Она просто хотела танцевать

Она просто хотела танцевать…

Это был обычный август. Я набирал учеников в школу танцев, пересылал одни и те же сообщения с расписанием и стоимостью занятий на номера потенциальных танцоров, практически не обращая внимания на получателей. Вежливость в общении всё равно должна проявляться ко всем. Первое занятие, сентябрь, знакомые с прошлых годов ученики. Новые лица. Я тогда ещё и не запомнил имя той девушки. Она стояла в первых рядах перед зеркалом, в чёрной юбке и майке. Невысокая, слегка полноватая. Незаурядная, но глаза горели. Она наблюдала за моими движениями так внимательно, будто боялась упустить хоть что-то. И танцевала неплохо. Видимо, в детстве занималась. С бальными танцами такое бывает крайне часто. Люди взрослеют и решают вернуться в этот мир хотя бы в качестве любителей. Согнутые в локтевых суставах руки, удерживаемые перед собой, — типичная учебная поддержка в стандарте. Мне легко подойти к любой девушке, обхватить её руки по кругу и танцевать. Я ещё не учил их правильно держать контакт, танцевать в паре, быть единым с партнёром. Но она на рефлексе стала со мной одним целым, откликалась на каждое движение. Эта маленькая девушка с таким плавным прогибом в спине и длинной шеей… И разница в тридцать сантиметров стала будто несуществующей. Если бы только её тело не дрожало от напряжения. В тот вечер я не поговорил с новенькими после занятия. Спешил. А она поспешно уходила каждый последующий раз, бросая мне лёгкую улыбку и лишая возможности начать разговор. Эта девушка быстро познакомилась со всеми в группе, легко с ними общалась и была крайне приветлива. Я запомнил её имя. И каждый раз, когда приглашал её в пару отработать фигуру, видел улыбку и смущение. Она старалась изо всех сил. И танцевала намного усерднее, чем остальные. Мужчины очарованно смотрели на неё, за что потом получали тумаков от своих партнерш. Осень выдалась холодной. Шли дожди, солнце не радовало недели. На занятия люди приходили уставшие, слегка злые. И лишь она, часто забывавшая зонт, с мокрыми волосами, светилась каждый вечер. Только вот глубокие тени залегли под глазами и бледность закрепилась на лице. И она как-то сильно похудела. Тогда я не придал этому значения. Она же студентка, учёба, видимо, подработки. — Танцуем венский! — объявил я и направился переключать музыку. Краем уха услышал её разговор с Викторией — одной из моих учениц с прошлого года. Она говорила, что никогда не танцевала левый поворот. И когда я огласил, что его учить и будем, я и подумать не мог, сколько радости будет в этих серых глазах. После занятия, все разошлись, и лишь она сидела на скамейке, сжимая в руках телефон. Похоже, недавно говорила с кем-то. Её слегка колотило, и пальцы хаотично перебирали ткань длинной юбки. — С вами всё в порядке? — Я присел перед ней на корточки и положил руку на плечо. Она дёрнулась от неожиданности. Я лишь на секунду встретился с её полными отчаяния глазами, и она отвела взгляд. — Всё в порядке, — ответила шёпотом. Я убрал руку и стал в полный рост. Всё явно не в порядке. — Знаете, а ведь музыка ещё играет и мы не переодевались. — Я протянул ей свою открытую ладонь. Она слегка помешкала и вложила в неё свою — маленькую и тёплую. Раньше я участвовал во многих конкурсах, просто сейчас полностью сосредоточился на тренерстве. Но тогда, в сумраке танцуя незамысловатые фигуры медленного вальса, мне казалось, что это самый красивый танец, который только может быть во всём мире. Дождь бил по стёклам, создавая дополнительный такт музыке. Я читал её, мы двигались синхронно, абсолютно понимая друг друга. И в тот момент я понял, что за вечно счастливой оболочкой скрывается очень печальная и страдающая от чего-то душа. Это был первый