопротивляюсь, потому что он не отпустит меня — мы зашли слишком далеко, чтобы сбежать, списав всё на глупую шутку.       Ладони падшего скользят по моей коже. На фоне сырого воздуха подземелий они кажутся обжигающе горячими, и я наслаждаюсь прикосновениями, понимая, что потом они вряд ли будут такими же осторожными, как и сейчас.       — Сумасшедшая, — шёпотом повторяет Марбас, сжимая моё лицо и заставляя приоткрыть рот, впустить его язык. Хозяйский поцелуй, лишённый нежности. Пальцы грубо сжимают сосок и я вскрикиваю то ли от неожиданности, то ли от боли. Наёмник с жадностью проглатывает изданный мною звук, отрываясь от моих уже порядком истерзанных губ. Запястья болят: на них наверняка уже расцвели багровые синяки. Но Марбасу этого мало, и я, доверительно закрыв глаза, ощущаю его поцелуи на своей шее, ключицах, груди. Изредка он прикусывает меня, заставляя дрожать всем телом.       В то же время его пальцы давно во мне и продолжают свои неумолимые движения, добавляя ощущений. Инстинктивно я свожу бёдра, понимая, что мы оба в чужой крови, но наёмника такая ерунда вряд ли остановит. Стоит мне зажаться чуть сильнее негласного предела, как я тут же ощущаю боль куда сильнее: он настойчив и не терпит неподчинения, не говоря при этом ни слова.       — И к чему мы пришли, солнышко? — неожиданно спрашивает он, разбавляя своим голосом тяжёлое дыхание, скрип кожаных ремней над моей головой и тихий перезвон цепей. — Ты понимаешь, в насколько идиотском ты сейчас положении?       Неожиданно, несмотря на своё состояние, я слышу, что его голос изменился. Он был чистым, без тех ломающихся ноток, как обычно. Я открыла глаза, чтобы убедиться, что рядом со мной всё ещё Марбас, а не кто-то другой. Он смотрит на меня, находясь всё так же близко, ловя каждый мой вздох и всхлип.       — М? — интересуется он моим ответом, и тут я понимаю, насколько он на самом деле красив. Я всегда воспринимала Марбаса как взбалмошного ровесника, а его природа лишь отталкивала от попытки понять его лучше, разглядеть. Сейчас же казалось, что последняя деталь этого сложного пазла встала на место: голос, чистый ангельский голос, без режущих слух высоких нот. Теперь наёмник выглядел иначе, ощущался иначе. Пусть он всё ещё в этом теле, но я словно увидела его ядро и прикоснулась к нему на мгновение. — Солнышко, ты отдаешь себе отчет в происходящем? Мне перечислить варианты, что я могу с тобой сейчас сделать, чтобы ты перестала страдать хуйнёй и попросила меня остановиться?       — Делай что хочешь, — выпалила я, вслушиваясь в его голос и краснея. Марбас не казался тем самым Марбасом, которого я знала. Он был другим, и от этого мне стало чертовски неловко.       — То есть будем считать, что на изнасилование ножом ты тоже согласна, — спокойно улыбнулся он, демонстрируя острые клыки. До меня не сразу дошёл смысл сказанного. Однако ощущение лезвия, приставленного кончиком прямо к основанию позвоночника, подействовало как ведро холодной воды. Я испуганно отпрянула, прижимаясь всем телом к наёмнику, а он словно только этого и ждал, потому что вцепился зубами мне в шею, недобро засопев. Я охнула от боли и закусила губу до крови, чтобы не закричать. — Моя! Казадор, ты моя! Тебе ясно?! Я не слышу!       Он грубо оттянул меня за волосы, заставляя снова посмотреть ему в глаза. Я поспешно кивнула.       — Тебе ясно, девчонка? Повтори!       — Да, — отозвалась я, заворожённо наблюдая за ножом во второй его руке. — Я твоя…       — И сегодня я буду делать с тобой всё, что захочу, потому что ты сама на это решилась. Ты пришла сюда и испортила мне всё веселье. Я очень не люблю, когда меня лишают развлечения, Казадор, — холодное лезвие коснулось моей щеки и скользнуло вниз. Я не сразу ощутила боль, которая возникла в месте соприкосновения с кожей. А потом почувствовала горячую струйку, стекающую по подбородку вниз. — По ряду причин ты уйдешь отсюда живой и вполне в своём уме. Остальное — как получится.       Страх, практически полностью заглушённый одной единственной мыслью «так надо», казался каким-то другим чувством. Я не могла найти ему описания.       — Хорошо, — согласилась я. — Приму любое твоё решение, Марбас.       — Ты точно поехала, Казадор, — неожиданно смеётся тот, в очередной раз стискивая мою шею. Я, не знаю почему, но улыбаюсь в ответ на это. Мне хочется его поцеловать, хочется заполнить опротивевшую внутреннюю пустоту. Но ассасин даёт мне это сделать далеко не сразу, вначале медленно слизывая мою кровь с шеи и щеки, отчего раны щиплет, после чего уже сам целует меня. Я чувствую металлический вкус, когда его язык проникает в мой рот. От этой грубости сердце пропускает несколько ударов, а внизу снова образуется тугой узел желания. Словно почувствовав это, наёмник опускает руку вниз, но вместо его пальцев я ощущаю нечто иное и только через секунды понимаю, что это рукоять его ножа. Попытка отстраниться карается жёстко: очередной рывок вверх заставляет меня подняться на колени. Сброшенная одежда не спасает от впивающихся в кожу камней, а ремни ещё сильнее тянут кожу, отчего я снова издаю от боли протяжный стон, переходящий в шипение.       Марбас следует за мной, однако поднимается на ноги, глядя сверху вниз. Его пальцы зарываются в мои и без того растрёпанные и липкие волосы, поднимая мою голову и заставляя смотреть на него.       — Казадор, я тебе уже сказал, что ты моя. Ты согласилась, но всё равно сопротивляешься.       Я мотнула головой, но тут же получила пощечину. Он мог ударить меня и сильнее, но не стал.       — Не расстраивай меня, сладкая. Ты же знаешь, что все мы держим своё слово. Обещание и его выполнение в Геенне — это основа всего. Контракты, общение между кланами. И наш уговор. Я ведь дал тебе обещание, и держу его. Сейчас ты дала мне своё, так неужели ты солгала? — спросил он, поглаживая пальцами мою щёку.       — Н-нет… Мне просто… Я не знаю что от тебя ждать и мне страшно… — снова замотала головой я.       — Я пообещал тебе, что ты уйдешь отсюда живой. Думаю, это что-то да значит, — Марбас потянулся руками к пряжке на штанах. До меня быстро дошло, что он собирается делать, но я до последнего надеялась, что ошиблась. — А теперь ты будешь хорошей, послушной девочкой, Казадор, потому что я твоё искупление.       Попробовав отвернуться, я снова схлопотала по лицу. Церемониться Марбас не стал — схватил за лицо, больно сжав челюсть, и заставил открыть рот. Первое мгновение я испугалась, что задохнусь, потом поняла, что лучше постараться бороться не с происходящим сейчас, а с рвотным рефлексом.       — Нежнее, малыш, — долетел до меня голос падшего сверху. Одной рукой он продолжал держать меня за волосы, собрав их на затылке, второй же сжимал и без того болящие запястья. — Язык тебе на что? Да, вот так…       Я зажмурилась и постаралась отстраниться мыслями от того, что сейчас происходит. Попыталась вспомнить, что было в прошлый раз, когда меня оставили с ним в номере Мандарин Ориентал на ночь, когда я попыталась спрятаться от всего за алкоголем, а в результате умоляла Марбаса не останавливаться, когда он, держа за бёдра, входил в меня раз за разом. Это не было нежностью, это не было даже ненавистью, лишь желанием утолить ненормальную жажду ощущений.       Марбас не стал меня долго мучить в этот раз, достаточно скоро он едва слышно застонал, сжимая мои волосы с такой силой, что я едва не расплакалась. У меня и без этого слезились глаза, поэтому много сейчас было не нужно, чтобы удариться в истерику, но я сдержалась.       — Можешь выплюнуть, — усмехнулся он, освобождая мой рот и глядя, как за его членом от моих губ тянется ниточка слюны вперемешку со спермой. — Ну или глотай, если ты не хочешь меня расстраивать.       — Мерзость, — выдохнула я, жалея, что вообще согласилась на подобное. Хотя можно ли назвать это согласием? Даже если я начну кричать и просить о помощи, меня никто не услышит — мы глубоко под землёй.       — Ну извини, в следующий раз буду жрать больше фруктов, — Марбас, похоже, был в восторге не только от моей беспомощности в целом, но и моего выражения лица.       — Следующего раза не будет, — простонала я, пытаясь подняться на ноги, потому что поняла, что с меня хватит. Оральный секс сойдёт в качестве наказания. Вряд ли можно унизить как-то сильнее, чем этим. Но стоило мне это сделать, Марбас переместился ко мне за спину и ударил под колено, из-за чего я рухнула обратно, но не до конца, потому что повисла на цепи и вскрикнула от боли: мало того, что болела нога, отбитые колени, бедро, на которое я приземлилась, так ещё и ремни стесали и впились в кожу до крови, а цепи лишь добавили синяков.       — Я тебя не отпускал, солнышко, — зло протянул наёмник, словно песенку, дёрнув цепи, отчего те с лязгом полетели вниз и я вместе с ними. Но не успела я опомниться, как он схватил меня за бёдра, сжимая с такой силой, что мне снова пришлось закусить губу, чтобы не радовать его своими стонами. — Пойдёшь наверх, когда я разрешу. Тебе ясно?       Я замотала головой, соглашаясь с его словами. Страх вернулся, но вовсе не из-за того, что он может со мной сделать — вряд ли что-то новое. Все фантазии, какие могут сегодня превратиться в реальность, я давно прокрутила в мыслях, и они едва ли пугали. Пугала моя вероятная реакция на то, о чём я смутно помнила, что было между нами в прошлый раз.       — Думаю, ты и так всё поняла, — услышала я голос Марбаса, он склонился к самому моему уху, и говорил тихо и спокойно, как будто мы сейчас не в темнице и не заняты невесть чем. — Просишь меня тебе помочь таким способом. Думаешь заглушить внутренние страдания? Глупая девочка. Знаешь в чём твоё несчастье? Пусть я выебу тебя, как последнюю суку, но ничего не изменится. Почему так, а?       Я упрямо молчала, хотя по моей реакции было понятно, что я знаю о чём речь.       — Потому что ты убийца, солнышко. Даже если ты это сделала чтобы спасти свою жизнь или жизнь дорогого тебе человека. И никакое наказание, пусть даже я буду потрошить тебя, медленно, раз за разом залечивая твои раны, а потом снова и снова твои кишки будут разбросаны по всему полу этого подвала… Это не спасёт тебя, Казадор. Ты убийца, ты отняла чужую жизнь. И её не вернуть.       — Заткнись, — застонала я, потому что перед глазами была лишь лужа крови, в которой мы продолжали находиться, моё тело оставалось липким, а шею что-то кололо, скорее всего, перо, запутавшееся в волосах, когда я упала на пол первый раз. — Пожалуйста.       — Ты такая же грязная, как и я. Я больше не твоё отражение, мы одинаковые. Давно одинаковые, малыш. Как бы ты ни пыталась игнорировать. Ты заляпалась в чужой крови…       — Нет… — в горле словно застрял ком. Я давилась слезами, отказываясь верить в то, что говорит мне падший, тот же не давал мне вырваться, сжимая с такой силой, что оставлял новые синяки, после каждой моей попытки высвободиться.       — Да, малыш, да, — он снова поцеловал меня, проникая языком. На этот раз солёный, от моих слёз. — Моя маленькая несчастная убийца. Посмотри на себя: стала такой же, как и я. Ты ведь ненавидишь меня за то, что я убиваю всех без сожаления, но незаметно для себя ступила на тот же путь. Не отрицай, что ты теперь такая же, нет смысла врать самой себе.       А потом я снова почувствовала прикосновение снизу, но мои мысли были далеко от тела. Гораздо дальше, чем мне хотелось. В одночасье мне стало совершенно всё равно, что Марбас будет делать со мной в этот раз, и потом, как я объясню всем свои ссадины на запястьях. Всё это исчезло из моего разума, оставляя лишь отвращение к самой себе.       — Будешь ломать мне кости в отместку? — шепчу я наёмнику, когда он разрывает поцелуй, ощущая, что внутри меня уже что-то твёрдое.       — Хруст костей заглушит твои мысли, солнышко. И это было бы слишком просто, — Марбас не шелохнулся, но я чувствую, как что-то входит и выходит из меня. Краем мысли понимаю, что он всё же добился своего и усмехаюсь: чёртова ирония — этим ножом я убила ангела, а теперь он используется совсем не по назначению. — А мы тут вроде экзекуцией занимаемся, — он снова заставил открыть меня рот и сунул туда свои пальцы. — Облизывай, малыш. Соси, как в последний раз.       Я застонала, от неприятного ощущения и… Обиды? На саму себя. Я ненавидела себя, и обижалась на Марбаса, что он фактически никак мне не поможет. Мне было мерзко, но того, похоже, мои угрызения совести не волновали: снова сжал мою грудь и тихо смеялся каждый раз, когда я не сдерживалась.       — Ммм, не буду мыть, — губы ассасина касались моей шеи, я чётко ощутила его улыбку. Рукоятка выскользнула из меня с лёгкостью, напоследок царапая. — Пусть пахнет тобой. Будет приятным воспоминанием мне по ночам, а тебе каждый раз, когда снова возьмёшься за него. Скажи мне, солнышко, ты играешь с собой, вспоминая ту ночь в гостинице?       — Ты идиот, бестактный… — охнула, когда место ножа занял уже сам Марбас. Толчок оказался куда ощутимее и я, потеряв равновесие, едва не упала лицом в пол. Стоило ему войти в меня как по спине пробежала волна мурашек. И они, к моему ужасу, были совсем не от отвращения, а наоборот от предвкушения. Моё тело само откликнулось на падшего, жадно принимая его, в обход здравого разума.       Марбас не стал мне ничего отвечать: просто укусил за плечо, продолжая с каждым толчком увеличивать скорость, заставляя растворяться в наслаждении. Его ладонь прошлась по спине, скользнула вниз, раздвигая пальцами складку и надавливая на чувствительную точку. Вознаграждением за это был мой громкий стон.       Кровавая вакханалия всё меньше походила на наказание для меня. В один момент я поняла, что больше не могу сдерживаться. Ощущения накрыли меня с головой. Я выгнулась, с всхлипом хватая воздух, которого оказалось так мало; понимая, что пальцы наёмника всё ещё у меня во рту, а по подбородку стекает слюна, потому что я уже едва могу контролировать себя. Марбас замирает ненадолго, позволяя мне насладиться сладостной дрожью, целует, не вынимая пальцев, играет с языком, как ему вздумается. Разворачивает крылья и упирается ими в пол, словно ещё одной парой рук, придерживая так меня в этой неудобной позе.       — Моя, Казадор, ты моя, — шепчет он.       — Только сегодня.       — Навсегда, — я едва ли придаю хоть какой-то смысл его словам, потому что Марбас решает продолжить свою сладостную пытку. — Ты моя добыча.

* * *

      Я сидела на кровати, разглядывая свои запястья и то и дело бросая взгляды на Марбаса, который дремал рядом. Он даже не потрудился одеться, когда перенёс меня в покои Велиала, посмеявшись на тему, что трахаться на королевской кровати с невестой повелителя демонов это даже веселее, чем трахаться с охотницей.       — Ачивка за ачивкой, — он гладил меня по спине с неожиданной нежностью, прижимая к себе, а мне было душно, потому что он казался слишком горячим, но я была настолько уставшей, что терпела. — Как думаешь, меня сразу убьют или попросят Седита долго глумиться надо мной?       — Разберётесь, я думаю, — сонно пробормотала я.       А когда проснулась, было уже поздно. Марбас всё ещё был рядом, и в один момент я склонилась над ним, разглядывая.       — Чего тебе? — поинтересовался он и далеко не сразу открыл левый глаз, чтобы посмотреть на меня. Ощущение моего внимания его явно разбудило.       — Думаю.       — Это вредно, бросай это дело.       — Ты сказал тогда, что я…       — Заткнись, Казадор, папаша тебя подери! Я много чего говорю в приступах нежности. Не всему, что говорят во время секса, нужно верить, запомни эту великую мудрость, — проворчал он, снова зажмурившись. Я продолжала на него смотреть и долго делать вид, что всё нормально, Марбас не смог, поэтому во второй раз он посмотрел на меня уже обоими глазами: — Ну чего тебе надо? Признаний в любви? Мы это уже проходили, малыш.       Я рассмеялась:       — Марбас, я может и наивная дура, но не настолько, чтобы ждать от тебя обручальное кольцо после этого. Будем считать, что это было маленькое недоразумение.       — Ты в этот раз кончила четыре раза и в прошлый раз шесть. Окей, уговорила, буду считать, что это десять маленьких недоразумений.       — Иди ты нахрен! — я двинула его подушкой намекая, что ему пора уходить, но Марбас всё понял иначе.       — Я предлагаю ошибиться ещё пару раз, — рассмеялся он, заключая меня в свои объятия. — Думаю, что особо погоды это уже не сделает. А про татуировку всё же подумай, я готов принять тебя в подмастерье. Правда наши уроки будут куда разнообразней. Нападение со спины определённо является твоим слабым местом, — в подтверждение своих слов он подмял меня под себя, а его пальцы уже по-хозяйски двигались внутри, и из-за своих стонов я практически не слышала, что говорит мне Марбас. — Видишь, солнышко?       Мне оставалось только согласно кивнуть. В конце-концов, я ведь в очередной раз оказалась в когтях льва. <…>