и последний раз, когда она позволила мне это увидеть. После того раза она не пришла. Я написал ей сообщение, ведь до этого она не пропустила ни одной тренировки. «Простите, но, думаю, сейчас я буду ходить реже. Обстоятельства». Да что же случилось? Но донимать её этим вопросом я не хотел и не считал нужным. «Всё в порядке», — повторил в голове её голос, и я глупо ему поверил. Когда она пришла в следующий раз ничего не изменилось. Всё такая же радостная и приветливая. Я стал реже танцевать с ней, понимая, что она пытается меня избегать. Во всём. Даже взгляд отводит, а раньше ведь могла долго и уверенно держать его глаза в глаза, когда мы танцевали румбу. Она будто построила между нами барьер, она будто больше не хотела, чтобы я вновь увидел её слабость. Я пытался поставить её с кем-то в пару, но она всегда находила причину и отказывалась. Хотя потенциальные партнеры были ею очарованы. Я злился, один раз даже накричал. Думал, что обидел, но она просто подошла позже и попросила больше не пытаться. Сказала, что будет танцевать одна. Я не понимал. Я не понимал, почему человек, у которого так хорошо получается, отказывается стать в пару и иметь возможность выступать на конкурсах. Я не понимал, но и не спорил с ней. Просто принял к сведению. Как-то на занятии мы танцевали всё тот же венский вальс. Она остановилась, вышла из потока кружащихся людей и подошла к окну. Руки, которыми она уперлась на подоконник, её острые коленки дрожали. Я подошёл к ней. — Помогите мне выйти из зала, — произнесла она дрожащим голосом, хватая меня за руку. Горячая. — Вы заболели? — спросил я, и она упёрлась своим весом мне в бок. — Видимо, — коротко, но с такой болью в голосе. Мы практически дошли до двери, и её ноги подкосились, она повисла на мне. Я легко поднял её на руки, выходя в раздевалку. Там было пусто, новая группа ещё не пришла. — Эй, ты меня слышишь? — обратился я к ней, а она лишь слегка кивнула. Какая же она худая. Я чувствовал остроту её рёбер под своей ладонью. Белая кожа была будто прозрачной под светом ламп и лишь розовый румянец на щеках напоминал, что я держал не куклу. Я посадил её на скамью, она открыла глаза и тихонько поблагодарила. Выпила стакан воды. Мутность в её взгляде прояснилась, и она посмотрела на меня с такой добротой и печалью, что у меня защемило сердце. — Я уйду сегодня раньше, простите, — произнесла она и потянулась за сумкой. — Вы ведь ездите на метро, давайте лучше я вас подброшу, — совсем неосознанно произнёс я. Да что это? Разве мне когда-то было до кого-то столько дела? Нет. Я эгоист. Признал это давно и чувствую себя прекрасно. А сейчас к этой девушке проявляю внимания столько, сколько не проявлял ни к одной своей любовнице. — Не стоит, правда, — произнесла она. — Я сама смогу добраться домой. — Я настаиваю, — громко вырвались слова. Она улыбнулась и кивнула. Я направился обратно в зал и, когда нажал на дверную ручку, услышал: — Спасибо вам. За всё. Она улыбалась. Сидела и улыбалась. Я улыбнулся в ответ и вернулся к ученикам. Когда я вышел обратно в полной уверенности увидеть её, то совсем растерялся. Виктория сказала, что её уже не было, когда занятие закончилось. Но как в предобморочном состоянии можно дойти даже до метро? Далеко же и такая метель за окном. Дура. Дисплей моего телефона загорелся. «Я дома». Я не переживал. Точно не переживал. Но после прочитанного стало спокойней. В танцевальном клубе начались зимние каникулы. Недели проплывали быстро. Я побывал за границей, отдохнул на море с новой пассией. Красивая, с отличной фигурой и прекрасна в постели. Но после того отдыха мы и разошлись. Я мог спокойно наслаждаться жизнью, но раз в день всё равно вспоминал её хрупкое тело на моих руках и ту улыбку. Я хотел её скорее увидеть. Но она не приходила. Я терпеливо ждал, но её всё не было. И как-то ночью, когда я выпивал с друзьями в баре, пришло сообщение: «Прошу прощения, что не отписалась ранее, но я больше не смогу посещать занятия. Спасибо вам ещё раз за всё». Я не ответил и ушёл домой раньше обычного. Зима постепенно перетекла в весну. И удивительно, как вовремя сменились поры года — прямо по календарю. Тренировка закончилась, я выключал свет, когда раздался звонок. На дисплее её номер. Я странным образом помнил все цифры. — О, это вы? — начал разговор я первым. — Прошу прощения, вы же Виталий Сергеевич? — спросил женский голос в трубке. — Да, — коротко ответил я и ждал, что скажут дальше. — Моя дочь ходила к вам на занятия. Понимаете, — голос трубки дрогнул, — она умерла. Но она очень хотела, чтобы вы пришли на похороны. Она оставила вам письмо. — Женщина молчала, а я потерял дар речи. Я не мог сказать ничего, абсолютно. Одно лишь известие о смерти не укладывалось в голове, что уж говорить об остальном. — Если вы не можете, то я отправлю его на ваш адрес, просто продиктуйте его, — засуетился голос. — Нет, простите… Соболезную вашей утрате. Я приду. Обязательно. Она сказала когда, где и во сколько. Я положил телефон и совсем не мог понять, что мне делать. Медленно потянулся к выключателю, щёлкнул им и застыл, вглядываясь в пустой сумрак зала. Стало холодно. Безумно холодно. Я вышел на улицу, сел на бетонную лестницу и просидел так, не двигаясь, глядя сквозь мокрый асфальт, до глубокой темноты. Похороны были на следующий день. Я надел костюм, принёс букет красных роз и пришёл в назначенное место встречи на кладбище. Принесли гроб. Она лежала и улыбалась. Спокойной, умиротворённой улыбкой. Совсем худая и бледная с закрытыми навеки глазами в белом платье и с проредевшимися волосами. Синие губы, красивый синий цветок в руках. Мёртвая. Какие-то речи. Я их не слышал. Слёзы. А мои глаза сухие. Я не мог понять, что творится внутри. Мне лишь хотелось истошно кричать. Меня будто разрывало на части. Я проклинал мир в несправедливости. Потому что кто угодно, но не она, заслуживает лежать в этой могиле. Кто угодно, даже я. Почему? Я поцеловал её в холодный лоб, уже еле сдерживаясь, чтобы не заплакать. Спи спокойно. После церемонии её мама — женщина средних лет с заплаканными глазами, но добродушным лицом — подошла ко мне и поблагодарила за то, что я нашёл время придти, хоть и был не обязан. — Вот письмо. — Она отдала мне конверт и спросила, поеду ли я в ресторан. Я отказался, и люди в чёрных нарядах ушли. Я стоял около выхода кладбища, потом развернулся и медленно направился к свежей могиле. Стоял и смотрел, как холодный ветер теребит цветы с венками. Я стоял долго, набираясь смелости открыть конверт. Письмо было коротким, написано аккуратным мелким почерком. «Все против моего желания танцевать. У меня рак, все уверяют, что я зря трачу время, что это подорвёт моё здоровье. Но танец, которому вы учите, делает меня свободной и счастливой. По-настоящему счастливой. Спасибо за всё, спасибо за вашу доброту. Я искренне восхищалась вами. Знаете, я просто хотела танцевать. И пока я могла это делать, я была свободней всех на свете. Танец подарил мне крылья. А вы были тем, кто помог мне эти крылья обрести». Вот почему она так себя вела. Её жизнь иссякала, а она просто хотела танцевать. Я упал на колени на продрогшую землю. Я смотрел на деревянный крест, и мне было больно. Она столько видела во мне, а я даже не понял, что она стала мне дорога. Вовремя не понял. Но я был рад. Я помог ей с тем, что было важно для неё. Я помог ей обрести крылья, как она сказала. Но ты сама их обрела. У тебя всегда они были. Я улыбался. Искренне. А по щекам не останавливаясь стекали слёзы.